Глава 34: http://www.proza.ru/2017/08/20/162
Я проснулась от шума: кто-то подвинул стул или кресло, металлические ножки которого проскребли по выложенному плиткой полу. Открыв глаза, увидела только спину уходящего человека и закрывающуюся за ним дверь. Очень знакомую дверь. Я в больнице. Никакой выписки отсюда и всего, случившегося после нее, не было – это послеоперационный бред.
Как хорошо…
Успев ощутить облегчение от этой мысли, я поняла, что нахожусь не в своей палате, и услышала лишний шум: гул не только от моего, но и еще от одного контролирующего аппарата. Приподняв голову, я обнаружила вторую кровать, занятую девушкой с длинными золотистыми волосами… Марианной.
Не бред.
Лицо Марианны скрывала маска, а рука с подключенной трубкой аппарата от локтя до шеи была обмотана плотным бинтом.
Взрыв все-таки был, это не сон.
Почему это случилось?
Что вообще случилось?
Я вспомнила то, что говорила Марине с Марианной, и попыталась схватить за хвост это ускользающее воспоминание, чтобы, потянув, вытащить скрытое главное.
Человек, представившийся братом моей матери, сказал: «Молодец. Все правильно сделала. Умница. Жди здесь, скоро придет мама. Мы все закроем, чтобы никто чужой тебя не обнаружил, а мамы есть ключик от этой двери. Не скучай». Он забирает небольшую сумку, влезает по приставной лестнице на крышу, потом втягивает лестницу наверх, и свет гаснет.
Еще раньше в домике мы были не одни. Еще двое чужих мужчин молча вытащили из-под пола спрятанные мной коричневые пакеты, вскрыли их все, похмыкивая, извлекли прочие запасы и собрали несколько устройств – таких же, как то, с которым я осталась наедине.
Еще раньше я забрала всех троих мужчин отсюда, из Медик-Парка, и на машине увезла в лес на берегу залива.
Машину дал мне Кастор. Он несколько дней до этого учил меня ею управлять.
Мама. При чем тут мама…
Зимой на базе я получила от нее электронное письмо. Очень короткое: «Тебе больно, дочка?», и вскоре после этого приехал Кастор, чего я даже не запомнила. Он вмешался в мой контакт с мамой? Тут есть связь с мужчинами, изготовившими взрывные устройства из приготовленных мной материалов? Конечно, Кастор о них знал. А они о нем? Они иностранцы. Прибыли под видом клиентов Медик-Парка – через него иностранцам проще всего попасть в Нашу Страну. Но не чтобы лечиться, а чтобы что-то взорвать. Террористы? Диверсанты?
Конечно, детали взрывных устройств они сюда привезти не могли, поэтому переправили их через границу каким-то хитрым способом… С животными, обитающими в горах? С птицами? С помощью какой-нибудь дальнобойной катапульты? Ну, как-то так. Один из них разыгрывал передо мной моего дядю, а может и был им.
Кастор с ними заодно? Это было бы понятно, ведь он из народа, жившего здесь до войны, развязанной Президентом, и почти полностью исчезнувшего, он вправе ненавидеть свою страну такой, какой она стала.
Но это не так. Он просил поддержки у Микаэля. Марина и Марианна, формальные подчиненные Микаэля, меня спасли. Значит, Кастор, будучи организатором диверсий, их же и предотвращал. Прячась за моей спиной…
Додумать я не успела: мой мозг, чрезмерно утомленный такой длинной чередой умозаключений, отключился.
Вновь я проснулась уже в другой палате, в которой второй кровати не было. Жизнеобеспечивающей аппаратуры не было тоже: я уже не в реанимации. Через полуприкрытые жалюзи на широком окне пробивался солнечный свет, но его частично заслонял силуэт стоящего перед окном человека.
Я подняла руку и потерла глаза.
Посетитель оттолкнулся от стены и сделал несколько шагов вперед.
Моя ладонь замерла у переносицы.
— Лора, милая, наконец-то…
— П-папа?
Я отвыкла произносить это слово.
Он сел в кресло рядом с кроватью и вымученно улыбнулся.
Мой папа. Человек, которого я лет до четырнадцати считала безупречным, самым лучшим мужчиной на свете. Сходством с которым гордилась, черты которого искала в тех, кто начинал мне нравиться. Он слегка постарел: раньше кожа на его щеках и шее не казалась мне такой дряблой, а в светлых волосах прибавилось седины. Но он по-прежнему был мужественно-красивым, гордо-прямым и самоуверенным.
