День обещал быть запоминающимся. Он начался с посещения Храма Решений, где Вайзерон собрал совет для узкого круга лиц, чтобы наметить планы грядущего дня у советников и переговорить с властелином Степных Земель, Фертиллом, по иронии мирдаловской судьбы избранного на девятый срок правления. После некоторых интересных сведений, полученных от Синги, Физалис отныне смотрела на чешуйчатого правителя плодородного края с особым уважением, ибо тому было под силу находить подход к дерзости и жадности землевладельцев – в частности, к Авентору, отныне навсегда поселившемуся в памяти однокрылой. Когда переговоры достигли своего результативного апогея, Физалис, не устояв перед внутренним желанием и каким-то смутным долгом перед Сингой, публично выразила свою симпатию Фертиллу. Властелин Степных Земель, глубоко польщенный таким искренним жестом, пригласил Физалис в свой дом и пообещал, что познакомит со своей супругой, так отчаянно желающей встречи с молодым поколением, от чьей зоркости зависит окончательный шаг Вайзерона. Конечно, совет выглядел законченным, когда Физалис нашла в себе храбрость выступить вперед. Лавер не стал ее останавливать и напоминать о неуместности своеволия. Наверно, он не менее ее хотел увидеть реакцию Фертилла, уловить его эмоции и оценить позицию союзника по чешуе. Сейчас это было как нельзя кстати. В связи со стремительностью угасания отношений с Людскими Землями, континенту вскоре придется искать пути товарного замещения. Обычному, вполне разумному существу нет дела до политических распрей, а вот отсутствие поставок подков, черепицы, гвоздей, чернил – список до безумства огромен! – существенно отразится на отдельных сферах жизни. И поддержка дружественных связей с Землями, которые в дальнейшем помогут решить вопросы с нехваткой товаров первой необходимости, будет ярким ориентиром в бесконечной погоне за процветание, маяком для нескончаемого плавания на пути благополучию.
Небо затянуло тяжелыми смолянистыми тучами, когда Физалис покинула Храм Решений. Она спешила к назначенному времени в глоунский сад, встречающий теперь жителя своей откровенной наготой клумб, кустов и деревьев. Скамья одна, за поворотом – другая… Физалис участила шаг до легкого бега – холод струился под каждую чешуйку ее тела. Стоило хоть как-то согреться. Вкупе с пронзительным ветром этих Земель стужа имела больше преимуществ, чем где-либо еще. Кое-где лужицы начали затягиваться ледяной корочкой, а жухлая выцветшая трава обзавелась кристальной изморозью. Миновав очередную скамью с изогнутой спинкой, Физалис краешком глаза окинула помрачневший небосклон. С приходом первого снега золотой сезон мог стать самым коротким за последний век. Похоже, природа в лице Матери давала понять, что с ней не стоит шутить.
Синга сидела на самой последней скамье, у одного из уединенных тупиков, и с благоговением смотрела на небо. Ее белые символы на крыльях, казалось, источали притягательный тусклый свет угасающей луны. Необъяснимым образом они говорили о душевном спокойствии хозяйки в этот холодный день, заставляя поверить, что беседа пройдет в спокойной обстановке.
– Физалис, ты пришла, – констатировала Синга, увидев быстро вздымающуюся грудь однокрылой. – Ты бежала?
– Да, – ответила Физалис, несколько устало размещаясь рядом. Ее хвост свисал со стороны врачевательницы. – Я хотела согреться. День не по сезону ласковый.
Синга задумчиво покачала головой.
– Сегодня прохладно, не так ли? – Она перевела взгляд на Физалис. – Я вижу, что ты всегда остро ощущаешь холод. Но вот какой странный вопрос меня беспокоит: почему все считают, что драконы, дышащие огнем, не могут замерзнуть насмерть?
Физалис подняла уши, однако ее перьевой хохолок остался непоколебимым, забывая на мгновение влияние здешних порывистых ветров.
