Доктор Фрэндж - По ту Сторону Изгороди

                На дворе – две тысячи тридцатый…
                Две тысячи тридцатый…
                Всем так плохо, кругом зло…
                Во всех плохое зло…


   Каждый, кто в той или иной мере вовлечен, подтвердит без промедления - это было сложное и долгое расследование. Гноя с ведёрка накапало, а также пролилось немало прочей воняльности…

   Элегантный классический дом с изящными мансардными окнами и балконами принадлежал подающей надежды, великолепной семье. Свет в окнах “гнездышка” Фрэнджей не гас даже по ночам, что объяснялось той простой, хоть и милой причиной – дети страшились темноты. Не в последнюю очередь из-за суеверного характера бабушки, рассказывавшей истории, прослушивание которых отправляет в путешествие в иные миры.
   Жаль, что для этих людей, настоящих современных англичан, всё закончилось плачевнее некуда. Ответы на главные вопросы, такие, как “зачем”; “почему”, уже никогда… никогда не добудутся. “Любые молитвы бессильны, когда смирение - единственный выход”.

   Каждый смиренный – скромняга, и встречает смерть достойнее других. Отбывая в лучший мир под стук собственного сердца, такой человек способен оставить после себя видимый и вполне материальный след. Незначительная часть его души может остаться в царствие живых, чтобы напоминать тем, кто не отбыл – трудности, знаменующие весну первого величия, проносятся быстрее при носкости веры.


 

   Хотите знать, дрель какой фирмы лучше? Несомненно, дрель фирмы Эдзарда Беккера.
   Бизнесмен, ранее славившийся добротой и щедростью, внезапно становится нервным и раздражительным. Бывшая жена сообщила подруге, мол, вчера Эдзард отказался поужинать с ней в их любимом кафе, что очень на него не похоже. Винила ли она себя за происходящее с ним? Только отчасти. Заботная Патрисия старалась не нагружать себя скверными мысленками, полагая, что будущее их любимой дочери напрямую зависит от степени участия в ней грешного отца. Чем реже Беккер видится с малышкой – тем лучше для неё. Поначалу данный подход небезосновательно порицался окружающими. Но с годами “здоровый цинизм” превратил обычную, казалось бы, женщину в эталонного родителя и многое встало на места, кроме одного – Эдзард по-прежнему проявлял дюжее упрямство и попытки возродить потерянное, как колкие судороги, следовали одна за другой. “Бизнесмены не умеют сдаваться”.

   
 

   По иронии просторный офис с доступом ко всем земным благам достался тому, кому плевать на все привилегии. Струи злого ливня, бьющие по стеклу с раннего утра, как нельзя точно отражали дисфорию директора фирмы. Это болезненно пониженное настроение, сопровождающееся раздражительно-тоскливым, мрачным чувством, стало его нормой. Очень трудно представить Эдзарда счастливым, а еще труднее поверить, что он когда-то испытывал счастье. Паровоз неудач, очерёдность падений, три года пыток, аскетическое делание… и бизнесмен устроился в луже. Погрузился в лужу всем телом!
   Как и любой давший маху, Эдзард может прибавить от себя в процессе исповеди или выйти из строя. Но на что Эдзард точно не способен, и как отец, и как мужчина – на самовведение в заблуждение относительно дочки. Он считал, что не имеет права отступать, и имел право так считать (тавтология намеренная), негативно отзываясь о
Патрисии, осуждая её радикализм.

   Только когда часы пробили восемь вечера, мистер Беккер нажал кнопку вызова помощницы. Подождал несколько секунд…
   - Вики, любезная, вызови такси для меня. Наглотавшись коньяка, я не горю желанием садиться за руль. Ну… ты понимаешь.
   Вики ответила:
   - Конечно же, шеф.

   “Вот увидишь, Хизер, папка запасётся терпением, поможет тебе вырасти, достигнуть заоблачных высот. Затем ты поедешь в Париж счастья ради, и всё то, что нас разлучило, забудется вмиг”

   Имя Хизер имеет староанглийское происхождение, в переводе означает «вереск», и происходит от староанглийского hather…

 


   Пиитика и дхвани Нью-Йорка здорово отличаются от пиитики и дхвани иных городов. Это легко принять рассудком. Достаточно с минуту пронаходиться в Большом Яблоке и вам откроются непостижимые секреты. О некоторых вы решительно предпочтёте забыть, а некоторые будете с любовью хранить в памяти.

   Патрисия, вернувшая себе девичью фамилию после развода, каждый вечер вставала перед иконами, прося Господа, чтобы тот уберег её от внимания мужа. От его неожиданных, зачастую скандальных визитов, мешавших Хизер душевно реставрироваться после изнасилования…
   - Что тебе надо? Я же умоляла ещё по телефону, умоляла вчера, чтоб ты… оставил в покое меня и нашу девочку! – услышав не звонок, но стук, хозяюшка открыла. Её недовольство всплыло почти сразу. Великий нарушитель покоя, Эдзард припёрся выпившим, опять, и опять начал канючить. Ничего не изменилось ни в женском отношении, ни в мужском поведении. Ничего не хотело меняться!
   Нарушитель затараторил, будто бы заранее отрепетировал речь:
   - Ключевое слово – нашу. Ты, конечно, можешь пригрозить мне полицией. Я не удивлюсь, если ты даже вызовешь копов. Тем не менее, понятия юриспруденции не имеют веса, когда речь заходит о детях. К тому же что-то хорошее ты обязана помнить. Я знаю, ты далеко не бессердечная… - невменяемый гость, с чьего лба катились капли пота, попытался пройти внутрь квартиры, но был грубо остановлен. За плечи.
   Патрисия не чувствовала сострадания к нему, не чувствовала жалости, не ощущала потери. Она была пустой внутри и даже поймала себя на мысли, что ненавидит отца Хизер и что готова сделать всё от неё зависящее, лишь бы огородить девочку от Эдзарда.
   - Правильно знаешь! Из нас двоих бессердечный только ты. А теперь прошу… уходи! Ребёнок уже спит, и не дай бог ты её разбудишь! Я…

   Родительские разборки прервались с появлением в коридоре проснувшейся малышки, несказанно обрадовавшейся приходу отца.
Крошка уставилась на него своими “бусинками”, моргающими шариками, и растянула игривую улыбку до опасной широты. В следующий миг из детских уст вышло милейшее:
   - Мама говорила, что ты исчез навсегда!

   Словно протрезвевши, папаня заботливо наклонился к ней и полушепотом молвил:
   - Мама неудачно пошутила. Но это мы ей простим. Даже медаль вышлем, ладно?
   Хизер заключила папаню в объятия.

   Патрисия отвернулась, чтобы не видеть. Её всё бесило…


   Подлость жизни в том, что, когда у кого-то всё налаживается, у других, наоборот, всё валится, всё идёт прахом! Два карточных домика не могут занимать одно пространство. Эдзард забывал эту истину, либо, вероятнее, помнил, но ему было плевать. У заботливого, но неудачного отца и отвратительного мужа вошло в привычку действовать в нагляк, не учитывая пожеланий вечно взбалмошной, капризной Патрисии.
   Вернувшись в офис после успешного свидания с девочкой, бизнесмен неторопливо подошел к бару, открыл его, вынул новую бутылку коньяка, плеснул на донышко своего пузатого бокала и воодушевленно смочил горло. Ему хотелось поскорее выбраться из замкнутого круга, образованного неподкупной женой. Как это сделать без лишнего шума, не допустив позорной огласки – он не имел понятия. По крайней мере, пока. Но Эдзард не сомневался, что алкоголь, главный друг и советчик, который никогда не бросал его в беде и многократно подкидывал идеи, порой антиморальные, как всегда его выручит.

                Это даже не обсуждается!


   Под утро непроезжий сплошной ливень превратился в туманную мерзостную морось, и от его ушедшей мощи не сбереглось и бледного клейма…

 


   Последователям спиритуализма открыто множество жизненных интимностей. Медиумы держат в уме море тайн. Они прекрасно знают, что после смерти жизнь не завершается и что некоторые души, прощаясь с телами, продолжают заниматься тем, что было им близко и дорого. Забавно! Подобное наводит панику и ужас на всех несведущих, тогда как единицам, вошедшим в это болото с головой, неведом какой-либо страх, как и всё то, что догорает с пришествием опыта.
   Возвращаясь к мистической тематике, которой в последние два года так много уделяется (не в последнюю очередь благодаря подводной королевне), хочется отметить картину, царящую в одной из квартир дома на Шестом Авеню: недопитая бутылка Wild Turkey Bourbon, как брошенный ребенок, стояла на краешке стола, скучая по хозяйке; включенный ноутбук и открытый браузер с незаконченной “любовной” перепиской зарождали сомнения насчёт её порядочности, чего уж говорить о вавилонском столпотворении в комментариях под фотографией, на которой эта дама в аппетитной позе откровенно и весело демонстрирует грудь. Судя по тому, что “показы” не прекращались на протяжении длительного периода времени, напрашивался вывод - речистость возмущённых не пугает свободовольных красоток, им плевать на все предписания общества.


   When we meet you?
   (Когда мы с тобой встретимся?)

                - писал некий Винсент.

   Гибкие элементы клавиатуры ноутбука, так называемые клавиши, нажимались сами по себе, будто за ноутбуком сидел призрак. А ведь так оно и было! Но Винсент, очередной бабник и пройдоха, разумеется, не мог этого знать.

   Whether there will be you shocked if I reveal to you a small secret?
   (Будешь ли ты в шоке, если я открою тебе маленькую тайну?)

                - писало приведение.


   Your secret, I believe, it is your back? Oh, perhaps, I won't be. I perelapat already so many bums. I needed only to involve an eregirovanny doggie and to visit you, Ms. mystery...
   (Твоя тайна, полагаю, это твой зад? Ох, пожалуй, не буду. Я уже столько задниц перелапал. Мне осталось только задействовать эрегированного пёсика и наведаться к тебе, мисс таинственность...)

                - Винсент.


   It is not the best idea, believe. Being near me, all suffer from a circle. I should steer clear of people. Especially now, when I am dead...
   (Это не самая лучшая идея, поверь. Находясь рядом со мной, все кругом страдают. Мне стоит держаться подальше от людей. Тем более сейчас, когда я мертва...)

                - привидение


   Сhick, you has so joked now or what? I you... didn't understand.
   (Эмм, цыпочка, это ты сейчас так пошутила, или что? Я тебя... не понял)

                - Винсент


   No, I didn't joke. And yes, it is good that you haven't understood anything. To you not to understand my pain. To understand to nobody. Good luck. Bye bye.
   (Нет, я не шутила. И да, хорошо, что ты не понял ничего. Тебе не понять мою боль. Никому не понять. Удачи. Пока)

                - привидение


 



   
   “Знаете ли вы, как её звали? Её звали Эми. Эми часто называла жизнь адом, постоянно ныла, бесконечно жаловалась. При этом она была такой типической конченой стервой и смотрела на мужиков как на дерьмо. И пока кто-то спасал мир от чего-то, пока кто-то оправдывал высокое звание человека, Эми втаптывала это звание в грязь и шла под гору с бурбончиком в руке, мечтая поскорее залиться и забыть, что было с ней утром.
   Хотя если вы думаете, что неприкрытый игнор социальных норм и рекорд по совершению дурацких поступков за трехдневье, это предел для бунтарки и пьяницы, то спешу удивить – даже не близко. Взять те же посиделки в гейском чате, когда Эми, притворяясь мужиком, попыталась вывести на чистую воду одного заднеприводного, чтобы помочь соседке рассекретить секретики мужа.
   Филл упорно скрывал свою ориентацию, ведя двойную жизнь, очевидно, держа Лауру за редкостную дуру. Впрочем, он был прав в отношении неё. Полноценная женщина с мозгами едва ли допустит, чтобы кобель примкнул к голубым. Хотя судья из Эми так себе, а семейный психолог – и того хреновее, Эми не упускала возможности поднасрать в аквариум, чтобы самоутвердиться за счёт чужих проблем, чтобы затеряться на заднем сраном плане.

   Филл познакомился с неким Трэвисом Фиммелом, которому он, типа, приглянулся. Возьмите за карандаш, Трэвис это Эми. Но Филл, разумеется, этого не знает и продолжает флиртовать. А Трэвис, то есть, Эми, между тем удивляется, какие же все господа-педермоты недалекие, и подшучивает над сраной ситуацией.
   Смелый Филл пишет женственному Трэвису, что видит его у себя во дворе, с поводком на шее. Филл, вероятно, извращенец, но и Трэвис тоже не промах, огласил своё увлечение. Хобби – это рациональное дело. Хобби не должно быть праздным времяпрепровождением. Хобби мистера Фиммела - фаллоимитаторы, состоящие из трусиков-ремешков, и насадки в виде фаллоса. И это притом, что Трэвис, типа мужчина. Вот же уморительность! Эми аж возмечтала о скорой смене половой принадлежности, о коррекции размеров, о перерисовке. Хотя…

   Итак, Филл набирает сообщение, предлагает новому знакомому встретиться, на что Трэвис отвечает смайликом-улыбкой и дружеским согласием, авось есть смысл попробовать. Жалобы на супругу со стороны изменника-гея, этот гуманно-отзывчивый насморк полился двумя ручьями. Эми приходилось сдерживать участившиеся рвотные позывы, смягчать растущий внутри анархо-феминизм. Её взбудораженный пульс приказывал не думать о проколе, а её подтасованное, подпутанное “Я растакая” взыскивало без малых послаблений. Безоговорочно, железно…

   Я растакая… такая вот Эми… Великая зложелательница геев, активная гостья социальных сетей без явных косметических дефектов, но с отвратительным характером, с худшими манерами…


 

   Эзоповский язык. Эми – чёрная кошка. Гуляет сама по себе. Когда киска спокойна - часами смотрит в окно в надежде увидеть кого-то, ведомого только ей одной, когда кисочка в буйстве – убивает людей кирпичами, набрасывается, оставляя жертву без шансов.
                Да-да…”

   Для тех, кто не в курсе происходящего, а не в курсе происходящего все ньюйоркчане, все обитатели Земли, эта история покажется выдумкой, однако, по степени реальности ей не сыщется равного. В доме, где проживала бывшая полицейская Эмилайн Тёрнер, не водилось никаких привидений. Слухи о появлении неких потусторонних сущностей были настолько же правдивы, насколько ошибочны. Ноутбук, принадлежавший официально умершей, включался ежевечерно! Кто-то невидимый, что-то невидимое активно стучало по клавишам…
   Нынешние хозяева, перепуганные и не готовые ни к чему подобному люди, перепробовали всё, что могли: обращались к гадалкам, к священникам, обрыскали интернет в поисках ответа, но результатика ни-ни. Заколдованный лэптоп продолжал вертикально раскрываться… стабильно, ежевечерно. В девятнадцать пятьдесят!
                Это была истинная мистика…
                Вкус Земли к визионерству…
 


            Самые интригующие тайны   
        – те, которые запрещено   
       раскрывать…
   
    Часть 1

   “Можно ли полюбить чудовище? Эми скажет вам – да. А еще Эми перечислит, чем это чревато, поделится случаем из своей дрянной жизни…”

   На неизвестной земле, куда воскресшую перенаправило спустя нескольких месяцев Тибета, располагался мрачный замок, омываемый со всех сторон дивными водами озера. Умелый организатор пространственных перемещений, наточивший клыки на таких “аттракционах”, магистр магических искусств прибыл в свой основной офис только к позднему вечеру. Эмилайн провела целый день в незнакомом и зловещем месте. Но поскольку самое ошеломительное ньюйоркчанка уже перетерпела (гибель, воскрешение), привыкание к свежей локации наступило достаточно быстро. Миркур предупредил, что последующие годы обучения она проведет здесь, вдали от цивилизации, тем самым настроил её на правильный лад. Лишние надежды могли сбить её с толку, навредить приспособлению рии…


   Недалекое прошлое…
   Правду говорил чародей или гнал пургу, в его словах, так или иначе, крылся смысл. Способность общаться с душами умерших, управление огненной стихией – Эмилайн нарочно не замечала за собой эти странности, не хотела их развивать, и игнорировала то, что, вероятно, неправильно было игнорировать.
                Как и всякий одаренный человек, как и всякий сверходаренный со значительным упором на СВЕРХ, Эмилайн боялась себя…

   - Кто я? – не замедлила с любопытством заложница.
   - Ты из древней, ныне непопулярной расы рии. Рии, по крайней мере, первые представители, обладали удивительными качествами и внешне не отличались от людей.

   Подобное не детальное объяснение могло запросто вывести Эми из строя. Вывести снова. Но раз она не пала в обморок, раз устояла на ногах, значит, её сил хватит на то, чтобы выдержать все последующие крутые испытания.


   Эми кушала строго два раза в день – утром и вечером. Все важное о медитации и йоге для самостоятельной практики получала из уст своего ментора. Раз в неделю у нее проходила тренировка души посредством чтения кафизмы в комнате без окон (последнее, между прочим, не на шутку выматывало).
   Дабы незначительно облегчить назидательный курс, Миркур признался, что некогда сам проходил через это и страдал ещё ярче, вдвое нагляднее. Отлитый остракизм, отплеснутая ссылка! “Великими магами иначе не становятся. Боль делает человека человеком, а иногда, при удачном совмещении теории и воздействия на материальность – ставит выше всех остальных”.

   В двадцать часов двадцать две минуты пробил колокол. Колокольни рядом не было. Этот звон – в ушах ученицы. Смущал, лишал покоя, наметал оттиски печали…
   Пока Эмилайн спала, вернее, пыталась заснуть, без конца меняя положение своего тощего, изломанного тела, Доктор Миркур Фрэндж сидел за широким столом, покрытым вышитой скатертью, и писал с помощью перьевой ручки. Учитель заполнял поименный список союзников, чтобы быть в полной боевой готовности, когда ударит тиран. Основная угроза интересам жизни во всей жизни исходила от повелителя расы смордов - Себастьяна Дарейдаса.

   - Могущественнейший из могущественнейших, управляющий материей на атомном уровне, перемещающий объекты невероятно огромной массы усилием воли, бессмертный из-за многократного использования черных заклинаний. Да, наша тирания меркнет рядом с тиранией мироздания. Нам придется пожертвовать еще многим и многими…

   По шею погруженный в бумажные заботы, заваленный догматами, всякими чужбинностями, Миркур не услышал ни топота, ни последовавшего за ним скрипа открывающейся двери, ни даже её всхлипа, сравнимого с всхлипами ребёнка.
   Обеспокоенная, Тёрнер проснулась посреди ночи. Она так больше не могла и сочла обязательным сказать во избежание катастрофы…
   - Стихия огня, что заложена во мне, пламя, о котором вы поведывали, требует высвобождения! Я чувствую, как эта сила бурлит, клокочет белым ключом, и я боюсь, что вскоре не смогу с собой бороться… - фанатичная, не знающая удержу “тьма” в Эмилайн, генная оплошка всех женщин-рии, свергала гнёт и разрывала цепи. Фрэнджу становилось всё тяжелее ей помогать, однако, колдун не сдавался.
   Тёрнер неспроста прискакала к нему, вся изрыдавшаяся, с покрасневшим лицом. Она верила Доктору. Верила не из-за достатка аргументов, а из-за того, что ничего другого не оставалось убитой любовью >=< убившей чудовище.

   Доктор поступил хитро – подвел к простой мысли, дескать, наша жизнь, всё бытие, вся вселенная, есть беспрерывная самоборьба, от которой не деться и чего не нужно пытаться избежать. Ни в коем случае!
   Доктор на минуту отвлёкся от пера и обратил внимание на ученицу. Для этого пришлось высоко поднять взгляд.
   - Твоё нахождение в плену сомнений, как следствие незаконченной реабилитации, естественно, а твои приступы… служат основанием для проведения цикла обрядов! Но тебя не должны беспокоить ни мои планы, ни идеи Высших! Мы уже в двух шагах от самого грандиозного разоблачения за все анналы жизни, и я не хочу, чтобы что-то менялось!
   “Не в этот раз,
   да и вообще никогда…”

   Эмилайн поплакала-поплакала… затем нашла в себе волю унять слезы. Отвлечь сознание от мыслей, их вызывающих, что было не так просто. Но у неё получилось, хоть и кой-как! Ощущаться питомицей, возможно, самого почтенного чаровника на планете – подлинно несравненный талан, выпавший на долю мирской алкоголички. И Тёрнер, которая раньше не могла подумать о чём-то подобном, не то что связать подобное с собой, если и не приняла, то уж точно смирилась. “В безвыходности подмножество выходов, разливанное море дверей без стержней с сочетанием выступов. Дверей, открываемых не ключами, но всесилием сердца, паром, церковностью…”.

   - Спасибо… - тихонько молвила Эми, собираясь вернуться в комнату, чтобы попытаться снова заснуть.


   Эмилайн обнаружила, до Эмилайн дошло, Эмилайн поняла…


   Но как только ученица мага очутилась в коридоре, в длинном, обезлюженным, в претёмном, соединяющим части проходе, где иным часом проносились видения и бегали тени, её вдругорядь захлестнули эмоции. Всё началось заново. Огонь, смятенность, раздирание… перетряска, перекапывание грядок и больное рахитичное листание!
   Эми резко повернулась к сидячему Миркуру, стреляя глазами по всем уголкам:
   - Не беспокоиться? Да вы издеваетесь! – никогда не славившаяся сдержанностью, экс-полицейская перешла все границы. Здесь и сейчас! Её выкрики, махания руками походили на выкрики и махания руками находящихся под воздействием бесовского приворота, - Я заключила сделку с сатаной, черт подери! Меня ожидает вечность в преисподней! А несколькими месяцами ранее я сдохла! СДОХЛА! И я видела… как двое жирных ублюдочных копов, не побоюсь допустить, самых ублюдочных во всём США, обсуждают, как бы они меня поимели, будь я, мать их, чуточку живее! Это ужас. УЖАС! И ужасней этого ничего быть не может! Так что засуньте глубоко в задницу свои премного беспринципные недопустимые попытки переписывать мой позор, Доктор, да и свой собственный тоже! Успокаиватель, блин!

