В Сибири обезьяны не живут

Алексей Надточий
В СИБИРИ ОБЕЗЬЯНЫ НЕ ЖИВУТ                (Академгородок -- сегодня)
Драма в двух действиях, шести картинах с прологом

Действующие лица:
Д е д,  М и х а и л   А л е к с е е в и ч  Л а в р е н т ь е в,  академик АН СССР,
Б а б а  В е р а,  В е р а  Е в г е н ь е в н а,  его жена,   
Ю р и й   А н д р е е в и ч  К о р ф,  академик РАН,
К а р и н а,  его жена,
Ю л и я,  их дочь,
П ё т р  И в а н о в и ч  К р и в о л а п о в,  вице-мэр Новосибирска,
Г е н р и х,  его сын,
М а р к,  научный руководитель проекта,
Н а т а л и,  помощница Корфа,
З е м ф и р а,  журналистка,
И г о р ь  Б о р и с о в и ч,  академик-секретарь РАН,
Е в г е н и й  М и х а й л о в и ч,  заместитель министра науки Израиля,
Т е л е о п е р а т о р,  ж у р н а л и с т ы,  п р и с л у г а.   

ПРОЛОГ. ПРЕДСКАЗАНИЕ
В начале представления режиссёр прямо при зрителях «распределяет» роли: «В прологе ты будешь играть Деда, то есть Лаврентьева, ты – Бабу Веру -- его жену, Веру Евгеньевну, а вы Корфа в молодости и Карину, впоследствии жену Корфа, чтобы потом снова появиться уже зрелыми людьми в первом действии. Между прологом и первым действием пройдёт несколько десятилетий, более полувека. Вот и надо отразить этот перепад эпох: между и между… 
Картина первая
Вечер в доме академика М.А. Лаврентьева. Наискосок висит небольшой плакат: «Обезьяны в Сибири жить не могут, они замёрзнут». Кроме членов семьи присутствуют несколько учеников академика, которые, чувствуется, запросто заходят по вечерам сюда на ужин. Скромное застолье, чёрно-белый телевизор с безмолвно светящимся экраном на тумбочке в углу, скромная мебель. «Дед», академик Лаврентьев, в кресле у камина с пачкой газет.
Молодой Корф поёт под собственный аккомпанемент:
За что вы Ваньку-то Морозова,
Ведь он ни в чём не виноват!
Она сама его морочила,
А он ни в чём не виноват!
Б а б а  В е р а. Что это за песня такая странная? Из рук вон! Не то болезнью, не то прямо могилой отдаёт!
К о р ф. Это, Вера Евгеньевна, новое московское дарование –Булат Окуджава! На днях ребята плёнку привезли!
…Он в старый цирк ходил на площади
и там циркачку полюбил.
Ему чего-нибудь попроще бы,
а он циркачку полюбил...

Б а б а  В е р а. Стоп, стоп, ребята! Если вы это считаете поэзией, то вам же хуже! Не всё то хорошо, что в столице рождается. Вот хочу сообщить вам, что наша Натали закончила на днях поэму, «Золотая долина», кажется, называется! Ната, прочти, пожалуйста!
Н а т а ли. Вера Евгеньевна, вы ставите меня в крайне неловкое положение, я рядом с Булатом – это как… ну, как какой-нибудь Сыромяткин возле Пушкина!
К о р ф. Браво, Натали Алексеевна! Очень точное сравнение! Ладно, уважьте хозяйку дома! А я подыграю, если смогу… У вас что там – ямб или хорей? (Берёт аккорд на гитаре).
Н а т а л и. Ну, была не была, попробую… Буквально несколько строк. Извините за рабочее название – «Долиниада», -- понимаю, что претенциозно, но это пока…
 Кто-то из присутствующих шутит – «Ах, «Гаврилиада»! Гаврила физиком служил, Гаврила с мистикой боролся…»  Его одёрнули: «Не хами, не обижай художника, козлёночком станешь!»
…Есть дом один – совсем обычный,
Ничем от прочих не отличный –
Ну разве тем, что половина
В снегу протоптанных тропинок
Сбегается в конце концов
На всем знакомое крыльцо,
Да целый вечер напролет
Все кто-то ходит взад-вперед...
 
Семейные и холостые,
Хорошие или плохие,
Мы все бываем часто в нем
И все мы любим этот дом,
Где хоть незваный, хоть нежданный,
Всегда ты будешь гость желанный,
Где долго в окнах свет горит
И долго музыка звучит,
Где в час любой полно народа
И полная во всем свобода:
Кто хочет – пьет, кто хочет – ест,
И всем всегда хватает мест,
Где вечно писк и гомон детский,
Где скучных церемоний светских,
По счастью, и в помине нет,
И где Лаврентьев – просто Дед.
 
Восславим же гостеприимный,
Уютный, сердцу милый дом,
Что в самый лютый холод зимний
Нас согревал своим теплом.
Дом для друзей... Хороший дом!
Да будет вечным счастье в нем!
Да будет славным ремесло
Дарить сердцам другим тепло!

Л а в р е н т ь е в.  Молодец, Ната! Дай я тебя поцелую! Не зря я на тебя глаз положил!
Б а б а  В е р а. Ребята, уймите этого… старого!…
К о р ф. Стишата, конечно, так себе, но не исключено, что в историю Академгородка всё же войдут! Всё-то вы правильно делаете, Натали Алексеевна! Вам теперь не докторскую крапать нужно, а в историографы переквалифицироваться, и будет вам счастье!
З е м ф и ра. Михаил Алексеевич, вопросик можно, а?
Л а в р е н т ь е в. Но сегодня только один, валяй!
З е м ф и р а. Я, разумеется, всё написанное о вас обязательно читаю, но вот хотелось бы лично, как говорится, не для читателей, спросить: почему вы, известный учёный, Герой труда, в 57-м выбрали Сибирь? Говорят, ваша кандидатура рассматривалась даже на пост президента Академии наук СССР? И как это получилось, что выбрали Мстислава Всеволодовича Келдыша, вашего друга? Хотя у вас и опыта больше, и Сибирское отделение уже, считай, на ноги встало…
Л а в р е н т ь е в. Ну, здесь не один вопрос, и меня многие об этом спрашивали. Понимаешь, Земфира, я сам дисциплину с детства люблю и военных поэтому очень уважаю, мне с ними приходилось много ещё во время войны работать: сказано – сделано! Но на каждый командный мостик в каждых конкретных обстоятельствах нужен совершенно определённый человек! Можно сказать, что время предопределяет. Так было с Курчатовым, с Королёвым, которого вы пока не знаете, и даже с самим Никитой. На мой взгляд,  будь и я на месте Хрущёва, тоже выбрал бы именно Славу. Он хоть и моложе, но по-своему дисциплинированнее меня. Вот нынешний зам мой, Гурий Иванович Марчук, руководитель Вычислительного центра, это образец самодисциплины, далеко пойдёт, помяните моё слово. А меня подформатировать уже вряд ли получится, Каков есть, таким в Сибири и сгодился. Примерно так!
З е м ф и р а. А почему всё же в Сибирь? Или тоже как в стихах (читает нарочито пафосно): «Мужчин в эти дальние страны не злато влечёт и не честь, поэтому есть Магелланы, поэтому Моцарты есть»?
Л а в р е н т ь е в. Красиво: Магелланы! Моцарты! Если в корень смотреть, я бы от характера человека исходил. Мы, кстати, когда людей подбирали, в первую очередь смотрели, насколько самостоятелен человек, и, если мы его на институт посадим, то чтоб не просто тянул, а непременно создавал собственную научную школу. Война закончена, страну восстановили, жить стало лучше, жить стало веселее. Наступило время далеко вперёд смотреть. Слава Келдыш очень верно выбрал космос. Мы с Христиановичем и Соболевым считали, что науку необходимо выводить из рамок Москвы и Ленинграда, где начальства слишком много, и охотников поруководить хоть отбавляй, да и чревато это: две бомбы и нет советской науки! И если выражаться высоким стилем, как вы, газетчики, любите, остановишь процесс структурного развития – и кранты, как наш Мишка говорит!
Можешь и так написать: нам представилась исключительная возможность реализовать мечту почти каждого учёного – создать свой город науки. Даже лучше, чем Кембридж и Гарвард! Потому что у нас возможностей больше: Академгородок вся страна строит! Это должно быть лучшее место на планете Земля! Кое-что уже получилось. И добьёмся ещё большего, если не схарчим, и, прости, не скурвимся.
З е м ф и р а. А как вот этот лозунг родился: «Обезьяны в Сибири жить не могут, они замёрзнут»?
Л а в р е н т ь е в. Да это не лозунг вовсе! Сказал, и подхватили! Ты Веру Евгеньевну спроси! Она лучше помнит.