– Каждый может, – чуть ли не с решительностью полководца заявила Физалис, но ее голос стремительно дал слабину и померк. Он резко утратил живость, будто владелица разуверилась в сказанном. – Слушай, я понимаю, что требую от тебя больше того, чем ты можешь мне дать, и что твое прошлое целиком осязаемо только тобой…
Дерево у скамьи недобро трясло ветвями. Синга ощутила неприятную сухость во рту.
– Физалис… – сказала она.
– Я, возможно, совершила ужасную ошибку, но…
– Физалис! – воскликнула Синга.
– Все это выглядело так глупо…
– Физалис!
– Мне показалось, что… все можно исправить.
– Физалис, о чем ты говоришь?
– Я… – И голос оборвался.
Синга мгновенно почувствовала, как Физалис прильнула к ней всем телом и заплакала. Ей оставалось впустить подругу в свои объятия и обвить крыльями.
– Что случилось? – поинтересовалась Синга. Как ни странно, она не испытывала переполняющего в подобных ситуациях волнения. – Физалис, ты мне расскажешь, что произошло?
– Я… я…
– Физалис?
Но в ответ только судорожные всхлипы. Синга положила лапы на плечи Физалис и заглянула в ее глаза.
– Что-то не так?
Молчание. Физалис шевелила губами, прижав уши, и не могла выдавить ни слова. Но затем, что-то громыхнуло вдали, и однокрылая дрогнула сплетенным из тоненьких шелковых ниточек голосом.
– Он… скоро придет.
Синга посмотрела за спину Физалис и вдруг застыла от неожиданности. На каменной дорожке стоял очень знакомый дракон и печально глядел в ее сторону. Запоминающийся силуэт… Короткий, но густой мех покрывал его тело, а перьевые крылья свисали наземь. На его спине поблескивал лакированный гриф большой поленообразной лютни. Порывы разгулявшегося ветра едва не вытягивали из нее пару скупых нот.
– Тарэт? – сдавленным шепотом произнесла Синга. – Это ты?
Трактирный менестрель сделал шаг вперед, но тут же в нерешительности остановился.
– Я знаю, – заговорил он тихим, виноватым голосом, – что прошлое обошлось тебе слишком дорого, и что события развиваются…
– Зачем ты здесь?
Физалис, утирая лапой щеку, спустилась со скамьи и посмотрела через плечо на Сингу. Ей стоило уйти. На ее мордочке промелькнуло разочарование. Хотелось вновь расплакаться.
– Мне не следовало этого делать?
Шум сада стал ощутимым каждым дюймом похолодевшего тела. Он сдавливал естество и разум присутствующих. И внутри каждого теплился огонек надежды.
Но он погас.
Вне себя от злости, Синга хищно уставилась на Физалис. Глоунский сад вздрогнул.
– Так вот что ты сделала!
Физалис развернулась и пугливо вздернула ушами.
– Ты…
– Зачем ты его привела? – ткнула она когтем крыла в Тарэта. – Зачем мне его видеть?
– Синга… – полушепотом было начал бард.
– Замолчи! – вскричала Синга, после чего вернулась к Физалис. В ее глазах горел необузданный огонь. Символы на теле негласной ведьмы уподобились потревоженному гнезду белых змей. – Вот что случается, когда ты забегаешь вперед! Вот что происходит, когда ты не имеешь достаточно терпения, чтобы дождаться благоприятного момента! – Она соскочила со скамьи и надвинулась на подругу. Физалис в испуге раскрыла рот и попятилась. – Тебе нужна полноценная история, да? Зачем тебе страницы моей жизни, если ты не умеешь выделять не интересующие тебя моменты?
– Синга!
– Закрой свою пасть, Тарэт! – зашипела Синга, обернувшись. – Ты жалок, пока не пускаешь в ход свои когти на таких, как мы!