Он здесь, он есть… В последнее время я в этом сильно сомневалась.
— Что ты тут делаешь? — кое-как пристроив руку вдоль тела, спросила я.
Вопрос прозвучал ровно, без ноток обиды или радости, как если бы я задала его постороннему человеку.
— Ждал, когда ты проснешься, — ответил он и вздохнул. — А теперь наслаждаюсь тем, что вижу тебя живой.
И смотрел он на меня очень пристально, что-то ища в моих глазах или ожидая.
Я попыталась сесть, но папа остановил меня, коснувшись руки, а потом его губы сжались, скомкав улыбку.
— Лора, послушай… — он на долю секунды, непроизвольно, зажмурился и куснул губу, словно заставляя рот сказать то, что говорить не хотелось. — У тебя теперь нет ног.
Я услышала и поняла, но почему-то ничего не почувствовала. Это было логично: взрыв произошел слишком близко, я должна была умереть, но всего лишь потеряла ноги. Они мне все равно не нравились.
Папины глаза вспыхнули радостью, и я поняла, насколько сильно он боялся моей реакции. Приподнявшись на локтях, я убедилась, что это правда: простыня укрывала мое тело целиком, но было слишком очевидно, где оно заканчивается… Даже бедер почти не осталось. Интересно, их можно было спасти? Или это происки протезистов, которым очень нужно испытать новые разработки? Возможность ходить мне, конечно, вернут, но, чур, протезы – только по моему эскизу!
Наблюдая за мной и не видя отчаянья, папа расцветал.
— Твоими руками, впрочем, я тоже распорядился.
Мне понадобилось минуты две, чтобы догадаться, о чем он. Кажется, это что-то старомодное: жених просит у отца своей невесты ее руку… руки почему-то.
— Обеими, да? — недоверчиво уточнила я.
Папа пожал плечами:
— Я был не в себе. А они так переживали. У тебя останавливалось сердце.
Переживали.
Один, конечно – Микаэль. Он мечтал об особенной девушке, такой, о которой нужно было заботиться, что придало бы значимость связи с ней и укрепило ее.
А другой? Выбор у меня невелик. Это точно не может быть Игорь – вот и всё, в чём я уверена.
— Кому, кроме Микаэля, ты обещал мою руку?
Папа слегка напрягся.
— Линсею, твоему опекуну.
На Кастора-то что нашло?!
— Милая, это же тебя ни к чему не обязывает…
Мне стало смешно.
— Что ты, пап, ты же дал обещание – разве я могу тебя так подвести! Выйду за обоих.
Папа посмотрел удивленно, но, решив, что я шучу, успокоился.
— Как ты узнал, что я здесь?
— Из твоего досье, конечно. Я каждый день его просматривал.
Досье? А, в базе данных о нашестранцах! Хочется надеяться, что туда попадает только официальная информация…
— Я не в первый раз в больнице. Раньше ты не приходил.
Он медленно кивнул:
— Да. Раньше я ждал, что ты меня позовешь.
Он на самом деле это сказал? Он всегда был прям, честен, открыт, но никогда не был сентиментален. То, что было между нами, никогда словами не определялось.
Он наклонил голову и уперся взглядом в пол. Произнес задумчиво:
— Ждал, когда моя маленькая дочка протянет ко мне руки и крикнет: «Папа, помоги!»
Не ударилась ли я головой и не получила ли слуховые галлюцинации в качестве бонуса за потерю ног?.. И при каких обстоятельствах я протянула бы к нему руки, умоляя помочь?
— Пап, я выросла, — осторожно напомнила я. — Мне не нужна твоя помощь, мне нужно знать, что ты у меня есть.
На секунду его взгляд остекленел, а затем удивленно поднялся к моему лицу.
— Но… разве это не очевидно?
Кажется, его отстраненность получила объяснение.
— Что ты бы обрадовался, если бы я после заседания комиссии по делам несовершеннолетних пришла домой поболтать с тобой за жизнь? Нет. Не очевидно.
Папа растерянно потер подбородок.
— Разве решение какой-то комиссии может изменить отношение отца к дочери?