Б а б а  В е р а. Да очень просто! Не помню уж по какому случаю, но зашёл у нас с Михаилом Алексеевичем разговор об эволюции. Я ему в шутку и скажи: вот, мол, от кого ты произошёл, сразу видно, очень много у вас с обезьяной общего! Ну, он крепко выразился, не могу цитировать полностью . А вот эти слова оказались очень к месту.
Кто-то вносит огромный жестяной чайник, блюдо пирожков.
Б а б а  В е р а. (Протяжно кричит-поёт) Кипяток! Кипяток! Пирожки! С пылу с жару – пятак за пару!
К о р ф. Налетай – подешевело! Так вот, пока вы жуёте, объявляю следующий номер программы: восточная прорицательница Алтай-Сухроб! Что значит алтайский рубин!
К а р и н а. (С подведёнными на восточный манер глазами и бровями, с распущенными тёмными прядями волос, читает нарочито патетично) Сегодня Большая кабарга скачет по вершинам гор в сторону Алтын-Кёля, Телецкого озера! А солнце спрячется за перевалом ровно на одну минуту раньше обычного! Алтайцы, дети гор, с его заходом обратят свои глаза к небу и увидят на нём необычайное зрелище: их мать, Большая медведица, повернётся спиной к Земле и станет удаляться во Вселенную. Над Белухой уснёт ветер, в безмолвье распрямятся деревья и травы, утихнут звери и птицы, замолкнут люди и встанут машины, и даже Катунь и Бия на миг остановят свои струи, и все будут вслушиваться в своё будущее, о котором один раз в сто лет говорят горы!
Внезапно Карину прерывает звук горлового пения. Никто не может понять, откуда этот звук, но он нарастает и становится почти нестерпимым. Затем постепенно утихает и исчезает совсем.
Лаврентьев. (Хлопает в ладоши)  Браво, чертенята! Очень изобретательно!
Карина поднимает обе руки, затем в изнеможении садится и плачет.
Б а б а  В е р а. Кариночка, милый ребёнок, что с тобой?
К а р и н а. (Семенит к Бабе Вере, утыкается в её колени и горько рыдает) Мне страшное привиделось! 
К о р ф. Кандидатскую завалила!
К а р и н а. Нет, хуже!
К о р ф. Ну, тогда жених к другой переметнулся!
К а р и н а. Нет, ещё страшнее и ещё хуже! Мне, в самом деле, видение было, да такое, что всего и не пересказать!
Б а б а  В е р а. Ну, успокойся, милая! Хочешь конфетку! Держи вот… Рассказывай, облегчи душу!
К а р и н а. Я боюсь вас напугать!
Л а в р е н т ь е в. Да уж как-нибудь не умрём! Что же тебе, вещунья, привиделось?
К а р и н а. Да показалось мне, что в один миг прошло полвека, и небо сдвинулось!
К о р ф. Ну, понятно, крыша поехала!
К а р и н а. Да подожди ты! Послушай: я не могла такое придумать! Небо как бы сдвинулось, и я увидела Академгородок будущего! проспекты и улицы, здания институтов. На углу, неподалёку от президиума -- памятник Михаилу Алексеевичу!
К о р ф. Свят, свят, свят!
Л а в р е н т ь е в. Стало быть, меня памятника удостоили. Памятник-то хоть хороший, или так себе!
К а р и н а. Да, солидный такой, и венки, букеты… Машин -- просто тьма! Но самое страшное – другое!
К о р ф. И что же, голубка? Наверное, старенькая ты совсем стала, и зубов во рту нет совсем! Как же ты свои любимые кедровые орешки щёлкать будешь? Бедная, бедная Кара!
К а р и н а. Дело не в орехах! Я большую беду всем нутром почувствовала: мы все другие стали!
Б а б а  В е р а.: Да, конечно, другие, на пятьдесят лет старше и мудрее!
К а р и н а. Нет, не то! Будто экспедиция нашего Института археологии на Алтае нашла могилу великой прорицательницы Кыдын. Старики просили не трогать, но её откапали и увезли в город. И всё изменилось: иду я по улице и чувствую, что все мы стали другие, как будто в каждом по осколку льда с вершины горы, -- холодно стало в Академгородке! На улицах люди перестали здороваться, потому что не узнают друг друга! У каждого приборчик такой на шее, и там циферки тикают: кто, сколько и почём И всё так толково расписано: на работу -- восемь часов, на общение с друзьями – полтора часа! На любовь полчаса! На сон семь, на еду час и так далее…
К о р ф. Хороший прибор, только на любовь полчаса маловато! Правда, Сухроб?
К а р и н а. Буквально все живут по расписанию! И в Академгородке построили несколько церквей, потому что, как принято считать, Богу не врут, а потребность в сокровенном у людей всё-таки осталась!
К о р ф. Неплохо, неплохо! Особенно про любовь и про церкви! Ты зачем с гор спустилась? Ну и шаманила бы там понемногу! Весьма способная девочка, сменившая пионерский барабан а бубен!
Б а ба  В е р а (неожиданно очень холодно. Странное видение посетило тебя, дорогая моя! Если бы я была верующей или суеверной, то спросила б себя: и к чему бы это? (После паузы в сторону) Странная девушка – эта Карина-Сухроб. Замуж ей надо, да побыстрее!
Л а в р е н т ь е в. А, по-моему, это клиника! Но как хороша девчонка, чёрт возьми! Даром, что алтайка!
Б а б а  В е р а. Почему даром? Наоборот, алтайка и есть! У русских в подобных случаях ищи родовые корни в священниках, а у них – в шаманах!
Снова раздаётся усиливающийся звук горлового пения. Кажется, он заполняет всё пространство, проникает в поры всего живого, и на самой высокой ноте вдруг обрывается.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина вторая
Гостиная в доме академика Корфа. Современное казённое праздничное украшение гостиной по случаю юбилея и ожидаемого отъезда за границу. Карина Васильевна, в которой зритель узнаёт Карину из пролога, накрывает на стол. Входит Марк с огромным букетом цветов.
М а р к. Добрый вечер и наилучшие пожелания семье юбиляра! (Внимательно смотрит на Карину, затем наигранно-шутливо остолбеневает) Ах, Карина Васильевна, как вы сегодня выглядите! Нёс цветы юбиляру, но от всего сердца дарю их вам!
К а р и н а (польщена). Спасибо, Марк Юрьевич, проходите. Но вообще-то вы рано!
М а р к. Извините, Карина Васильевна, нужда заставляет! Поговорить надо!
К а р и н а. С Юрием Андреевичем? Оставили бы вы его в покое! Сами знаете его состояние!
М а р к. Отлично всё понимаю, уважаемая Карина Васильевна! Но дело не терпит. Вопрос настолько серьёзен и прямо касается судьбы Юрия Андреевича, что поговорить всё-таки необходимо!
К а р и н а. Может, и мне намекнёте? Не посторонняя, вроде!
М а р к. Не только намекну, но и намерен просить о помощи!
К а р и н а. Ну, тогда действительно серьёзно. Я, кстати, хотела сама вас спросить, потому что Юрия Андреевича не могу, он высмеет меня, что это такое «Иерархия Корфа»? Перебирала электронную почту, запрос на английском из Лондонского королевского общества: просят подтвердить согласие на включение специальной статьи в новое издание Британской энциклопедии. Сама-то я в молодости имела некоторое отношение к археологии, но мой гуманитарный уровень не позволил мне самостоятельно разобраться в этом вопросе.   
М а р к. Если объяснять на пальцах, то эта «иерархия» была ещё дипломной работой Юрия Андреевича, без которой была бы невозможна значительная доля прикладной математики и, в частности, информатики. То есть многие возможности современной компьютерной техники оставались бы неиспользованными. Иерархия -- система структуры информации и её приоритетов. Тут он вплотную приблизился по значимости к нобелевскому лауреату Леониду Канторовичу. В нашем случае тоже синтез, по сути мультидисциплинарный метод, но математика в соединении не с экономикой, а с физикой. Я думаю, вы знаете, о чём я говорю.
К а р и н а. Да уж как-нибудь! Однажды во время прогулки по проспекту Коптюга я в шутку указала на стену с барельефами математиков сибирской школы и сказала, что неплохо, мол, было бы, и твой профиль ещё при жизни здесь запечатлеть! Господи, что я услышала в ответ!
М а р к. Ну, Юрий Андреевич в подобной ситуации всегда в отменной филологической форме! Но Британская энциклопедия – это полдела. Юрий Андреевич может претендовать на признание несоизмеримо большее! Не только на мой взгляд -- он давно достоин Нобелевской премии по физике. Эта отголоски игры воображения старика-основателя премии, он на дух математиков не переносил! И всё, извините, из-за женщин!   