   Миркур прощал Эми её грубость. Миркур прощал людям все их недостатки. Однако, прежде чем стать святым, Миркур сам был сплошным “недостатком”: ни с кем не считался, вёл себя как эгоист, чего, впрочем, даже не скрывал, всегда и во всём искал личную выгоду, отчего нередко страдали окружающие. Но морально возрожденный, Миркур ненавидел свою прошлую жизнь и всеми силами пытался навязать себя в качестве наставника таким же заблудшим, потерянным душам, каким когда-то был он.
   - Выходит, тебе не даёт покоя сделка? Помнится, ты сама подписалась. Я ведь предупреждал, что будешь жалеть…  - волшебник представлял, какие пытки ждут Эми в Аиде. Ему доводилось там бывать, доводилось видеть страдания, а также испытывать страдания на себе. Но шансов уберечь её от худшего, назначить повторные переговоры с Высшими, убедить Высших в очередной раз затронуть концепцию, подвинуть вселенную ради одной Эми было минимум, да и регулярные
кулуарные визиты могли разозлить всемогущих существ, призванных следить за мирозданием, - Предупреждал же…
   Тёрнер, которая не умела ценить чужую терпеливость, пропускала одну половину мимо ушей, а вторую знатно фильтровала, оставляя ништяки – то, с чем было удобнее спорить.
   - Мне от этого не легче, вот совсем! Ни капли! К тому же, поступи я иным образом, то все равно… все равно бы горела! И какой бы выбор я, мать его, не совершила, путь, мать его, вижу лишь один - беспросветность, одиночество, терзанье! Темь во мне, смотрящая медведем, неприветнее и сумрачнее замка, к тому же темь рождает полымя! И вот поэтому мне не нужна чья-то забота! Вот поэтому… мне следует держаться подальше! От всех!

   Когда Миркур в очередной раз широко открыл рот, вероятно, желая произнести нечто важное, Эми психанула в своей старой манере. “Полымя” едва не вышло из-под контроля. В комнате, где сидел Док, в коридоре, во всем убежище Фрэнджа стало убийственно жарко, хоть караул кричи!
   Магистр мистических наук, отроду не сомневавшийся в изящности рии, нынче насквозь проникся им – этим праисторическим, дописьменным “характером”, счеканенным, казалось, самой ламентацией! Мало кому известно рии-происхождение, очень мало внимания уделили рии. Несмотря на то, Фрэндж владел утерянными, сброшенными сведениями: рии древнее Каина, рии древнее Авеля, расу рии создали Арай и Эйл Сафер до того, как родили первого сына, и во многих представителях множества рас заложен изначально заблокированный сверхопасный ген рии, включение которого чревато разрушениями.

   Скоро небеса потемнели, накуксились, грозный сивер зашвырял слабые листочки. Миркур, чей мозг настоятельно твердил “пора идти ложиться”, с усталой зевотой глянул на часы с пушистой стрелкой. Стрелка эта, не простая, волшебная: то исчезала, то появлялась в золотом настенном циферблате! “И Хогвартс бы позавидовал”.



 

Черная мадонна в Шартрском соборе.
 Франция…

   Сверхъестественные существуют среди смертных, но тщательно заметают следы – так полагал молодой журналист Армель Бенуа, поставивший своей целью раскрытие аристократической четы Мармонтелей, что поселилась в Париже два года назад и навела шума изданием цикла фантастических романов с подчеркнуто религиозной тематикой. Бенуа не просто заинтриговали эти книги. Бенуа придерживался абсурдной идеи: Мармонтели описывали именно свои похождения. Более того, имена в заключительной части – Ева и Адам – были даны богачам при рождении.
   Бенуа идиот, без сомнений, но, надо признать, идиот очень смелый, поскольку собственнолично выяснил адрес писателей, приехал на улицу Бертона Пуаре и постучался пять раз!
                Пять__громких__навязчивых__раз!


 

   Поскрябанность большей части зданий, отнюдь, не цепляла зрение привыкшего к поскрябанности бодрого Армеля. Парню доводилось оглядывать элементы инфраструктуры много противнее Бертона Пуаре! Да и сам Армель вырос не в самом чистом месте, чтобы зазнаваться…
   Простояв чуть дольше десяти минут, корреспондентишка почесал за левым ухом, а потом ему открыли. Открыли наконец! Этим человеком оказался приятный светловолосый мужчина с холёной, аккуратно подрезанной бородкой, со втянутыми щечками, в стильном бежевом жилете, в больших блестящих башмаках! Вылитый Аполлон и интеллигент, каких стоит искать с фонарём, и то, вероятность нахождения очень низкая.

   Только журналиста собрались спросить “кто вы?”, как сзади вдруг послышался безапелляционный женский голос, принадлежавший, вернее всего, супруге блондинистого модника.
   - Это по поводу книги, Ивес?
   Ивес (блондинистый модник) быстро отозвался на имя. Удовлетворять бешеное любопытство любимой – прямая обязанность всех образцовых мужей.
   - Сейчас разузнаю!

   Господин Мармонтель ожидательно вгляделся в лицо незнакомца. Ему не пришлось напрягать свою речь. Парняга без утайки, не обинуясь, весь перед ним выложился и аж весь побледнел:
   - Да-да! Это не совсем по поводу книги, но и по поводу тоже! Буду несказанно рад стать вашим гостем, если… пригласите, конечно же!
   Сомнений в доброжелательности “писательской” четы не возникало с самого начала. Главное для французов – быть на верху современности. Ивес оказался хлебосольным и радушным, тогда как жена – чуть пожестче, но, можно в кавычках, “тоже сойдёт”. Сносная по меркам небедных мадам, не слишком пафосная, не ой как избалованная, супружница Ивеса, изящная и тонкая Абель, словно подлетела к Армелю Бенуа и затащила внутрь чуть ли не силком. Бедный корреспондентишка почувствовал боль во всех мышцах, но сопротивляться даже не думал.


   Об уютности жилища Мармонтелей, всесторонне пропитанного терпковатой “кофейной” симпатией, можно расписывать вечно – всё равно не распишешь. Хозяева вкладывали добрую частичку себя, воспроизводя воспоминания с фотографической точностью, что вкушалось и испытывалось с первой же минуты: куда ни кинь взгляд – тот натыкается на очередную “эстетичность”. Присная малина - в комнате для приёма гостей в виде дорогого дивана, не менее дорогого телевизора со всеми прилагающимися функциями; в коридоре – бережно разложенная коллекция церковной беллетристики на стеновых полках; кисельные берега душистостей, цветов и густо-пряных чудливых распеканций в закутках (кров замужней пары был настолько шикарен изнутри, что гряз в самоупрёках за свой шик).
   Абель полагала, что существует строго определенное время, когда организму полезно выпить чашку кофе и сейчас как раз настало оно: мадам Мармонтель, недурная лицом, воспитанная барыня, вручила чашку месье Бенуа, а затем стала с восхищением наблюдать, как милый гость её опустошает, как лакает свежесваренный, бодрящий кофей.

   - Ещё хотите чашечку? – предложил участливый Ивес, стоя рядом с женой и регулярно обнимая за полуобнаженные гладкие плечи, - Или достаточно?
   Сделав выражение максимально благодарным, Армель красиво ответил:
   - Спасибо, достаточно…

   Переход же к “конкретной сути дела”, к причине, по которой покой Мармонтелей потревожили, выдался приглаженным и ровным.
Пышущий здоровьем, эдемский чертог (от слова Эдем, потому здесь всё как в саду и садом отдаёт) ничто не могло деморализовать. Путы любви прочнее стали!

   - Так что вас привело к нам? Не подумайте, мы ни в коем случае не против посетителей. Наоборот, мы всегда были за новые знакомства! Но прежде наш адрес никто не узнавал. Такое впервинку для двух незаслуженно расхваленных бездарностей! – Ивес посмотрел на Абель, безмолвно извиняясь за эту самокритику, что болезненно задела её ужасно чистоплюйскую баринскую гордость.
   - Меня привело… ваше творчество! – Бенуа неловко качнулся в кожаном кресле и вытащил из заплечного рюкзака книгу с голландским красным переплетом. Руки журналиста тряслись, как и его коленные сухожилия, а сам журналист волновался, - И нет, оно вовсе не бездарное! Оно в корне изменило взгляды многих читателей!
   Ивес выпустил воздух из надутых щек и поставил высокий стул напротив кресла, чтобы сесть.
   - Хорошо… - хозяин потер кисти рук, будто те замерзли, ну, а после опустил ладони на колени. В ту же минуту Абель положила руки на плечи любимого и вся прижалась к нему. Вся__тесно__прижалась...

   Мармонтели не делали секрета, совлекая покров даже перед чужаками. Их глубокое взаимотяготение, их бездонное единство – покрой, по которому изготовлялся Эрот, задавший сердечную настроенность, течение, курс… не было подначально ни физике, ни времени, из чего заключалась сугубая “мармонтельная” диковина.

   Прежде чем постучаться к кумирам книголюбов, Бенуа набрался храбрости, которая быстренько иссякла, но теперь сенситограмма храбрости опять-таки заполнилась и Бенуа “перешел”.
   - Мое внимание примагнитил не столько сюжет вашего, не побоюсь того слова, шедевра, сколько странное чувство, что вы сами всё это пережили. Уж не знаю, врет мне мое сердце или правду глаголет, но прежде мне не доводилось ощущать ничего подобного. Наивысшее сопереживание протагонисту и его возлюбленной, когда ответственность, растущая с каждой новой строчкой, поднимает тебя к небесам и читатель теряется в пространстве и времени, потому что забывает, что находится внизу! – позитивное начало (позитивное для авторов) продолжилось вполне стандартными возгласами о ярком удивлении. Ну, а закончил журналист на неестественно серьезной ноте, что и подпортило их разговор, - Эмм. Вот только то, из-за чего я проделал этот путь, лежит, отнюдь, не на поверхности. Мотив внутри. Мотив закопан…
   - Ммм… - сдержанно улыбнулся Ивес, ожидая чего угодно, только не того, что, в итоге, последовало, - Ну, так раскройте нам мотивы. Благо, времени свободного полно! Никто никуда не торопится…

   Месье Бенуа кашлянул. Тревога многократно выросла. Из последних идей, таких, как надавить на богатенькую парочку, спровоцировать их на откровение, вывести на чистую воду, сохранилась разве что последняя. На большее у парижских корреспондентов не хватало дерзости…

   - Когда я говорил про чувство, будто вы сами пережили описанное в книге, я был буквален. Грубые несоответствия с библией не вызвали у меня диссонанса по одной причине – потому что ваша версия звучит и представляется куда правдоподобней, чем то, что дают нам архаичные тексты!
   Пока Ивес молчал, не понимая, что происходит, что творится в его голове, в голове этого молодого человека, мадам сделала уверенный шаг вперед и помрачнела, как мрачнеют тучи, целиком заслоняя своими громадами небесную синеву.
   - Правдоподобность правдоподобностью, однако, вы должны понимать, что это – фантастика. Вольная интерпретация библии! А о склонности людей к проецированию себя на своих персонажей и говорить нечего… все мы проецируем! – кажется, у красавицы не получилось никого убедить.

   - Ваш фермуар! - вспоминающе дёрнулся Армель и застыл, словно его ударило громом, - Такой же, как у Евы!
   Хозяйка автоматически потянулась пальцами к своей вспотевшей шее. Ивес присмотрелся и… пояснил:
   - Ну, так, это я сфотографировал её фермуар, а потом изменил цвет фото в редакторе!
   Впрочем, У Бенуа имелось еще кое-что, более весомое:
   - Сфотографировали? Смешно! Ну, хорошо… – у Бенуа, предрасположенного к лихим сальто-мортале, имелась вещь, способная опрокинуть мирок Мармонтелей кверху дном. К тому же совсем нет гарантий, что после такого переворота-катаклизма он восстановится, - А как вы объясните это…?

   Месье Бенуа вновь потревожил деловой рюкзачок и изъял оттуда грубопровокационный, подстрекательский снимок. Некто неизвестный, очевидно, поддерживающий связь с корреспондентом, поймал Абель в объектив на последнем комильфотном собрании «парижских сливок», потому что случайно разглядел уродливый нарост загрубелой ткани на спине красавицы и, видимо… не мог не щёлкнуть.
   Осилив весь цикл “Сын Земли и дающая жизнь”, Бенуа наткнулся на иллюстрацию к заключительной части. Всё еще держа в памяти проделки любопытного моменталиста, парень подавился своим языком, как больной при эпилептическом приступе: ненормальное увеличение у человечьей праматери на картинке, у дочери бога, прекраснейшей Евы, которой по сюжету один страшный тиран вырвал белые ангельские крылья, было зрительно неотличимо от ненормального увеличения на фотографии с мадам Мармонтель.

   - Вы узнаёте себя? Это же вы! – Бенуа в который раз схватился за книгу, - Это вы! – теперь уже чтобы показать Абель иллюстрацию, на которой, согласно теории гостя, изображена она, пусть и замыленная в графическом редакторе. “Замыленная Ева”…

 


   Лашон ха-Кодеш (Святой Язык, язык древних евреев), на котором общались перволюди, оставаясь одни, вырвался из уст зашедшейся гневом, вскипятившейся (!!!) Евы и повергнул молодого человека в столбенеющий трепет. Ивес, которого вернее звать Адамом, принялся любовно унимать свою “Дарительницу Жизни” и себя заодно:
   - Будь холоднее, будь мудрее, злостью не исправить ситуацию! Вспомни строки из Второзакония! – “сын Земли” отвел Еву в сторонку, чтобы та вдруг не прикончила их гостя, и уже там, в интимной обстановке, под люстрой с плафонами в форме тюльпанов, рядом с декоративными извитыми перилами, привел все "за", почему им не стоит лить кровь даже тогда, когда на кону стоит само выживание, - Не исправить! Мы не можем грубо избавляться от всех, кому позволили раскрыть себя! Поступать подобным образом нельзя! Это против заветов! В том, что твоя тайна перестала быть тайной для одного человека, виноваты лишь мы! Мы оба!
   Ева оттолкнула Адама, приложив неженскую силу. Бесцельно-дерзкая удалость, безмозглая шалая прыть, как бактерии, проникли во все раны, и загудели с глубины. Ненависть и героизм смешались, дались все нужные толчки, и зазвучал психически-демонический хор сынов камня… а где-то в разгар “каменного” хора - предсмертные крики и песни погибающих людей-рабов, чьи тела наполовину были сожраны лавой, а из поджаренных носов и ушей их текла кровь!

                ДАРЕЙДАС,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,


   - Если мы его просто так отпустим… ты ведь знаешь, что это будет означать? Это будет означать, что мы больше не сможем жить спокойно! Ну, а симметрия добра и зла на Земле? Всё это пропадёт из-за твоей мягкотелости, а я не должна допустить этого! Читай по губам – я так не хочу! – повёрнутая на выживании, находящаяся в бесконечных поисках защиты от тьмы, Ева сопротивлялась, как умела, и метила
костяшкой согнутого пальца в глаз Адаму, чтобы пробраться в гостиную и убить Бенуа, пока тот не ушёл.
   - Доверься! Я позабочусь о том, чтобы, выйдя от нас, он ни слова не сказал ни о тебе, ни о твоих крыльях! – любимый держал в уме идеальный рецепт успокоения, хоть и использовал его реже нужного, - Доверься, как доверялась всегда, как доверялся тебе я, когда мы ещё жили в Эдемии! - мужские тёплые губы коснулись её шеи и плеч очень кстати. Сошёл тишайший стон, пропала паника, истощился кошмар…


   - Так, немедленно отсюда уходите! – произнес Ивес Мармонтель, вернувшись к Бенуа, чтобы проконтролировать его исчезновение, - Немедленно! Прочь! И только посмейте проболтаться кому-нибудь! Я обязательно тебя отыщу, где бы ты ни бродил, и заставлю заплатить! Плата будет выше смерти!
   Способность поставить себя на место другого человека - не только полезный для общения навык, но и важнейшее условие психического мира, была присуща Армелю, как никому другому из сферы журналистики. Поэтому парень поступил в созвучии с просьбой хозяина: живо покинул дом, избавив бессмертных от своего общества.

   В ту же минуту… Адам бросил беспокойный взгляд на висевшую возле лестницы картину с Нотр-дамским собором и медленно перекрестился.


   …В замке волшебника, что располагался на берегу неизвестной страны неизвестного мира, страдала одинокая разбитая душа. Женщина-ящерица, какой стала чувствовать себя Эмилайн с тех пор, как воскресла, ломалась и кричала навзрыд, разбавляя мрак коридоров своей анергией. Её голгофа вечна, как и её боль: на каждом слове, поминутно, непрестанно, сплошь и рядом несчастливице виделся Джек, чей образ не покидал разум Эми, Джек, мысли о котором были последней опорой и не давали покончить с собой…

   “И всё вновь идёт своим чередом. В душе пустота, в уме только Он... Безмятежность... Исцеление... Я ступаю по Тропе Жизни в безбрежном одиночестве, что разливает по телу блаженство... То, что нужно для измученной исканием души... Я встречаю новые лица, и давно забытые старые. Вновь поражаюсь густоте красок бытия и нескончаемому потоку безрассудства. Как же больно порой бывает за родные души... Как же страшно порой бывает из-за своего бессилия... По-детски наивная, уязвимая в своей слабости, хрупкая лилия, трепещущий огонёк вечной свечи, потерянная в Неизвестности... Только бы сохранить свою Душу нетленной, только бы спасти от запустения... Уберечься от холода и мрака, продолжая мерцать...” – спустя какое-то время Эмилайн столкнулась с идеей, что не может спать в комнате.

   Эми перенесла матрас и одеяло, чтобы лечь в коридоре, и следующие несколько минут прошли в надежде поскорее предаться видению в состоянии полусна и бреда. Сегодня исклёванной, царапанной душе требовались одинокость и покинутость…


   Франция. Дом на Бертона Пуаре. Адам подошел к намеренно обнажившейся Еве и провёл пальцами в том месте, где раньше у неё были крылья.
   - Мы отомстим тому, кто сделал это с нами, тому, кто сделал это с тобой. Потерпи ещё немного. Потерпи ещё чуть-чуть, и ты всё получишь... – преданный идее, что всякое зло во вселенной карается, покорный и верный, Адам помог ей застегнуть синее переливчатое платье и поухаживал, насколько та позволила.

   Стук в дверь поздним вечером поднял ряд вопросов, которые на время были “заморожены”, оттого дезактуальны. Ева опасалась, что это пришли люди, прознавшие их тайну. Но Еве повезло: к ним заявились не какие-нибудь простаки-журналисты, фотографирующие всё, что гладко движется. Их посетили представители некогда распавшегося, но ныне восстановленного религиозного сообщества под названием Орден рыцарей Пресвятой Богородицы, куда входили люди принципиально разных статусов и классов – и бедняки, и богатеи – все, кто хоть сколько-то заинтересован в разрешении вопросов добра и зла в рамках христианства, а также в вечном резистансе – в противлении злу.
   - Адам, вы нас вызывали? - члены сообщества были одеты в одинаковые чёрные костюмы. От них веяло уверенностью и твердостью духа. Это самые настоящие воины, привыкшие следовать священному кодексу, - Вы говорили, что у вас имеется к нам какое-то важное дело…

   - Не просто важное! – вместо Адама, которого спрашивал вожак сектантов, к гостям вышла Ева с высоко приподнятыми бровками и не подменяемой радостью в голосе, - Такой шанс выпадает раз в миллион лет и его грешно упускать! Оставшиеся верующие обязаны сплотиться…
   - Чтобы найти рии! – продолжил за неё Адам, который, как всегда, был в деле, - Разумеется…

   Религиозные фанатики приподняли головы и, как собаки, принюхиваясь, втянули носами аромат надежды и уверенности. Лидер, кажется, понял, что на уме у первочеловека и скупо озвучил теорию:
   - Как мне видится, вы двое прознали о существовании нового рии и решили, что вот она - ваша возможность выйти из-под гнёта Себастьяна Дарейдаса? – на середине мужчина усмехнулся, немного претенциозно и очень напыщенно, - Не слишком ли самонадеянно для парочки изгоев, чьё единственное врожденное преимущество – нестарение, и чья история запятнана позором инцеста и низкого предательства?
   Глава Ордена, оказавшийся человеком, ещё более прямолинейным, чем о нём говорили, не до конца понимал, с кем связался. Чуть позже Ева напомнила ему, каким характером выстреливают “первые”, если кому-то взбредет в голову качать права в их собственном доме.
   - Не слишком ли трусливо? – Ева стукнула высоким каблуком, привлекая взгляды всех собравшихся, ну, а потом, минутой позже в поучительном тоне стала отчитывать належателей Матери, - Я погляжу, вас, господа, устраивает рабство! Вы и пальцами на ногах не пошевельнёте, чтобы что-то полезное сделать! Сверхъестественные напрасно отдавали себя в жертву, гибли расы, царства разрушались… но потомкам словно все равно. Им хоть бы хны! Прячутся, забыв о долге… И только не говорите, что я не права! Пусть хоть кто-нибудь посмеет вякнуть, что я преувеличиваю… - она обратила зрение в сторону ряда кухонных ножей вдалеке, - И я быстро вякать отучу!
   Глава Ордена, желая немедля исправиться, искупить оскорбительную трусость, мастерски сменил выражение ехидства на лице на выражение крайней сопричастности и интереса:
   - Вы только что это произнесли. Погибали расы. Расы! А что можем мы? Нам не то что не одолеть императора… к нему невозможно подступиться!
   - Нам сморд не нужен, нам нужен рии! – вмешался Адам, - Отловим рии – появятся все шансы!

   Когда до членов гильдии в кои-веки дошло, когда бессмысленный спор прекратился, Сын Земли потребовал срочных извинений за лакирование человечьего пролога, задевшее их гордость и достоинство. Но напрягать голосовые связки “первым” не пришлось. Хватило недовольного подмигивания…
   - Надеюсь, вы сознаёте выносливость всенародного мнения! Даже самая большая правда бессильна против маленькой лжи, если ложь устраивает всех, а в вашем случае ложь куда больше правды! – поначалу глава мялся, не хотел просить прощения. Но вскоре совесть одержала верх над упрямством, - Ну, а я сознаю, каково это: когда не к кому обратиться за помощью и когда помощь свыше не приходит, когда идут миллионы лет и ничего не меняется! Несправедливость глубоко несправедлива и с трона не сходит…

   Как и предвиделось, последовали долгие минуты молчания. Орден Богородицы преклонил все колени, готовый признать властвование
первых. Мир вошел в режим благоговения и не выйдет из него, пока прародители не шепнут миру “хватит”.
   - Нас не изгоняли из Эдемии. Мы отреклись от садов по чистой воле, потому что, как мы ощущали, только, находясь вне Рая, мы могли любить друг друга так, как нам хотелось! Если это и предательство, то я даже не знаю, как можно окрестить любой другой поступок! – сколько бы веков ни утекло, сколько бы несчастий ни случилось, Адам так и не смирился с участью лишённика. Сильнее всего это замечалось по его голосу, по его “музыке”.

