Как я получил награду

Марк Коган
  Ну, конечно, тут еще как сказать – «награду». Сейчас это принято называть обидными словами «взятка» и «коррупция». Вроде как учителя у нас массово получают взятки цветами, а врачи – липкими конфетами с истекшим сроком годности. И все эти суровые слова используются совершенно напрасно, потому как взятку простой гражданин по юридическим правилам получить не может, так как он – не «должностное лицо». Оно, конечно, иногда и рядовые граждане хапают так, как должностным лицам и не снилось, но все-таки в терминологии важна точность.
  Я  уж заведомо не был тогда, в начале 80-х,  должностным лицом, а был молодым специалистом – врачом, приехавшим по распределению в Центральную районную больницу Горьковского района Омской области.

  Сейчас главные организаторы отечественного здравоохранения много и с восторженным придыханием говорят о том, что, благодаря их неустанным усилиям, скоро на село и в прочие поликлиники хлынет бурный поток молодых специалистов-врачей. Я так полагаю, что легионам ангелов-хранителей придется изрядно потрудиться, чтобы спасти несчастных пациентов, обратившихся за медицинской помощью к подобным новобранцам от медицины. Конечно, некоторая польза населению всё же будет – не нужно тащиться за триста километров в город, чтобы оформить бумаги на шоферскую комиссию или на инвалидность. Но вот лечебный процесс… Ну, может как-нибудь и обойдется.

  Так вот, сижу я на приеме в сельской поликлинике, и обращается ко мне  женщина средних лет. Её жалобы на здоровье можно было разделить на две группы: 1. Головная боль 2. Трудно подниматься на второй этаж вашей поликлиники «с такой ногой». Жалобы излагались в форме нескончаемого монолога, и чередовались в хаотичной последовательности. С проблемой определения причин головной боли у пациентки я справился быстро – в связи с ограниченностью медицинских знаний диагнозы лепятся в одно мгновение, главное, не забыть волшебное словосочетание «смешанного генеза»; а вот с ногой… Дело в том, что женщина в середине 50-х стала одной из многочисленных жертв эпидемии полиомиелита, и с детства хромала на правую ногу. Сама она этому факту не придавала особого значения, но я увидел явное стойкое ограничение трудоспособности у пациентки и предложил ей оформиться на инвалидность.
  Женщина на глазах преобразилась. Перед ней приоткрылись ворота в сказочный мир. Ну, знаете, как в мультфильмах Диснея: ворота волшебного дворца медленно открываются, и под красивую музыку вылетает рой ярких искр. Головная боль была позабыта.
  Дело в том, что в СССР человек не мог не работать просто так. Конечно, срок «за тунеядство» получали далеко не все, но пристальное внимание участкового было обеспечено. Наличие же группы инвалидности решало все проблемы. Женщина могла с чистой совестью пахать по хозяйству (особенно много работы можно найти дома в сельской местности), и не ходить на службу (где от этой работы можно хотя бы отдохнуть). Возможно, я просто чего-то не понимаю в психологии  советского трудового крестьянства.
  Документы я оформил правильно, как учили в интернатуре, и вскоре пациентка получила положенную группу инвалидности. А вечером того же дня меня настигло возмездие за добрый поступок.

  В мой гостиничный номер явился неизвестный мне мужичок, и принес большой газетный сверток. Визитер пояснил, что он является мужем облагодетельствованной женщины, а в пакете – награда за мой доблестный труд. Награда оказалась весьма разнообразной, и состояла из нескольких предметов. Первой была извлечена пара селедок, и я впервые понял, что термин «ржавая селедка» не является литературной гиперболой. Кроме того, рыбки изрядно воняли, и я постарался отодвинуться от них подальше. Далее из свертка была извлечена булка хлеба, и я сделал вывод, что в представлении местных жителей врачи, как правило, сильно голодают. Третьей, и самой крупной составляющей наградного комплекта, оказался большой кусок чего-то белого, мягкого и бугристого. Я потребовал объяснений, и мне было сказано, что это – сало, правда, не соленое, но я могу засолить его и сам. Тут, конечно, мои способности в кулинарии были сильно преувеличены. Солить свиное сало в нашей семье как-то не было принято. Настроение мое стремительно портилось.  Апофеозом наградной церемонии оказалась бутылка скверной местной водки.

  Вид бутылки настроил меня на более мирный лад. Я рассыпался в благодарностях (насквозь фальшивых), и попробовал выставить визитера за дверь. Но мужичок с неожиданным упорством не понимал моих намеков, и уходить явно не собирался. Из его бормотания я с ужасом понял, что, по правилам местного этикета, я должен прямо сейчас употребить эту водку совместно с дарителем, закусывая сельдью и хлебом. А сало, так уж и быть,  я могу оставить себе.

  Начался торг. В конце концов, мы сошлись на том, что водку и проблемную рыбу сельдь мужик забирает домой, и употребляет непременно за здоровье супруги. А хлеб и, к сожалению, сало остаются мне и служат стимулом для моего дальнейшего ударного труда на благо района.

  Несколько утомленный свалившимся на меня счастьем, я пошел на почту – позвонить маме в город и проконсультироваться по технологии засолки странного комковатого сала. Проходя мимо гостиничного туалета, я по характерному запаху определил, что сельдь далеко не ушла, а пребывает в мусорном ведре. Видимо, ее состояние внушало сомнение даже закаленному невзгодами мужичку.
  Мама, выслушав по телефону описание консистенции сала, дала ценный совет: «Сынок, выбрось эту гадость». И селедка воссоединилась с соседом по пакету. В итоге в разделе «прибыль» у меня осталась только булка хлеба.

  Так я обогатился двумя прописными истинами: 1. Хлеб - всему голова. 2. Ни один добрый поступок не остается безнаказанным, и с этим надо просто смириться.

Сентябрь 2017.