Валентина Лис
Штрихи к портрету поэта Михаила Суворова
(Воспоминания)
г. Курск «75-лет Победы под Курском. Международные Алёхинские чтения» (Алёхин В.С. – незрячий писатель Курска)
«Родина моя,
Россия!
Что я без тебя,
Без твоей доброты?!
Мать меня трудно под сердцем носила,
Но материнство лелеяла ты».
(М. Суворов)
Это написал тверской поэт Михаил Суворов, юбилей которого в 2015 году отмечала Тверская область. Все виды СМИ, Тверская областная специальная библиотека для слепых имени М.И. Суворова, Тверской государственный университет, школа слепых, школы области и детский сад для слабовидящих - все приняли участие в юбилейных мероприятиях, проходивших под разными лозунгами, суть которых одна: «Я вошел в поэзию мальчишкой», «Стоимость солнца», «Прозрение души», «Чтоб людям хоть строчка осталась», «Преодоление».
Главный смысл жизни – преодоление, преодоление любых трудностей, чтобы можно было о себе сказать, как сказал Михаил Иванович:
«К судьбе не ластясь,
Не вымогая ничего,
Я говорю, что знаю счастье
В самом сраженье за него».
(М. Суворов)
Готовясь к юбилею Михаила Суворова каждый пишущий о поэте, каждый знавший Суворова, просил меня вспомнить «что-нибудь такое, о чем еще не рассказывалось в прессе».
Как известно, о человеке судят по поступкам, и я сама решилась написать о личности Суворова – человека «Штрихи к портрету».
«Я вошел в поэзию мальчишкой,
Я мальчишкой буду до конца» - написал Михаил Иванович в стихотворении «Характер», и он не покривил душой: до самого последнего дня мудрый Суворов оставался по-мальчишески задорным, задиристым, шутником, «грозой садов и огородов». Особенно это проявлялось, когда он встречался со своими братьями и школьными товарищами в родном Горбово, где в годы войны мальчишкой работал учеником слесаря на Картонной фабрике и где в Теряевском овраге в 1943 году подорвался на мине…
Обладая удивительной зрительной памятью, координированностью движений и высокой тактильной чувствительностью, Михаил в своем родном лесу ходил босиком за грибами, никогда не путал съедобный гриб с поганкой. Ловить рыбу руками Суворов любил больше, чем на донку или удочку. Кстати, самого удилища ему не нужно было: Миша сам ладил себе «удочку»: из винной пробки - поплавок, из расплавленных свинцовых дробинок получалось грузило; очень умело и аккуратно, своим, особым, узлом привязывал крючок, длинную леску наматывал на указательный палец, конец с крючком - на дощечку. Так и шли к реке Рузе, впадающей в Москва-реку. Часто мы ловили рыбу на «самодур», или «самолет»: пропустив лески двух спинингов с блеснами или живцами через кольцо, идя вдоль берега, каждый по своемУ, мы поочередно то собирали на катушку леску, то отпускали её. Вечером над рекой Рузой слышались наши с Михаилом голоса: «Дай на меня», «Возьми на себя», таким образом блесны гуляли поперек водной глади. Сложным было выводить клюнувшую рыбу, если у высокого берега росло много водорослей…
Суворов был по-настоящему спортсменом: в спецшколе города Куйбышева занимался гимнастикой, учил маленькую дочь делать «ласточку». Ходил с Валерией в парк «Дома пионеров» кататься на коньках: он - на «хагах», дочь – на «снегурках». У Михаила была отличная память на расположение предметов в помещении и на улице, потому он никогда не натыкался на столбы на катке или парты в школе, хотя был по-мальчишески порывист.
Шутник Суворов объединял своим оптимизмом всю большую суворовскую семью. Приехав в Горбово, мы решили посидеть с детьми у ночного костра на берегу реки. Веселились, ели, пили, болтали. Вдруг наши мужчины куда-то исчезли. Мы подумали, что они пошли за хворостом. Вдруг услышали лай собак и крик Михаила: «Караул! Слепых бьют!» Оказалось, что Мишка подбил своих подвыпивших братьев, как в детстве, залезть через забор Рузского декоративного садоводства и посмотреть, что в саду созрело. Они не знали, что там давным – давно все изменилось. Братья попали в посадки крыжовника и на охраняющих садоводство собак, уже спущенных с цепей на ночь. Зрячие братья бежали обратно через забор – рабицу, а Михаил со своим маленьким ростом повис на сетке, и его пытались с забора за ноги стащить собаки…
Поскольку Михаил Суворов был миниатюрно маленького роста, на него покупали одежду в Москве в «Детском мире». Но цветовую гамму Миша подбирал сам: к подаренной рубашке нежно-абрикосового цвета нужно купить обязательно серый костюм, а к темно-синему костюму пойдет золотистого цвета галстук. «Почему?» - спрашивала я, еще не вполне изучив вкус Михаила. Он отвечал: «Посмотри на синичку, поймешь».
