Вот и подходит к концу ещё одно деревенское лето. Вечера стали более ранние, тёмные, и хоть днём солнце припекает спину, в сумерках уже прохладно, нет-нет, да приходится что-нибудь набрасывать на плечи. Воздух стал уже осенне-прозрачный, тянет откуда-то пряно-горьким дымком горящего бурьяна, да в полной тишине гремят сотни сверчков и кузнечиков и трещат вдалеке запоздалые косилки. Грустно становится.
В один из таких августовских вечеров неожиданно нагрянул ко мне Лёша Хорёк, все лето где-то пропадавший. Прикатил на своём чёрном "лендровере", вылез неспешно, распугал всю улицу своим внешним видом. Короткая стрижка, спортивный костюм, тёмные очки, печатка с розой ветров на пальце, привыкли деревенские люди ещё с девяностых, от таких держаться подальше. А Хорьку всё равно, стоит, улыбается:
- Привет, братуха, живой-здоровый?
- А куда я денусь? Ты, вот, запропал где-то.
- А я, братуха, на моря ездил. Отдыхал немного.
- И как? Понравилось?
- Не. У нас, на Битюге лучше. Но то, долгая тема. Давай-ка лучше чайку замутим для начала.
Хорёк, как и я, не пьёт. Но, чай обожает. И в гости всегда приезжает не с пустыми руками. Смотрю, тащит из машины пакет с какими-то плюшками и конфетами. Чай неплохой он привёз, "Гринфилд", кенийский. Тут же поставили мы с ним трёхлитровую банку с водой, нагрели её кипятильником, высыпал он в кипящую воду всю пачку и уселись мы в ожидании, когда чай дозреет до тёмно кирпичного, густого цвета. Хорёк пьёт только такой. А пока, сидим на крылечке, "трём за жизнь", как он говорит.
- Слыхал я, не всё ладно у тебя, вот и приехал. Проведать надо старого кореша.
- Да уж. Лето тяжёлое. У пса вот на глазах катаракта, всё никак не вылечу.
Хорёк помолчал, покубатурил, потом посоветовал:
- Копаешь дождевых червей, грамм сто, как для рыбалки. Моешь их, кладёшь в стакан. Берёшь пятьдесят грамм сахара. Трёшь его на миксере до сахарной пудры, высыпаешь в этот же стакан. Ставишь всё в теплое место на сутки. Черви сок дадут. Вот его и капаешь собаке в глаза. Боль, правда, дикая. Но, зато потом хорошо. Мы так на зоне катаракту лечили.
- И как, помогало?
- Не.
- А зачем же лечили?
- А всё равно, больше нечем. Да и делать нечего.
- Ясно.
Чай поспел. Для меня он слишком крепкий. Я разбавляю водой из чайника. Лёша дует так. Пьёт совсем без сахара, только положит за щеку дешёвую карамельку с начинкой, и тянет кружку за кружкой, в перерывах покуривая, как он говорит, "ништяковые" сигареты с фильтром. Для него чаепитие целый ритуал, почти как у японских самураев. Только по другому, конечно. С кем попало он пить не будет, только с теми, кого считает равными. И пить надо обязательно из железной кружки, "крухана", чтобы губы обжигала.
Немного попил, подобрел, вытер с лица мелкие бисеринки пота, на общение потянуло.
- Хорошо тут у тебя, Ворон, тихо. Смотрю, огурчики-помидорчики поспели.
- Пора уже. Лето кончается.
- Уважаю. У меня на зоне тоже свой огород был. Там у всех блатных свои грядки. Огурцы, помидоры, лук, салат, укропчик. В неволе витаминов не хватает. Пайка положняковая в горло не лезет. Да и чего там? Голые макароны да сечка! А пережарку к ней сделаешь, или салат намешаешь, и ништяк, идёт. В зоне витамины первое дело. Да и заняться нечем, а тут, с огородом возишься и вроде как при делах.