К а р и н а. Оставим гендерную тему в покое. Марк, вы не увлекаетесь? Я знаю, что наш сват, вице-мэр города Криволапов, все уши Юрию Андреевичу прожужжал: не тяни да не тяни, надо подсуетиться, мы тебя поддержим, Москву пошевелим, нужные рычаги найдём, премия уже на горизонте, но может проплыть мимо, если сети не поставить и за себя не постоять. Марк, ну как постоять? И почему это стало необходимым доказывать свою одарённость, собственную значимость и своё достоинство?
М а р к. Карина Васильевна, да всегда так было! Ну, может быть, в последнее время приняло несколько гротескные формы! Жестокое время, согласен. Если раньше говорили «Под лежачий камень вода не течёт», то сегодня «Умри, но заставь говорить о себе!», -- хоть утюг, хоть телевизор.
К а р и н а. И что же такое Юра должен сделать ещё, чтобы заставить думать и говорить о нём?   
М а р к. Немногое: дать добро на регистрацию собственного кристалла в качестве изобретения. Его «иерархия» – это теория, а кристалл – выход на практику, в экономику, нечто подобное, как у Жореса Ивановича Алфёрова! 
К а р и н а. Я знаю об этом кристалле. Кристалл ЭК, кажется?
М а р к. Совершенно верно! Он перевернёт всю проводниковую физику, и вместе с нею всю информатику, -- по сути, сделает возможности накопления информации бесконечными, обычная флэш-карта способна будет вместить целый мир, а члены вашей семьи станут миллиардерами!
К а р и н а. Ой, можно я сяду! Аж голова закружилась!
Карина садится, Марк наливает ей стакан воды.
М а р к. Из-за таких денег не то что голова закружится, люди с ума сходят! Но вот Юрий Андреевич не хочет ни денег, ни премии, ни бессмертия!
К а р и н а. О каком это бессмертии вы говорите? Он на лечение в Израиль едет! Говорю по буквам: на ле-че-ни-е!
М а р к. Да это я фигурально выражаюсь: все нобелевские лауреаты как бы бессмертны, то есть память о них будет жить вечно! Кстати, а почему он кристалл назвал ЭК, а не Корфа?
К а р и н а. И он вас не посвящал? Это самое интересное. Юрий Андреевич таким образом решил обессмертить имя своего старшего друга академика Эдуарда Павловича Круглякова, они вместе в Институте ядерной физики тогда работали, и на одном опыте вместе по хорошенькой дозе схватили. Эдуард Павлович, как вы знаете, под конец тяжело заболел и умер, а Юрию Андреевичу повезло: видно, природная закваска сибиряка покрепче. Знаете, с возрастом люди нередко суеверными становятся. Вот и про Круглякова много болтали: мол, на беду с этим Петриком связался, над самым высоким руководством страны потешался, в одну компанию проходимца и спикера Думы записал… Я уж Юрия Андреевича прошу: ты бы поаккуратнее, что ли! Петрики – они всюду! Этот ложный фильтр для воды якобы изобрёл и, чтобы денег хапнуть, сумел ведь, гад, охмурить несколько настоящих учёных, которые в угоду большому начальству нужные бумаги подмахнули. Другой, тоже шибко учёный, совсем осатанел и пустой коробкой рак лечит! Третий… Да ну их!...  Нельзя же всем в глаза правду резать! Себе дороже выходит! Ну, что поделаешь, если бог им ума не дал, зато хитрости не занимать! А он всё своё: науку, гады, губят, реформаторы чёртовы! Это ты, говорит, ещё у Лаврентьева на вечёрке при мне однажды накаркала, что Алтайскую принцессу трогать нельзя! Ведьмой меня назвал! Вам -- это он мне, которая личной научной судьбой ради него пожертвовала – вовсе не наука нужна, а чтобы было что продать, хоть Родину, и на вырученные деньги барахла побольше купить!
М а р к. Несправедливо! Мы все вас очень ценим!
К а р и н а. Марек, -- можно я буду вас так назвать? – помогите ему, пожалуйста! Он очень любит вас с университета! Вы его дипломником были, а как он радовался, когда вы кандидатскую, а потом докторскую защитили! Кстати, я так и не поняла, почему вы оставили науку и ушли в это О-О-О по производству кристаллов!
М а р к. Науку я не бросил, Карина Васильевна, наше производство без науки невозможно!
К а р и н а. Ну да, так все говорят, кто в технопарк или за границу к буржуям сбежал!
М а р к. Узнаю речи моего учителя! Но я не все, я сам по себе и, возможно, скоро стану весьма состоятельным человеком и вам помогу настоящего материального благополучия добиться. При условии -- если только…
К а р и н а. Так в чём сложности-то? Я лично не против быть богатой…
М а р к. Юрий Андреевич пока отказывается от международной регистрации кристалла ЭК.
К а р и н а. Почему? Деньги большие нужны?
М а р к. Деньги нужны, но они смехотворны по сравнению с теми, что будут. Причина в другом: он считает, что необходима серьёзная научная и промышленная доработка, это как в фармацевтике клинические испытания, иначе, мол, кристалл поплывёт, то есть относительно быстро будет терять свои суперкачества.
К а р и н а. Ну, так дорабатывайте!
М а р к. Доработаем, но сейчас времени нет. Я точно знаю, что нам в спину дышат японцы и даже китайцы. Не зарегистрируем мы – через полгода пиши пропало! Миллиарды долларов будут конвертированы в триллионы йен или даже юаней.
К а р и н а. А что я должна делать?
Входит Криволапов. В руках цветы и большой свёрток.
К р и в о л а п о в. Добрый вечер, Кариночка, дорогая, добрый вечер, М арк Юрьевич! Знаю, что рановато приехал. Не помешал?
К а р и н а. Привет, привет, Пётр Иванович! А что это ты притащил: наверное, по принципу: подарок должен быть большой и бесполезный?
К р и в о л а п о в. Это пока секрет!
К а р и н а. И тебе тоже, конечно, поговорить нужно! И именно в день рождения и в предпоследний перед отъездом день!
К р и в о л а п о в. Лучше поздно, чем никогда! Где, кстати, сам юбиляр?
К а р и н а. Представьте себе, в спортзал Дома учёных потопал. С тростью, на трёх ногах, но, говорит, хочу напоследок настоящего мужского пота понюхать, чёрт его знает, как там евреи пахнут! Но обещал вовремя!
М а р к. Пойду встречу его, он по какой дороге ходит?   
К а р и н а. По Морскому проспекту и Мальцева! Вообще-то это было бы замечательно, так как он не раз уже задумывался и уходил вниз, к морю, нервы мотал. Да, вот ещё что: Марк, коли уж мы с вами на дружеской, так сказать,  ноге стали общаться, помогите и вы мне…
М а р к. Я весь внимание!
К а р и н а. Тут такая закавыка возникла: не исключено, что Юрий Андреевич в Израиле задержится надолго, но он из упрямства не хочет меня с собой брать: расходы, мол, лишние и что обо мне в институте скажут,  ну и прочая чепуха! Так вы подскажите ему деликатно, что там как раз не поймут, если он один на операцию и лечение приедет: у них так не принято!
М а р к. Попробую, хотя… зная характер шефа, я сомневаюсь в успехе выполнения вашей просьбы!
К а р и н а. А вы попробуйте! Но осторожнее, можете получить и на орехи напоследок!
М а р к. Я очень аккуратно! (Уходит).
К р и в о л а п о в. Карина, мне сегодня очень нужна твоя помощь!
К а р и н а. Ну, надо же, как интересно! Я сегодня прямо нарасхват!
К р и в о л а п о в. Оставь шутки, дело важное и всех нас касается!
К а р и н а. Кого нас? Уточни!
К р и в о л а п о в. Если угодно, то речь идёт о будущем всей нашей объединённой семьи и, в особенности, о будущем наших детей!
К а р и н а. Слушай, Пётр, я уже устала его ото всех защищать! Ты хорошо знаешь состояние его здоровья, и что побережье Мёртвого моря он выбрал для посещения не случайно, и я надеюсь, едет туда не умирать…
К р и в о л а п о в. При чём тут Мёртвое море, если он будет лежать в лучшей клинике Тель-Авива!
К а р и н а. Слушай, я, конечно, могу тебе сказать, чем он болен, но ты и сам догадываешься и понимаешь, насколько это опасно. Он мне и так уже не раз говорил: может, никуда и не ездить, что время терять, лучше я ещё пару статей напишу, а то в голове много, а на бумаге остаётся досадно мало!
К р и в о л а п о в.  Не о том говорим! Карина, умоляю, не о нас речь!
К а р и н а. Давай, вываливай своё… дерьмо!
К р и в о л а п о в. Ну почему дерьмо-то?
К а р и н а.  Потому что по сравнению с его здоровьем всё… не буду повторяться. 