Натренированный трудовой деревенской жизнью в юности, Михаил наматывал километры по ночам, вынянчивая строчки стихов: работал без бумаги и карандаша. Книги и протоколы экзаменов, ведомости всегда подписывал сам, по-зрячему. Часто писал друзьям письма, навернув лист бумаги на ребристый карандаш, замины на бумаге были под его чуткими пальцами как строчки тетради.
К людям Суворов всегда относился доброжелательно, искренно, желая им помочь в жизненных перипетиях, поддерживал упавших духом. В 1960-1961 гг. из Калининской области собрали в Дом отдыха «Игуменка» слепых инвалидов с потерей верхних конечностей. Михаил Иванович учил незрячих чтению по системе Брайля культями, подбородком, кончиком носа, губами. Не гоняясь за количеством учащихся в школе, Суворов был непреклонно тверд, отказывая в приеме пьющим и прогульщикам. Три года подряд подавал заявление в школу слепых в седьмой класс Дима Семенов, инвалид первой группы. Одиннадцать лет находившийся под влиянием и руководством учителя Михаила Ивановича Суворова, Семенов Дмитрий Викторович теперь – юрист-адвокат, успешно ведущий дела своей фирмы.
Поэт Суворов в летние каникулы проводил поэтические семинары и мастер-классы в санатории ВОС «Быково».
Со своей слепотой Михаил Иванович никогда так и не смирился и не мог по своему характеру смириться: чувствуя себя психологически зрячим, Суворов всегда стремился к самостоятельности, убегая иногда «на волю» к незрячему другу Виктору Першину в Москву, чем очень волновал нас. С палкой Михаил Иванович не ходил и, будучи еще неженатым, провел новогоднюю ночь у дверей закрытого метро станции «Павелецкая», где на 5-ом Монетчиковском переулке жили его родные тетки и двоюродные братья по отцу.
Однажды я невольно подслушала разговор Суворова и его друга-одноклассника по Куйбышевской школе слепых, а затем одногруппника по пединституту, с Николаем Гарнецким, который заведовал УКП в Торжке. Гарнецкий плакал, что он несчастен, потому что слепой (Николай ослеп от взрыва мины во время войны в городе Клин Московской области). Михаил ответил другу, что он тоже не видит. На это Гарнецкий возразил: «У тебя только один протез, а у меня – два. У тебя еще есть надежда, что наука когда-нибудь поможет». Суворов ответил: «Важно видеть сердцем».
За сорок лет своей педагогической деятельности Михаил Иванович многим людям помог получить знания, обрести веру в себя и жить достойно своего звания «человек». Потому на могиле М.И. Суворова читаем надпись «Поэт, учитель, человек». У входа в Тверскую областную специальную библиотеку слепых, носящую имя поэта, и в фойе школы для слепых и слабовидящих – мемориальные доски из гранита берегут память о первом директоре Тверской школы для слепых и слабовидящих, Заслуженном учителе Российской Федерации, члене Союза писателей СССР Михаиле Ивановиче Суворове, который стал уважаемым человеком благодаря своему жизнелюбию и трудолюбивому характеру.
«Я вошел в поэзию мальчишкой,
Я мальчишкой буду до конца.
Как Гаврош в расстрелянном Париже,
Упаду под пересвист скворца.
Это только кажется, что просто
За строкой вынянчивать строку…
Я тонул на переправных плесах,
Взрывом опрокинутый в шугу.
Я пахал, впрягаясь в плуг, как бабы.
Падал у костра на ветерке.
И луна, бугристая, как жаба,
Плавала в брусничном кипятке.
Мучился я родами натужно,
Розовым младенцем голосил.
Всех на свете, сирых и недужных.
Не любимых женщиной, любил.
Ничего легко мне не давалось,
Приходило все издалека.
И под сердцем медленно слагалась
Каждая негромкая строка.
Да, характер – не простая книжка:
В ней страницы дедов и отца…
Я вошел в поэзию мальчишкой.
Я мальчишкой буду до конца.