   - Итак, что нам нужно предпринять сейчас? Какими будут первые шаги? – спросил рыцарь Пресвятой Богородицы, внимательно оглядывая соседнюю комнату и пол в коридоре, отмечая правильные цветовые решения и деликатесный интерьер, - Только прикажите. Мы исполним любую вашу волю. Для этого и существуют филиалы вроде нашего!
   Пока Адам перебирал десятки вариантов, Ева зажимала пальчики во рту - эмоциональная зависимость. У сектантов было крепкое терпение. Если понадобится, они будут стоять тут до утра…
   - Ну… хорошо… - наконец, сын Земли определился с выбором. Определился лишь спустя минут десять. Всё это время его снедали злобные сомнения, ибо ни в чём нельзя быть абсолютно уверенным.
   Глава ордена выжидающе вскликнул:
   - Мм, что…?
   И первочеловек внёс недостающую конкретику, озвучив ещё одно древнее, забытое столетиями имя:
   - Призовите Разиэля!
   (Разиэль - ангел в иудаистической мифологии, известный из постбиблейских и каббалистических источников. Является «хранителем тайн» и «ангелом тайны. Соотносится со сфирой Хохма в олам брия (др.-евр. ;;;; ;;;;;; — «мир сотворения») — одном из миров каббалистической системы духовного мироустройства. Известен так же под именами Гализур (открыватель скалы) и Акразиэль (глашатай Бога»)

   - Вы уверены, что это хорошая идея? – засомневался сектант, - В предыдущий раз, когда к нему обращались за помощью, с предложением прогуляться по Земле, Разиэль отправил в больницу десятерых случайных прохожих и ещё трое скончались от кровопотери…
   Адам улыбнулся, поражённый нерешительностью своего союзника:
   - Хэх, а у нас, типа, есть выбор? Или понятие меньшей крови адептам Всецарицы чуждо в этом веке?
   Адепты Всецарицы вынужденно с ним согласились:
   - Видимо, чуждо, раз не страшимся сомневаться время от времени…
   - Так пострашитесь же! – сказала Ева.

   Ивес Мармонтель подвёл итоги, чтобы спровадить визитеров до выхода и подумать обо всём уже в тишине и спокойствии:
   - Моей целью было указать на туманную перспективу, что я, собственно, и выполнил. Ваша же цель, господа – не загубить это дело настолько, чтобы потом нельзя было сдвинуться!
   “Сбросить с плеч оковы смордов… ещё недавно это звучало бы как нечто невозможное, но только не теперь…”

   Чтобы вселить в заказчиков подобие уверенности, пускай блеклое, пускай очень хрупкое, как душа дебютной девы, когда ей вырывали опёрённую конечность, слуги Богородицы дали аннибалову клятву, что всенепременно займутся поиском рии.
   - Не переживайте! Мы гарантируем успешное нахождение и безопасность существа, и не допустим, чтобы что-то пошло поперёк!
   Единственное заключение, которое мог сделать снисходительный и терпеливый Адам, прозвучало тише носового вдоха:
   - Это обнадеживает…


   Во власти Мармонтелей заиграла скрипка, прокламировав миттельшпиль нощи и полдня. Обхватывание, среда и облегание завальсировали в размер и шаг другого вертежа: “цветы творцов” плясали вечерами, не финтя и не лукавя, не изменяя древлим обрядностям, а главное - не изменяя друг другу. Их струнка, их гений, их способность дарения любви существенно отличалась в лучшую сторону от способности любвидарения тех, кто родился позже, даже на вид: за вечности, за миллионы лет Адам и Ева николи не поссорились и не разошлись. Николи не ругались! В первых отношениях владычествовал мир! Их сила жила в слабости, а слабость – жила в силе…
   “Погоди... еще чуть-чуть... еще капельку. Победа уже близко. Победа захрустит ковром замороженным, и нам впредь не нужно будет ни о чём беспокоиться…” – в пламеннокрасной середине танца Ивес приник к впадинке за ухом с висячим украшением, присосался к шее, пока Абель закатила воскрыленные вызванные очи, и стал ждать, когда она пошлёт свои мысли ему, как он послал свои мысли ей.
   “Насчет моего давления - не волнуйся. Твоя навеки, я не посмею торопить. Мы создали меч с рукоятью, понижающей могущество Каина, потому что не спешили. Нам, как никому, известна формула удачи”
   Как только бывшие граждане Эдема взахлеб всё прочитали, от первой до последней буквы, Абель сдалась и отдалась.

                Во власти Мармонтелей заиграла скрипка…


   Тем временем в большом темном замке!
   …Эмилайн, чья душа мало сказать издиралась, лежала и левой ногой подрыгивала от холодка. Она мечтала смертельно замерзнуть во сне, мечтала не проснуться… Что это за, мать его, судьба? Почему её вернули? Когда же получится вздохнуть с облегчением? Когда появится возможность вскрыть себе вены? Принесите хоть кто-нибудь нож!
   “Любимый… услышь, о, молю небеса. Постараюсь сказать тебе самые красивые слова, какие только способна придумать по трезвости, какие еще не придумала…”

   Когда Эми не могла заснуть вопреки всем усилиям, когда становилось конкретно хреново, как после ложки мекония, первородного кала, Эми… мастурбировала яростно. Удовлетворение полового инстинкта при помощи раздражения собственных наружных половых органов руками + мысли о нём = та самая соломинка, тот самый стебелёк, мешавший рии вспыхнуть.
   Многоямная просека боли - много ям, одна просека…

   “Любимый… прости… у меня нет больше слов. Лишь вопросы. Как так вообще произошло, почему так, за что… что плохого я сделала миру, за что меня все ненавидят, даже я сама?”

   Чтобы спровоцировать приступ жалости у Миркура Фрэнджа, заодно показать ему, насколько он ошибался в своём выборе, Тёрнер оголилась полностью, не боясь простыть, и прикинулась любительницей сюжетов грязной порнографии, чтобы энергичнее дрочилось в коридоре, на матрасе. Чтобы, проходя мимо, волшебник оценил, каковы они на пробу – страдания Эми – и либо покончил с ней, с исхудалой и страшной, наложив летальное заклятие, либо выпустил к чёрту из замка. А до тех пор липкий моносекс, да удары затылком о стену вплоть до сотрясения…

   “У меня больше нет слов. Остается только ждать… хотя это очередной самообман. Пожалуй, я никогда не дождусь нашей новой встречи, потому что ты в раю, а я отправлюсь в ад, отныне и до века. От понимания того, что мы не встретимся даже после моей второй смерти, я детонирую. Безальтернативно…
   Ты, действительно, погубил меня, Джек. Ты, действительно, безумен. Ты заставил меня тебя полюбить, а потом резко исчез, вынудил меня пойти на крайность…”

   В четыре ночи Эми чуть пододвинула матрас. К окну ближе. Гроза, подобно кинжалу, дырявила небо, а ветер продолжал раскачивать ветви деревьев, не собираясь стихать. Больная бессонницей, больная Джеком Хэлваном, больная литрболом, больная всем подряд, “героиня триллера” рухнула на стёганую толстую подстилку, а через минуту зашлась раскатистым храпом.
   Её ступни часто-часто дёргались, как будто во сне её кто-то пинал… обыденное явление для истероидной, расхлябанной натуры. Обыденное явление для Эмилайн Тёрнер…


   Три года назад. Безымянная галактика. Планета Дэксвелл.
   Фрэндж тестировал новую реальность для того, чтобы ввести ее игру, чтобы попытаться затмить Эллон и вернуть Первую Землю в строй. Считая это единственным правильным решением, Хэлла добровольно сотрудничала с магом, выполняла его мелкие поручения.
   - Подай-ка большую стеклянную колбу. Лежит в верхнем левом ящике. Она нужна мне для усреднения
дифференциальных уравнений в теории фильтрации сжимаемых вязких жидкостей и для проверки моей личной теории касаемо фрагментации личности путем комбинирования магических отваров… - речь шла о химии, которую Док добывал в недрах пустынного Дэксвелла, скрывающего залежи уникальных материалов.
   - Хорошо… - с моральной точки зрения уважение нельзя измерить в баллах и в статусах. Многие во вселенной уже поняли "чуткость" данной фишки, - Вот, держите.

   Никогда не просивший ничего подобного, ничего, что могло бы кому-то принести неуют, Миркур забыл о соблюдении осторожности.
   “Во время выполнения священного долга, заключающегося в спасении целой планеты, от прагматизма стоит отказаться”.
   - Будет жестоко требовать от тебя этого… - Фрэндж с навязчивых попыток предварительно выкупить извинение, - Но больше у меня никого нет.
   - Что? – Визари тронула смена интонации, - Вы сейчас серьезно?
   - Как никогда – решительно ответил волшебник, - А ты видишь здесь кого-то, кроме нас?
   Суур осталось гадать, имели ли слова Миркура романтический подтекст. И если что-то похожее и вправду пролетало, как ей поступить со вспыхнувшими чувствами? Она давно абстрагировалась от темы любовных отношений, и не очень-то рвалась к ней возвращаться.
   - Здесь мы одни… - констатировала синекожая ведьма.
   - И я о том же. Увы, отдав несколько месяцев поиску новой неприватизированной территории, я растерял всех сотрудников… - позже оказалось, что Фрэндж не питал к ней ничего даже близко похожего на любовный интерес. И страхи Хэллы – не что иное, как ее личные желания, подавленные тяжелыми обстоятельствами.
   - Ответьте мне, уничтожение Эллона, Второй Земли – обязательное действие, чей принцип сравним с очищением?
   - Боюсь, именно так… - Фрэндж не любил крайнюю, бескомпромиссную приверженность каким-либо взглядам, концепциям, отвергал радикализм и все его формы, все проявления, но иногда данный подход был жизненно необходим. И от сдавливающего душу чувства безысходности становилось стесненно, - Эллон – рак, злокачественная опухоль, выросшая из переродившейся нервной ткани планеты. И уже терминальная стадия. Этот новый орган не особо любит жизнь, сначала он уничтожит всех людей, а затем прекратит собственное существование…
   Впечатленная подробным объяснением, Хэлла деловито скрестила руки на груди и увлеченно уставилась на Дока:
   - Значит, мы имеем дело не с формой жизни, обусловленной актом слияния, а с чем-то другим?
   Отчаяния в голосе Миркура заметно поприбавилось:
   - Нет, это такая форма смерти, а то, чем мы занимаемся, относится к программированию реальности на уровне её исходного кода… - искры отрицательных астенических эмоций держали над ним верх, не позволяя продохнуть. Всему виной, безусловно, была его работа. Та священная клятва…
   “Боже” – реакцию Хэлла решила завуалировать, прикрыть полупрозрачной тканью лжи, оставив не самые приятные впечатления глубоко в себе.


   …Тем временем на заброшенном Дэксвелле.
   Доктор Фрэндж и Хэлла Визари решали сложнейшую головоломку – искали наиболее гуманный выход, способ спасти Первую Землю, ничего не подвергая сносу. Визари уже
было совсем изуверилась, и не питала никаких надежд, пока не узнала от сообщника о тайном месте, скрытым от глаз простых смертных.
   - Святая святых – богомольное сооружение, неподвижно стоящее в воздухе, располагающееся выше той же Эдемии. Там обретаются в гармонии генетически идентичные организмы, существуют в согласованности биологических ритмов разных функций, а вне гармонии они – лишь фикция, как и само святилище… - голос доброго чародея стал несколько тише, - Эти прекрасные безгреховные сущности, взращенные вдумчивостью и целомудрием, смогут помочь, если наши страдания и страхи покажутся им убедительными. Не учитывая врожденное несовершенство, люди должны выглядеть достойными пощады… - успокоить брожение чувств и прийти в себя Миркуру помогли светлая память о его настоятеле-мудреце, более темная о поединках с коварным Корналлом Дэстраутом и другими преопасными злыднями, от деяний которых сотрясаются целые планеты.
   “Святая Святых – второй дом для всех отличников Хайнстона. Но выражение “на войне все средства хороши” пренебрежительное и порочное. Высшие вправе не рисковать спокойствием моленной ради какого-то мира”
   Выслушав друга, суур полыхнула достаточно уместным любопытством:
   - И мы отправимся туда прямо сейчас? Безопасно ли это?
   Хмурые взгляды, на которые Миркур не поскупился, глубоко зацепили ее.
   - Отправимся, как только я закончу с одним химическим уравнением. Алхимия требует сосредоточенности и внимания. Мне нужен покой, чтобы быстрее справиться и смешать все компоненты…
   Визари без прекословия исполнила волю работящего ментора:
   - Хорошо, пока ты тут возишься, я буду сидеть на чердаке. Постараюсь вспомнить одно интересное заклинание, которое когда-то выучила в Хайнстоне, но с годами забыла…
   Волшебник ни слова не молвил в ответ, полностью сконцентрировавшись на своей задаче. Рядом лежали мозги хироманта, помещенные в колбу с булькающим раствором. Через какое-то время воздух приобрел привкус зловония и протухшего мяса…

   Визари немного приукрасила насчет заклинания. Ее не отпускала жажда одиночества с того самого дня, как она ввязалась в это приключение. Сначала предательство Ханка наложило след, затем распад Супергеройского Союза… и каждое последующее громкое событие все больше отдаляло ведьму от нее самой.
   “Скорее б всё закончилось. Я так устала и так вымоталась, ах…”


   Перед телепортацией в Святая Святых Миркур проинструктировал напарницу, как сохранить пространственную ориентировку при перемещении и перенести смену климата без негативных последствий.
   - Высшие ценят изоляцию превыше контакта, они мечтают об обсервации, создавая в головах иллюзию замкнутости. Это их коллективные меры для искоренения пагубных пристрастий, которые так присущи нам, смертным…
   Находясь в ожидании чего-то сверхчудесного, чего-то, что перевернет стандартное представление о жизни, о бытии, о материи, Хэлла чувствовала страшную сухость во рту и усердно глотала слюну. До прыжка в телепорт оставалось три минуты +.
   - Хозяева небесного храма стараются изменить врожденные поведенческие недостатки смертных?
   - Но тщетно… - ответил духовно подготовленный Фрэндж, - Им не удастся сделать нас совершенными, пока мы не захотим. Все истинно великое совершается медленным, незаметным ростом и коллегиально.
   Мигом позже суур повторила слова мага, только в более компактной форме:
   - Никто не в силах нас перепрограммировать, кроме нас самих…
   И ее вариант вполне понравился Миркуру:
   - Слова, достойные бесконечного цитирования! Именно так…

   Поскольку они оба уже совершали бессчетное количество пространственных перемещений, очередное погружение состоялось без паники и эмоционального надрыва. Но данный “коридор”, действительно, получился длиннее предыдущих, и предостережения Дока оказались вовсе не напрасными, а, скорее, полезными: Визари целенаправленно вязла в мечтах, ленно отмахиваясь от нефизических образов, которые за ними гнались весь полет.
   Самой примечательной особенностью этого маршрута была возможность разговаривать с партнером(шей), не открывая рта.
   “Остов такой – решил покомандовать быстро сориентировавшийся Миркур, - Летишь впереди меня. Так будет безопасней для тебя. Наблюдатели – нефизические образы, норовящие нас утащить. У меня больше опыта борьбы с этими обитателями межпространственных туннелей”
   Доверяя господину Фрэнджу свою жизнь, Визари не стала отклонять столь заманчивое предложение и быстро просекла возможность мысленного контактирования:
   “Будь по-твоему. Покажи им, на что способны лучшие ученики Хайнстона”
   “Сделаю это с большим удовольствием – “принял” волшебник, - Если б ты знала, как я люблю красоваться”
   “Честно говоря, я всегда догадывалась, ты тот еще гордец, чья скромность, порой, показушней любой беспардонности”

   Их тревога росла по мере угасания светила. Где-то ближе ко второй половине перехода произошла пертурбация, из-за которой все отрицательные эмоции усилились, достигнув пика. От сумасшествия смельчаков спасла развитая до абсолюта сила воли, которой способен похвастаться не каждый титан или бог.

   Фрэндж: “Святая Святых существовала еще до того, как во вселенной зародилась жизнь, до образования самой Эдемии. Это место, заслуживающее звания жемчужины умственности, доступно зрению только опытных чарователей и чаровниц, ибо магия служит визитной карточкой в потаенные миры светлой энергии”
   Суур: “А что если нас не захотят даже выслушать? Вариант негативного развития событий возможен?”
   Фрэндж: “Лишний вопрос, содержащий риторичность. Мы с тобой давно убедились, что в мироздании возможно все”

   Друзья “переговаривались” до тех пор, пока не пришли к финишу. Святая Святых, по мнению вечно взвешивающей Хэллы, выглядела весьма ординарно – невысокое каменное сооружение с колоннами, внешне близкими к древнеримским, и выгравированные оккультные эзотерические знаки на стенах.
   - Этакие предупредительные символы? Все я это уже видела и раньше…
   - Тише! – остановил забывшуюся Миркур, - Относясь к данному месту столь легкомысленно, есть риск разгневать Высших. Ты ведь не хочешь лишить нас последнего шанса спасти Землю?
   - Прости – крутанула шеей суур, - Я, действительно, немножечко зазналась… - несмотря на её первые не самые гладкие впечатления, признаки оккультизма были налицо. Но такая истасканность и привычность лишь поджигала интерес к расе, чью культуру с аппетитом “рекламировал” Док.


   Чтобы вызволить хозяев святилища, дать им повод вновь насладиться приятным карамельно-ватным воздухом, Фрэнджу пришлось на время отделить душу от тела и проникнуть сквозь стены. Привидение (дух волшебника) явилось Высшим и попросило о встречи. Те, не привыкшие разочаровывать гостей, одобрительно закивали. Призрак светски раскланялся, а после покинул молебную.
   Высшие были разумной гуманоидной расой, проживавшей на планете Сэмбруан до второго Катаклизма. Позже они добровольно покинули собственный мир, и, изобретательно
распорядившись врожденной предрасположенностью к созданию искусственной жизни (врожденной – заложенной в генах), нашли себе местечко поуютней. Через несколько сотен тысяч лет о существовании гуманоидов прознали некоторые волшебники, входящие в Гильдию, и назвали их дом Святая Святых, чтобы создать ложных богов, в которых будут наивно верить следующие поколения магов. Эта ложь также предназначалась для сподвижничества...

   Высшие с интересом поглазели на суур, а позже переключили взоры на инициатора – обходительного и учтивого Миркура Фрэнджа, который рисковал собственной шкурой, чтобы добраться до них.
   Гуманоиды выражались на непонятном языке, доступным лишь сверхначитанным и сверхумным волшебник(ц)ам.
   - ;.-=df№?* (Рассказывайте) – попросил самый “головастый” жрец молельни, - *(%;№.? (Нам очень не терпится узнать причину вашего смятения).
   - Я бы с удовольствием принёс что-нибудь светлое… - взволнованно проговорил Доктор Фрэндж, - Но вынужден делиться горем, извините.
   - *^&($#,>?»:”:ll^ (Секрет внутри секрета, не стоит обвинять себя. Дождись, когда это сделаем мы - имеющие право судить и признавать невинными).

   Фрэндж: “Секрет внутри секрета? Почему они меня так назвали? Потому что я скрываюсь? От кого? Или… вернее спросить, от чего?”
   - Одна дорогая мне планета оказалась на грани исчезновения. Смертные не могут повлиять на исход…
   - >*%$|\+[] (Занятный расклад. А ваши боги вас не слышат или не хотят?)
   Этот вопрос поставил заботливого чародея в тупик, и тот еле собрался, чтобы озвучить все заготовленные для данной беседы “цепочки”:
   - Наверное, и то, и другое… - но не сразу, а исподволь, - Секрет… и для вас тоже? Для которых любой таитель – открытая книга?
   - ?*%#$!<>/|?{]l’’8!_-+ (Мы тебя видим насквозь, но ты всемерно уклоняешься от исповедания, сопротивляешься высвобождению боли, так как боишься немедленности этого очистительного процесса, боишься рецидива пережитого. Удивительно, колдун, ты рвешься спасти жизнь, но не хочешь жить. Все ли смертные столь противоречивы?).
   Миркур подошел поближе к праотцам.
   - Важно помнить, не у всех раны залечиваются быстро, это зависит в первую очередь от иммунитета. Раз я до сих пор не обрел покой, значит, сопротивляемость моего духа бедам слаба. Значит, мои идеи не сообразны моему жизнелюбию.
Подобные абстрактности трансцендентны и недосягаемы для всех, кроме вас.
   - «><(&^&^%$$()*%$ (Умение признавать слабости – лучшее, что заложено в смертных. Это можно считать прелюдией к совершенству).
   - Первым шагом к исповедованию?
   - %$ (Да).
   - И с чего начнется исцеление моей души? С какого из тяжёлых испытаний?
   - |;[)&^%$ (Озвучь, что для тебя свято хранимо, заветно и любимо. Не держи в себе слез, выпусти боль на волю. Боль поблагодарит тебя и тихо умрет).
   Хоть излечение Фрэнджа осуществлялось с посторонней поддержкой, док прикладывал уйму усилий. «Спасти себя, прежде чем спасти Землю» - милое проявление неклассической логики, философии всего этого места! Это заставило серьезно призадуматься:
   “Не первый раз убеждаюсь, предчувствия редко бывают напрасными. Существуют незримые указатели, которые опасно игнорировать. Они ведут нас в правильном направлении, не дают свернуть не туда”
   Гримасы подсознания менялись с неуловимой скоростью…
   - *(^%$#*0_”)(|} (Прежде чем заняться спасением миров и галактик, Фрэндж, начни с себя).


   Настал многозначащий момент: учтя назидания Высших, Доктор широко распахнул веки и заглянул в бездну. Тряхнул головой, отгоняя видения, вспомнил, что находится в простом здании, сделанным из кирпича, но потом вновь погрузился в своё прошлое…


   Фрэндж еще до вступления в войско подразделения специального назначения, где, в основном, преобладал контингент с низким духовным диапазоном и скабрезными типажами поведения, начал постигать азы редких разделов медицины. Добившись звания генерала, Миркуру удалось применить некоторые знания на практике – он вылечил нескольких раненых бойцов, спас жизнь парнишке, страдающему от сердечной недостаточности.
   В какой-то момент успех омрачился неожиданной и неприятной командировкой, во время которой признанный медик получил серьезные ожоги передних конечностей. Далее последовало вынужденное пожизненное отстранение, а размер выданной компенсации вызывал больше смех, нежели утешение. Как ни парадоксально, увечья зажили спустя несколько месяцев, но назад все равно не пустили…

   Скитаясь по миру в надежде стереть все кусачие обиды, Миркур Фрэндж случайно наткнулся на тайное святилище, очертаниями напоминающее древнюю скульптуру. По уверениям местных обитальцев, оно олицетворяло их лад и любовь, все самое лучшее и по совместительству нетленное.

