В сериалах встречаются эпизоды неловкости, когда застигнутые врасплох парочки смешно переходят на "Вы" и официальный тон. Никогда не брошу в них камень, потому что влипла в подобную комичную историю.
В Питере в ту эпоху в командировках на аукцион нас селили, как я уже говорила, почти всегда, в Асторию. Начальники, человек шесть, жили в номерах с ванной и видом на Исаакий. Мы, простые - в "Дунькином углу" - что было роскошью: с видом на помойный двор ресторана, где по ночам грохотали гигантские мусорные баки, сброшенные с неба, но зато это было вне зоны надзора, в самом дальнем углу от дежурной по этажу. Менее удачливые размещались в номерах без удобств, выходящих на стеклянную крышу ресторана, в коридорах со сквозным круглосуточным прострелом дежурной.
Имелась вторая лестница, не видная дежурной , которая в нынешней шикарной Астории, где от дежурных остались лишь миниатюрные настольные лампы на тумбочках, манит воспользоваться ею: ценным деревом перил, антикварными диванами между этажами, ковровыми дорожками (см.фото). В мои времена она отпугивала разве что не колючей проволокой. Малейшие лазейки были тщательно заделаны. Не оставалось никаких сомнений: администрация опасалась, что постояльцы незаметно будут перемещаться по гостинице, что все они - преступники и должны быть выловлены.
При интуристовских гостиницах, как и в Москве, работали валютные проститутки. Удивляло то, что они совершенно свободно действовали, заводя постоянных клиентов среди участников наших аукционов. Некоторые из них начали выходить замуж за наших лондонских, франкфуртских и женевских клиентов. Было забавно, когда они приходили на наши протокольные приемы уже в роли гранд-дам. Как доходили до меня слухи, они были большим подспорьем своим мужьям, проявляли деловую хватку и делали мужьям классные карьеры.
С одной из этих девчонок я познакомилась, когда мне её рекомендовали в качестве фотомодели. Я в то время уже сама вовсю снимала. Светлана была очень воспитанна, обходительна, блестяще говорила по-немецки. Я сделала с ней необходимые снимки, где она в стальном атласном комбинезоне, взятом взаймы в Доме моделей, держала в руках бунт (связку) роскошных перламутровых лис на фоне широкого окна, за которым деревья были покрыты толстым питерским инеем. Фото это было опубликовано (хотя и мелким форматом, для которого я в то время и снимала).
Другом Светланы был Фридрих, немец, который женился на ней и никогда об этом не пожалел. Она стала его правой рукой. Мне всегда казалось, что именно такими были встреченные мной немецкие жёны: никогда не проявляющие эмоций, но улыбающиеся и вежливые, четкие, как механизм...вероятно вплоть до знаменитого немецкого порно...
Любопытно было также то, что на проституток по гостиницам устраивали облавы. То ли ловили "чужих", не вошедших в обойму, то ли "своих", чтобы туже затянуть ошейник: естественно было предположить, что шантажом девчонок вербовали. Смею даже предположить, что кто-то из них вышел замуж по заданию. Слишком это был привлекательно легкий путь... Профессия валютной проститутки была овеяна романтикой. Коллега по работе рассказывала о знакомых: проститутке, работавшей у "Националя", которая родила сына от китайца, а выросший сын стал известным театральным режиссёром. У меня не было оснований не верить ей. Снимавшаяся у меня молоденькая студентка питерского творческого ВУЗа, не уставала повторять: "Я хотела бы быть валютной проституткой!". Я хохотала, принимая это за стёб. Увы... Со временем я поняла, что это был крик души.
Вернусь к исходной мысли: конфуз, не позволяющий строго судить других (люблю я эту заповедь: не суди, да не судим будешь").
В силу молодости мы умудрялись напряжённо работать без выходных и неограниченные часы, а потом успевать делать массу вещей: доставать билеты в фантастические Питерские театры, не пропускать местные диковины вроде выставок нонконформистов, дегустационных салонов, мастерских художников, а летом, бывало, перелезали через трехметровые сетки ограждения запертых теннисных кортов и гоняли в сумерках белых ночей исчезающий мяч.