— Ты уехал, не сказав мне ни слова.
— На нас все смотрели. Я чувствовал себя актером на сцене, но не хотел играть.
Кастор так и объяснил его отъезд.
— А я увидела, что ты согласен с комиссией, и больше не хочешь быть моим отцом…
Папино лицо стало виноватым.
«Лора!»
Это Кастор. Виновник всех моих бед. Даже не так: их автор и режиссер.
«Что ты собираешься делать с моей рукой?»
Несколько секунд замешательства.
«Я обещал тебе правду, когда дело закончится. Оно закончилось».
«Хорошо или плохо?»
«Как планировалось. Взрыв и ваши с сестрами увечья – это то, что план не предусмотрел».
«Дерьмовый из тебя стратег».
«На твоем месте я бы тоже так думал. Но мы предотвратили убийство Президента и пять террористических актов, поэтому операция признана успешной».
«Ты же сам их организовал!»
«Нет, проконтролировал. Чтобы они, упаси боже, не удались».
«А откуда узнал?»
«Давай я расскажу по порядку».
— Мне сказали, что ты помогла остановить диверсантов, — вдруг сообщил папа.
— Поэтому государство наградит тебя за перенесенные страдания.
— Чем наградит? — охрипшим от удивления голосом спросила я.
Папа точно не знал. Он дернул бровью и предположил:
— Вроде, деньгами.
Было бы здорово. Я смогу спроектировать дом для себя и оплатить его строительство. Теперь знаю, чем займусь в больнице!
«Ты не много на себя взял? Или антитеррористическая деятельность входит в компетенцию экзекутора?»
«Не входит. Я много на себя взял, потому что не собираюсь быть экзекутором всю жизнь. Следующий этап – дипломатия, а потом я стану следующим Президентом».
Боюсь, я утратила контроль над своим лицом в тот момент, и оно слишком явно стало ошеломленным.
— Что случилось? — забеспокоился папа. — Тебе больно? Ты вспомнила что-то важное?
— Да, — поспешно ответила я, действительно вспомнив кое-что важное. — Я ждала маму.
Папа резко встал и, пряча от меня глаза, сделал несколько шагов вдоль стены.
«А Президент знает?»
«Конечно. Я просто пришел к нему и сказал, что хочу стать его преемником, а он перечислил навыки, которыми я должен для этого обладать».
«Похоже на иронию».
«Похоже. Но он был серьезен. Он вызвал меня к себе, когда моих родителей арестовали, и дал задание их спасти. Он обещал подстраховать меня, если не получится, но я понял, что должен сделать это сам. Я сделал. Я проник в тюрьму под легендой и заморочил головы всем, кто попался на моем пути. Нас выпустили без препятствий в полной уверенности, что приговор приведен в исполнение. Это впечатлило Президента».
— Лора, — хрипло произнес папа и резко повернулся, с неизъяснимой жалостью глядя на меня. — Мама умерла.
Что-то внутри меня превратилось в большой холодный камень, а в следующую секунду по телу разлился невыносимый жар, схлынувший мгновенно, но оставивший после себя противную нудную боль.
— Когда? — беззвучно спросила я.
Папа услышал.
— Пятнадцать… почти шестнадцать лет назад.
И пустота в голове…
— Она ехала с работы, сама вела машину, и что-то случилось… Она потеряла сознание, не успев затормозить. Машина врезалась в огромный грузовик, стоявший на перекрестке. Она погибла мгновенно…
Врезалась. В грузовик.
— Ты была совсем малышкой, не поняла ничего, а Саше я не знал, как сказать. Я не смог. Я сказал, что маме пришлось уехать, и даже письма ему писал от ее имени. Со временем он привык, что ее нет рядом, а потом как-то все выяснил.
— Папа!.. — из глаз брызнули слезы. — Почему ты никогда мне этого не говорил? Я же всю жизнь ее ненавидела, считала, что она меня бросила!
Он растерялся. Таким жалким и виноватым я его не помнила.
— Лора… Я и предположить не мог, что ты переживала. Ты ни разу не поднимала эту тему. Лора, мама обожала тебя, она жила тобой и Сашей!..
И я увидела то, что он в тот момент вспомнил: молодую темноволосую женщину, со счастливой улыбкой обнимающую крошечную девочку. Комнату, в которой они находились, заливал яркий свет, и не сразу стало ясно, что он излучался не солнцем и не лампой – он исходил от ее лица. Так это видел папа.