   “Хотел бы я сказать больше. Как незнакомцы в дешевых масках, вооруженные арматурой и пистолетами, вломились в мой дом посреди ночи и на моих глазах бездарным злым образом распорядились жизнями моих близких. А ведь жертвы много лет вбирали всю мою любовь, максимально аккумулировали. Умерев, они забрали всю положительную энергию с собой, сильно ослабили, нет, практически оборвали мою связь с внешним миром…”

   Семьдесят лет назад, до появления в тех краях отчаявшегося путника, хозяин святилища поклялся оберегать земли ду'эдра от нечестивцев и осквернителей, от всей грязи, которой полон мир. Так что, помогая чужестранцу, дедок серьезно рисковал, опасался, что жалость возьмет верх над благоразумием (хотя жрец усердно пытался совмещать эти в чем-то схожие вещи).
   Проучившись у седовласого пять лет, Фрэндж еще ничего не знал о настоящих чарах, но был почти уверен – “сказки” мудреца вполне себе реальны. Провожая Миркура в долгий путь, в вечный и необъятный, старик сказал, что его душа окончательно созрела, она готова к великим свершениям, и что эти пять лет – только начало его новой жизни. Тропы, по которой шли единицы…

   “Я изучал не только магию, но и философию. Ведь общепринятая философия это то же, что и миропонимание – ключ к познанию оккультных наук, и без лучшего осознания совершающегося невозможно влиять на события. Хочется отметить историю кельтской неоднородности с руническими формулами и знаками”

   Делясь пережитками пережитого, Фрэндж держал второго Доктора Фрэнджа, своего двойника, крепко за руку. Волшебник, не открывая рта, установил телепатическую связь с самим собой посредством тактильного контакта.
   - Как ты убедился, я годами с неугасающим энтузиазмом изучал основы магии, а потом полностью посвятил все свободное время областям человеческой деятельности, считающимися квазинауками. Я ушёл в это дело с головой, навсегда поменявшись…

   “Да. Всё было так. Я ушёл и поменялся…
   Отныне и навеки есть лишь новый я. Новый Миркур Фрэндж, которому не до семейных ценностей, не до просмотра телепередач, не до волейбола по праздничным субботам… Новый Миркур – первоклассный волшебник, иллюзионист-чемпион, частый гость параллельных реальностей, иных плоскостей… измерений, обитатели которых видят нас призраками, а мы видим призраками их. Нас отделяет ограда из жердей…


   Хотите знать, дрель какой фирмы лучше? Несомненно, дрель фирмы Эдзарда Беккера. Бизнесмен, ранее славившийся добротой и щедростью, внезапно становится нервным и раздражительным… ну, а сегодня бизнесмен стал ещё раздражительнее: по решению суда он обязан выплачивать алименты на содержание дочери, а также по решению суда ребенок остается с его матерью.
   Проклятая Патрисия… Эдзард с ненавистью отзывался о жене и в мыслях, и вслух. Если бы перед ним поставили задачу перечислить, сколько неприятностей принёс ему брак, у него бы не получилось её выполнить. Поводов для радости не было совсем, кроме, пожалуй, одного-единственного – предприниматель имел альтернативу неверной жене, этакий запасной вариант для расслабления в рабочее время.
   - Вики, милая, как насчет поднятия твоей регулярной зарплаты?

   Слух ходил, что к «Шефу-Боссу» не зайти без «стука-спроса». Это утверждение далеко от истины, по крайней мере, в отношении смазливых счетоводок из Миссисипи. Вики раздевалась по щелчку, как игрушка, которую не нужно упрашивать. Чаще они делали “это” на квартире у мистера Беккера, но иногда, когда мистеру Беккеру было совсем невмоготу, они вытворяли “это” в офисе. Невзирая на солидную разницу в возрасте, Вики нравилось убивать скуку с Эдзардом, потому что она начинала чувствовать себя взрослее и значительнее с ним: “глупышка” и её неуклонный сноровистый “хозяин”…


   Этой ночью Миркур Фрэндж, можно сказать, клюнул наконец-то: он увидел Эми, на что та и рассчитывала. Оценка непересекающих мучений прошла без лишних спрашиваний. От Доктора поступило предложение, которого ученица ждала с того момента, как её “вернули”: отправиться в обычный, НЕ волшебный мир, где ей, возможно, станет легче. Неуверенный в способности рии к безопасной гладкой адаптации, но совершенно не видящий иных вариантов, Доктор пошел на сознательную уступку. “Выбрать из нескольких плохих вариантов тот, который имеет наименьший вред – всегда очень трудно”.
   Эмилайн кое-как, издрожавшись от холода и страха, страха за всё что угодно, только не за себя, дотянула до утра и утром отчиталась перед ментором. Волшебник не посмел тянуть резину. Моментально, после серии взаимных приветствий, намекнул Тёрнер на обретение столь желанной свободы, но с кучей пунктиков-условий, соблюдение которых превыше всего.

   “Эмилайн символизирует страсть к непрерывному движению. Егоза и непоседа в детстве, она практически не меняется с возрастом: любовь к перемене мест, неумение и нежелание ценить стабильность в любой форме часто становятся причиной одиночества. Но одиночество не тяготит. Наоборот, воспринимается как необходимый атрибут свободы, которая является для такого человека единственным способом существования, основной мотивацией, фетишем”.
   - Мда, похоже, это первый раз, когда я чувствую, что совершил бы громадную ошибку, не прислушавшись к тебе. Хотя и жаль, что ничего не получится… - Миркур уже не говорил о её предназначении, не говорил о Дарейдасе, не поднимал тему жестких войн на тонком уровне, лишь бы побыстрее её отпустить, да отмыться от неприятного чувства, что приходилось удерживать кого-то против воли, - Ты – надежда вселенной. Помни это…
   В ответ на пронизанную заботой, незатейно-сходчивую приспособленность Дока красиво угождать своим стажёркам Эми возгласила:
   - Ой, не надо! На мне свет клином не сошёлся. Стоит только хорошенько оглянуться и вы сразу же поймете, полно спасательных кругов и попрочнее…
   Тогда возгласил и сам Доктор Фрэндж, максимально компетентный в вопросе выбора сторонниц и твёрдо уверенный в обратном насчёт рии:
   - Что ж, хоть меня и называют безумным смельчаком, но чего я точно никогда не решусь, так это пытаться переубедить вас, госпожа!
   - Благодарю, господин… - пафосно выразилась Тёрнер и рефлекторно отвела взгляд от учителя, а затем пробубнила в мыслишках:
   “И буду благодарить без конца, прогнусь, позволю сесть мне на шею, если смилуетесь и высвободите из грёбаного заточения мой простывший, сухопарый, мать его, зад….”

   Миркур притворился, что не узнал, о чем подумала профнепригодная Эми (маги обладают даром телепатии и ясновидения) и заикнулся о создании портала, чтобы перенаправить её. Долго не решавшийся выпускать в мир такую силу, он заверил, что всё будет готово часа через два, ну, а пока, он порекомендовал Эми посидеть в своей комнате. НЕ в коридоре и НЕ на матрасе. Это его оскорбляло…


   Три года назад. В магическом мире.
   - В стенах замка Гильдии Волшебников по сей день преобладает архаичное понимание зла. Как противоположность добру, нужная для поддержания нравственного, морально-интеллектуального прогресса, которому необходимо придать объективный характер и согласиться… - Миркур закрыл глаза, а, открыв, довершил свою философскую речь, - Что нет ничего важнее добра – нынче редкого, но воспеваемого святыми явления!

   - Явление, которое, если принимается существами без неуместного стеснения, дарует их мирам гармонизацию
межрасовых отношений. Да-да. Напряженность, провоцирующая вражду между народами, подогревается искусственно и искусно лицами, представляющими ипостаси зла – Мастерами Всезла…

   Разбуженные души черных колдунов, долго витавшие в пропитанном страданиями воздухе, засекли местонахождение супергероев и молниеносно двинулись в их сторону. Бесплотные трупы мчались так быстро, что ничего не видели перед собой. Выставленную Фрэнджем магическую защиту, выпускающую сноп фиолетовых искр. Противопризрачная зашита сработала надлежащим образом – приблизившись вплотную, привидения засветились, обернулись пеплом и разлетелись на маленькие части. Их дальнейшая судьба осталась неизвестной, потому что никакой судьбы у них не было. Лишь забвение, означающее смерть души, то есть, смерть полную.


   “Я - Эмилайн Тёрнер. Моя жизнь - сущий ад, но я не привыкла ни на что жаловаться. Хотя… к черту обо мне. Пора порассуждать о чём-нибудь другом.

   Прогуливаясь по набережной, нельзя не насладиться запахом озера и не вспомнить коллекцию любимых фотографий относительно детства. А ведь это далеко не простое озеро. Когда-то здесь, поблизости, жила одна счастливая семья. Мать и ребёнка застрелили. Вину спихнули на отца. Сегодня мне необходимо узнать все подробности и обстоятельства дела, которое я взялась расследовать. Дело семейной трагедии Фрэнджей, двойного убийства, после чего и появился тот тщеславный маг, что меня воскресил…
   Мне бы набраться дедукции, да распутать этот клубок. Я должна, нет, обязана любой ценой помочь Миркуру выбиться из вечного затворничества, из вечного плена и восстановить утерянную справедливость”

   Чарльстон располагался в юго-восточной части штата Южная Каролина, и имел высокую популярность у туристов. Это – место, где наиболее легко совмещать изучение старого города, покупки в магазинах, экскурсии по местам боевой славы или поездки на близлежащие плантации, обеды из свежих морепродуктов в местных ресторанчиках и ленивый пляжный отдых у океана. Помимо прочего, Чарльстон славен военными событиями: с захвата в Чарльстонской бухте форта Самтер в середине восьмидесятых развязалась Война Севера и Юга.
   Эми оказалась в Чарльстоне спустя день после того, как оказалась в Нью-Йорке. Не имея ни паспорта, ни других документов, считаясь трупаком, похищенным из морга, бедняжка действовала на диво самобытно. Иногда использовала таившуюся в ней силу рии для устрашения, а иногда – пару старинных, но не предавшихся забвению уловок, запомненных со времён работы в органах, где преобладающее большинство – мужики, и где слабых баб ни во что не ставили, поэтому приходилось быть бабой сильной, ну, или притворяться такой.

   “Так, куда же, мать его, стоит направиться в первую очередь? Поспрашивать, мать его, что ли?” - цель, накрепко въевшаяся в голову, появившаяся из твердо благородных побуждений – помочь Доктору Фрэнджу отомстить за семью, заодно помочь избавиться от ярлыка дето и женоубийцы, чудаку, который по каким-то секретным причинам предпочитал об этом активно умалчивать, и проговорился лишь единожды, когда нахлебался зелья, имевшего алкогольный эффект - вскачь и незаметно превратила “Эми-мокрое место” в “Эми-сыщика”. Эмилайн вскачь и незаметно вновь стала (!!!) Эмилайн. И это тот редкий случай, когда неизвестно кого благодарить – саму Эмилайн или Чарльстон, чье, вероятно, позитивное влияние вернуло Тёрнер то, что не смогли ей вернуть месяцы духовных тренировок и вытверживание долбанутых стрёмных строчек из ведовских трактатов про воду и огонь.

   “Хотя неизвестно, как народ отреагирует. Это горе случилось под носом у народа… Погибла беззащитная женщина, умер ребенок… В страшном сне не привидится!
   Хотя это неправда. Привидится, и еще как. Так что я нагоняю драмы, преувеличиваю. Я видела вещи и страшнее, увы. Нагляделась за предыдущую поганую жизнь… Да и в нынешней, по ходу, не слишком всё мажорно, а значит она – такая же поганая”


   Первая половина дня прошла в движении. Используя представившуюся возможность совершенствовать свою коммуникабельность, Тёрнер придирчиво расспрашивала прохожих. Она мучила чарльстонцев, иногда преграждая им путь. Голос брюнетки то скатывался до полушепота, то поднимался до открытого крика. Жители Каролины, верно, принимали Эми за тронутую дурочку, виной чему была её ежистая наклонность напирать, не оставляя и щёлочки для продыху.

   - Вы не знаете, где находится дом Фрэнджей?
   - Вам что-нибудь известно о том громком убийстве?
   - Если помните детали – прошу ими поделиться.
   - Так вы… и вправду ничего об этом не слышали?
   - Здесь, в этом городе, жила семья. Женщину и дочерь убили…
   - Ну, и куда вы, черт возьми, все уходите?
   - Если ты чайник, то так и скажи. Нечего хамить даме, упырь!
   - О, господи… Ну, нет… я сдаюсь…

   Притворно тяжело вздохнув, Эми чуть не пожалела себя. Она уже раз сто, если не больше, предала городок Анафеме, и все равно продолжала! Продолжала стараться, возражая упрямству, рогатясь и брыкаясь, идя против рожна, чтобы оставить след позначительнее и не запомниться Чарльстону занудно-скучной скромницей без выразительных штрихов, без привкуса и громовых присущностей. Эми не Эми, если не зажжётся…

   “Сегодня ночью мне вновь снился Он... Вчера я мысленно обращалась к нему в слезах, потому что мне нужна была защита, поддержка. Все мои тёмные части меня поддержали. А ночью во сне пришёл ещё и Он. Джек успокаивал меня нежными существительными, брал за руку и сжимал её крепко. Так я обрела желанный покой... Так не хотелось просыпаться... Вот что значит, чувствовать защиту от мужчины, пусть даже он живёт отныне только во снах. Но он поддержал меня, он защитил меня, он дал мне мир, которого я так ждала от тебя... И он целовал меня, с ним было необыкновенно прекрасно... Я так желала подобных ощущений от тебя, но ты всё испортил, тот другой Джек... Отравил моё существование настолько, что только мужчина из сна может даровать мне покой. Сейчас я думаю, что правильно поступила, когда отказалась от твоей жизни в пользу убийства. По крайней мере, в нём я уверена на сто процентов. Существует ли другой Джек на Земле, встречу ли я его - неважно. Он навсегда в моём сердце. И сейчас я продолжаю молиться о том, чтобы всё это оказалось правдой, чтобы другой Джек действительно существовал... Чтобы мы действительно с ним встретились. Ведь только тогда я смогу быть по-настоящему счастлива. Но не с тобой... не с тобой... ты демон... ты можешь только отравлять…
   Эми поняла это на смертном одре, когда Джек назвал Эми матерью…много раз подряд…
   Эми ушла вслед за Джеком Хэлваном – маньяком с комплексами детства…”


   Неожиданно окраинный рай развернулся перед брюнеткой биоценозом, высоковязкой пущей, где пройти можно только, если ты когда-то покидал эту жизнь, либо – если ты рии со взрывной ложесной, без планов на будущее, с шарлаховой силой, с терпимостью к виски, либо – если эти качества друг с другом на паях…

   - Ещё, пожалуйста! Я сегодня не устану тратить, пока меня не вынесут... – поддавшись плохим, похоже, неискоренимым привычкам, Эми прилипла к бармену в первом попавшемся “так себе” кафе и вывернула содержимое карманов на барный прилавок, чтобы её обслужили аллегро, ну, и в качестве добавки обозвали “котиком”, “бурундучком” или каким-нибудь иным ласковым словом.
   - Не устанешь тратить? Пока не вынесут? Ммм… - к везению незнакомицы, сходу поразившей всех присутствующих своей бунтовщической жилой, бармен оказался приятно-ироничным болтуном с талантом располагать к себе за долю мгновения. Ради него одного можно было торчать здесь до следующей Олимпиады, - А, ну, немедленно выкладывай! Откуда ты взялась такая? Такая густопсовая…
   Тётке стало нескрываемо приятно, что её заметили. Тем не менее, жажды новых знакомств как не было, так и нет, и в условиях ее задания совсем не хочется тянуться к окружающим.
   - Приятель, поверь мне, тебе лучше не знать. Целее будешь! Какие-либо отношения со мной, в том числе банальное общение, стоит поддерживать лишь на максимальной дистанции… а иначе всем твоим мечтам, как и тебе самому, настанет хана! К тому печальному моменту будет поздно кусать локти…
   Пока Эми беспрепятственно извещала о тревогах, параллельно себя попрекая и выслушивая упреки от самой себя, остальные посетители перебрасывались репликами про все подряд и про неё. Очевидно, появление столь неуравновешенной и абсолютно неординарной особы, склонной к эпатажным выходкам, сбрызнуло живой водой засохшую в скучности кафешку и прорекламировало методику Эми: больше движения – меньше трепанации; не заботься о своём авторитете – разреши другим тебя оценивать.
   - Ну, если всё так запущено, сделай еще глоток бальзама! Освежись… – великодушно улыбнулся товарищ-бармен, налив даме добавочки, - За счёт заведения! Что-то я щедрый сегодня…
   Брюнетка за ценой не постояла. Произнесла “спасибо” так громко, как позволила гордость, а гордость крайне редко позволяла брюнетке не казаться безнравственной стервой. “У сложных людей всё очень сложно устроено”.


   …Замечательный город на берегу Атлантического океана с интересной архитектурой и историей, не подходящий для любителей чистого пляжного отдыха, но оттого не менее замечательный, встретил Эмилайн Тёрнер, как встречали её остальные города: с ложным приветом, за которым вытек злоязыкий катаракт, едва не снёсший её, с пережаренными, но не исчезнувшими страхами, с тенями и усматриваниями.
   Выйдя из бара косой и захмелевшей, одержимой мечтой куда-нибудь улечься, пусть даже на асфальт, приезжая тяжело уперлась руками в колени, вцепилась пальцами в джинсы. Как думаете – что случилось потом? Неровное частое дыхание, оно же продукт непереносимости чужеродных “опусов”, неземных существ, говоривший о нахождении вблизи какой-нибудь угрозы, быстро её простимулировало. Стало больше пламени, стало больше рии. Произошла денудация отсветов, заголение предзнаменований и сигналов. Сердце заколотилось громче, чем разрушаются волны у берегов море и крупных озёр. В груди у Эми что-то оторвалось… как будто взорвалось, и Эми не смогла сдержать огнь рии, уничтожив себя и обратив окружение в пепел!

   - Призовите Разиэля!

   - Вы уверены, что это хорошая идея?

   - А у нас, типа, есть выбор?


   Внезапно из тёпло-весеннего дождь превратился в жестоко-морозный. Примерно весь Чарльстон опахнулся стынью. Тёрнер вообразила, что станет сосулькой, и… как ни удивительно, не испугалась. Она уже давно разучилась дорожить своей жизнью, убежденная себяненавистница, и ни за что бы не проявила спасительных рефлексов, не знай силы рии, то, на что рии способны в злых руках. Видимо, слова мага звучали достаточно убедительно, чтобы она не забивала на них болт. “Ответственность просыпается в пик безответственности”.

   - Кто ты? Зачем вытворяешь такое с Землёй? Думаешь, я не чувствую, когда над ней извращаются, ты!!! – Эмилайн в упор глядела на повитого секретностью врага, чье готически-бледное лицо с густо подведенными глазами, татуировкой христианского креста на щеке и чёрной свисающей челкой пьянило резче винишка, а враг смотрел на протыканную брожением пропойцу в рваных джинсах, имидж которой лениво сочетался с её мерисьюшностью, - Не смей портить Землю!
   Любимчик иудеев, пугающе бесстрастный, нечуткий Разиэль, “ходячая божественная тайна”, наёмный демон с футуристическим видком, богатым оружейным арсеналом, чье главное достоинство – копье-раскладушка со светящимся наконечником… такого Тёрнер не ожидала от поездки в, казалось бы, не самый уродливый придаток Америки.
 

   Разиэль в своем натренированном столетиями стиле, безмолвно, без
предупреждений использовал копье. Использовал… на… (!!! Moment)
подбежавшем к ним бармене, который, видаемо, заподозрил нечто
неладное и сдуру надумал вмешаться. Мощный укол сверху вниз,
направленный в мягкий живот, и мужчина скончался на месте! Не
продержался и семи секунд!
   Кровь темно-вишневого цвета выходит струей изо рта… человек
умирает не самой безболезненной смертью… Эмилайн увидела это…  Опять… Очередная погибель, очередное погашение очередной жизни… и она, как всегда, присутствует при всём этом кошмаре. Её  социолингвистическая единица, её сущность, её энергоизлучение опять будут фигурировать! И как при таких обстоятельствах не возненавидеть всё на свете?

   - Зачем ты это сделал? Чтобы причинить мне еще больше страданий? – если раньше Эмилайн кое-как держалась, чтоб не загореться у всех на виду, чтобы не выпустить рии на свободу, то сейчас подобная нужда отпала. Эми была дико огорчена и одновременно дико рада. “Не каждый день предоставляется повод высвободить своего внутреннего зверя и себя саму, но каждый такой день достоин упоминаний в речах перед распитием и отметки красным маркером в годовом календаре”
   Разиэль минуту собирался с духом, чтобы ответить, и когда это наконец-то произошло, у Тёрнер не осталось сомнений в правоте и адекватности действий Доктора Фрэнджа.

   - Чтобы ты пошла со мной! – Разиэль вытащил копье из тела убиенного, двумя пальцами смахнул с лезвия липкую пленочку крови, а затем швырнул оружие куда-то далеко. Как выяснилось позже, швырнул в чернокожего парня. Тот тоже погиб. Собралась толпа паникующих, - Иначе… буду колоть всех подряд, пока страдания не приберут тебя к рукам окончательно! Пока не обретут лицо в твоём теле! Пока ты сама не станешь… страданием!