– Это случайность! Прошу тебя…
– А как же! Или мне приятно быть униженной тем, кто поклялся в вечной любви? – Она метнула обжигающий взгляд на Физалис, задыхающуюся от животного страха. – Ты видишь? Ты это видишь?! У мерщиков перечеркивание не выступает за границы круга! – Она безжалостно перечеркнула свою щеку изогнутым когтем крыла, содрав несколько чешуек. Царапина тут же наполнилась кровью и засочилась, сбиваясь в крошечную алую дорожку. – Я дорисовала эту проклятую черту, чтобы спрятать шрам!
– Синга! – окликнул Тарэт. Цвет его шерсти, как показалось, в разы потускнел. – Я…
– Я ненавижу тебя! – неистово закричала Синга. – Убирайся! Я не хочу тебя видеть! Ты предал мои чувства!
– Но…
– Это последнее предупреждение! – Синга припала к земле и зловеще зашипела. Из ее ноздрей показались тоненькие струйки густого дыма. – Я сожгу тебя заживо, если ты не исчезнешь! Ты меня слышишь?! Я положу этой встречи конец!
Но Тарэт не послушал. Он сделал ничтожный шаг вперед, но поздно остановился.
…И события не заставили себя долго ждать.
Пасмурный день отступил перед вспышкой искусственного света. Синга испустила шаровидный сноп пламени, настигший Тарэта в ничтожный отрывок времени, разве что сравнимый с полетом капли с крыши дома. Менестрель не успел подумать о попытке увернуться, не говоря уже о самой возможности. Огонь охватил его шерсть и крылья, осветив мрачный, полинявший от холода сад. Не было ни криков, ни стонов. Только освирепевшее шипение пламени, облачившего барда в последний раз праздные желтоватые тона. Песни, празднества, веселье… Все ушло в небытие, оборвалось навсегда. Тарэт рухнул наземь, не сумев противостоять весу обжигающего одеяния. Его почерневшие крылья раскинулись во всю длину, упершись в кусты по одну и другую сторону дороги.
– Физалис?
Физалис видела собственными глазами, как пламя жадно пожирало тело Тарэта, безжизненно лежащего на земле. И последнее, чего до последнего не касался беспощадный огонь, так это его лицо, посмертно застывшее в гримасе безнадежного отчаяния, смешавшегося с мольбой о прощении. Физалис хотела взвыть от горя совершенной ошибки, но не могла. Она бессильно опустилась на холодный камень и закрыла глаза. Единственная надежда – надежда, что все это происходит в ее выдуманной реальности, померкла перед теплом, исходящим от погребального костра странствующего барда.
Он был настоящим, ощущаемым.
Когда, наконец, это закончится? Когда наступит покой и мир? Когда не придется проверять себя испытанием?
– Физалис!
Нет, это никогда не кончится. Континент трещал по швам только в стенах одной беспокойной головы, настроенной на бесконечные сигналы изнутри, из первоисточника. Ветер шумел за углом, дерево клонилось к земле, солнце тускло мерцало из-за туч, так кропотливо пытающееся прочистить себе небесную тропу. Былое и не былое сливались воедино; истинный путь накладывался на ложный, отчего складывалось безнадежное ощущение, что выбора нет, каждое движение крыла предрешалось, каждый взгляд казался знакомым и предсказуемым, каждое мгновение напоминало предыдущее, и чувства отуплялись настолько, что приходилось доверять случаю, очередному безрезультатному случаю, который когда-нибудь приведет к концу, укажет на решение всех невзгод, избавит от трудностей в поисках выбора.
– Физалис!
Это имя… Груда бессвязных зазубренных букв. Что значит это имя? Из чего складывается та самая Физалис, осилившая это неоднозначное слово? Что оно должно внушать? О чем должно говорить? Что ему нужно от носителя? Что всем нужно от этого имени? Что требуется ему отдать?..
И, в конце концов, что оно могло дать взамен?
– Физалис! Физалис!