К р и в о л а п о в. Боже мой, какая непосредственность, какая народность, и какая любовь! К самой себе! Говорю тебе: о детях надо побеспокоиться!
К а р и н а. Ладно, слушаю, что ещё? Марк вон обещает миллиарды напоследок!
К р и в о л а п о в. Это я в курсе, и Марк, на мой взгляд, на верном пути!
К а р и н а. Ага, вы уже сговорились! Давайте, добивайте его!
К р и в о л а п о в. Его добьёшь! Он сам кого хочешь в землю по самую маковку закопает и ещё сбацает поминальную под гитару! Но ладно, давай о деле. Суть вот в чём: ты, разумеется, знаешь о проекте медицинского технопарка, который я помогаю сыну Генриху и вашей дочери, нашей… Юлии реализовать.  Сегодняшние возможности местного бюджета ты представляешь. Без помощи Москвы нам не обойтись. А теперь сосредоточься, это главное: под бдительным оком вице-премьера, курирующего социальную сферу и всю медицину вообще, в Предуралье закладывается на долевом участии частного бизнеса и бюджетного финансирования федеральный научно-медицинский центр народного целительства: кобылье молоко, горный воздух, хвойные экстракты и прочее и прочее как альтернатива знахарству и ложнонаучному здравоохранению.
К а р и н а. Что-то я уже подобное слышала вокруг преподобного Петрика и гомеопатии. Серьёзные люди из Академии наук поручаются бог весть за что, а потом позору на всю оставшуюся жизнь…
К р и в о л а п о в. Вот не надо всё под одну гребёнку! Петрик шарлатан, уже давно доказано, а вот гомеопатия веками существовала, и решать её судьбу не одной так называемой комиссии по борьбе с лженаукой! Которую, между прочим, многие считают инквизицией нового времени!
К а р и н а. Ага, это значит, Эдик главный инквизитор был? Жалко, что помер, вот инквизиции-то нам и не хватает! Заморочил людям голову – на костёр! Ладно, от меня-то, или точнее от Юры что надо?
К р и в о л а п о в. Вот это уже другой разговор! Всё по-деловому! А нужно очень немногое: у Юрия Андреевича в компьютере лежит разосланный проект заключения экспертного совета Минобрнауки по медицинскому центру, тому самому, который интересует вице-премьера.
К а р и н а. Ну и что?
К р и в о л а п о в. А я хорошо знаю, что все дела, всю переписку Юрия Андреевича, не исключено, между прочим, без пяти минут нобелевского лауреата, ведёт одна уважаемая дама, которая является матерью неподражаемой и не менее интересной дамы по имени Юлия. Сделаем паузу и проанализируем: ты в причинно-следственных связях не запуталась!
К а р и н а. Да уж как-нибудь с твоей помощью! Что надо-то?
К р и в о л а п о в. Нет, подожди, я не всё сказал. Есть ещё кое-что. Например, ты знаешь, какова рыночная цена вашего коттеджа вместе с участком земли, на котором он находится?
К а р и н а. А мы его продавать не собираемся!
К р и в о л а п о в. Сегодня не собираетесь, а завтра вдруг? Дорогая моя, около миллиона долларов!
К а р и н а. Вы сегодня меня этими долларами угробить сговорились, что ли?
К р и в о л а п о в. Наоборот, помочь! У тебя пенсия, кстати, какая? Верю, что хорошая, тысяч пятнадцать, на один билет до Москвы! И в случае чего тебе за коммунальные услуги заплатить хватит! Но не более того! К тому же, документы на приватизацию коттеджа пока лежат в департаменте имущества без движения, -- шибко народ в год выборов интересуется, кому да сколько достанется при окончательной бесплатной приватизации: прикинь, одному аж тысяч пятьсот за комнату в общежитии, а другому всего миллион долларов, -- это при равных-то социальных возможностях. Тут есть над чем голову поломать! Но это тебя может совсем не касаться, если одним кликом мышки, подчёркиваю – одним кликом компьютерной мышки ты отправляешь проект заключения экспертного совета обратно безо всякой правки и комментариев. Тем более, что Юрий Андреевич, считай, уже уехал. Даже ничего врать и придумывать не надо! Просто послать их к такой-то матери! И всё встанет на место: предуральский проект, премия Юрия Андреевича, прижизненный бюст на улице Мальцева! И как маленький презент судьбы – успешная приватизация вашего коттеджа и пожизненная льгота на его коммунальное обслуживание! Ну, как тебе все эти, как раньше говорили, встречные обязательства?
К а р и н а. Великолепно! Только ты не учёл, с кем дело имеешь! Я, может быть, и не совсем всю жизнь кристально честна была, для меня приврать иногда – тоже творчество! Но Юру ты, видно, плохо знаешь! Помнишь первую встречу здесь, в Академгородке, с президентом в 2005-м? Об этом не писали, но они закрылись тогда в Доме учёных, в 101-й комнате, и президент спрашивает: скажите откровенно, что вам нужно в первую очередь кроме денег, потому что денег всё равно пока нет? Ну, там Николай Леонтьевич Добрецов и другие члены наговорили всякого, а дошла очередь до Юры, и он рубанул: «Если возможно, то хотя бы с наукой быть честными! Вот вы сказали прямо, что денег нет, а когда появятся, не станете юлить? Или ещё хуже: от нас, учёных, честность, а от вас, власти – по обстоятельствам! Вы понимаете, что дороже оборонной безопасности страны, суверенитета, продовольственной безопасности и всяких там прочих превыше всего безопасность интеллектуальная! Только Юрке ведь всё равно: не захочет он в твои игры играть!
К р и в о л а п о в. Да и не надо ему ни во что играть! Карина Васильевна, ты по крови алтайка, одна из немногих, взлетевшая так высоко! Один клик компьютерной мыши, и ты обеспечиваешь всю семью и себя до конца дней!
К а р и н а. Какие слова ты красивые, но опасные говоришь! Ну, вот что: если даже случайно эта самая мышка сделает то, о чём ты просишь, знай, тебе это даром не пройдёт, даже подмёток в твоём кабинете на Красном проспекте не останется! Времена, в самом деле, сейчас другие, от народишка кое-что сегодня зависит!
К р и в о л а п о в. Спокойно, спокойно! Ты с языком-то поаккуратнее! А то не дай бог Юрий Андреевич узнает о твоих тайных увлечениях!
К а р и н а. (Чеканя) Что -- ты -- имеешь -- в виду?
К р и в о л а п о в. Картишки, дорогая! В том числе карты Таро! Что они там тебе в последний раз нагадали? Некрасиво как-то получается: жена академика и её подруга, бывший специалист по научному атеизму, как две старые, извини, шаманки, на картах в Академгородке ворожат! Но всё, всё, это я предупреждаю тебя по дружбе, не хватало ещё нам слухов на эту тему,-- у меня тут связи ещё с гуманитарного факультета остались!   
В комнату входят Корф с Марком. Криволапов нарочито горячо обнимает и поздравляет Корфа.
К а р и н а. (С трудом оправившись) Закончили разговор на эту тему. Давайте-ка я вам, ребята, плесну облепиховой на аперитив! Марк, присоединяйтесь к нам! Я сейчас закусочки соображу!
Накрывает отдельно угол праздничного стола.
К р и в о л а п о в. Юрий Андреевич, можно тебя попросить об одолжении?
К а р и н а. Что ты ещё задумал?
К р и в о л а п о в. (Корфу) Пока гостей нет, возьми в руки гитару, тебе ведь самому, поди, компьютер да трость до чёртиков надоели!
К о р ф. А что, пожалуй!  Кара моя, где струны нашей души!
К а р и н а. Юра, ты с ума сошёл? На семь часов скайп с губернатором назначен, а ты ещё небритый!
К о р ф. (Тоном приказа) Карина Васильевна!
К о р и в о л а п о в. Нет, стой! (Разворачивает свой огромный пакет, вынимает  футляр, из него достаёт гитару) Вот! Хотите -- верьте, хотите -- проверьте – настоящая гавайская!
К о р ф. (Принимает гитару и тут же подстраивает её) Вот удружил! Не ожидал! Спасибо!
Корф берёт пару аккордов. Звучит «Сиреневый туман». Все подпевают.
К р и в о л а п о в. (В сторону) С этим народом в разведку ходить, фашистов бить, мифический коммунизм строить, но жить по-настоящему – невозможно!
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина третья
Входят Юля и Генрих. Они поочерёдно обнимают Корфа, вручают ему цветы, подарки.
К р и в о л а п о в. А вот и наша надежда – молодёжь! Молодёжь -- это молодость мира, а его возводить молодым!
Г е н р и х. Папа, пожалуйста, без своих комсомольских пошлостей!
К р и в о л а п о в. Ну, разумеется, наше время истекло!
Г е н р и х. Не время истекло, а пора свои октябрьские речёвки забыть!