   (!!! Moment)

   Разиэль стоит в одном месте. Протекает миг = Разиэль стоит уже рядом с людьми, готовит копьишко. Эми так и поняла.
   “Телепортация. Хитрый же черть…”

   Разиэль расправляется с третьим по счёту чарльстонцем. Сильно ранит четвертого. Остальные пытаются бежать, но всё без толку. Разиэль догоняет их и…
               
                (делает то, что умеет, то, для чего его создали)


   Эми наблюдает за творящимся “дерьмом” с солёными слезами и безумно жаждет заступиться. От решительных шагов её сдерживает отсутствие уверенности. Наслышанная о демоническом потенциале рии, она не знает, сможет ли контролировать свою суперспособность... и боится всё усугубить.
   “Приведите хоть один аподиктический довод в пользу моей неисправности, как элемента социальной системы, и я приведу в ответ тысячу поводов: где я – там умирание. Если раньше я, виктимная глупышка, допускала, что это совпадение, то теперь я поняла, совпадений не бывает, есть закономерности, есть алгорифм Земли и жизни.
   Я влеку за собой тьму…”

   Разиэль ненадолго исчез из поля зрения Эми и вернулся через пять минут, сжимая в одной руке всё то же чудное копье, а другой, держа за волосы чью-то отрубленную голову. Голова противно шмякнулась о мокрую из-за утреннего ливня траву, заставив Тёрнер скрючиться и задрожать. Имея за плечами посмертный опыт, душа Нью-Йорка так и не привыкла к смерти настолько, чтобы сохранять нейтральность при её присутствии, при её унизительных “копьевидных” лозунгах, что, как гвозди в стену, вбиваются в уши и сверлят не зашиваемые, широкие отверстия.
   - Зафиксируй в своей памяти, это никогда не прекратится! – будучи противником мягкого урегулирования, Разиэль был рад лишний раз поиграть в мясника, - Только твоё согласие убережёт земной странник. Но чем дольше ты мечешься – тем больше чучел я наколю! Смотри, гори, заполоняйся…

 Look,                burn, be                filled

                (Смотри, гори, заполоняйся)


   “Стрёмный ублюдок, кто бы его ни подослал, кем бы он ни был, кем бы ни были они, откровенно напрашивается. Может, мне стоит дать ему то, чего он хочет? То, за чем он пришел… Может быть, тогда он отстанет?
   Я ему дам, а не дамся. Это разные понятия…

   Эми невозможно сломать… как, впрочем, и всё, что не работает, или работает со сбоями”

   - Эй, ты! – крикнула брюнетка, когда страшила издевательски отвернулся в сторону кустов и дороги.
   Когда же “страшила” вновь к ней повернулся, его взгляду предстал совершенно другой образ: вместо бесконфликтной и слабой растеряшки на сцену вознеслась рии-версия Эми (хотел написать – режиссерская). Стихийная и жаждущая битвы, эта разновидность известной любительницы баров, меломанки в области вина и бешеной закупщицы анальных стимуляторов была не похожа на все предыдущие. У прошлых Эми не было ни ярко-жёлтых глаз-светильников, ни маньячного запала, ни “солнечного” света изо рта. А значит, это какая-то особенная, эксклюзивная Эми – та, в чьих возможностях дать отпор злу на уровне энгелов или Стражей Порядка.
   “Неужели… это не миф? Неужели рии существует?” - не доверяя глазам в достаточной степени, Разиэль, впрочем, настроился на бой. Множество веков его поили былинами об огненных созданиях, сила которых превышает силу богов, если правильно ей распоряжаться. Но
воспринимать их иначе как сказки не получалось по ряду причин. А теперь, коли до умища Разиэля, наконец-то, дошла открывающая тайну, демаскирующая формула о шансах и допустимостях, носитель модного доспеха обязательно постарается исправиться, обновит веру, укрепит преданность… умрёт и возродиться, если понадобится!
   - Ничего… я карабкался в горы, справлялся с препятствиями, с которыми не справлялся никто! Меня сколотили из ветошей идеологии, из лоскутов кредо, с наковальней богов, чтобы я подчинялся без вопросов, без зёрен сомнений, с произволением служить до самой смерти! – замахнувшись, Разиэль швырнул в Эми копьё, само собой, магическое, и тут же лишился своей излюбленной “игрушки”. Копье сгорело в воздухе. Исчезло, не долетев до цели, которая наполнилась прежде не достававшими собранностью, доблестью души, и произвела на свет с десяток подвижных оранжевых фигур, вмиг окруживших нерадивого демона. Эти антропоморфные персоны, изделия из гнева и огня, управлялись рии телепатически. Что взбредёт в её чадную, затемнённую отчаянием головку – то персоны и вычудят. “Мы можем быть злыми, мы можем быть добрыми, мы можем быть разными в зависимости от нас самих, в зависимости от ситуации”.

   Люди на это смотрели. Охая, крича, подпрыгивая так высоко, как разрешали им ноги… Вызванные копы, приехавшие раньше, чем могли представить вызывавшие, понизились до уровня напрасных соглядатаев.
   Центром внимания долгое время оставалась стычка неизвестной огненной красотки с “эмо-рыцарем” из детских фантазий, поэтому о трупах, что “украшали” дорожку, ступеньки, газон, быстренько забыли. Всех интересовало, чем завершится файтинг очередных супер-имб… а также интересовало, завершится ли он…


   - И что ты собираешься делать? Прикажешь этим штукам меня сжечь? – Разиэля до последнего не покидала убеждённость в нехватке у противницы необходимых достоинств для совершения стопроцентного, фактичного убийства. Однако демон очень плохо знал Эми и очень в ней ошибался. У неё всё это имелось. В ощутимом, подлинном достатке…

   В недалеком прошлом…
   Оттащить её от Джека было невозможно! На неё не действовали ни крики, ни плевки, ни просьбы перестать…
   - Должна! Должна! Должна! – сие длилось чудовищно долго. Она раз за разом его ударяла, дробя его ребра и превращая лицо в кровавую кашу.


   - Представь себе. Представь, что прикажу! Какую тогда песню запоёшь, а, поганый демон? – Эми, сама того не подозревая, утрачивала самообладание с каждой минутой. Её контроль выпадал из её рук, но ей будто было параллельно. Её ничего не посещало, кроме гнева, и это состояние, режим всеэгоизма, вскоре в ней закрепилось. Отныне Разиэль торчал в ловушке, тогда как она, метающая пламенные малости, заняла его место, став угрозой number one без скидок на узкий опыт и незлые мотивы.

   “Все демоны поганые… Все без исключения…”

   Фигуры из огня приблизились к Разиэлю, намереваясь прикончить. Слуга Адама и раб Евы произнес по слогам святую молитву. Этот момент выполняет те же функции, какие выполняет икт в эпитафии – фиксирует и закрепляет уникальность, чтобы выделить важное: Эмилайн, никогда не использовавшая свой разрушительный дар в поединках, удивительно быстро обезвредила и победила, по всем вероятностям, наиболее опасного засранца. Ей было без разницы кого благодарить – судьбу, удачу, или и то и другое. Сейчас она находилась вне себя от злорадства, жажды мщения, жажды публики, внимания…

   Их фотографировали, снимали на камеру… Их бой обсуждали, а их самих кем не называли только. То фриками, то чудиками, то кем-то там ещё… Типичная реакция смертных на явление сверхъестественных в примитивном земном обществе)))

   “Мне жарко… Так жарко… Я почти таю… А моё задание не хочет холодеть…” – Разиэль уже было смирился с мыслью о провале, о первом за два миллиона лет, что проходил, Адаму угождая. Рии не останавливалась, жгла! Воздух к тому мигу погорячел предельно, потроша грудь “эмо-рыцаря”.

   И всё бы ничего, Эми, несомненно, удалось бы завершить ею начатое, вот только не все сюрпризы дают завершать: по-за раскупорился портал из ничего, из среды, из фона, а из портала в мир людей, недуманно-нежданно, как снег на голову, выскакнул легендарный охотник за головами – Призрачный Воин, которого нанял Доктор Фрэндж, чтобы тот приглядывал за блудной ученицей и защитил её в случае ЧП.
   - Я ЕХАЛ В ПОЕЗДЕ ПРОСТРАНСТВА, ПОТРАТИВ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ, ЧТОБЫ ЗАБРАТЬ ТЕБЯ И ПЕРЕДАТЬ В РУКИ МАГА! ДАЖЕ НЕ ВЗДУМАЙ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ… - никто бы из живущих не смог предположить, тем не менее, охотник оказался вдвое круче и втрое сильнее Разиэля-неудачника: вывел бунтарочку из строя, пока та только рассматривала его пижонский прикид - куртку из кожи двуглавого буйвола, сшитую на заказ на безымянной планете в Галактике Подсолнух (созвездие Гончие Псы). Вывел боевым заклинанием, являющимся технической пародией на все боевые заклинания сразу, и усадил на свой пылающий байк.
   (голова Воина была простой, не пылающей. Он же все-таки не Призрачный Гонщик из комиксов Marvel, хотя эти персонажи чертовски похожи историей становления, концепцией и даже характерами).
   Эми всё еще пребывала в сознании, но уже не представляла собой ходячий огнемет. Её скиллы серьезно понерфились…
   (скиллы, понерфились – компьютерный сленг)


   Перед тем как сесть на мотоцикл и уехать, увезя с собой рии, Призрачный Воин подошел к ещё не отошедшему, до перебора напуганному недо-демону Разиэлю, чтобы напомнить, кто здесь мужчина, а кто – девочка с яйцами.
   Охотник воскликнул отрепетированным надругательским тоном, всматриваясь в глазишки лоха:
   - Слабак! – и не отказал себе в удовольствии физически его уязвить: отрезал лоху руку, после чего Разиэль откинулся лицом к перегретой почве с чёрными кружками, смотря на свою руку, до которой понадобится долго ползти.

   - О, бОГИ… КАК ЖЕ Я СОСКУЧИЛСЯ ПО ПРИКЛЮЧЕНИЯМ! – минутой погодя адский двухколёсник взревел, порвав представления смертных о громкости и мощи старых Харлей-Дэвидсон, и умчался на адских скоростях. Его перестало быть видно сразу… его сразу перестало быть видно!

   Ну, а Разиэль, божок еврейский, всем божкам божок, поднялся ценой неимоверных усилий. Общее физическое состояние «открывателя скалы» хуже паршивого: в заднице – что-то вечно лопается, в желудке – пожар, в правом ухе – ощущение заложенности, в левом – тоже ощущение заложенности, руку отсекли…
   (что касается подозрительных лопаний в заду Разиэля, то это и вправду традиционный выход газов из кишечника. Иудейские идолы пукают однозначно реже смертных или других, не иудейских богов, но и однозначно громче)


   




      



   Часть 2


   Три года назад. Параллельное измерение.
   Тем временем Фрэндж и Визари пребывали в зоне дарения – внутри сгустка красной энергии, определяющей судьбу миров, подверженных духовному износу. Славный своей бессодержательностью Дэксвелл надолго задержал выпускников Хайнстона, которых окружали пустотные ландшафты, не занятые даже микроорганикой.
   - Ты так желаешь увидеть, что станется с Землей, но забываешь обо всем остальном? Мы еще не выяснили, будет ли будущее… - все это время Миркур пытался увильнуть от нетерпежа суур, бессознательно упуская кучу потрясающих возможностей, что приносит зона, - А я-то считал, за время тренировок мне удалось достаточно повлиять на твое восприятие…
   Хэлла, всегда умевшая подбирать подходящие по смыслу конструкции, фразы, сейчас вела себя скромнее, чем обычно. Ее, словно страдающую ксантопсией, захлестывали мимолетные фигуры – образы старых, молодых и еще не родившихся. А, находясь в гармонии с такими яркими зраками, невозможно сохранить речевое излишество. Но вдруг Визари маленько отпустило, невиданная сила разжала свою хватку, и она обратилась к Фрэнджу с выражением, пропитанным чем-то, крепко отдающим надеждой:
   - И я в высшей степени благодарна тебе, признательна, как, наверное, никто. Спасибо за все, что сделал и за все то, что еще совершишь для Эллона, для всей жизни, для нас… беспомощных марионеток, обреченных свидетельствовать о знаменательных эпохальных событиях, но не участвовать в них.
   Миркур хотел сказать ученице “иногда лучше просто смотреть, ведь наблюдение – есть самое непосредственное участие”, но воздержался. Верховная ступень воодушевления, исступление и экстаз, временно забравшие суур, не позволят переубедить или перевнушить, и будут вести борьбу с любыми вмешательствами внешних сил.

   “Красная зона серьезно очаровывает, в особенности новичков. Я сам проходил через это, и посему не могу обвинять. Единственные личности, которые не получают максимального вдохновения – создания с погаснувшей верой. А если ты впервые попал в сгусток и испытываешь некий сверхвосторг, то можешь не переживать, расслабь все свои чувства. Вера энергично вибрирует в тебе”
   Фрэндж активировал зону, чтобы связаться с Высшими, не проделывая повторно тот длиннейший путь. В этом ему помогли ветхие учебники, выцветшие странички с призывающими заклинаниями.
   - Согласно моим тщательным подсчетам, до пришествия гуманоидов осталось менее шести минут. Предлагаю приготовиться! – относясь к каждому этапу мироспасения с повышенной ответственностью, он семикратно зачитывал
Молитвы, которые выучил десятилетие назад. В одной из них приглядчивая Хэлла узнала песнь Эдемии, и, на миг отвернувшись, пустила слабую слезу, чтобы почтить память погибших в Великой Войне с безжалостными сынами камня, чьи имена давно предались увековечению и стали нетленными.

   Вдруг с выси посыпался град из кусков неизвестных осадков, и предзакатное небо мгновенно побагровело, налилось кроваво-красным сиянием. Фрэндж понял – Высшие уже здесь, на Дэксвелле. С их появлением радикально изменилась атмосфера, осадки усилились…
   “Наконец-то” – волшебник не имел наклонности говорить все и сразу, и потому умолчал об архитрагичной предыстории Дэксвелла, рассказав её Хэлле только сейчас:
   - Считаю, тебе лучше это знать. Планета, на которой я комфортно обустроился, не всегда утопала в безмолвии. Когда-то здесь хозяйничала разумная цивилизация с культурой, не контуженной лишними идеалогизмами, но и не лишенной традиционности – нагнувшись, чтобы зачерпнуть горсть песка, чародей еще раз глянул наверх, - Теперь же тут нет никого, кроме нас…
   - И их – поправила суур, махая рукой гуманоидам.

   Как бы там ни было, Миркур смог разжечь любопытство напарницы:
   - А что стало с ними? С теми, кто здесь обитал…
   Но в целях поддержания ее радужного настроения (которое запросто могла подорвать мрачная истина) решил притормозить с продолжением:
   - Давай все обсуждения оставим на потом. Сейчас у нас несколько другие заботы…

   Как и при прошлой встрече, состоявшейся в Святая Святых, здесь, на Дэксвелле, док свободно общался с гуманоидами. А суур стояла с полуоткрытым ртом, укоряя себя за незнание языка.
   - «><(&^&^%$$()*%$’;!!! (Ты перестал скрывать своих внутренних демонов, Фрэндж? Ты выпустил их?) – лица Высших (если так можно сказать) с уплотненными участками кожи и широкими черными глазами, бескрайними, как сам космос, метались вверх и вниз, - &&8&%^ (Мы ожидали увидеть какие-то изменения, чтобы понять, что земляне заслуживают второго шанса).
   - Если не я конкретно, то другие точно – Фрэндж попытался скрепить их амбиции, - Людей крайне много. Ошибочно считать, что половина из них недостойны спасения…
   Выслушав трогательные резоны волшебника, пришельцы начали лихорадочно перешептываться между собой:
   - (%$^^& (Стоит впрячься, как-то повлиять на исход) - вдалбливал один инопланетянин другому, - *^%$$(%;№? (Помни, мы всегда помогаем, не зря же смертные колдуны и прочие члены гильдии поклоняются храму).
   Единоплеменник оробело кивал, так же осматривался, не хотел признаваться в неверии в реабилитацию души Фрэнджа, чтобы никого не оскорбить. Волшебники с научным интересом следили за взаимодействиями этих “марсиан”, способных не только на спасение жизни, но и на ее создание с чистого нуля. Вселенная для них – игровой набор, состоящий из соединительных элементов, конструктор, а вовсе не убежище, не дом, как для всех остальных.

   Взлелеяв по большей части преблагую идею, и лишь частично эгоцентричную (доля эгоизма заключается в допущении образования нового религиозного течения, ведь любая религия - своего рода попытка подчинения), Высшие дали непреложный обет: предотвращать глобальные катастрофы, опасные “сдвигом ветров”.
   - Вы – части мирозданного предела! – сказал Доктор Фрэндж, магистр мист. учений и борец с силами тьмы, - Видите больше, чем сферы Распада. Я прошу не отворачиваться, а посмотреть на нас еще разок, прочувствовать, что порой маленькое и, по первым впечатлениям, незначительное может значить очень много. Ну, же… - великий волшебник так плотно сомкнул ресницы, что Визари, стоящая всего в двух метрах от него, едва не расчувствовалась, - Дайте окончательный ответ. Пора бы уже озвучить решение…

   Один из головастиков, тот, который сомневался в воле Фрэнджа, медленно приблизился к ожидающим. Он был на полметра выше, но будто забыл об этом, перестав приопускать голову, чтобы удобнее видеть их лица.
   Он произнес крушащее все надежды:
   - *^%^%%* (Секрет внутри секрета, этот разговор завершится вашим полным разочарованием, означающим закат людского рода) – и типа извинился, - ?*)%;;:№» (Простите за неоправданные чаяния. Но то, что для одних – трагедия трагедий, для других не больше печального известия. Спасая человечество, мы рискуем пробудить силы, которые могут оказаться сильнее нас самих).

   “Боже, нет – Фрэндж уже разочаровался, хоть пока не подал виду, - “Я этого боялся. Что же теперь? К кому обращаться? Нет-нет-нет-нет”
   Так же поступила и суур, умещая отличать холод от враждебности – не стала переходить на непросветную брань, и поместила раздирающую досаду в заточение:
   “Я предполагала, что им пофиг. Пофиг на все места во вселенной, кроме того храма, стены которого не треснут ни при каком катаклизме. Думаю, Высшие изначально не хотели вступаться, лишь оттягивая время для воссоздания маскировки благородства, и от таких догадок становится еще невыносимее. Все внутри пронизывает ледяная скорбь, и воцаряется буйная эклектика отрицательных чувств, которые из-за разнородности, из-за уровня отчаяния засумбуриваются и не оставляют никакого просвета” – она переживала хлад, обжигающий страшнее огня, но так же, как и Миркур, ее ментор, не пропустила слабинку, а доблестно выстояла вопреки устоявшемуся мнению об отсутствии бравости у большинства представительниц прекрасного пола.

   Заприметив резкую смену частоты сердцебиения у смертных, связанную с разочарованием, а также незначительное повышение интенсивности тепловыделения их тел, гуманоиды сочли необходимым как можно четче обосновать свою позицию:
   - *^^&(%”:,{ (Мы смотрим дальше Земли, на скрытые тенями параллели, которые защищены от конца, но и не имеют начала. На то, что по определению не может быть подвержено снесению, уничтожению, разложению. Хотите, считайте это естественным отбором миров).
   Другой Высший тотчас поддержал соплеменника:
   - “><{($#@! (Или каким другим эволюционным процессом. Без разницы, от перемены названия суть не меняется).

   Обстановка не накалялась до поры. Тогда как (возможно, не в меру) интеллигентный Фрэндж продолжил придерживаться сурового спокойствия, его ассистентка, Визари, выработала в себе недостающую смелость и выступила с проникновенной большой речью. Об её взгляд, устремленный далеко напрямую, было невозможно не порезаться, а сердце пламенело от наложенного доверху гнева.
   - Считая человечество вымирающим видом, вы отстраняетесь от вселенной, которой помогли создаться!
   Высший (тот, что изначально был против людоспасения) сделал замечание:
   - «*^%$>? (Но ты не человек, какое тебе дело до их расы?).
   Несмотря на неприкрытый уход от ответственности со стороны “марсиан”, суур не успокоилась. Фрэндж, наблюдавший за попытками настырной единомышленницы, гордился ею, как никогда.
   “Давай, малышка, переубеди их. От нашего упорства зависит судьба миллиардов, измени точку зрения”
   Появившиеся сложности – лишь преграда к выполнению особо опасной миссии, высокое, но преодолимое препятствие. При таком шикарном раскладе допускать возможность проигрыша хочется меньше всего!


   Сверхъестественные существуют среди смертных, но тщательно заметают следы – так полагал молодой журналист Армель Бенуа, поставивший своей целью раскрытие аристократической четы Мармонтелей…
   Армель Бенуа, кстати говоря, уже как-то наведывался к ним! Ничем положительным его визит не закончился. Парень еле уговорил хозяев оставить ему жизнь… но прошло какое-то время и он снова наведался! Теперь по несколько другой, куда более обоснованной причине.

   Открыла дверь неугомонному Абель Мармонтель. Её прекрасный муж временно отсутствовал. Парень уж думал, что всё, щас убьют! Но, к крупному везению корреспондента, сегодня Абель была чуточку добрее, несколько гуманнее… даже пригласила, не найдя лучшего предлога, как замять былые непонятки. Ну, и постучалец, конечно же, счел предложение богачки чересчур заманчивым, чтобы кривить рожу и ломаться почём зря.
   - Merci beaucoup!

   Хороший разговор - гарантия хорошего настроя!