И вот опять. Что ее зовет? Кто ее зовет? Субстанция происходящего, завязь случаев и возможностей порождали жизнь, выравнивали ее, придавали ей неповторимую форму. Да, ее звала жизнь! Да, это она!
– Физалис, что с тобой?
Голос… Он приятен на слух. Немного неровен и щербат из-за волнения, но сладок на вкус. Его владелец снова был здесь. И Физалис видела его.
– Лавер? Что… ты тут делаешь?
– Физалис… твои глаза, – дрожал голос Лавера. – У них нет зрачков!
Физалис потянулась к нему, напрашиваясь на объятия. Ей хотелось решить все простыми прикосновениями. Из-за его плеча она увидела, что находится у входа в глоунский сад. Как оказалось, она не прошла под аркой, приветливо зазывающей к себе для прогулки.
– Это опять произошло, – прошептала Физалис.
– Что? – несведуще отозвался Лавер. Его сердце билось сильно, передавая ощутимые удары всему телу. – Я не понимаю!
– Видение. Я снова видела то, что могло произойти.
– Но это не произойдет, – сказал Лавер, стараясь придать своему неприглядному тенору твердость. – Множество течений потенциальных реальностей выплеснется только в том случае, если мы этого захотим.
Физалис заглянула ему в глаза. Лавер ни на мгновение не дрогнул, все еще наблюдая беззрачковые изумрудные светила спутницы.
– Я рада это слышать, – сказала она. – Получается, именно поэтому ты следовал за мной, не отставал, беспокоился?
– Да. Вспоминая вчерашний случай, я не мог отпустить тебя одну. Если, как сейчас, это произойдет снова, то я буду рядом, чтобы напомнить тебе, как не свернуть с нашего пути.
– С нашего? – Физалис слегка щурилась, приспустив уши и крыло. – Ты уверен, что у нас один и тот же путь?
Лавер был несколько не готов объясняться с подругой на тему верности друг другу, но отступиться от этого не мог хотя бы по той причине, что несколько прохожих заинтересовались обнимающейся драконьей парочкой и уже наградили порцией порицающих взглядов.
– Физалис, – сказал он. – Будем предельно кратки и откровенны друг с другом. Слова стягиваются в предложения, а предложения – в разговоры. Чем длиннее наша речь, тем дольше мы блуждаем. Остановимся с тобой на том, что куда ты, туда и я, а куда я…
Физалис не моргала. Ее хрупкое тело не вздрагивало и не двигалось.
– А если ты ошибешься дорогой?
Очевидно, Лавер мог ожидать этот вопрос в иной формулировке, но от смышленой подруги в определенном смысле стоило ожидать то, что в обыкновенном случае не ожидаешь.
– Тебе останется ее повторить вслед за мной.
На мордочке Физалис проскользнула легкая одобрительная улыбка, а темные зрачки глаз пробились сквозь глубины сочной зелени, что Лаверу от лицезрения этого безумного волшебства стало не по себе.
– Тогда пойдем, – сказала Физалис, поднимаясь. – Синга заждалась меня.
***
После того, как я избавилась от тел убийц Брасера, я окончательно замкнулась в себе. Мне не хотелось жить. Я легкомысленно подумывала о самоубийстве, хотела пойти по стопам отца, покончившего с собой из-за любви. В конечном итоге, закончить путь родителя мне не казалось таким уж плохим. Я более не видела ни надежды, ни перспектив. Так случается не потому, что их на самом деле нет, а по причине того, что мы теряем веру в себя. Когда это случается, нам хочется оборвать свое бессмысленное существование. И только сильнейшие находят в себе силы подвергнуть сомнению это решение. Как ни странно, это относится ко мне. В конечном итоге, я засомневалась, что смерть является единственным правильным выбором. Оставалось отложить вынесенный себе приговор и расправить крылья.