К р и в о л а п о в. Как их забудешь, если выросли на них! Помню, однажды на пленуме…
Г е н р и х. Па-па!
Генрих подходит к столу, берёт бутылку, рассматривает её.
Г е н р и х. Где покупали?
К а р и н а (испуганно). В магазине, на Морском проспекте! А что?
Г е н р и х. В следующий раз со мной советуйтесь!
К о р ф. Следующего раза может и не быть!
К а р и н а. Ну что за язык! (Дочери) Скажи ему, что он неправильно ведёт себя! (Мужу) Слышишь, меня это травмирует!
Ю л я. Папа!
К о р ф. Молчу, молчу! Не дают напоследок старику побрюзжать!
Ю л я. Пойми маму правильно! Ты можешь говорить, что хочешь, но, пожалуйста, как нынешняя молодёжь говорит, фильтруй базар!
К а р и н а. О, господи, что за язык!
К о р ф. Ну, какая власть, такой и язык!
К а р и н а. Помолчи, про-шу те-бя! Пора научиться, как его, фильтровать!
Г е н р и х. Меня, стати, отец этому искусству ещё смолоду учил. (Криволапову) Может, сам расскажешь? Ну ладно. Отец тогда первым секретарём в райкоме работал. Вызывают его в ЦК якобы на повышение, в аппарат хотят взять, чтобы обтесался и потом в область уже секретарём обкома отправить. Сидит он на Старой площади в холле около приёмной самого Егора Кузьмича и ждёт, когда пригласят.
К а р и н а. У самого Лигачёва, что ли? А ты знаешь, Генрих, он ведь в Академгородке в Советском райкоме начинал!
К о р ф. В райкоме не начинают! Это была уже власть, да ещё какая! Я бы мог рассказать, как они управлялись с неугодными!
Г е н р и х. Ну, в общем, сидит, минералку пьёт, о сигарете мечтает. И тут подсел к нему некто, разговорились, то да сё. А потом его этот новый знакомый спрашивает: зачем мол, сюда, пожаловал? Отец, в то время простая душа, отвечает: да вот; мол, на собеседование перед назначением приехал, а эти бюрократы, мать их за ногу, не торопятся… Тот пожелал ему успеха и ушёл. Час отец сидит, два сидит, заглянул в приёмную: что да как? А секретарь ему вежливо отвечает: Егор Кузьмич на пленум МГК уехавши, и вы пока тоже поезжайте домой! Отца чуть удар не хватил! Подхватился и в гостиницу, а потом домой, и на всю оставшуюся жизнь понял: слово не воробей, гораздо дороже: неосторожно обронил – козлёночком стал!
К а р и н а. Браво, Генрих, великолепное исполнение семейной легенды! Кстати, хотела спросить тебя: как ваш медицинский технопарк поживает?
Г е н р и х. Нормально! Пакет документов готов, ждём визита вице-премьера по социалке! Надеемся, что проект её заинтересует, это её сфера.
К о р ф. Её-то её, но вот стетоскоп от театрального бинокля она вряд ли отличит!
Ю л я. Папа, к чему это?
К о р ф. Ты знаешь, к чему! Меня, понимаешь ли, принципы подбора кадров, что были в ЦК, больше устраивают! Я уж не говорю об Академии наук!
Г е н р и х. Даже со случайными знакомыми в холле?
К о р ф. Даже так! Всё разумнее, чем подчинить науку чиновникам и обратить учёных в чиновников тоже! Мы безо всяких ваших социальных лифтов пешком по этажам поднимались!
Г е н р и х. Ну, да, типа как с отцом Марка Юрьевича в своё время обошлись при выборах в Академию! Погоди пару лет, сегодня вашего директора надо принять, у тебя же ещё всё впереди! И так три цикла подряд: всё мимо да мимо, пока вакансию не дали!
К о р ф. Но ведь дали же! Подумаешь три лишних избирательных цикла! Он, между прочим, и без академического звания прекрасно работал! Должности, коттеджи, премии особой роли в то время не играли!
Г е н р и х. Ну да: была бы страна родная!
К о р ф. А чем тебе эта песня не нравится?
Г е н р и х. Мелодия хорошая, слова только очень быстро забыли!
К р и в о л а п о в. Юрий Андреевич, успокойся: Генрих прав, время сейчас другое. И сейчас главное – не в званиях! Есть вещи… посильнее.
К о р ф. Бабки, например!
К р и в о л а п о в. Ну, это ты зря так грубо: хороший счёт в банке и учёному не помешает!
К о р ф. Слушай, Пётр Иванович, ты ведь из алтайской деревни, кажется?
К р и в о л а п о в. Причём тут деревня! Я вырос, между прочим, в немецком посёлке, и бабка моя по матери немка была, а это, знаешь ли, в генетике кое-что значит! Ты, между прочим, тоже совсем не Иванов!
К о р ф. Я – другое дело: происхождение моей фамилии – смешнее не придумаешь!
К р и в о л а п о в. Может ты и не Корф вовсе?
К о р ф. Корф, Корф, но мой прадед стал Корфом потому, что всю деревню по фамилии владельца так записали – барона фон Корфа! Хорошо, что двумя столетиями позже всех Гитлерами не нарекли! Так что я получаюсь русский с немецкой фамилией, а ты чуть ли ни немец с русской!
К р и в о л а п о в. Смешно! Но не очень…
К о р ф. Всё равно ведь ты из крестьян!
К р и в о л а п о в. Я из вольных немецких переселенцев!
К о р ф. Что-то я не припомню, чтобы на Алтай немцы добровольно переселялись! Пусть так, но из народа же?
К р и в о л а п о в. Всё мы народ, кто же ещё!
К о р ф. А если вы и мы народ, то почему так странно на два лагеря разделились?
К р и в о л а п о в. Каких два лагеря? Ты меня уже начинаешь раздражать: я ни в каких лагерях не состою!
К о р ф. Состоишь! Вы, чиновники, хоть и не самая верхушка, скромно так средним классом себя величаете, корешки в себе родовитые ищите, но остальные-то кто? Нищеброды! Вот и у нас в институте, знаешь, сколько этих самых нищебродов с докторской степенью?
К р и в о л а п о в. Ну, тебя никто к нищебродам не причислял! И отец в пролетариях не был!
К о р ф. Отец, да, инженер, а дед хоть и почётный железнодорожник был, но штаны не в управлении дороги протирал, а машинистом на паровозе! Сколько его помню, он весь от машинного масла блестел! Знаешь, как пахнут машинисты даже после того, как вымоются и переоденутся? Углем и машинным маслом!
Ю л я. Папа, ты к чему весь этот разговор затеял?
К о р ф. Да смотрю вот на вас и думаю: как и когда это случилось, что вы, типичнейшая народная интеллигенция второго, так сказать, поколения, вдруг стали забывать о самом народе, уже не только железными дверями стали от него отгораживаться, но и железными заборами, часовых у ворот начали ставить!
Ю л я. Ну, положим, в Академгородке на Мальцева и Золотодолинской часовых пока нет…
К о р ф. Будут, дорогая, обязательно будут, ещё пару тревожных звонков на пульт сигнализации в УВД, и нашу улицу железным забором перекроют! Вы же сами эти звоночки и организуете!
К а р и н а. А что, неплохая мысль! Давно мечтаю!
К о р ф. И как Троцкому в Мексике, в дом, где он скрывался – пулемёт на башню!
К а р и н а. Про пулемёт не знаю, а когда ты в командировку уезжаешь, то я ни одной ночи не сплю!
К о р ф. А ты не пробовала калитку вообще на замок не закрывать? Знаешь, есть такое понятие -- шоковая терапия!
К а р и н а. Юля, что он говорит, что он говорит! Ты смерти моей хочешь? Всё решено: я долго колебалась, но сейчас тебе прямо говорю: без меня ты никуда не поедешь! Или я, или Мёртвое море?
К о р ф. А если я скажу «Мёртвое море»?
К а р и н а. То получишь мой труп!
К о р ф (распахивает шкаф, хватает оттуда чемодан). Тогда немедленно собирайся! Ты меня снова достала! Как тогда, когда жениться на себе заставила!
К а р и н а. Это я-то заставила?
К о р ф. А кто меня на Новый год в общаге облепиховой настойкой опоил, а утром заявил, что, мол, уже беременная!
К а р и н а. Простите меня, господи и принцесса алтайская, но как был ты не очень умным человеком, так и помрёшь дураком! Жаль, что в Мёртвом море такие не тонут!
К о р ф.  Потому и не тонут, что вода солёная!
К а р и н а. Нет, дорогой, ты хорошо знаешь, чтО именно нигде не тонет! Это я тебя, колоду сибирскую, академиком сделала! Если бы не я, ты бы так и засох в эмэнэсах! До седых волос бы шлялся с гитарой по общагам!