   …Каждый очередной визит во “дворец” Мармонтелей – преподносился как первый из-за неумолимого медового гламура. Ощущения Абель не попали в список исключений. Журналистишка тут же забылся, войдя в королевство лоска и стиля. Привести его обратно в чувство получилось лишь с повторной попытки.
   - Je demande un si;ge! – со всей должной вежливостью произнесла мадам Мармонтель и поднесла серебряный поднос с приборами и массивным чайным сервизом к раздвижному столику посередине гостиной. Нетрудно было догадаться, с кем Ева себя чаще ассоциировала – с земной матерью Искуса Христа, о чём напрямую говорила её одежда, схожая с одеждой на множестве иконок, о чём говорило и её лицо, на котором укоренилась та же озабоченность и та же любовь, если не сильнее, если не “любовнее”.
   - L'odeur bonne! - удовлетворенно промурлыкал Бенуа, опьяненный ароматом чая с ветками красной смородины и ещё кое с чем, - Bonne…
   Абель улыбнулась во всю ширину личика:
   - Je suis d'accord! D'accord…

   Франции в архитектуре логова Мармонтелей наблюдалось не больше, чем прочей Европы, однако, супруги целиком подходили под определение истинных французов. Как знать, может, в недалеком будущем начнутся исследования личностной готовности к интеграции древних людей в современный социум – прикидывал гость, мерно отхлебывая чай и жуя печенье. Он уже излил все что только можно о себе, и даже больше.
   Абель в свою очередь поделилась увлекательным рассказом своей жизни после изгнания из Эдема. Любопытство захватило парнишку, как мощная водная суводь, и тот принялся активно расспрашивать:
   - Вы утверждаете, что отвергли предложенные вам дары по собственной воле, но вот что не сходится… почему тогда ваш голос наливается грустью всякий раз при упоминании рая? Если я опять лезу не в своё дело – простите…
   - Да нет. Не лезешь. Всё хорошо. Просто… - Ева глубоко вздохнула, видимо, собираясь с мыслями для продолжения беседы. Но вдруг произошло нечто, нарушившее ритм: с верхнего этажа донесся подозрительный грохот. Смех + топот ног. Армель отвлекся, повернувшись в сторону лестничной площадки. Его порядком напрягли эти звуки, будто буйвол проник во “дворец” и теперь бесчинствует от лютой вседозволенности.
   - Que... Qu'est ce que c'est que ;a? – Бенуа впал в столбняк. По какой-то неведомой причине хозяйка не стала его успокаивать.
   Так прошло полминуты. Бенуа встрепенулся, выстреливая взглядом из уголка в уголок! Бенуа… замолчал подобно гробнице на территории Индии! Бенуа… Бенуа… Бенуа…

   “Qu'est-ce? Qu'est-ce? Qu'est-ce?”

   Как можно заключить, опираясь на факты, а факт в данном случае – слепящая ум паника, есть смех, который выводит из строя, приводит в негодность за долю секунды, дьявольский смех, которого пугаются все. Даже французы…
   Маловероятно, что человек, обладающий таким смехом, может быть хоть сколько-то добрым или отзывчивым... Очень… маловероятно… И разве можно вообразить, не повстречав подобное лично, что выражение полноты удовольствия, веселья и радости, основной признак душевного здоровья, используется, таким гнусным образом в таких гнусных целях?

   Dans la vie r;elle tragique et comique sont tellement reli;s entre lui-m;me que, quand tu es particuli;rement malheureux, il y a des objets ridicules obligeant tu rire en dehors de la volont; personnelle. Djordjett Khejer
   (В реальной жизни трагичное и комичное настолько переплетены между собой, что, когда ты особенно несчастен, происходят смешные вещи, заставляющие тебя смеяться помимо собственной воли. Джорджетт Хейер)

   - Qu'est-ce? –Бенуа собрался закричать при виде незнакомого косматого мужчины, ворвавшегося в гостиную и неучтиво оттолкнувшего мадам Мармонтель. Собрался… но крика не случилось. Журналист не успел его издать! “Косматый буйвол” обхватил гостя сзади, пользуясь беспомощностью гостя, страхом гостя, неготовностью гостя к физическому сопротивлению…
   Руки Бенуа оставались свободными, но правильно ими распорядиться парень не мог, и только крутился на стуле. Напавший, чьё лицо не выходило разглядеть, стискивал здоровенный кухонный нож бренда Evercut до побеления пальцев. По первости Армель выказывал упёртость и сопротивлялся. Однако явь не разошлась с горькими кровавыми прогнозами: их борьба длилась весьма-весьма недолго, в чём не крылось каких-то откровений. Шансы победить, выбраться живым из дома Мармонтелей, у месье Бенуа были нулевые с самого начала…

   Перед тем как купить для слабеющей жертвы билет в лучший мир, убийца произнёс по-французски, французом не являясь:
   - Ris, mon ami. Ris jusqu'aux larmes!
   (Смейся, мой друг. Смейся до слёз)

   Несколько обменных плевков, тычков, проклятий… группа нервных дрыганий со ржача, дрыганий со страху, килотонна похабного жаргона непланомерно с русским матерком…
                …и Джек, воистину Безумный (!!!), закончил дельце горизонтальной линией на шее Бенуа!

    За девять трепанных криминальных секунд утекло приличное
   количество кровяги, чтобы можно было сказать наверняка – визиты
   молодого человека впредь не потревожат Адама и Еву.

 


   …Спустя пять минут после “короткого замыкания”, перевернувшего пресловутую реальность с ног на голову, хозяйка заново научилась владеть словом и Джек Хэлван, которого они с Ивесом воскресили, чтобы добиться расположения рии в случае её нахождения, маленько подостыл…
   Психопат, поднявшийся из мертвых благодаря наглой интерцессии брата и сестры, добившийся известности тем, что сеял ужас и смерть без разбору, ныне чувствовал себя как дома и совсем не вел себя как временно пребывающий или приглашенный. Он привык к абсолютному комфорту и полному отсутствию проблем, и уже не видел жизни вне этой зоны. Проще говоря, его впервые всё устраивало и что-то менять, ну, совсем не хотелось. “Когда душонка требует стабильности, не рекомендуется её подводить”.

   - Ты что… ты что натворил? – Ева чувствовала ответственность за смерть Армеля Бенуа, и смотрела на Хэлвана непонимающим взглядом. За миллионы лет дочь богов навидалась всякого, как с философской, так и с житейской точки зрения. Столько конфликтов, беспрецедентных по масштабу событий, извержений вулканов и гибель планет… Но нечто подобное, чтобы кто-то подходил и убивал беспричинно… случалось крайне редко, если случалось вообще, - Ты хотя бы немножко думаешь своей головой?!
   Владея кучей языков и диалектов, вплоть до афроамериканского сленга, Джек свободно переходил на официальный язык Франции. Правда, сейчас ему был мил лишь родной английский, на котором псих, собственно, и затараторил, надеясь оправдать свой “благородный” поступок.
   - Спокойнее, мать, спокойнее! Ничего такого, чтобы я прежде не делал тысячу раз до этого, я и не сделал… - растерянно почесав затылок, Джек натянул гримасу кислее лимона, ну, а после взялся без умолку болтать. И болтать, и болтать, и болтать, чтобы от него поскорей отвязались с допытыванием и смешными потугами вызвать в нём жалость, - Ну, ладно, хрен с ним, признаюсь, бесил он меня! Бесил со страшной силой! Ну, не сдержался старина Джек… Бывает… Старину Джека довели. И вообще… мне что-то… сжало в груди… как будто плитой придавило… И надо же, зараза, не отпускает!

   Хэлван постоял в испачканной кровью гостиной, постоял, “поутешал” честолюбивую Абель Мармонтель, и немного позже со спокойной совестью, невозмутимо повернулся в направлении лестницы. Потопал наверх, отмеряя шаги и гулко насвистывая!
   Прогневленная Ева крикнула негоднику вслед:
   - А кто, интересно, убирать это будет?
   Безумный ответил:
   - Не знаю… У меня нет настроения!

   Затем дверь захлопнулась. Псих закрылся в комнате. Огромное желание ничего не делать, ни о чем не думать, никого не видеть полностью его сожрало…


   Три года назад.
   Заботливая Хэлла пронаходилась в обществе принцессы, в башне-астероиде, гораздо дольше, чем планировала изначально, из-за чего ее стали терзать незначительные (на фоне иных бедствий) угрызения:
   “Я не просто жутко опоздаю, а не успею попасть на совещание. Меня либо отстранят, либо отругают. И почему все так обустроено несладко? Приносишь добро – получаешь выговоры”
   - Тебе не нужно никуда? – спросила Рэя, вытирая кровь с кинжала тонкими пальцами, кровь, принадлежавшую паре наемников-циклопов с планеты Террос, - Подумай, прежде чем ответить…
   Хэлла повернулась к ней, произнеся с невеликой печалькой:
   - Уже нет…
   Будучи не обделенной интеллектом, принцесса ощутила себя виноватой перед суур и не нашла другого способа это передать, кроме как сделать щедрейший подарок:
   - Я очень хотела бы дать тебе это… – тот кинжал, тот нож, которым она недавно, пять минут назад, перерезала две циклопские глотки, - Единственный предмет, оставшийся от короля. Нужно признать, ты лучше хранишь такие вещи…
   Поначалу Визари отказывалась его принимать, считая себя недостойной:
   - Нет, не могу, извини…
   Но настойчивость эдемийки оказалась сильнее неуверенности суур:
   - Нет, можешь! – крикнула принцесса, - Ты его достойна в большей степени. Доверься и возьми…
   Волшебнице пришлось послушаться во избежание конфликта, и попытаться отбросить все сомнения.
   - Если ты рвешься поскорее с ним расстаться, то, так уж и быть… - настроение синекожей варьировалось от “сносно” до “ниже среднего”, и дабы не усугублять, она приняла сей подарок.

   Согласно мифическим сказаниям четвёртых властителей Эдема, серобородых прадедов Рэи, бытовавших до начала начал, когда еще не было космоса в привычном понимании, существует камень неувядаемости, разбитый на десять частей по решению первого короля. Все куски разбросаны по отдаленным галактикам и их практически невозможно найти.
   Каждая часть отвечает за конкретную стихию. Тот, кто найдет один камень (строки из каноничного собрания текстов Эдемии), сможет управлять соответствующей силой на всех планетах. Будь это огнем иль водой, не имеет разницы, власть эта окончательна и неостановима.

   Потеряв родину, Рэйана бесцельно прожила несколько десятков тысяч лет, гналась за призраками седого прошлого, сторонилась открытий и новых знакомств. Прознав о неутешительных планах сморда, включающих поиск древнего артефакта (камня неувядаемости) для обретения абсолютного могущества, девушка быстро активизировалась. Два года она посвятила особому направлению в обучении искусству комбинационного боя, меч + магия, еще годик отдала юридической практике, хотелось встать поближе к престолу и завоевать уважение родительских партнеров из высокой политики, чтобы смыть с себя образ брошенной куклы и начать претендовать на нечто большее.
   Мириады звезд на просторнейшем покрывале ежемгновенно сигналят, подмигивают друг другу, будто совещаются, обмениваются жестами, ясными лишь им одним. Глядя на них, принцесса размышляла:
   “А если все эти свечи, поддерживающие жизнь в мирах, погаснут, как та, что согревала мой? Мой Эдем, мой райский уголок, дрейфовавший посреди огромной бездны…”
   - Имею ли я право бросить все попытки отключить программу умерщвления? – в ее дрожащем шепоте и крылась та отвага, коей блистали эдемийцы – первые из первых. Они шли в бой, не страшась ни гибели, ни послебитвенных самоосуждений, кроме, пожалуй, одного предателя. Ну, а о нем чуть позже…


   Забив на совещание и Гильдию, суур явилась по просьбе Фрэнджа в Дэксвелл – на планету, которая еще несколько лет назад являлась важным опорным пунктом Стражей Порядка и чаще использовалась в оборонительных целях. Сейчас этот пустой безжизненный мир не принадлежит никому, однако, волшебник смог удобно расположиться в одной из пустынь, построить посредине маленькую крепость и, совершенно никому не мешая, продолжить свой педантизм, изучение астральных проекций…
   - Я был бы очень осторожен на твоем месте, торопление приведет к необратимым разрушительным последствиям! – Миркур предупреждал всегда вовремя, не позволяя случиться какому-нибудь лиху, - Прежде чем уничтожить Эллон, сделать
никогда не существовавшим сном, его необходимо перенастроить, перезагрузить, как операционную систему… Знаешь, что это?
   Рядом стояла Хэлла, держащая в руках толстенный том «инкарнационные кресты» и изредка поглядывающая на усатого мага. Снова отвлекшись на предупреждения, она приоткрыла рот и пошевелила подсохшими от недопития губами:
   - Почему?
   Считая данный разговор демагогичным и очень софистическим, магистр объяснял все ленивее и ленивее:
   - А какой жизни захочется оказаться оборванной? Не вина Эллона в том, что он образовался по ошибке. Немудро и несправедливо упрекать слепого младенца в рождении…

   Суур вдруг вспомнила о просьбе, о которой сам Фрэндж едва не позабыл, копаясь в библиотечном архиве, в измазанных слизью зеленых улиток книгах и свитках:
   - Так зачем вы меня позвали? Чтобы отмалчиваться, выставляя меня полной дурой, которая неважно шарит в усилении инсценировки и отмене всех этих натужных жизнепроцессов?
   Протяжнейше вздохнув, хозяин отошел от шкафа и повернулся к назойливой гостье:
   - Не скрою, тебе еще многому предстоит научиться, многое придется осознать и усвоить… – маг стал чуть откровеннее и чуток прямее, - Но, встав вровень со мной, получив те же знания и умения, которыми обладаю я, свернуть назад будет невозможно, ибо исчезнут тропы отхода…

   Наступила пора финальной части этой затянувшейся беседы: после монотонной прелюдии, ходьбы вокруг да около, спал градус общей робости. Полностью переключившись на другую, куда более щепетильную тему, Фрэндж решил малость повременить с наведением порядка в своей лаборатории:
   - Метаясь с одного края вселенной в другой, надеюсь, ты не позабыла о моем лучшем друге? – очевидно, слово “лучший” прозвучало саркастически, - За которым мы гонялись в другом измерении, в измерении Распада, стараясь не попадаться на глаза его злым привратникам…
   - Вы воевали, я права? – Хэлла улицезрела генеральский погон на плече Доктора, который зачастую был не виден из-за мантии, - Воевали?
   Спонтанный вопрос синекожей нагнал на волшебника печаль, грусть и чувство безысходности, от которых он убегал, погружаясь в астрал, в самого себя…
   “Боже” – вслезнул Миркур, пытаясь спрятать под усами опустившуюся слезу и дрожащие уста.
   - Да, воевали… - придерживаясь безукоризненной интеллигентности и гостеприимства, Миркур не смел порицать Хэллу за, возможно, бестактное излишнее любопытство, - Но, увы, совсем недолго…
   А та в свою очередь, подловив слабо скрытую грусть визави, сочла собственное поведение грубо непродуманным:
   - Прости меня, я…
   - Ничего! – подбодрил ее Фрэндж ложной улыбкой, - Просто что-то нашло, что именно – самому не разобраться… - и подумал:
   “Может, все болячки от переутомления? Злоупотребление астральной энергией – серьезная социальная проблема, которая, так или иначе, наносит вред всему волшебническому сообществу. Надо быть аккуратнее с практикой, так недолго и тронуться рассудком, повторить участь Эллиоса Вилькольма Серого”

   - Это… - грусть мага была связана со странным недомоганием, причину которого тот так и не выявил, не определил, - Скорее всего, негативный результат моей скрупулезности. Бьюсь над одним научным открытием вот уже несколько дней. Но в связи с возникшими проблемами с самочувствием подумываю взять небольшой отпуск, меня восстановит отдых…
   - Скажи, только честно – исходя из услышанного, Визари усекла, что пришла не вовремя, хоть и по приглашению, - Мне уйти? Ты задумал оставить тот важный разговор на потом?
   Суур ошиблась, немного недооценила обязательность мага. Главная тема, о которой Фрэндж забывал уже дважды, по-прежнему его волновала.
   - Нет-нет, как такое могло вообще прийти тебе в голову?


   Волшебник показал суур то, что не решался показывать ни одной живой душеньке. Возможно, из-за её тесного сотрудничества с наследницей Эдема принцессой Рэйаной, которая также хорошо знала Миркура и часто проветривала его “шкафные скелеты”, переживающие ежесезонную чистку.
   Он показал ей книгу – тысячистраничный труд подземных двергов, ларец великих тайн, не вместившихся в историю событий…

   Фрэндж перелистал толстушку на семьсот седьмую страницу и зрительно выбрал абзац, став зачитывать вслух строки из эдемийского папируса:
   - Согласно мифическим сказаниям четвёртых властителей Эдема, серобородых прадедов Рэи, бытовавших до начала начал, когда еще не было космоса в привычном понимании, существует камень неувядаемости, разбитый на десять частей по решению первого короля. Все куски разбросаны по отдаленным галактикам и их практически невозможно собрать! – он произносил текст воодушевленно и чертовски выразительно, делая голос то грозным, то мягким, - Каждая часть отвечает за конкретную стихию. Тот, кто найдет один камень (строки из каноничного собрания текстов Эдемии), сможет управлять соответствующей силой на всех планетах. Будь это огнем иль водой, не имеет разницы, власть эта окончательна и неостановима!
   Дослушав преинтересную легенду, которой больше веков, чем всем существующим мирам, Хэлла не побоялась выдвинуть версию:
   - Признайся, это написали гномы?
   Миркура поразила её сверхдогадливость:
   “Каким образом она определила? Даже мне не свойственны подобные способности. Вот ведь курьез, прокляни меня Эбнус”
   - Да это труд первых карликов, подпочвенных жителей, суровых сыновей земли. У них, судя по всему, проходили соседские сделки с первыми эдемийцами, о чем сейчас знают только единицы. Как видишь, мне известно многое о формировании мироздания…
   Суур дополнила:
   - Даже слишком…
   Так как глупо пытаться спорить с данностью, Миркур согласился:
   - Пожалуй, так оно и есть! – и на него снова напало подобие грусти, - Теперь ты понимаешь, почему мне нельзя просто так повернуться и уйти? Почему для меня закрыты все тропы…

   Хэлла:
   - Да, вполне…
   Волшебник:
   - Вот и отлично!
   Хэлла:
   - Ммм… Теперь, получается, я тоже хранительница божественных знаний? Выходит, я встала с тобой вровень?
   Волшебник:
   - Верно. Все так. Ты продвинулась на несколько шагов благодаря моему искреннему желанию помочь тебе в наверстывании упущенных деталей, без которых нельзя обойтись. Но не спеши кидаться комплиментами. Помни, пути назад нет. Теперь тебе придется смотреть только в одном направлении, и мне не нужно напоминать, в каком именно…
   Хэлла с капелькой грусти:
   - Да, не нужно…
   Эдакая пространная просьба оказалась недвусмысленной и образной. Экс-военный захотел поддержать Хэллу в самые трудные дни её жизни, открыться колдунье с новых ранее дремавших сторон.

   После длинного подытоживания Фрэндж запихнул книжку обратно на пыльнющую полку шкафа в чулане и закрыл дверь аж на три магических замка, прошептав оберегательное заклинание:
   - Сэнслав халай астав хэлфлайт аанд!
   Суур удивилась, как тут еще не обошлось без волшебной палочки)))
   - Поможешь с телепортом? А то я знатно подустала … - она невоспитанно громко зевнула, - Может не хватить силенок на беспроблемное возвращение, и запутаюсь в этом, как его… в
пространстве!
   Волшебник не умел отказывать друзьям. Джентльмены так не поступают…
   - Конечно! Прямо сейчас поднимемся на башню и там всё организуем. Здесь много дорогого для меня барахла, а на чердаке только старый телескоп, да несколько порядочно выцветших географических карт, купленных у одного причудливого торговца на Вансхейме…


   Хэлла смерила “чертоги” Миркура оценочным взглядом, заприметила кучу неубранного мусора, лежащего возле узкого оконца. Кое-что ей показалось жутко странным, что именно – она не постеснялась озвучить:
   - Как ты умудрился добыть такое количество стройматериалов? Насколько мне известно, Дэксвелл не особо богат на ресурсы…
   Фрэндж дружно улыбнулся, внутри него заверещал трудоголик:
   - Разве так сложно догадаться? Телепортировал с других миров, перетащил сюда за несколько часов…
   “Неправдоподобное упрямство” – подумала суур, наслаждаясь благоустройством этого полукруглого башенного помещения, нуждающегося, разве что, в метелке и совке.
   - Ходили подобные мыслишки, но… все не могла поверить, что ты на такое способен. Видимо, упрямилась…
   Миркур признался:
   - Хочешь честности? Я и сам от себя подобного не ожидал.


   Эмилайн ужасно разочаровала учителя, о чем она подозревала на протяжении целого пути, завершившегося встряской всех органов. Волшебник принял рии в башне, где ему было уютнее коротать вечера. Вначале туда заглянул Призрачный Воин, чтобы поздороваться и передать Миркуру “посылку”, а затем и “посылка” в башенку вошла. С макушки до пят мокрая, грязнёхонькая, с раздраженным выражением… какой Доктор привык её видеть, какую он принял и полюбил со всеми закидонами.
   Ситуацию ухудшало то, что Эми не признавала вины за собой. И здесь Воин Фрэнджу не помощник. Охотник за головами согласился обезвредить и доставить рии по адресу. Перевоспитание же не входило в его список обязанностей… да и вряд ли кто-то или что-то могло перевоспитать заносчивую Эми, вечно создающую проблемы из ничего, подвергающую опасности себя и окружающих.
   - На этом всё. Ты свободен. Большое спасибо. Вознаграждение получишь на выходе. Если снова понадобишься – я с тобой свяжусь… - Миркур не изменял давним привычкам и был до крайности прямолинеен со сверхъестественными антигероями, наводящими уклад лишь ради поощрения, а не потому что им хочется помочь.
   “Ты мне обязательно понадобишься. Рано или поздно…”

   Эми долго не могла взять себя в руки, чтобы зайти. Идея вымолить прощение казалась ей абсурдной и самоубийственной. Но неизвестно каким образом хулиганке удалось себя заставить. К той минуте сам Фрэндж был готов к диалогу, который, ко всеобщему везению, состоялся на сдержанных тонах и с причудной доброй звонкостью в обоих голосках.