…Спазм в горле лишил меня возможности дышать, а в ушах шумело. Горькое разочарование сменилось чувством невероятной легкости, словно то, что давило мне на хребет долгое время, превратилось в крылья, которые вдруг расправились. Мама меня любила.
Папа снова сел, сгорбившись, и глухо продолжил:
— Она работала в Резиденции. На прощание пришел сам Президент. Меня поразило, как искренне он был огорчен ее смертью. Он сказал тогда, что она последняя, погибшая в автоаварии, и слово сдержал: уже через полгода началась реформа транспортной системы, и с тех пор ни один автомобиль ни во что не врезался и никого не сбил.
«Лора, отзовись!»
«Президент знает, кто моя мама?»
«Да. Я ему напомнил. Одежда, которую я предложил тебе надеть, принадлежала не моей, а твоей маме. Она носила ее в Резиденции, и ты в маминых платьях и свитерах очень на нее похожа».
«Зачем?»
«Этим и еще твоим падением на крышу его дома я дал понять, что знаю его тайны. Умение выведывать тщательно скрываемые секреты входит в список важнейших качеств претендента».
«Получил зачет? Сдал на разряд кукловода?»
«Получил. Я сознаю, что нарушил в отношении тебя ряд этических норм».
«Но что? Не смог удержаться?»
«Ну, в общем… Да. Всё складывалось одно к одному, словно кто-то уже подготовил казалось бы не связанные события к общей развязке».
«Ладно, убедил. Давай подробности. Нет, сначала ответь на самый больной вопрос: ПОЧЕМУ Я?»
«Это и есть подробность.
Президент сказал, что я не должен быть один. Что мне нужна привязанность помимо сыновней, иначе я не то, что Президентом – человеком не вправе называться. Я был с ним согласен в этом, но не чувствовал в себе ничего такого. Моей задачей стало найти человека, за которого я стал бы волноваться, и с которым хотел бы провести всю жизнь. Тогда я подумал о тебе.
Помнишь Сергея? Думаю, что помнишь, хотя и не любишь вспоминать. Сатисфакция, которую ты назначила, была одним из моих первых рабочих заданий, и непростым: сделать так, чтобы ты его никогда больше не видела. Чтобы реализовать сатисфакцию, мне пришлось связать в его «тишине» твой образ со страхом быть тобой замеченным. Твой образ в его «тишине» меня потряс. С ним у Сергея было связано всё осознаваемое, всё, доставляющее радость и всё, причиняющее боль. Ты выглядела в ней существом совершенно невероятным, запредельно прекрасным, поражающим воображение. Конечно, я поспешил увидеть тебя «вживую», чтобы убедиться: ты – обычный человек, и убедился. Но забыть уже не смог».
«То есть, это была не шутка – про невесту?»
«Нет. Ты – единственная женщина, которая может стать моей женой».
«Ты же отдал меня Микаэлю».
«Нет. Ты не вещь, а я не хозяин – я не могу тебя отдать. Но я и не деспот, и не собираюсь запрещать тебе получать то, что ты заслуживаешь».
«Да просто тебе не нужны такие враги, как он».
«Не так. Мне нужен он как союзник. Но ты не средство платежа за наш альянс, и если бы ты не захотела с ним остаться, я бы увел тебя домой».
Я не могла не признать, что он был прав. Он слишком очевидно говорил правду, вот только что с ней делать, я пока не понимала.
«Лора, милая, как ты?»
Боже.
«Спасибо, Господин Президент. Укоротилась».
«Да. Наберись терпения, детка. Тебе сделают новые ноги, причем все им будут завидовать и просить такие же».
«Мне и так хорошо, Господин Президент: ноги больше никогда не будут мерзнуть и уставать. Не стоит беспокоиться».
«Ты обижена».
«Меня использовали вслепую, посчитав мою болевую точку забавной фишкой. Я очень обижена».
«Лора, я не стану говорить, что был против. Прошу только посмотреть на прошедшие события с нашей с Кастором позиции.
Линсеи, родители Кастора, не являются телепатами, тем не менее как разведчикам им нет равных. Они собрали много важных сведений, касающихся безопасности Нашей Страны, в том числе о наемной группе, готовой совершить серию терактов и для этого ищущей пособника в Краеграде. Кастор контролировал эту группу и искал человека, который не вызвал бы подозрений. Девочка, считающая, что общается с покинувшей ее матерью, подозревалась минимально».