Ю л и я. Это уже чёрт знает что! Папа, мама, уймитесь, наконец! (Колеблется, думает, как бы разрядить обстановку). Папа, вы, кажется, с Эдуардом Павловичем в один день родились?
К о р ф (неохотно). Об этом уже сто раз говорено!
М а р к. (Наигранно воодушевлённо) Но это очень симптоматичное совпадение! 6 ноября, в самый канун бывшего праздника Октября!... Это многое объяснят!
К о р ф. Ничего это не объясняет, могли бы на день и позже родиться, тогда что – в коммунисты нас записывай при рождении?
М ар к. Но бывают же какие-то смысловые совпадения! Есть в факте рождения человека некая тайна о нём: зачем появился, чему предназначен?
К о р ф. Марк, лучше эту тему не трогать, мы с Эдуардом Павловичем здесь были за одно: в мистические связи верят только недоумки типа моей Кары. Я, как узнал, что за спиной прежнего президента клубком вьются Грабовые и ему подобные, для меня его авторитет серьёзно пошатнулся. Признаюсь, на первых порах, когда его вылавливали из под моста или заставали с бокалом,  он внушал мне хоть человеческое доверие, но этого оказалось слишком мало, чтобы тянуть такую страну, как наша.
К р и в о л а п о в. А что нужно власти, кроме доверия, смею спросить?
К о р ф. Наука!
К р и в о л а п ов. (Иронично)  Ну, это, разумеется! Но вспомни, пожалуйста, сколько учёных в правительство Горбачёв перетаскал, а толку?
К о р ф. Тащить нас в правительство ни к чему, а вот прислушиваться к нашему мнению не помешает.
К р и в о л а п о в. Но вы же между собой договориться не можете, кто ж ваши советы слушать будет?
К о р ф. Мне как-то странно объяснять кое-кому, воспитанному на диалектическом материализме, что личность и институция – это не одно и то же. Что, к примеру, прописанное в законе правило предварительной экспертной оценки крупных государственных проектов Академией наук должно быть правилом, а не пустым пожеланием, с которым может не считаться даже вчерашний рядовой сотрудник минфина или ещё кто там. Что разрабатывать развития страны без участия учёных – это тоже странно и непонятно. И так сплошь да рядом.
К р и в о л а п о в. Но, согласись, ещё вчера директор института, или просто академик, получал столько, что не хватало на нормальную жизнь, а сегодня у вас руководство строит вот такие, как у тебя, коттеджи, или, как москвичи, жилые дома на самом берегу Москва-реки, сам видел! 
К о р ф. ВыЮ чиновники, умело вбили рублёвый клин в научную среду. Кого-то купили, но кого-то никогда никакими подачками не соблазнишь.
К р и в о л а п о в. Какая чушь! Тебе не кажется, что некоторое материальное неравенство – это естественное состояние развитого общества?
К о р ф. Это у нас-то развитое общество? Но даже там, у них, в определённых пределах, коллега, в определённых пределах, если позволите себя так называть! Вы и вам подобные предали не социальную идею, бог с ней, до неё слишком далеко! Вы задушили, надругались над возможностью элементарной справедливости в этом мире! Вы соблазнили людей самым гадким -- возможностью иметь всё быстро и без труда, пота и крови! Впрочём, насчёт крови это я зря: крови море!   
К р и в о л а п о в. Вот слушаю тебя и думаю: как жалко, что Борис Николаевич, царство ему небесное, с очередного похмелья отошёл от праведного гнева и разрешил всё-таки вам, коммунистам, легализоваться!
К о р ф. Ничего ты не понял, если считаешь меня коммунистом!
К р и в о л а п о в. А если не коммунист, то определись, наконец, с кем ты: с государством или со всеми теми, кто воду мутит!
К о р ф. Я – со страной. К сожалению, мы с тобой на некоторые вещи по-разному смотрим: ты считаешь, что руководству этой страны с народом не везёт, а я наоборот – народу не везёт с руководством! Тебе нужна такая демократия, чтобы, как и прежде, с батюшкой и при царе, а мне больше нравится парламентского типа. И если я власть ругаю, это совсем не значит… 
Входит служанка.
С л у ж а н  к а. Звонили из приёмной губернатора! Спрашивают, когда Юрий Андреевич сможет ответить по скайпу?
К о р ф. Уже иду!
К а р и н а. Стой! (Служанке) Скажи, через пять-семь минут! (Корфу) Сделай глубокий вдох, попей воды, а лучше глоток вина. Присядь, как будто на дорожку!
Корф послушно выполняет её команды.
К р и в о л а п о в. О технопарке намекнёшь?
Корф молча кивает.
Г е н р и х. Папа, дай ему сосредоточиться!
Ю л и я. Отстаньте от него! Губернатор всего лишь поздравит папу с юбилеем!
К р и в о л а п о в. Губернатор ничего не делает просто так: это же не частный разговор по мобильнику, там каждое слово пишется в протокол!
Ю л и я. Пётр Иванович, по-моему, вы на всю оставшуюся жизнь коридорами ЦК напуганный!
К а р и н а. Поговори ещё! Вся в отца, да бодливой корове бог роги не дал! (Корфу) Ну, ты как, готов к членораздельной речи?
С л у ж а н к а. (В замешательстве) Только вот что… Звонили из приёмной губернатора, но сказали, что это Москва будет говорить, сам президент, будто…
Немая сцена. Затем Корф встаёт, идёт к лестнице, уходящей вверх, начинает подниматься, за ним все напряжённо следят, пока он не скроется за дверью кабинета.   
Занавес
 Картина четвёртая
Кабинет Корфа. Он за компьютерным столом с оргтехникой. На приставном столе накрыто к чаю. Присутствуют постаревшие Натали и Земфира, несколько молодых журналистов. Одна телекамера.
Н а т а л и. Будем начинать? Разрешите представиться, кто не знает – я -- бывший сотрудник пресс-службы президиума Сибирского отделения. В настоящее время занимаюсь другим делом, но Юрий Андреевич попросил нас с Земфирой Мансуровной принять участие в этой пресс-конференции по старой дружбе. Скажем прямо: он не очень здоров, очень волнуется, уже завтра улетает в Тель-Авив на лечение и, может быть, поработать. Уступая настойчивым просьбам коллег, Юрий Андреевич решил всё-таки встретиться, скажем так, с ограниченным контингентом журналистов: одна бригада с телевидения, и по представителю от газет, информационных агентств и интернет-изданий.  Земфира Мансуровна, вы начнёте?
З е м ф и р а. Спасибо, что не забыли! Но я в несколько привилегированном положении, потому что больше вас знаю. А именно: мне известно, что вчера вечером Юрий Андреевич разговаривал по скайпу с президентом России. И поэтому не могу не спросить: Юрий Андреевич, о чём шла речь? Если это не секрет, конечно…
К о р ф. Секретного там ничего не было. Разговор продолжался одиннадцать минут с секундами. Владимир Владимирович поздравил меня с днём рождения, сказал, что очень дорожит мнением старой научной гвардии…
З е м ф и р а. Именно так и выразился: гвардии?
К о р ф. Да, именно так! Я ещё пошутил, что порох у неё кончается, но он был очень вежлив и отзывчив на шутку. Я поинтересовался, конечно, как это обо мне вспомнили? Он объяснил, что, во-первых, указы о награждениях подписывает только сам лично и внимательно изучает представления, во-вторых, сразу вспомнил нашу первую встречу в Академгородке в 2005 году в Доме учёных и, в-третьих, заметил, что за все годы награждений только один человек пришёл на вручение Государственной премии в Кремле без галстука, и это был, извините, я. 
З е м ф и р а. А почему без галстука-то пришли?
К о р ф.  Не мог найти в гостинице. Помню, что Кара, Карина Васильевна, куда-то положила, но найти так и не смог. Только потом, уже дома, обнаружил галстук в кармане пиджака.
З е м ф и р а. Вы запись не сделали со скайпа?
К о р ф. Пытался, но тоже опростоволосился: звук, оказывается, был отключён! А может, это и не я его отключил…
З е м ф и р а (с усмешкой). Понятно, вы вели себя как настоящий учёный!
К о р ф. Ну, если это считать признаком особой учёности…
З е м ф и р а. Что вы считаете главным в вашем разговоре с президентом?
К о р ф. Главное? Пожалуй, мне удалось выразить всё ту же мысль, что сказал ему ещё в 2005-м: науке надо доверять! Да, есть грамотные чиновники, советники и личные знакомые, приближённые, так сказать, к уху, но доверять надо в первую очередь в целом науке, потому что она ещё никогда и никого не подводила. Если это наука настоящая, конечно.
П е р в ы й журналист. А у нас она ещё настоящая?