   - Что со мной будет? – приглушенно спросила Эмилайн, ожидая наказания за свой дофенизм, за нелюбезность, за откровенно плохое отношение. Ко всему, представлявшему важность для вселенной, для её учителя, для света и тьмы, для ночи и дня, что друг без друга не могут назло непохожести и сверх всякого вероятия.
   - Пока я не решу, как с тобой поступить, продолжишь учиться. Но не надейся, больше я тебя не выпущу отсюда. Не до завершения тренировочного курса. С меня хватит… - Доктор выразил феноменальную снисходительность, на что Тёрнер не смела надеяться, поэтому избежание строгих мер воспринялось ею истинным преприятным сюрпризом. И как позже выяснилось, воскресшая, отнюдь, не разучилась благодарить, когда это необходимо.
   - Что ж, огромное… спасибо! Уверена, любой другой на вашем месте не стал бы со мной, с дурой, церемониться. Но вы не такой, как все. Далеко не такой! Вряд ли я заслужила иметь такого друга!
   “Я никаких друзей не заслуживаю…”
   Несмотря на актуальность обсуждения совестливости Эми, Миркур живо сменил тему. Сейчас ему не давала покоя мотивация развязанной стажерки, а конкретно – её похождения в Чарльстоне, поскольку именно Чарльстон создал Доктора Фрэнджа.
   - Об этом позже. Сейчас мне нужно знать, за каким чёртом ты отправилась на Юго-восток Каролины. Почему тебе не сидится в Нью-Йорке? Я-то думал, что твоя душа приросла к мегаполису, а оказывается, нет, раз ты уехала, не пробыв в Нью-Йорке и суток…
   Внезапно нашкодившую охватило чувство братской заботы. Ей потребовалась передышка, чтобы признаться. Чтобы рассказать учителю, “зачем”, “как”, “из-за чего”. Это не так уж и просто, если не всё равно.
   - Эмм… ну… ладно! Скрывать не буду! Мне хотелось вам помочь! Так сильно хотелось, что плюнула на собственные нужды! – ужасно волнуясь, Эми запустила пальцы в волосы и давай грубо начёсывать голову, - Когда вы мне поведали, что случилось с вашей семьей, из-за чего вы, можно сказать, покинули мир, уйдя в бесконечное странствие, в горы, я не осталась равнодушной. Я приняла вашу судьбу, вашу драму, вашу трагедию очень близко к сердцу! Я представила, что всё это произошло со мной, с моими близкими… а ведь у меня никогда не было собственной семьи! Это меня вдохновило, испугало… Не имеет разницы, как это назвать! Одно я для себя уяснила – вы не заслужили, чтобы кто-то кричал на вас, обвиняя в позоре, тем более, такая, как я, которая сама ни в чём не разобралась и никому пока не помогла.
   “Пока не помогла… никому…”

   Какое-то время, возможно, весьма непродолжительное, чародей бился с собой, чтобы не наорать на неё. Ну, а затем, сменив гнев на милость, экс-генерал и член спецформирования поймал эмоции в кулак. Так излишне нравная вольница-брюнетка избежала пощёчины. “Не все обрадуются, узнав, что их прошлое перелопачивают без ихнего ведома”.
   - Я ни о чём таком не просил тебя, кажется. Всё, что люди должны знать о трагедии в Чарльстоне, это то, что Миркур Фрэндж умер вместе со своей семьёй. Иного мнения на этот счет быть не может… - маг был твёрд, как скала, и непереубедим. Хотя его внешнему виду не хватало спокойствия, его брови дергались, а глаза нервно моргали, - На этой грубой ноте я раз и навсегда закрываю этот разговор. Больше мы не придём к нему. Запомни…
   “Запомни…”
   Прошла минута. Затем вторая, затем ещё - третья. Все одинаково грустные. Эми чуть не прорвало! Тем не менее, уймищу вопросов пришлось отложить, особенно вопросы “разве вы не мечтали найти виноватых и призвать к ответственности?” и “неужели вам так безразлично?”. Эми поняла, что для них время ещё не подошло и, возможно, не подойдёт никогда. Это, как и многое другое, от неё не зависело(


   Чтобы отблагодарить Призрачного Воина, поскольку именно байкер уладил беспорядки в Чарльстоне, тем самым спася кучу народа, Тёрнер повернулась к выходу из башни, желая догнать. Но не тут-то было! Фрэндж щёлкнул пальцами – дверь заперлась. Попахивало жестким подвохом, и капризное чутьё не подводило брюнетку. Избежав ярлыка массовой убийцы-разрушительницы, она, увы, не избежала наказания.
   - Какого…? Зачем?!!! - Эми ударила пару раз по двери, что, конечно же, нисколько не спасло ситуацию. Против магии всё было бессильно.
   Фрэндж, как всегда, не оставил ученицу без обстоятельных и четких объяснений:
   - Поторчишь тут несколько дней, порефлексируешь над своим поведением. Будущее покажет, насколько ты пригодна для грядущей практики. Все недочеты и пути их исправления раскрываются со временем… - маг ненатурально улыбнулся, поджав уста и вызвав у Эмилайн жажду срочно стукнуться лбом об пол, дабы снизить чувство позора, - Ну, а пока я удаляюсь. Мне нужно рассортировать предметы, добытые недавним зельеварением. Желаю тебе комфортного досуга…

   Доктор Фрэндж пропал столь внезапно, что Эми даже не заметила, как это случилось. Очевидно, “мастер спецэффектов” любил наводить шуму и нередко использовал магию как инструмент для создания свежего фокуса, в чем выражалась умеренная самовлюбленность колдуна.
   “Поторчу, порефлексирую… Что ж, хорошо… Если ничего другого мне не остаётся…” – рии довольно быстро свыклась с мыслью, что ни сегодня и, вероятно, ни завтра не удастся выбраться из башни. Она поставила свои страдания, своё попирающее положение на службу, и
это сработало…


   К той ненастной, дождливо-серенькой минуте, Призрачный Воин стоял уже у главных ворот замка, собирался наведьмачить портал, чтобы уйти. Обетованных блаженств, за которыми гонялся некогда наивный и неоправданно притязательный байкер, чьё имя стёрлось из памяти вселенной, не существует, не существовало и не может существовать – такой точки зрения держался охотник. Только волчьи ямы, черные затягивающие омуты – этакие обманные миражи, завлекающие простофиль и дуралеев, расширяющие зону диктатуры предательских демонов.
   - Пока не ушел, хотел спросить кое о чём! – Фрэндж вовремя приостановил своего удачного сообщника. Тот уже собирался прыгать в дыру, но ради Дока осёкся, - Это вопрос по работе, затрагивающий сферу моей профессиональной деятельности. Я не задержу тебя надолго…
   Воин взмахнул руками, изображая покорность.
   - К вашим услугам! Отвечу на всё…
   Миркуру понадобилась минута, чтобы приготовиться, ибо не каждый день встречаешь живого борца с нечистью и уж тем более не каждый с таким заговариваешь.
   - Мне интересен источник появления способностей Призрачного Воина. Как ты им стал? Собственно, такое дело, я читаю и много читал, но только всё это как-то несистематично. Точной информации нигде не найти. Всё, что касается Воинов, построено сплошь на гипотезах, которым верить нельзя. Ни одной из них… - к невезению байкера, Док, сам того не ведая, затронул крайне болезненную для него тему. Но, раз антигерой, чьи глаза рдеют, отливаются красным при каждом намеренном или ненамеренном упоминании боли (боль – это его происхождение), пообещал, значит, он сдержит обещание.
   Нотки грусти мгновенно зазвучали в его голосе…
   - Продал душу сатане в обмен за услугу. Теперь жалею и мучаюсь, сомневаясь в себе. Гадес меня предал, сделав вечным рабом. Этот контракт не прекратится, а значит, я обречен быть призраком, разъезжать на мотоцикле, ни есть, ни спать, ни получать удовольствия жизни… Самое ужасное, что это насовсем! Я не пожелаю даже злейшим врагам своей участи, а их у меня много! – рассказав о том, с чего все началось, Воин поставил мага в затруднительное положение. Миркур очень давно ничего подобного не чувствовал. Договор с люцифером,
культурный мотив, довольно широко распространённый в истории западного Средневековья и Нового времени, всегда воспринимался несколько иначе. Ну, а сейчас, когда вооруженный знаниями Миркур повстречал такого человека, такую страдающую душу, его отношение к проделкам Гадеса весьма осерьезнилось. “Одно дело услышать о чужих муках, совсем другое – проощутить чужие муки на себе. Второе ранит, но и вместе с этим витаминизирует сознание, испускает лучи испытания и иррадиирует боль”.

 

   Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов…


   Вечером в доме Мармонтелей случилось то, чего Абель так опасалась: пришел Ивес и всё увидел. Хозяйка никак не могла успеть прибрать за Джеком Хэлваном, да и скрывать от мужа правду, утаивать труп не собиралась.
   Джек втихаря посмеивался над ситуацией, стоя рядом и наблюдая.

   - Так… потрудитесь объяснить! Это… что? - вошедший в дом неожиданно, поразившийся пренеприятным открытием, Адам быстро установил личность убитого. Ждать устных объяснений не пришлось. Улыбка садиста, кровь на его пальцах раскрыли половину происшедшего.
   - Да вот. Такие дела… - издевательски хихикнул подонок, беспечно вытираясь об белое полотенишко, - Но если взвешивать логически, то вы сами виноваты! В следующий раз хорошенько подумаете, прежде чем меня возвращать…
   Адам повторил то, что недавно вышло из уст Евы. Не совсем то же самое, однако, смысл был идентичен:
   - Боже… ты в своём уме? Как… как такое вообще возможно? Да что я слышу! И к тому же, от кого? Ты должен быть благодарен нам! Если бы не наше внимание, ты бы отправился в Аид, навсегда. А что на деле? Подбрасываешь нам неприятности, которых и без тебя у нас полно!
   Джек потрудился ответить, но очень сатирично:
   - Насчет своего ума не уверен! Ни с ветру же ко мне привязалось прозвище Безумный. Ну, а с благодарностью я сроду незнаком. Даже не знаю, шо это такое… Кстати, шо?!
   Адам пригрустил и одновременно разозлился, хватаясь за лоб, как
температурящий:
   - Так, всё, это уже слишком… - затем он схватил Еву за руку, неспособный скрыть недовольство, и требовательно на неё поглядел, - Мы должны немедленно с ним что-то решать. Так больше продолжаться не может! Нельзя держать у себя убийц, тем более, таких, как он, даже преследуя благородные цели. Это противоречит всем нашим убеждениям и оскорбляет Эйл Сафер!

   Джек неожиданно сострил, обращая внимание на себя:
   - Только не ругайтесь, прошу(( Не хватало, чтобы из-за какого-то придурка вроде меня ссорились святые, или кто вы там…

   Ева же смиренно закивала головой. Её виновное выражение, скользя, куда кривая вынесет, аннулировало все шансы объясниться. “Как ни старайся, себя обмануть не получится”.
   - Ты прав, ты полностью прав! Только тут особый случай. Видишь ли, мы бережем его для рии, потому что велика вероятность, что рии не согласится с нами сотрудничать, не будь у нас того, чем можно подкупить. Да и весь чародейский материал окажется потраченным впустую, если так взять и сплавить наш единственный козырь в преисподнюю. Подождём еще немного...
   Адаму вдруг показалось, что жена прониклась жалостью к извергу, из-за чего ему стало очень некомфортно. Он начал молиться, читать молитвенное правило и вообще любые молитвы не вслух, а про себя, чтобы проклятая мнительность его подвела.
   “Сын Земли” через силу вступил в компромисс:
   - Ну… хорошо! Так и быть. Пускай ещё посидит… поживёт в верхней комнате! Все равно, когда всё закончится, настанет единственный справедливый суд, и он ответит за каждое своё преступление. Ну, а до тех пор я не желаю его слышать, и видеть тоже! Скажи, чтобы ушёл с глаз моих! Мне даже обращаться не хочется к нему…

   Ева, чей супружеский долг – мужу угождать, поступила в согласии с его предпочтениями и велела Джеку:
   - Иди к себе. Закройся и не выходи, пока не позовут.

   Психопат, которому трудно что-либо выговорить без идиотских смешков и идиотических кривляний, к личному удивлению не закривлялся и не выдавил ни единого смешка. Мадам Мармонтель влияла на него очень воспитательно…
   - Слушаюсь, мамочка! И ещё… по поводу моих шалостей с полосками твердого материала… не переживайте. Я больше не намерен вставлять вам палки в колёса, а то, чего доброго, не останется ни палок, ни колёс… - насмешив (правда, лишь себя любимого), Джек со свистами и выкриками побежал по лестнице вверх, на ровном месте спотыкаясь и подпрыгивая.

   Адам закатил глаза и явно с облегчением выдохнул, задерживая взгляд на любимой.
   - Ну, хотя бы поспокойнее будет. Уже что-то…


   Забежав в комнату, Джек заперся на все замки, задёрнул шторы, с шумом улегся на кровать и… во тьме, представил, что “мама” лежит рядом с ним. “Мама”, которая его освободила… и немеркнущий образ которой служил вечным напоминанием о минувшем предпраздничном романе с пистолетами и кирпичами, с покаянием и печалью, со снегом и льдом… с парком и озером!
   “Когда-нибудь я вновь тебя найду. Когда-нибудь я снова улыбнусь. Когда-нибудь, когда-нибудь, когда-нибудь… я снова, я вновь… явлюсь под Рождество, моя любовь” – взгляд Хэлвана вконец затуманился и руки потянулись к трусам. Воображаемая Эми, воображаемая “мамочка”, стоявшая вдали, в другой части комнатки, дико порадовалась и гордо отбросила мешавший титишник.


   Минут через десять, когда буйство улеглось, когда облака тяжелые уплыли, а в гостиной наступила относительная тишина, Абель заметила за Ивесом беспокойство. Проблемы с настроением исходили не только от плохо ведущего себя Джека Хэлвана. Было еще кое-что, о чем супруг интеллигентно умолчал, не желая грузить свою возлюбленную.
   Увы, Ева угадала с первой попытки.
   - Что? Скажи? В чём… дело? Орден Богоматери таки не выполнил наше поручение?
   Разуверившийся во всем и во всех, неисправимо отчаянный и ранимо-мрачный, Адам выкрикнул ответ как можно быстрее:
   - ДА!!! - и устроил разнос по полной программе, что чуть стекла во всем доме не вылетели, - Да-да-да! Черт возьми! Да!
   Зная своего мужа терпеливым, легко переносящим каждую невзгоду, мадам, право, редко видела его таким – не знающим что молвить, растерянным, разбитым… с проступающим желанием опустить руки и, возможно, изгладиться из КЭШа вселенной, чтобы нигде не наличествовать.
   Хлопнув рукой по свободной части дивана, Ева попросила кипишующего:
   - Присядь сюда. Тебе нужно остыть. Мы всё обговорим… - и постаралась вернуть ему утраченную веру в себя, - Ты честный, сильный, ты не сломаешься под напором обстоятельств. Периодами судьба подкидывает испытания, к которым нельзя быть готовыми. Но разве это предлог, чтобы сдаться? Тем более, сейчас, когда мы вплотную приблизились к решению нашей многовековой проблемы, многовековой проблемы всех сверхъестественных и даже всех смертных! Проблемы всего космоса! Ты же не отвернешься от идеи спасения бытия только потому, что повесил нос из-за пары промахов?
   Адам подумал немного, подумал… и, частично собравшись, помотал головой:
   - Конечно же, нет. Просто… имеем же мы право на сомнения.
   Ева с ним быстро согласилась:
   - Имеем.

   Адам, целуя руку Евы:
   - Ты всегда меня поддерживала.
   Ева, принимая поцелуй:
   - Такова моя обязанность.
   Адам, опять омрачаясь:
   - Я тебя не достоин…
   Ева, прогоняя мрак Адама:
   - Да нет. Мы стоим друг друга.

   Молва циркулирует, что не разрушаемая крепкая любовь разделена на три ступени, каждая из которых незабываема – нежность и бархатистость зачина, романтизм и чистость эволюции (любовный онтогенез), а также тяжеловесность и горечь постлюдии. При том все фазы и диалекты отношений одинаково важны, они не могут фунциклировать в особицу.

   - Покажи… - попросила Абель, положив ладонь на колено Ивесу. Ивес привстал с целью взять ноутбук и зайти на YouTube, чтобы показать, в какое безумие вылилась попытка Ордена доставить им рии. И хотя разочарование было предсказуемым, ибо ни Ева, ни Адам не считали мудрым полагаться на искусственно выведенных монстров вроде Разиэля, зрелище, собравшее уже несколько миллионов просмотров, поразило мадам Мармонтель в плохом смысле, а также настроило на предстоящую недоброжелательную встречу с сектантами.
   На видео Разиэль режет смуглокожего бугая со множеством косичек и пирсингом в нижней жирной губе, а затем буквально отрезает бугаю голову. Рядом ошивается толпа школоты и тупые полицейские, которые, вместо того, чтобы бежать или действовать, уводить людей в безопасное место, пялились как бараны на новые ворота.

   Показав самое важное, Адам закрыл ноутбук. Затем, по традиции, понеслись слова, которые уже никому не были нужны, так как всё обрело ясность.
   - Это давно утекло в СМИ. В новостях муссируют, обсуждают в интернете… Стоит ли тебе напоминать, как это неправильно? Был допущен непозволительный грех, произошло вторжение в мир смертных, и кого-то должна настичь расплата! А тяжёлая вина, дорогая, искупается лишь кровью и жизнью….
   Еве ничего не пришлось “напоминать”. Она и так всё прекрасно знала.
   - Именно, любимый. Кое-кто расплатится. Очень-очень скоро. Если мы оставим без внимания подобный прокол, то не сможем пожать долгожданные плоды стабильности, безопасности, глобализации и устойчивого развития.

   Ивес потянулся к Абель:
   - День выдался ужасным… дай, я тебя поцелую.
   Абель потянулась к Ивесу:
   - О, милый, дам всё, что ты пожелаешь!

   …В головах перволюдей заиграла ладная симфония = симфонизированный лад. Персонажи многих мифопоэтических и религиозно философских конструкций, считавшиеся всего лишь персонажами, исходы аллюзивности, дышащие домыслы, живущие легенды, владели техниками, предотвращающими утечку сексуальной энергии, и сами их использовали. Простые и безопасные, но притом действенные способы: в тёмной обстановке, при свечах, с неспешным избавлением от одежды, без занудства и трудоёмкости, напевая лирический псалом и лицуя город на берегах Сены.
 
   …Воды взбаламучивались, глубоченные гарнисажи ума портились побочными течениями! Неизменно Абель упускала меру в притязательстве и клеймсе, вырывая эту самую меру у Ивеса. “Затруднительно удерживать баланс между прокрастинацией и обязательством, если всё, что тебе дорого, упирается в Любовь, а ко всему остальному ты чувствуешь лишь холод”.

               
   Наступив на одну из бабочек, коих в раю летало великое множество, на насекомое с двумя парами покрытых пыльцой крыльев разнообразной окраски, Ева, ещё не разделившая с Адамом все величия и тяготы изгнания, не познавшая горький вкус предательства, долго не могла себя простить.
   Ибо всякая мораль налагает запреты…
               

 

   
   Несколькими часами позднее, ранним утром, на нью-йоркском пустыре встретились двое старых приятелей, чтобы обговорить условия кое-какой сделки. Проблемы: отношения стали напряженными за последние два года, появились взаимные обвинения и, что самое главное, “прогрессивный” шантажист ни в какую не шёл на уступки, надеясь сорвать деньжат, да покрупнее. Столько, чтобы хватило на старость!
   Благо, было с кого требовать…

   Эдзард Беккер, крутой бизнесмен, припарковал свой Mercedes в очень неудобном месте и перегородил путь к мусоросборнику. Поскольку жильцы ещё не пробудились ото сна, данное нарушение не было замечено.
   Всеми средствами, пытаясь скрыть признаки волнения, мужчина надевал на себя кучу неудобных масок, которые, впрочем, быстро слетали с лица, доказывая истину: любая несопоставимость раскрываема.
   - Итак, Андерсон, напомни, сколько я должен тебе за молчание и сколько я уже заплатил, лишь бы ты отвязался? Только посмей мне солгать, крыса подвальная! Я в порошок тебя сотру прямо здесь и не поморщусь! – Эдзард пребывал в тупой одури из-за выпирающей наружу ярости. Ради спасения своей карьеры, как и своей задницы, он всегда готов был пойти на преступление. Но сейчас он дал десять очков вперёд в несочувствии и злобном исступлении.
   Осберт Андерсон, с которым директор фирмы по производству дрелей просотрудничал рука об руку без малого лет десять, чье собственное предприятие оказалось на грани банкротства, также не отличался порядочностью, во всём виня друга и закрывая глаза на свои косяки. “Эгоизм чертовски заразителен”.
   - Прости, у меня нет другого выхода. Если я пожалуюсь на бедность – ты удвоишь сумму, ведь так? Мы знаем, как дорога тебе свобода, а в тюрьме возможности видеться с дочерью не будет, учитывая, что её мать не очень-то этого желает, а если точнее, не желает совсем! – регулярными упоминаниями того, что к делу относилось очень косвенно, Осберт подло давил на больное и даже не думал прекращать. Пока существуют доказательства их причастности к одному “черному” событию, мистер Беккер находится у него на прицеле. Идеальный материал для вымогательства! – Ты обязан войти в моё положение. Мы - одного поля ягоды, вдобавок ещё и неспелые. Не считай себя лучше меня только из-за того, что богаче! Это – заблуждение!
   На самом деле Эдзард, в котором еще не умер оптимист, надеялся, что до такого не дойдёт и ему удастся избежать всевозможных “острых” перегибов, но – увы! Очередное разочарование добавилось в копилку ко всем остальным, а в обиде проявляются худшие черты, такие, как мстительность.
   - Да уж, дружище, ты прав. Пожалуй, у нас больше общего, чем мне казалось. Но есть и такое, что в корне нас отличает! – Беккер кое к чему подготовился и, конечно же, к чему – не сказал.
   Ослепленный детской верой в себя, Осберт не допускал, что товарищ попытается вывернуться, применив талант благоязычия или огнестрел. И очень-очень зря…
   - Хм… что же?

   Не обделенный хитростью, Эдзард, имевший за плечами солидный опыт насильственного (и не только) устранения проблем, притворился достающим деньги. Это позволило негодяю Осберту почувствовать себя на вершине пищевой цепи, однако, его удовольствие продлилось недолго. Звук взведенного курка… Осберт замер и поднял потяжелевшую голову!
   Яркий вкус опасности был хорошо знаком жулику. Когда-то в него уже палили, причем с нескольких стволов. Но, увы, к этому вкусу невозможно привыкнуть… вот шантажист и не привык.
   - Ну, что, Андерсон, нарвался? Без пушечки мы не такие крутые и грозные, да? Особенно, когда пушечка лежит в руке того, кого ты собирался обирать, крыса! А лучше я тем, что хотя бы трупом не стану!
   Несмотря на всю пикантность обстоятельств и на резкие изменения в развитии сделки, Осберт смог сохранить подобность гордыни. Страх получить пулю не имел над ним полной власти, хотя его и трудно назвать смельчаком. А вот Эдзард, находящийся на волоске от утраты всего, что привык считать самым дорогим, растерял остатки страха в вихре последних двух лет и морально переродился.
   - Знаешь, я совсем не против! Давай… стреляй в меня! Только прежде чем совершишь еще один неосмысленный ход, который, скорее всего, загонит тебя в клетку, хорошенько потряси котелком. Ведь если я не покажусь кое-где в течение четырех часов, к тебе придут с наручниками, и ты ничего не сможешь поделать. Никакой адвокат не возьмётся за тебя, и будешь ты облитый помоями с ног до головы, да закиданный тухлыми помидорами. Будешь писать письма для своей малышки, а они не будут до неё доходить. Это я гарантирую!
   Ведя себя так, будто не происходит ничего антизаконного, Беккер
приставил дуло пистолета к ребрам приятеля и (!!!) со спокойной совестью нажал. Подбитого моментально отбросило в кусты! Залаяли дворняги, повылезавшие “из всех щелей” на шум выстрела. Из ближайших домов послышались голоса разбуженных. Что-то подсказывало Эдзарду, самое время валить.

