В моем первом запечатленном памятью сне я вышла в сени и открыла дверь кладовой слева. В реальности кладовая имела вторую дверь – выход во двор, но он был всегда наглухо заколочен досками. Лишь светились ярким светом вертикальные щели ясными летними днями.
В том сне я открыла эту, ставшую чудесно доступной, дверь и увидела перед собой не двор, а пронзительно зеленую лужайку, окаймленную лесом. У самой кромки леса паслась белоснежная коза. Я замерла, как перед чудом и долго боялась пошевелиться. Потом аккуратно прикрыла дверь, решив возвращаться и открывать ее, когда никого не будет дома.
То что это был сон, я не могла поверить долгие годы. Когда я призналась в своём открытии, мама отмела рассказ, как глупости. Она даже отвела меня в чулан и поставив у заколоченной двери, велела посмотреть в щель, доказав, что видно было лишь двор.
Оставаясь дома одна, я вновь и вновь шла к двери, надеялась вернуть чудо. Это видение преследовало меня до той поры, пока уже в возрасте за шестьдесят я не сняла видеофильм о своих сокровенных чувствах. Там был мой детский сон: изумрудная лужайка, белая коза... Тогда он, наконец, перестал мучить меня несбыточностью.
***
А жизнь в глухомани все же была. В четыре с половиной мне достали где-то маленькие лыжки с петельками, чтобы вдевать валенки. Зимой палисадник, заваленный сугробами, был для меня Альпами. С деревенской улицы я выглядела любопытным объектом, потому местная ребятня не упускала случая выяснить, кто это и что. Пробелы в языке мне быстро заполнили матом, научили, когда возникает ситуация «жених и невеста», а также быстро привлекли к текущей кампании против каких-то женихов и невест.
Гордость мою активной социализацией родители быстро и жестко пресекли. Общение с внешним миром прекратилось на некоторое время… Но не навеки. Выследив, когда я осталась дома одна и вышла во двор (что мне уже позволяли), местные приникли к калитке и подманили меня. Лестью и подкупом заставили открыть запор. Втерлись в дом, нашли в кладовой сборище пустых бутылок (мама меняла их в Сельпо на керосин) и предложили сначала невинную игру: катать бутылки с маленькой горки во дворе. Слово за слово, дело дошло до предложения сделки. Мне была отведена роль туземца: за три красных стеклянных бусины я должна была отдать все бутылки. Бусины виделись мне сокровищем, равным бриллиантам царской короны. Конечно, я согласилась. В тот вечер мама снова плакала. Бюджет семьи был напряженным.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/09/03/982