Уже тогда я немало знала об Отчужденных Землях. И если слухи и рассказы называющих себя очевидцами можно счесть за знания, то я чувствовала себя в крайней степени осведомленной. Было бы нелепостью ставить меня на один уровень с хранителями древних манускриптов. Острова, где сочетались все известные вариации климатов, безмолвные драконы, отсрочившие всплеск своих безумств и душевных потрясений, высокий, проткнувший небо маяк, призывной проблеск которого был виден за сотни миль… Я хотела достичь этих Земель, но не была готова к такому продолжительному перелету. Что ж, стоило запастись терпением и немного свыкнуться с нелегким прошлым. Именно тогда в моей жизни начался новый эпизод, который взбудоражил меня, встряхнул, вскружил до опьянения!
В моей жизни появился он.
***
– Наконец-то веревочка становится целостной, – заявила Физалис, поглядывая на Лавера, чуть повернув голову набок.
Лавер отвел было глаза в сторону, но совсем позабыл, что там сидела Алинат. Девушка, укутавшись в длинное шерстяное пончо, смотрела на пернатого исподлобья, как брошенный на холод птенец. Вероятно, она пыталась отогнать от себя мысль, что в этом откровении Синги для нее не найдется должного места.
– Но ему пришлось потесниться, – продолжала Синга, словно не слыша вступления Физалис. – Он был не единственным, кто спас меня от себя. – Она подняла голову и улыбнулась. – Другого спасителя звали Тарэт.
***
Другого спасителя звали Тарэт. Его облик, его запевная манера речи, его чудесная лютня… Они покорили меня. Помнится, я смотрела в беззрачковые глаза Тарэта, слушала музыкальный инструмент и не помнила себя, не помнила времени, не ощущала прикосновение реального мира. Оторвана от земли, но при этом я продолжала чувствовать ее лапами.
Впервые за всю мою жизнь на душе был покой. Это самое прекрасное, что мне довелось почувствовать.
Вот только жаль, что я не могла растянуть этот момент навечно. И что хуже всего, в этот вечер нас увидел Лавер.
Они не стали затевать разговор. Тарэт ринулся в небо и первым нанес удар. Лавер потерпел неудачу и не смог увернуться. Он получил несколько глубоких царапин, разместившихся на его плече. И первая капелька крови, соскользнувшая с когтей разъяренного менестреля, упала к моим лапам. И тогда я, напуганная развязкой событий, подумала: зачем мне делать выбор, если я могу вовсе отказаться от него? Зачем заставлять кого-то страдать только потому, что мне хочется стать немного счастливей? Очередное перепутье. Я плутала кругами и возвращалась к одному и тому же! Вновь и вновь!
Когда победа Тарэта оказалась слишком очевидной, я решила, что склонюсь в пользу проигравшего, но спустя несколько дней покину его. Очевидно, что если я закричала бы, что никто из них мне не нужен – только не такой ценой! – они бы ни за что не остановились, ибо их сражение уже шло не за меня, а за что-то еще, не совсем мне, наивной влюбленной виверне, ясное. Удар за ударом, выпад за выпадом. Лавер терял силы, Тарэт становился быстрее, а я ничего не могла сделать! Не могла вмешаться! Однако, спустя несколько мгновений случилось то, что я не могла предвидеть. Лавер, тяжело дыша и делая неполные взмахи ободранными крыльями, испустил сильный поток пламени. Он настиг Тарэта так же быстро, как молния гроз настигает одинокое дерево.
***
– И все же, Лавер, – удивленно спросила своего спутника Физалис, – почему ты не рассказал об этом раньше?
Синга, приподняв нос, многозначительно улыбнулась уголком рта.
– Разве он не выжидал благоприятный момент?
После этих слов она впервые за весь рассказ коснулась щеки с символом мерщика, перечеркивание которого выступало за границы окружности. У Физалис замерло сердце. Тарэт должен был появиться с минуты на минуту.
– Физалис? – спросил Лавер. – Ты в порядке?
– Да, – солгала спутница, избежав взгляда Синги. – Я в порядке.