Мы обожали Асторию, где нас все знали, и пока были деньги, мы устраивали праздники "Судака Орли" в ресторане, собирались в чьём-то номере, а когда беднели - совсем не хуже была чебуречная на Майорова - культовое место, или дешевый ресторан Дома не то ученых, не то композиторов - на нынешней Большой морской - там было всегда пустынно, уютно, ласково и вкусно, совсем не как в родной грубой Москве.
А ещё... Благословенный ресторан Витебского вокзала: как жил этот оазис в пустыне?! Архитектура! Симфония модерна. Царский вокзал, казалось, хранил монаршие гены, ресторан его всегда блистал крахмальными скатертями, официанты казались бородатыми силачами, еда возрождала к жизни из любой бездны : такой солянки больше нет и не будет в мире, как нет больше такой свинины-буженины. Мы открыли этот рай благодаря местным гурманам.
Спустя десятилетия, когда я, накопив денег, поехала в припадке ностальгии в Питер, оплатив одну ночь в Астории своей месячной пенсией, (и это - отдельная песня), на второй день меня увозил на вокзал уже знакомый таксист, - город маленький, - он же привёз меня накануне с той самой фенечкой:
- Ремень пристегнуть?
- Давайте, - если одного бюстгальтера мало!
Боже, как уже давно это было: в тот год ещё садились на переднее сиденье такси! Пять минут до Московского вокзала, и я бормочу: здесь была лучшая пирожковая в мире..., а здесь - знаменитая пельменная "с жареным луком и томатом". Водитель взорвался, подобно петергофскому фонтану: мы были, примерно, одного возраста, - взахлёб мы перечисляли все любимые места юности, провесную селедку, подогретое зимнее пиво в киосках, а потом пожалели, что Невский такой недлинный...
Так вот, глухие брежневские времена, благословенный "Дунькин угол", где в поздний час происходит моя глубоко частная встреча с коллегой. Номер - мой, а коллега - у меня в гостях, являясь в то же время моим соседом из другого одноместного рая в Дунькином углу. Отсутствие удобств вынуждает меня в глухой час отправиться в старинный дореволюционный туалет на этаже. Огромный бронзовый ключ от номера я не тащу с собой, зная, что дверь мне откроют. Форма одежды у меня неформальная. В гулкую акустику старинного дамского туалета врываются вполне современные наглые тенора:
- Наташа, выходи! Мы же знаем, что ты здесь! Выходи - а то хуже будет!
В жилах закипел унаследованный ужас перед карателями. Отмолчавшись, я оценила шансы на побег: окон не было, алиби - тоже: ключ остался в номере.
- Я не Наташа, - прошипела я.
- А кто?! - изумились тенора.
- Я здесь живу.
- В каком номере? - не растерялись опера.
- 329.
Сидеть в кабине вечно было невозможно. Я знала, что потребуют предьявить ключ. Призрак "персоналки" за "моральное разложение" замаячил на горизонте.
Набравшись независимости, в своём сильно неформальном прикиде, я гордо вышла и, пройдя мимо шакалов, направилась к своему номеру.
- Где ключ? - прозвучало вслед.
- В номере, - даже не обернулась я.
Тенора молча торжествовали, дождавшись, когда я постучала в номер. Открыл коллега, не показавший удивления и по имени-отчеству спросивший меня, что интересует "товарищей".
Лишь долгое время спустя я поняла, что битва была неравной: у оперов не было шансов: мы говорили правду. Коллега предложил мне продолжить обсуждение производственных вопросов. Я церемонно согласилась. Нас допросили о месте работы, но крыть было нечем. Два ключа законности были предъявлены и изучены посрамлёнными операми, которые были вынуждены ретироваться.
Признаюсь, ужас нескоро покинул меня, хотя комичность происходящего тоже доставляла кайф!
Фото: та самая лестница в наши дни (фото Г.Коревых)
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/09/03/1126