«Кастор, как я общалась с этими… диверсантами-террористами?»
«Ты лично – по видеосвязи, но я полностью тобой управлял, поэтому ты не помнишь. Первый сеанс был еще зимой, на базе. Также были электронные письма, которые я писал от твоего имени».
«Почему ты не попросил меня помочь?»
«Потому что ты не профессионал в такой деятельности и могла выдать нас неосторожным словом или хотя бы движением. Ты не смогла бы изобразить наивную глупышку, пытающуюся вернуть маму. Лора, я был вынужден. Потом, когда ты так не вовремя узнала правду о нашем с тобой знакомстве, вся кропотливо проделанная работа оказалась под угрозой, и мне пришлось усыпить твою истинную личность, подменив ее муляжом».
Понятно. Теперь понятно.
«Я сделаю всё, что ты скажешь, лишь бы ты меня простила. Любая сатисфакция».
«Лора, я знаю, нужно быть очень сильной личностью, чтобы простить такое, а ты сейчас подавлена и морально опустошена, но я по-человечески прошу: не лишай Кастора надежды. Если бы мог, я бы приказал тебе выйти за него и помогать во всем, потому что вы вместе – идеальная президентская чета для Нашей Страны, но я уже слишком долго живу и слишком хорошо понимаю: таким, как ты, приказывать нельзя. Просто хотя бы сегодня не говори ему «нет» и «никогда».
Угу. А завтра я вдруг обнаружу, что жизнь без него тускла и бессмысленна.
Как же мне надоели игры, в которых я не больше чем какая-нибудь шахматная фигура!
«Обещаю, Господин Президент».
Просто отвяжитесь оба.
— С кем ты сейчас разговариваешь?
Папа задал этот вопрос таким будничным тоном, словно, как и мы, считал мысленные беседы абсолютно нормальным делом.
— С Кастором и Президентом, — беспомощно ответила я, автоматически ожидая, что он попросит передать им «привет».
Папа уважительно вскинул брови и промолчал.
— Ты знаешь? — спохватилась я.
Он небрежно дернул плечом:
— Ну да.
— А… как ты догадался?
— А меня не выгонят из Страны?
В голосе больше иронии, чем сомнения: он на самом деле не боится. Он доверяет – и мне, и Президенту.
— Мы догадались. Мы же всё-таки не идиоты… Слишком много стали замечать в вас, наших детях, того, что нам самим в этом возрасте было несвойственно. Вроде бы, хорошие, почти беспроблемные дети, но это и странно: вы никогда не скучаете и не бунтуете, не предъявляете претензий. В вас чувствуется единение, вы все связаны друг с другом. Мы, ваши родители, стали делиться своими наблюдениями и соображениями, и методом «мозгового штурма» пришли к фантастическому выводу о том, что вы телепаты. И сразу поняли, что он верен. Потом проверили: верен. И успокоились.
— Почему?
Папа усмехнулся.
— Эта Страна – конечно же, рай. Социальный рай. С точки зрения развития цивилизации – ее финал, тупик, потому что развитие есть только там, где присутствует неудовлетворенность. Какой смысл гению, нашему Президенту, создавать тупик? Никакого. Он создал не счастливый конец борьбы с нищетой и глупостью, а переход на следующий этап. Это нам, «родительской форме», здесь очень спокойно и уютно, мы лишены некоего маячащего вдали ориентира, которым является Наша Страна для иностранцев, объекта зависти и стремлений. Но вам всех ее благ уже мало. А ваши дети будут их презирать. Вы – уже совсем другое общество, даже больше – новая раса, с совсем другим образом действий, системой ценностей, источниками удовольствий. Нам остается только гордиться нашей причастностью к ее рождению.
Я смотрела на своего отца широко раскрытыми глазами и осознавала, как много, кроме рождения, он мне дал.
Как много еще впереди: далекий путь, который я пройду не ногами.
«Лора, что случилось?»
«Лора, ты где? Ответь!»
Да ну их…
Следующим президентом стану я.
Конец
Огромное спасибо за интерес и поддержку: Элеоноре Мальц и Ульяне Дубаш!