Мама умерла 15 ноября. На отпевание пришла вся фирма, где я подвизалась с сентября 1992. Самая страшная итальянская сволочь крепко сжимала мне руки в часовне (допускаю, что он был искренен: для итальянцев мама - это все). Через неделю после похорон я разбила машину. Итальянцы уверяли, что помятая всмятку дверь слева - признак вины другого водителя, который должен был пропустить помеху справа. Я не спорила, я была отморожена. А самая большая сволочь был коммунякой из Равенны, - продажным, корыстным и циничным. Приехал, якобы, наводить порядок на фирме (Прости Господи, - очередное СП, совместно с молодым бандитом-охранником, которого они подцепили в Метрополе). Молодой, между прочим, был в этой компании наиболее вменяемым и человечным. Роман его звали, двадцать с небольшим, беленький, хрупкий бандит. Жил в криминальном пригороде Одинцово. Еще не было качков в 1992 г, - это началось позже.
Туда я ушла погожим сентябрем 1992 из теплого (мехового) СП с итальянцами, где потянуло сквозняком, и я была права: вскоре убили в лифте директрису, директор-внешторговец уже ушел к тому времени к жене-бизнес вуман. Предчувствуя крах, я согласилась на приглашение других итальянцев, сомнительное, и на зарплату, не равную предыдущей.
Мы сидели на 2-й Фрунзенской в каком-то бывшем почтовом ящике. Раскрутка была с нуля. Уже начиная быть подозрительной, я подписалась только на роль переводчика. Все шло гладко вначале: итальянцы грузили в Москву левую, тухлую к тому же, косметику, прикрывшись новым брендом: с московской фабрикой театральной косметики они застолбили только имя "Red Line", а простодушным дамам с фабрики было невдомек, что под их именем в ГУМ и ПАССАЖ загружают отбросы из Европы. Пошли массовые жалобы: черви в помаде, вонючая тушь...
Операции быстро перевели в другое русло: из Италии гнали фуры с остатками от пожаров: обгоревшие детские ранцы, покореженные женские сумочки. Месиво случайных предметов, провонявших дымом, подпорченных. Их спихивали в регионы, которые могли платить лишь обесцененными рублями. На эти килограммы денег скупали все, что можно погрузить: больше всего меня поразили пианино. Увы, через некоторое время мне сказали, что они в Италии не идут, плохо просушено дерево. Забивали, уже тогда, китайские конкуренты.
Вскоре после моего прихода на фирму прислали того редкостного негодяя - Паоло из Равенны, объявили, что отныне он - главный и наведет порядок. Мастер афер, коммунист, за которым тянулся шлейф судебных разбирательств на родине, он знал, как действовать в мутной воде. Три дня он записывал в ноут-бук, который у него в те времена уже был, под диктовку то, что я ему отвечала на вопросы о российском налогообложении и законодательстве. Но я же была нанята переводчиком, а не консультантом! Было обидно, что меня используют и все больше нагружают. Он исправно записывал информацию, а в свободное время приходовал вторую переводчицу фирмы - блондинку, которую вместе с интриганом папой, случайно подобрали, как и меня. Папа с дочкой чуяли запах поживы и не хотели иметь конкурентов, поэтому были недоброжелательны, хотя я никогда не давала повода заподозрить меня в конфронтации.
Тем временем, вскоре после похорон мамы, Паоло заявил, что назначает меня кадровиком. "Кадры"- страшное слово для советского человека. Даже понимая, что речь об ином, я знала, что поиск кадров - дело гиблое, мне чуждое. Спросила:
- А за вредность сколько?
- Нисколько.
- Нет, я не согласна.
- У нас есть только такая работа. Переводчика достаточно одного.
Я вышла, грохнув дверью, - навсегда. Равенна... Блок... Знал бы он, что произрастает в этом городе мозаик, бросающемся в море, хранящем Галу Плачиду.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/09/02/870