К о р ф. Пока да! Я и об этом президенту прямо сказал: у  меня мать в годы войны в пекарне работала, так она мне рассказывала, что формы для буханок хлеба, чтобы не подгорели, солидолом смазывала. Солидол в пекарне, но огромные средства тратились на науку, на тот же атомный проект! Сейчас мы стали рациональны: наука должна обходиться необходимым минимумом, остальное – зарабатывайте! Как в этих условиях можно говорить о национальной интеллектуальной безопасности! Я покупаю упаковку чая или сигарет, и стоимость этой упаковки почти равна стоимости самого продукта! Вы называете это рыночной экономикой? А я называю это глупостью! Помните, что говорил Менделеев о сжигании угля для отопления? Топить печь ассигнациями! Невежество преследует и уже бьёт нас всё активнее! И если мы не повернёмся по-настоящему к нуждам науки, не вспомним, что она и есть безопасность страны, будущее нашего развития, то, конечно, нам, как говорят алтайцы, кирдык! Да что там алтайцы! У древних евреев ещё один из законоучителей Талмуда, некий Илай примерно так говорил:  не обучающий сына своего ремеслу тем самым подталкивает его к грабежу. Не кажутся ли вам эти слова и сегодня весьма актуальными?
П е р в ы й   ж у р н а л и с т. (Ехидно) Физики Талмуд изучают?
К о р ф. Да нет, опять же это меня супруга перед поездкой в Израиль спецлитературкой обложила! Но, скажу я вам, очень полезное оказалось чтение!
Карина вносит большое блюдо с пирожками и чайник.
К а р и н а.  Извините, но я решила вас побаловать! Натали и Земфира, конечно, помнят, как нас кормила пирожками Вера Евгеньевна Лаврентьева!
Уходит.
В т о р о й  ж у р н а л и с т. По-моему, вы первый из сибирских учёных, кто получил орден «За заслуги перед Отчеством» Первой степени. Признаюсь, некоторые были даже удивлены, что вам его дали, не смотря на вашу постоянную критику в адрес правительства. Вот в связи с вашими взглядами у вас не возникало желания не принимать эту награду, как это сделал, например, в своё время академик Трофимук?
К о р ф. (После паузы) Это было действительно другое время. Андрей Алексеевич своим поступком хотел выразить реакцию резкого осуждения власти, уничтожающей страну и науку. И в кругу учёных этот поступок имел некоторый резонанс. В поступке важна чётко продуманная цель. Моя цель: добиться от власти не на словах, а на деле не просто уважительного отношения к науке, а понимания, что в ней будущее страны. Тут не конфронтация нужна, а что-то иное… Вот когда в России появятся учёные-герои  (я не беру политику) равные по признанию заслуг Курчатову, Королёву, Келдышу, Сахарову, Лаврентьеву, тогда можно будет немножко успокоиться. Сейчас подобных имён нет, и, думаю, не скоро появятся. Прошу понять, если это возможно: в подавляющем большинстве учёные не против государственности, и с властью они готовы работать: проблема  в другом: кто и на каком посту представляет эту власть, насколько человек адекватен, не является ли он чьим-то очередным родственником или просто блатным, как говорили в моём детстве.   
Т р е т и й  ж у р н а л и с т. Перед встречей с вами я ещё раз просмотрел доступную для массового читателя литературу о ваших работах и, признаюсь, ничего не понял. Как общество или даже власть может оценивать  работу учёных, если они ничего не понимают в вашем деле и не в силах разобраться без вашей же помощи? 
К о р ф. Мы думаем об этом постоянно и понимаем, что это одно из самых слабых мест в связке науки и с обществом, и с государством. Я своими глазами видел в нашем Институте ядерной физики такую сцену: Ельцину рассказывают о будущем термоядерной энергетики, а он спрашивает: мне некоторые учёные говорили, будто энергия есть в любом камне и просили денег на исследования! На что академик Кругляков ответил, что это не учёные, а мошенники. Тут нет простого ответа: во власть нужно бы избирать людей хотя бы элементарно честных, а лучше грамотных, научно подготовленных, чтобы они в свою очередь понимали, кому можно и нужно доверять, а кому давно пора на нары или, если здоровье позволяет, на лесозаготовку.
Ч е т в ё р т ы й  жу р н а л и с т. На ваш взгляд, какая опасность, из тех, что угрожают всему человечеству, сегодня самая серьёзная?
К о р ф. Я уже говорил об этом – невежество и, пожалуй, аморальность, в смысле отсутствия рамок морали. Есть такое слово -- целеполагание, то есть -- для чего вы это делаете? Чтобы получить ещё большую прибыль? За счёт потомков, наших с вами детей и внуков? Необходим свод нравственных правил как механизм самосохранения человечества, и много ещё чего, о чём просто забыл современный человек.   
Ч е т в ё р т ы й  ж у р н а л и ст. Но человечество это уже проходило, и не раз, насколько я помню: скрижали, заповеди, моральный кодекс, наконец…
К о р ф. Это лишь подтверждает мой тезис о их необходимости.
П е р в ы й   ж у р н а л и с т. Вернёмся к судьбе науки. С одной стороны, все попытки государства реформировать науку, сделать её более эффективной, исходя из реальных экономических возможностей, увы, ни к чему хорошему пока не приводят. Молодёжь как бежала на Запад, так и продолжает бежать. Но учёные и сами далеко не безгрешны. Вопиющая разница в оплате труда рядового учёного и директора института, дворцы у одних и общаги у других, коррупция и семейственность внутри научных структур… Как быть и что делать?
К о р ф. Я мог бы отмахнуться от вас дежурным рассуждением, что, мол, научное сообщество не изолировано, оно часть коррумпированной системы, но не буду. Есть такая проблема. Она тем более остро ощущается здесь, в Академгородке, где была совсем небезуспешная попытка создания пусть несколько наивного, пафосного, в чём-то, я бы сказал, даже пионерско-комсомольского климата: своеобразной республики ШКИД 60-70 годов. Но вот ведь беда: едва у наших активистов и, как сейчас говорят, креативных людей появлялась возможность настоящего, не копеечного заработка (вспомним объединение «Под интегралом» с его фестивалями, новаторский, или как сейчас бы сказали инновационный «Факел», и даже технопарк, как я понимаю, не минула чаша сия) то сразу появляются большие деньги и естественное желание ими распорядиться по-своему. Я не думаю, что в решении этой проблемы есть простой выход. Так будет, наверное, вечно: необходимо учиться соблюдать баланс между интересом личным и общественным. Налево пойдёшь – нищим будешь, направо – волком станешь. Остаётся только прямая дорога! 
В т о р о й  ж у р н а л и с т. Что сказал вам президент на прощание?
К о р ф. Ничего особенного. Пригласил на заседание совета по науке.
В т о р о й   ж у р н а л и с т. А вы?
К о р ф. А я отказался, естественно, сказал, что завтра улетаю в Израиль.
Т р е т и й   ж у р н а л и с т. Это как-то странно, что вы отказались! Но уж коли мы собрались сегодня по случаю вашего юбилея, я хотел бы спросить: какой день в вашей жизни вы считаете самым значительным?
К о р ф. (На минуту задумываясь. Пожалуй, тот, когда я провалил устный экзамен по математике в московский Физтех.
Т р е т и й  ж у р н а л и с т. Странная память!
К о р ф. Два молодых столичных преподавателя четыре часа гоняли меня по всем разделам математики и, наконец, поставили неуд. Мне было семнадцать, но я понял: мир устроен сложно, справедливостью в нём и не пахнет, никто тебе будущее на блюдечке с голубой каёмочкой не подаст, значит надо вкалывать и бороться. Думаю, именно благодаря тому провалу я впоследствии получил диплом с отличием, затем почти сразу за ним – защитил кандидатскую, а через два года докторскую, в которой сформулировал свою «иерархию».
Ч е т в ё р т ы й  ж у р н а л и с т. А самый счастливый день?
К о р ф. (Весело) Это когда мне удалось лично для себя решить, наконец, извечный спор «физиков» и «лириков»!
Ч ё т в ё р т ы й  ж у р н а л и с т. И когда же это произошло?
К о р ф. Давненько уже! Вам это покажется неправдоподобным, но полвека назад мы действительно много спорили о будущем, и не всем оно казалось таким уж безоблачным, существовала и оппозиция власти. Но романтики, я бы даже сказал, идеалисты несомненно задавали тон. Да и как может развиваться общество, в том числе и наука, без мечтателей! Это сейчас люди слишком быстро даже не взрослеют, а становятся мудрыми стариками! Я сам уже старик, но скажу честно: не мы движем вперёд науку! Мы лишь умудрённые опытом стрелочники! Я без преувеличения и даже с гордостью говорю, что пять, шесть десятилетий назад мы жили в благословенное для науки время. (Весело добавляет) И именно тогда мне удалось покорить сердце одной из самых красивых девушек с гуманитарного факультета, и с тех пор навсегда утвердить хотя бы в своей семье приоритет математики и физики над лирикой!
