Девочки-десятиклассницы стайкой выпорхнули из ворот школы. Комкая в руках снежки, двое молодых людей-сверстников наугад бросили их в толпу. Один из них угодил в лицо кареглазой шатенке. Чтобы как-то сгладить вину, юноша подбежал к потерпевшей и умоляюще произнёс:
– Бога ради, простите. Я… Мы… Я не хотел… Извините. Так получилось.
– Уже проходит, – примирительным тоном ответила девушка.
– Надо снег приложить, чтобы не стало синяка.
– Вы уже постарались, приложили, аж голова закружилась…
– Простите ещё раз за опрометчивость. Можно я провожу вас до дома?
– Пожалуй.
– Николай, – крикнул он другу, – иди домой без меня. Встретимся вечером.
Это было время, когда в нашей стране последний раз девочек и мальчиков обучали раздельно. Целомудренные особы противоположных полов, да ещё в таком скользком возрасте, смотрели друг на друга, как грешник на яйцо в Великий пост.
– Меня зовут Дима.
– Оля.
– Больно?
– Совсем немного.
– А что вы сейчас проходите по литературе?
– Толстой. «Война и мир».
– О! Люблю! Толстой – это глыба…
– Вот мы и пришли, – перебила Оля своего спутника, – вот мой дом.
– О! Двухэтажный.
– Моя комната вон там, в углу, на первом этаже, видишь, окно светится.
– Можно в воскресенье пригласить Вас на каток?
– Не знаю. Как буду себя чувствовать.
– Я очень прошу Вас выздороветь. Вот Ваш портфель. Я буду ждать через два дня, в десять…
Родители Дмитрия преподавали в техникуме: мать – русский и литературу, отец – химию и биологию. Оля была дочерью бывших небогатых купцов.
Наконец, для Дмитрия наступило долгожданное воскресенье. Он то и дело крутил головой по сторонам, но Оля не появлялась.
– Вот и мы. Здрасте, – неожиданно за спиной Дмитрия раздался знакомый голос.
– Здравствуйте.
– Познакомься. Это – Николай, мой старший брат.
– Очень приятно. Дмитрий.
– Вы тут поворкуйте, покатайтесь, а у меня дела, – прощаясь, произнёс брат Оли и ушёл.
– У тебя какой размер?
– Тридцать шестой.
– Значит тридцать девятый и тридцать шестой. Я побегу за коньками.
Оля вынула из кармана небольшое зеркальце и присела на лавочку. Посмотрев в него, ею вдруг овладели смутные и тревожные мысли. Они будто волны наплывали и разбивались о высокую твердь скалы…
– Последние достались. Вот возьми. Моя мама шерстяные носки тебе и мне приготовила, узнав, что в воскресенье я буду кататься на коньках с девушкой.
– А у меня вот нет мамы. Умерла, когда мне было восемь лет. Так что брат мне и за маму и за… – она осеклась и стала надевать носки, затем ботинки с коньками.
Дмитрий, как и многие в его возрасте, катался легко и свободно. Оля всего третий раз в жизни стояла на коньках. Он брал её то за одну, то за другую руку, осторожно помогая освоиться на льду, потом, немного осмелев, – за руку и талию… Уставшие, голодные, но бесконечно счастливые, уже под вечер возвращались они домой.
– Завтра не встану. Ноги, наверное, будут болеть, – пожаловалась Оля.
– Да. Забыл спросить. Не было синяка?
– Девушки знают как избавиться от синего пятна… Поздно уже…
– Оля, могу я надеяться на встречу в следующий выходной? Сходим в кино или в музей. Знаешь… Давай не будем выкать.
– Давай,– и она с улыбкой убежала домой.
Дмитрий подождал, когда в её комнате зажёгся свет. Он видел, как она сняла пальто, шапочку и румяная подошла к зеркалу. «Красивая», – подумал он…
Они встречались каждый выходной. И почти каждый раз на свидание её сопровождал старший брат. Они исходили весь город, побывали там, где раньше не были. Дмитрий до мелочей помнил свой первый поцелуй…
Он в тот день не спал всю ночь. Мечтам и грёзам не было предела. С каждой новой встречей чаша любви наполнялась и наполнялась. И когда она наполнилась до самых краёв, он решил объясниться с Ольгой.
Однако, как говорят мудрецы: «Испивая сладость чаши любви, ты испиваешь её горечь».
«Люблю! Очень люблю! Я самый счастливый человек! Как мне хорошо с тобой рядом. Я хочу тебя познакомить с родителями…» С этой искренней мыслью он пораньше отправился на свидание. По пути вдруг увидел толпу народа и догорающий дом. Люди охали, ахали, причитали. Постепенно толпа рассеялась. Дмитрий оглядел пожарище и заметил в сторонке без обложек обгоревшую книгу. Он бережно поднял её, сдул пыль и пепел, затем посмотрел на первую страницу и прочитал: «Женщина – это ничтожество. Она совратила Адама. В самой натуре женщины заложены измена, обман, коварство. Женщина грешна по своей сути. Это живой ходячий грех. Начисто лишенная логического мышления, женщина живет сиюминутными эмоциями. В первую очередь она думает о своём половом удовлетворении, потом – о деньгах и в последнюю очередь обо всём остальном. Женщина не испытывает чувства стыда за измену. Сколько прекрасных мужчин покончили с собой из-за измены женщины…».
Дмитрия, как по голове обухом, ударили эти строки. Лицо его исказилось, руки дрожали вместе с книгой. Он посмотрел ещё раз на прочитанную страницу и брезгливо бросил книгу в пепелище, затем, зажав руками голову, прочь зашагал от этого места. Не помня себя, побежал, ничего не соображая, а прочитанное догоняло его и лезло в голову. Он дико закричал: «Это не так! Это неправда! Как можно так писать о женщине… Клевета… Клевета… Клевета…».
Около дома Ольги , не справившись с инерцией, упал. Руки и голову саднило, но Дмитрий не чувствовал боли. Оправившись от падения, Дмитрий невольно повернул голову в сторону окна Ольги. То, что он увидел, сначала показалось ему продолжением тех строк, что прочитал в книге. Дмитрий встряхнул головой и снова упёрся взглядом в окно: обнажённая Ольга лежала на столе, положив красивые ноги на плечи старшего брата. Недвусмысленное движение мужчины лишило его рассудка, и он заорал:
– Нет… Нет… Нет. Зачем, почему? Нет… Нет… Нет… Инцухт, – была последняя мысль начитанного юноши...
Деревянные перила ближайшего моста не удержали Дмитрия, и он рухнул всем своим невинным и целомудренным телом на торчащие из воды сваи бывшего моста.