- А что же, вас на работу не гоняли?
- Да были там кое-какие. Но, порядочному арестанту в хозобслуге в падлу трудиться. А на промку не устроишься. Работой и на воле сейчас не обеспечивают, а уж там-то...
- А что же там, у вас, на промке делали?
- Да всё по дереву. В основном, ящики и гробы сколачивали. Однажды один коммерс с воли пытался у нас на зоне цех открыть, по производству паркета из дуба. А чё? Рабсила дешёвая, от налогов скощуха, казалось, жить можно.
- И почему не заладилось?
- Ну, тут свои заморочки. Это же зона. Зеки материал растаскивали. Все начали шкатулки делать. У блатных тут же тумбочки резные появились, дубовые, у смотрящих углы с панелями. Короче, невыгодно стало коммерсу. Закрылся.
Попили мы ещё с ним чайку, погоняли свои "круханы". Разговор перешёл на домашних животных.
- Ты, вот, Ворон, собак любишь. Я тоже. Но в зоне их не держат. Проблемно в жилке. Да и собака зону стережёт, друг мента, значит. А так, там живности полно. У блатных аквариумы свои с рыбками, попугайчики. Коты у многих. Даже у петухов. А чё? Они тоже люди. Кто им запретит? И вот, однажды у нас такая заморочка случилась. Коты-то в понятиях не секут, и кот петуха однажды понюхал кота блатного. Зашкварил, понимаешь.
- Ого! Это серьёзно. И что было?
- Мы сходняк собирали. Целый час тёрли как быть? Может ли кот зашкварить? С одной стороны - да, несомненно. А с другой? Это всё же животные. Они не по понятиям живут. Так сказать, слепая масть не катит.
- И что вы решили?
- Решили, что может! Даже судьба блатного на волоске висела. Но его потом оправдали всё же. Петуху голову отбили. Чтобы за своими животными следил. Ну, а кот блатного переехал жить в петушиный угол. А как же! Сам виноват! Нечего лазить где попало!
Вечер заканчивался. Полная луна всходила. Чай допили, Хорёк домой засобирался.
- Пора, пожалуй. А то, там Натаха моя уже заждалась.
- Ты женился, говорят?
- Не. Я традиции чту. А по ним не должен я семьёй себя связывать. А вот бабу какую-то найти и жить с ней можно. Главное, не расписываться. Да и строго у меня с ней. Своё место она знает. Я и на море один ездил.
- Мог бы и с собой взять. Она, небось, ни разу не была.
- Не была, и нечего там делать. Пусть дома сидит. Знала, с кем живёт. А не нравится, пусть берёт свои тапки и домой. Никто её не держит.
Хорёк нахмурил лохматые брови и стал собираться. Посмотрел на пустую банку с заваркой.
- Даже жаль, столько вторяка выкидывать. Ну, не самим же его пить? Может, этим, кому отдашь?
Он кивнул головой в сторону сидевших вдалеке на лавочке деревенских жителей.
- Им за счастье будет. Небось никогда лучше "Лисмы" ничего не пили.
- Посмотрим. Если чего, овцам отдам. Они всё сожрут.
- Это, наверное, правильнее будет. Ну, бывай!
Хорёк протянул руку, попрощался, и уехал. Приедет ли ещё, не знаю. Он никогда не загадывает. А сейчас август, сезон отпусков. У него самые делюги. А фарт, как он говорит, переменчив. Всё может случится.
Разные мы с ним люди. И судьбы разные. Сколько раз думал, кто он для меня, этот Хорёк? Просто друг детства, с которым вместе носились по деревенским косогорам, да ловили рыбу в Битюге самодельными удочками?
Или больше? Приехал, ведь в трудное для меня время, ни слова не говоря об этом, поддержал, помог своим участием.
По-моему, даже в душе такого, как Хорёк, есть что-то, какая-то крупица того, что делает нас людьми. Только не у всех до неё докопаешься. Не всегда отыщешь.