Ч ё т в ё р т ы й  ж у р н а л и с т. А какое желание сейчас превалирует у вас лично?
К о р ф. Вот прямо сию минуту?
Ч е т в ё р т ы й   ж у р н а л и с т. Ну да!
К о р ф. Вы даже не представляете, как мне всё это надоело – объяснять очевидное, доказывать необходимость научной основы… Что это за общество такое, которому надо доказывать очевидное? Поэтому мне вспоминается старый анекдот про колхозников. Получили в передовом колхозе, наконец, в кои-то веки хороший урожай. Собралось в конторе правление, решают, как поступить с выручкой. И председатель предлагает: давайте, мол, купим на все деньги фанеры! Как это, зачем? А мы из этой фанеры, говорит он, построим большой-большой самолёт и улетим отсюда к чёртовой матери!
Занавес
Картина пятая
Израиль. Палата в санатории Тель-Авива. За столом с фруктами и вином сидят Корф, Карина, академик-секретарь РАН и заместитель министра науки Израиля.
К о р ф. (Обращаясь к академику-секретарю) Странное ощущение, Игорь Борисович: я думал, что надолго, если не навсегда, сбежал от хлопот сюда! Но вы вычислили меня, не прошло и полгода!
А к а д е м и к – с е к р е т а р ь. Если быть точным, то прошло как раз шесть месяцев!
К о р ф. И зачем я вам понадобился?
А к а д е м и к – с е к р е т а р ь. Выборы скоро -- раз, Фурсенко, помощник президента, интересовался – два, Новосибирск тоже ждёт, -- три.
К о р ф. Какое мне дело до выборов, -- раз, я надеюсь, обратно из Академии меня не попрут. Фурсенко звонил уже, президентский совет собирается: будут новый закон по науке обсуждать, и я ему сказал, что чем больше подобных законов мы принимаем, тем хуже становится для науки. А для Новосибирска я пенсионер: с институтом давно попрощался, разве что кафедру в университете оставят: кто, кроме нас, бывших фымышат, выпускников физматшколы, вкалывать будет за копейки! 
А к а д е м и к – с е к р е т а р ь. Насколько я понял помощника президента, у них на вас какие-то планы!
К о р ф. Неплохо бы и с моими планами считаться. А у меня они, как у типичного рецидивиста: спрятаться поглубже, -- как это у них? Залечь на дно где-нибудь в Брюгге или на худой конец в Бердске с удочкой! И ждать сообщений из Нобелевского комитета.
А к а д е м и к – с е к р е т а р ь. Лучше, пожалуй, не ждать…
К о р ф. Вот как! Уже известно?
А к а д е м и к – с е к р е т а р ь. (Помявшись) Скорее всего! Видите ли, члены Нобелевского комитета настолько объективны, что иногда могут позволить себе субъективность. Боюсь, что очередной скандал с нашей подводной лодкой, которую якобы обнаружили в фьорде, перечеркнул наши надежды... 
К о р ф. Кто же этот счастливчик на этот раз? Китаец, японец? Ну не американец же, в самом деле!
А к а д е м и к – с е к р е т а р ь. Не знаю, но в области физики западная пресса прочит индуса!
Корф: Вот тихони черно… загорелые! А я, честно сказать, предполагал: последний период они подозрительно притихли! Информация точная?
А к а д е м и к – с е к р е т а р ь. Думаю, на 85 процентов.
К о р ф. Может быть, всё-таки на 84 с половиной?
А к а д е м и к – с е к р е т а р ь. Обижаете! 
К о р ф. Ну, ладно, тогда наливай! Выпьем за следующие циклы! Мне не впервой дожидаться! Какие наши годы! Надо производство налаживать! Вот у Алфёрова всё удачно получилось, но тоже спустя много-много лет!
Наливают бокалы.
К о р ф. Не чокаться!
З а м.  м и н и с т р а. Ну, что уж так-то кручиниться?
Пьют.
Корф: А я думал, вы по-русски только «здравствуйте» и «до свидания»!
З а м.  м и н и с т р а. Это выпускник-то физматшколы и НГУ?
К а р и н а. Ой!
К о р ф. Извините, только сейчас вас узнал. Правда, думал, почему это фамилия знакомая? Ваш отец у нас не преподаёт?
З а м. м и н и с т р а. Нет, он давно умер, на Южном кладбище в Новосибирске лежит. Преподаёт дядя!
К а р и н а. Вот это де-ла-а! Как же нам вас тогда называть?
З а м. м и н и с т р а. Просто Евгений Михайлович!
К о р ф. Евгений Михайлович, посоветуйте, что мне ответить Игорю Борисовичу?
З а м.  м и н и с т р а. А пока ничего не отвечайте!
К о р ф. Что значит «пока»?
З а м. м и н и с т р а. Пока не встретитесь с нашим премьер-министром!
К о р ф. Та-ак! Предстоит любопытный разговор на троих! Раньше русские мужики на троих по рублю соображали, а как интересно сейчас? По сотне тысяч, по миллиону? Кто больше?
К а р и н а. Юрий Андреевич, успокойся, тебе нельзя волноваться!
К о р ф. Ошибаешься, дорогая! В таких случаях нужно обязательно волноваться, иначе удача уйдёт! Или, как кто-то говаривал, пролетит мимо форточки! Ладно, давайте серьёзно: Евгений Михайлович, когда встреча с премьером? И о чём, хоть примерно, речь?
З а м.  м и н и с т р а. О кристалле ЭК.
К о р ф. Но вы, надеюсь, знаете, что работа нуждается в доводке, там ещё возни года на два, на три?
З а м.  м и н и с т р а. Да, знаю. Мы с Марком Юрьевичем связь поддерживаем. Он честно сказал, что без вас ничего не получится.
К а р и н а. (Удивлённо) Марек!
К о р ф. Марк – это который О-О-О?
З а м.  м и н и с т р а. Он самый. Но, уверяю вас, ничего криминального, только честный бизнес.
К о р ф. Ну, это само собой: ещё бы бывшие академовские евреи криминалом пачкались!
К а р и н а. Юра, спокойно!
К о р ф. Да я спокоен. Как на кладбище, у Высоцкого! Но задумаешься! Вы, наверное, мне уже и помещеньице подыскали получше, чем эта санаторная палата?
З а м. м и н и с т р а. Это вне всякого сомнения! А для организации старта -- единица с семью нулями.
К о р ф. (Задумчиво) Даже если речь идёт о международной валюте, а не о шекелях, всё равно не так уж и много!
З а м. м и н и с т р а. Зато реально!  Но это только на ваши личные расходы. О деле поговорим после встречи с премьером.
К о р ф. И вы так вот, ничуть не смущаясь, при нашем Игоре Борисовиче? Извините, я тут что-то не просекаю!
З а м.  м и н и с т р а. А что стесняться? Мы люди деловые, мы предлагаем вам сразу единовременно выплатить достойную, но отнюдь не фантастическую сумму, равную, кстати, всего лишь сезонному заработку хорошего футболиста. Если дома вам предложат хотя бы треть, то вам решать: иерархия выстроена, шкала приоритетов согласно вашей теории чётко обозначена! Вперёд! Всё просто: вы нам нужны, а наши возможности мы соизмеряем.
К о р ф. Кара, каково, а? Что скажешь?
К а р и н а. Я думаю, тебе надо как следует подумать! Предложение заманчивое, что и говорить, но, Юра, шесть месяцев назад, ты помнишь, каким ты сюда приехал? Мумия с плато Укок, набор для конструктора!
З а м.  м и н и с т р а. Клиника, в которой вы лечитесь, остаётся за счёт компании! Сами понимаете, сколько это дополнительно…
К о р ф. Хорошо, дайте мне два дня на размышления!
З а м.  м и н и с т р а. Почему именно два?
К о р ф. Потому что с похмелья русские ничего не решают! А завтра у меня будет такое похмелье! О-го-го!
К а р и н а. Ну и шутки же у вас, Юрий Андреевич!
Занавес
Картина шестая
Всё происходит с закрытым занавесом. Шум улиц, скрип автомобильных тормозов, затем гул аэропорта, негромкие  объявления диктора на иврит и английском о рейсах и предоставляемых услугах.
Потом вдруг объявление на русском: «Российского гражданина Корфа потеряла супруга! Напоминаем по её просьбе, что до посадки на рейс до Новосибирска осталось пятнадцать минут! Господин Корф, ваша супруга ждёт вас у выхода на посадку!»
Затем слышен нетерпеливый голос Карины:
К а р и н а.  Юра, умоляю тебя, не трепли мне нервы! Куда ты делся опять? Не трепли мне нервы!
По трансляции включили знакомую мелодию «Сиреневого тумана»...