   …Убийца молча сел в машину, закрыл глаза и, вспоминая обширную область самоуспокоительных приемов, которые были записаны в красненьком блокноте, воткнул ключ в отверстие на правом скосе под рулём.
   “Блефуешь ты, крыса. Никто тебя нигде не ждёт” - спустя долгую минуту, проведенную в сухих соображениях, на двор опустилось ушедшее спокойствие. Mercedes двинулся и потихоньку отъехал.

   Через сотню метров он оказался за пределами видимости…


   - Это давно утекло в СМИ. В новостях показывают, обсуждают в интернете… Стоит ли тебе напоминать, как это неправильно?

   - Именно, любимый. Кое-кто расплатится. Очень-очень скоро. Если мы оставим без внимания подобный прокол!

   - Что мы… предпримем?

   - Узнаешь, любимый.


   …Религиозный военный орден, просуществовавший века, зародившийся предположительно в эпоху Неолита, сегодня, в этот славный четверг, удостоился редкой, но святой чести: его Главный Штаб, расположенный в храме Сакре-Кёр (базилика Сердца Христова), посетили две почтенные персоны, снискавшие доверие тысяч и миллионов служителей.
   Адам и Ева, известные под псевдонимами Ивес и Абель, пришли без опозданий, как и обещали. Встретили их подобающим образом, как встречают либо королей, либо тех, о ком можно узнать из книги книг.

   Мадам Мармонтель, непроизвольно, точно царица, лёгкими кивками отвечала на людские поклоны, воздавала серебряной улыбкой и “серебрилась” сама.
   Кюре в белой рясе, хранивший ключи от подземелья, кюре, которому поручили ключи передать, упал на колени перед перволюдьми и попросил простить ему все прегрешения. Адам, чья совесть не позволяла мириться с вульгарными схемами жизни, с ложью и подлостью, остановил старика и помог встать обратно.
   - Je dirai en secret, nous sommes coupables aussi, de sorte que ne se trouve pas...
   (Скажу по секрету, мы тоже грешны, так что не стоит)

   Затем Адам взял ключи… тяжелую связку, звенящую при каждом шевелении…


   Стоило отодвинуть алтарь, разобрать тонкую каменную стенку, перегораживающую вход в примрачную пещеру, и спуститься вниз, как Ева пожаловалась супругу на холод. И вправду! Там было знобко и неприютно. А ещё это фанатическое пение с пьянимыми мелизмами, словно под боком собралась целая капелла, ещё более усиливало раздражение, вызванное нетерпением. Даже рассказы почитания во Франции святой Марии, часто всплывавшие в уме перводевы, не помогали избавиться от гадких ощущений.
   - Напомните, вы кто…? – подошел к Мармонтелям долговязый костлявый монах со вставными зубами, член Ордена, и начал хрипло, надорванно спрашивать.
   Тогда как Ева выразила естественное физическое отвращение, Адам же, менее притязательный в вопросах чужой внешности, был подготовлен заранее и поэтому дал полный исчерпывающий ответ. Дал его сразу же.
   - Я - родной сын Себастьяна Дарейдаса, приемный сын Арая, приемный сын Эйл Сафер. Я живу уже два миллиона сто семьдесят четыре тысячи лет и двести пятьдесят восемь дней!
   - Хм… - выслушав мужчину, монах потеребил шелушащуюся кожу на подбородке и повернулся к женщине, - Ну, а вы…?
   Ева шагнула вперед. Стук каблуков её синих туфель получился нестерпимо громким и даже угрожающим, прокатившись эхом по всему подземелью.
   - Я – родная дочь Себастьяна Дарейдаса, приёмная дочь Арая, приёмная дочь Эйл Сафер. Я живу уже два миллиона сто семьдесят четыре тысячи лет и двести пятьдесят восемь дней!

   Прежде чем удостовериться, что гости – не какие-то темнилы и являются теми самыми “древними персонами”, о которых ведут пересуды во многих мирах, уродец ещё разок оглянул их обоих и только тогда позволил пройти.
   - Ну… хорошо… хорошо… Я погорячился. Надеюсь, вы меня простите… - дабы замолить свою вину, уродец опустился так низко, как только позволяла ему его непропорциональная мерзкая фигура. Он дрожащими руками схватился за туфлю “райской женщины” и начал вылизывать острый носок. Нежно-нежно вылизывать…
   Ева вдруг забыла, что обладает большой волей и что способна, по сути, стерпеть любую гадость, потому что терпела века заточения и рабства. Она ударила уродца каблуком-шпилькой, разрезав ему челюсть, и оставила стонать у железных дверей.
               
                Монах… ещё долго не мог оторвать ладони от лица…
                Вот, что бывает с теми, кто смеет напоминать перводеве о её родстве с Себастьяном…
                И разбитая харя – “минимальная заработная плата”.


 
 
   Фраза "наказание Евы" появилась в религиозных кругах Франции и Италии около четырёх столетий назад, когда Абель только предложила мужу карать за неподчинение и провалы. Методы перводевы, чье лицо из века в век носило выражение жестокой холодности и неумолимой решимости, внушали страх и уважение. До назначенного визита героини мифов монахи, как, в общем-то, и любые не угодившие деве, нервно переговаривались, недовольные тем, что их судьбы определяет какая-то… эго-маньячка, возомнившая себя богиней, но не имеющая никаких выдающихся способностей помимо спорного бессмертия.

   Глава Ордена рыцарей Пресвятой Богородицы похлопал в ладони, как только “дети небесные” появились в церемониальном публичном помещении, что имитировало романский и готический стили. Сектантишки выстроились в две колонны вдоль стен. Плечо к плечу. Слуги, готовые исполнить любую прихоть Мармонтелей - все равно что “тела” без личностного роста и интеллектуального развития, а их, так называемые, жизни, и бодрствование, и даже сон, были сплошным поклонением незабвенным Адаму и Еве.
   - Во-первых, я понимаю, ваши чувства были задеты, во-вторых, я разделяю ваш гнев. Мы приносим искренние извинения за доставленные неудобства, связанные с рии и Разиэлем. Рии исчезла. По нашим данным, имело место вмешательство третьей стороны. Но Разиэль вскоре восстановится и найдёт для вас рии. Просто подождите…
   Просьба, медленно озвученная верховным служителем, привела Адама в неистовое бешенство. Адам закричал на него, брызгая слюнями от сущей торопливости. Толстые стены подземелья чуть не покрылись широкими трещинами (возможно, ещё чуть-чуть и покрылись бы).
   - Trouvera pour nous? Se r;tablira? Ммм, signifie les d;cennies de la honte
L'ordre ; rien n'ont pas appris ? Oui comme vous osez … vous! Vous au moins comprenez que cr;ez en g;n;ral ?! Parce que je ne suis pas du tout assur; ; votre sens les situations! Au lieu de l'aide r;elle vous … banalisez seulement par le dilettantisme la Terre elle-m;me, ainsi que la vie dans la Terre! Comment il vous semble, s'il fallut avec douceur aux parents des victimes de Razielya?
   (Найдёт для нас? Восстановится? Ммм, значит десятилетия позора
Орден ничему не научили? Да как вы смеете… вы! Вы хоть соображаете, что вообще творите?! Потому что я совсем не уверен в вашем понимании ситуации! Вместо реальной помощи вы… только опошляете своим дилетантизмом как саму Землю, так и жизнь во Земле! Как вам кажется, сладко ли пришлось родственникам жертв Разиэля?)
   Пытаясь найти себе оправдание и подобрать подходящие слова, главслужитель Ордена подписал себе смертный приговор. Окончательно загнал себя и весь Орден в гроб!
   - Ну… все-таки вы сами настояли на том, чтобы призвать Разиэля. Я предупреждал, чем это закончится…
   Данная выходка нешуточно возмутила Еву, которая, вроде как, собралась прощать дураков, а тут взяла и передумала.
   - J'ai entendu mal, ou tu nous as accus; tout ; l'heure de l';chec?
   (Я плохо расслышала, или ты только что обвинил нас в своём провале?)
   Главслужитель заткнулся…

   Муж и жена переговорили между собой, приняв во внимание как изреченное их слугами, так и многое совершенное слугами для них. К великому сожалению этого места, Абель не собиралась снимать с него вину и освобождать от обязательств. Уговоры Ивеса, просьбы не рубить с плеча, подкрепленные какой-никакой аргументацией, на неё не подействовали, и Ивесу пришлось сыграть по её правилам: надеть ту же маску, маску жестокости и холода, чтобы продемонстрировать крепкость их семейных уз, пример все любящим и начинающим любить.
   - Приказывайте… - опущенно произнёс раб бессмертных, ожидая кары.
   Ева недобро улыбнулась, предельно расширяя диапазон собственных эмоций, а потом не наспех, не второпях приговорила:
   - С этого дня Орден рыцарей Пресвятой Богородицы прекращает своё существование. Очень рекомендую с этим не затягивать!

   Пока неколебимая наказательница пребывала в прекрасном расположении духа, в состоянии, которое можно охарактеризовать двумя словами – бездушность и дисциплинированность – Адам мотал головой и шеей из стороны в сторону, очень энергично, словно стараясь вытрясти сомнения. Он бесконечно восхищался бесстрашием и отвагой возлюбленной, но, как и все, побаивался её временами. А всё из-за того, что её бесстрашие, её жестокость, да и чья либо жестокость вообще, твердо напоминали ему об отце-тиране, о предателе-Каине, обо всех, чьи козни сделали их жизнь невыносимой.

   В ту же тревожную, “раскалённую” минуту сектанты повытаскивали кривые ритуальные кинжалы с обоюдоострыми клинками и рукоятями со вставленными в них драгоценными червонными камнями, и засучили рукава по локоть, вытянули руки вперёд, и преспокойно, ничего не чувствуя, ни того же страха, ни жалости к себе, перерезали кровеносные сосуды – те, по которым кровь движется к сердцу.
   Камни в рукоятках почернели. Жизнь стала выходить из монахов стремительным и узким водотоком. Простояв дольше трех минут,
истощенные, потерявшие значительное количество “воды”, все сектанты рухнули, погребая под собою Орден, своё вероучение, свою систему взглядов. Громкий звон кинжалов пролетел по подземелью злобным драконом. “У попавших в воз клеветы и оглупления не остается сил вылезти из воза, ибо надежда, лишенная сомнений – затягивает без шанса возвращения”.


Notre P;re, qui es aux cieux,
 
que ton nom soit sanctifi;,
 
que ton r;gne vienne,
 
que ta volont; soit faite sur la terre comme au ciel;
 
donne-nous aujourd'hui notre pain essentiel;
remets-nous nos dettes, comme nous aussi les remettons ; nos d;biteurs;
 
et ne nous laisse pas entrer dans l';preuve, mais d;livre-nous du malin.
Car c'est ; toi qu'appartiennent
le r;gne,
la puissance
et la gloire, aux si;cles des si;cles.
 
Amen.

   (Отче Наш - на языке Франции)

   Наблюдая за тем, как парни гибнут, отдают себя, отдают душу, отдают кровь во имя сомнительного идола, глава культа не смог остаться равнодушным. В нём взыграло и обострилось чувство справедливости, и им было невозможно контролировать! Невозможно, да и не нужно…
   “Чудовищно…” - мужчина, засвидетельствовавший самоубийство нескольких десятков честных христиан, наконец-то не видел преград, чтобы выразить всё, что он думает о Мармонтелях и их власти.
   - Да простят меня небеса, каким же я был всё-таки глупцом, присягая на верность бессмертности и потомкам линии измен! Согласно библии, твоё имя означает – та, что даёт жизнь, но это не так… Тебя правильней называть жизнь отнимающей!
   Ко всеобщему сюрпризу Ева повела себя так, будто смелые высказывания верховного жреца, подслащённые разочарованием и обидным выговором, её не зацепили. Более того, “мадам древняя” согласилась с вердиктом.
   - Я искренне рада, что до тебя это дошло. Правда, и немного огорчена, что так поздно. Лучше бы люди поменьше читали и побольше бы полагались на интуицию. В книгах такого нагородят, аж глаза гниют…

   Она зачинщицки шепнула Адаму, чтобы тот “смёл оставшийся мусор” и в качестве аванса передала воздушный поцелуй. Разрываясь между совестью и исполнением воли любимой, что в теории могло растопить образовавшийся лёд и вернуть прежнюю духовную близость, Ивес
Мармонтель отдал предпочтение второму, но до самого конца, до того, как ЭТО совершить, он ежесекундно менялся в лице, незаметно пошатывался. Он был на распутье…
   Ева нередко подвергала нервы мужа испытанию, ставя его перед гнусным выбором. И сегодняшняя ситуация – очередной и очевидный повод посмотреться в эпохиальный трельяж: женщины манипулируют мужчинами, заставляя действовать во вред себе и окружающим, эгоистически пренебрегают их эмоциями, мысля экономично и рентабельно.

   - Простите, я не… - Адам мобильно разрядил обойму вытащенного из кармана “ствола”. Пули раздробили грудь Главы Ордена, и тот повалился, испуская вздохи. Затем первочеловек подошел к алтарю, где стоял служитель, дабы убедиться, что дело закончено…

   Абель улыбнулась, услышав серию выстрелов.
   Улыбнулась и облизнула накрашенные губы.


 
   Пережив прощание с крыльями, Ева не могла заснуть несколько ночей. Чудом не погибшая, бедняжка макала пальчики в собственную кровь, рисовала на белой простыне странные узоры, странные деревья – деревья из детства, из её Эдема…
   Самую ужасную трагедию, павшую на долю перводевы, не получилось бы подробно описать, поэтому неудивительно, что она не упоминается в канонической Библии. Но, тем не менее, Ева послужила прообразом христианских крылатых Ангелов, в чём очень легко убедиться – у них тоже имеются крылышки.


   Вернувшись в дом уставшими, гружеными морально-нравственным щебнем и словом забеганными, Мармонтели перво раньше включили проигрыватель виниловых пластинок. Повсюду зазвучала классическая музыка. Моцарт Вольфганг! Ну, а потом, чуть-чуть подуспокоившись, добив остатки вишневого ликера, Мармонтели наконец-то смыли со своих лиц “боевую раскраску” и уселись на бежевом диване из кожзаменителя.
   Полчаса, проведенные в обществе раздумья, прошли незаметно. Всё это время Ивес не решался надеяться, что ему полегчает. Он оказался прав – ему не стало легче. Сыну могучего тирана пришлось вскочить, запустить пальцы в волосы и взъерошить их. Несколько раз… Только тогда Абель взяла на себя труд посмотреть в сторону мужа, внутренне истерзанного, словно топором. Посмотреть и спросить:
   - Считаешь, что мы перегнули…? Нужно было спустить им с рук накладку с Разиэлем и не взыскивать?
   Ивес ответил так, как думал. Ни больше ни меньше.
   - Вот именно! Считаю, что мы вообще зря туда пошли. И теперь я не смогу нормально спать, потому что эта жестокость, эта кровь… разворошили мою память, вызвав представление о тех, кого я
предпочел бы забыть. Забыть раз и навсегда!

   Ощущая вину перед Адамом, которую нескоро получится замять, Ева подвигала челюстью туда-сюда и задумчиво потёрла переносицу. Деву абсолютно не радовало, что те, кто по божьей интенции должны её любить, в итоге боятся её, как огня. Поэтому срочно надо было решить, как выйти из замкнутого круга: либо начать отрицать, но тогда обстановка обострится ещё больше, либо пообещать всё исправить и научиться уже двигаться по бытию в верном направлении.
   - Бедный, ты столько всего пережил и еще не до конца отошел от всего этого. Ты устал и тебе стоит отдохнуть. Иди в постель. Согрей для меня место. Я скоро приду… - Ева постаралась вложить в последние слова побольше теплоты и заботы, чтобы те, слагаясь, помогли этому богатому событиями дню завершиться, а им – уклониться от свежих неприятностей.
   Адам, прежде чем последовать совету возлюбленной, подняться наверх, запереться в их розовой одрине и ждать, озвучил планы на завтра. Это были мысли вслух, выраженные несколько разбито, несимпатично и так, словно первочеловек заставлялся. Складывалось впечатление, ему становилось все больше и больше плевать на личную судьбу и всё, что делалось – делалось исключительно ради судьбы Евы.
   - Так… значит, завтра я встану пораньше. Отвезу труп мальчишки. Потом мне нужно будет не забыть… срочно найти Разиэля. Его не затухшая активность угрожает населенным пунктам. Тупица может находиться в любой части земного шара, но рационалист во мне говорит, он не покинул границы Южной Каролины, так что всё не столь ужасно.
   “Хотя кого я обманываю…”

   Отчитавшись о своих намерениях, месье Мармонтель затерялся во тьме коридора. По старой привычке Ева послала ему воздушный поцелуй, а сама продолжила сидеть на диване, неторопливо глотать Бенедектин, ловя аромат сахарной свёклы и рассматривая донышко бокала. Предночные размышления о том, да о сём с позитивно познавательной направленностью сулили сон покрепче, чем, если ни о чём не волноваться и бездельно маяться…


   ….Но, так или иначе, Абель не осталась без внимания. Неожиданно и вопреки велению не высовываться в гостиную спустился Джек Хэлван с видом, чуть менее идиотским, когда он гримасничает. Джек включил свет, не спросив разрешения, и, не спросив разрешения, отхлебнул воды из-под крана. Богатая тяжелыми металлами и хлором, водичка освежила нутро шутника. Ему сразу… полегчало, как легчает после приёма тяжёлых наркотиков. Одним мигом спустя мастер корчить рожи заметил присутствие хозяйки и обратился к ней.
   - Мамуль, не подскажешь, где лежит бритва? Я не собирался бороду отращивать. У меня нет ни малейшего желания противопоставляться
хрястнутым геям уличного рэппинга, а тем более эпатировать народ…
   Решив не ругать сожителя за уже знакомую бестактность, Ева удовлетворила его любопытство в знак своей милости. Удовлетворила голосом, более нежным, чем тот рассчитывал.
   - На самой верхней полке встроенного книжного шкафа в комнате с зеленым ковром. Только смотри, аккуратней. Не сломай ничего с непривычки.
   Джек мило махнул головой, став жизнерадостнее, чем был до диалога с Абель. Он мог просто уйти, мог прикинуться ни в чём незаинтересованным апатичным дурачком, как прикидывался раньше, но поступил очень нетипично для себя, ну прям очень! Задал вопрос, наивность которого превосходила наивность вопросов маленьких детей. “Эстетическое единство образа и характера «правильной» женщины превращает кровожадных серийных маньяков в шелковых котов и приручает любое человеческое зло”.
   - Можно мне называть тебя мамой, мм?

   Этот вопрос несколько ошеломил мадам Мармонтель, ожидавшей от шалопута-куролесника какой угодно выходки, только не этого…  Расцвет сентиментализма в Джеке Хэлване произошел оглушающе внезапно. А ведь это тот редкий случай, когда простой смертный, что прожил чуть больше сорока, заново научил Еву удивляться. Хотя это весьма спорная “внезапность”, если учесть, что второе и наиболее точное прозвище Джека – Месье Обалдайс.
   - Брось! Тебе моё одобрение не требуется. Ты ведь и так меня называешь... – Ева пофигистски махнула рукой, наполняя бокал снова.
   Меж тем мини-представления на этом не закончились. Хэлван вошел в роль хмурого мыслителя и быстренько, через несколько секунд, вырвался из роли.
   - Так это… я из вежливости! Но в целом ты права. Старине Джеку вообще ни чьё одобрение не нужно. Старина всегда делает только то, что хочет сам, и кладёт на других, ибо фрондёр. Фрондёры могут крикнуть на прохожего, слышь ты, пидормот, поди-ка сюда, подотри мою задницу, даже если в прохожем нет ничего пидормотического…
   “Даже если нет ничего, даже если нет ни грамма пидормотства…”

   Несмотря на явно отрицательное отношение к такого рода хохмочкам и к сленгу, хозяйка дипломатически отпустила этот момент. Её губы оторвались от стекла, а ноги разомкнулись.
   Джек еще не повернулся к лестнице, как был остановлен. “Любите делать сюрпризы – любите их получать”.
   - Прости меня… - сказала Абель, усиленно протирая пальцами веки, - Я была несправедлива по отношению к тебе, как и мой муж…
   Психопата это определенно смутило, что он икнул как раз в тот момент, когда открыл рот, собираясь отчебучить свежую шутейку, от которой слушатель, подавившись смехом, тут же свалится под стол.
   - Эмм, мам, тебе не стрёмно передо мной извиняться? Да и к тому же, за что?
   Хозяйка дала довольно широкое объяснение своему поступку, кажется, не особо трудясь над сокращением. Её голос стал еще нежнее, еще тише. Её присутствие, даже смена положения ног, происходящая не реже двух раз за две минуты, будило благочиние, раздражало добро.
   - Мы назвали тебя плохим словом, обвинили в разных согрешениях, а сами оказались не лучше!
   “Я… оказалась… не лучше”
   Джек, считая своим долгом устранять сомнения Абель, чтобы той комфортнее короталось вечность, посмел не согласиться.
   - Боюсь, вы были полностью правы насчет меня. Я – убийца, истребляющий божьих созданий ради кулинарного удовольствия, и не заслуживаю лестных комментариев. Хуже меня нет. Никто не может быть ещё хуже меня! Но и круче тоже…
   “Да, в деле выпускания кишок я и впрямь насобаченный. Это не оспорить”

   Затем произошло нечто непредвиденное, но и немалоприятное для Хэлвана: мадам Мармонтель, верившая, что у каждого поступка, даже у наиболее аморального, есть крепкая причина, постаралась выяснить причину убийства месье Бенуа, расплывшись в доброжелательности.
   - Если ты всё это говоришь просто, потому что не хочешь сказать мне правду, потому что скрываешь что-то от меня, то, возможно, я смогу это понять. Но как же было бы здорово, если бы ты научился открываться и не утаивал хотя бы часть информации!
   Джек, привыкший к тому, что о нём все скверно думают, так уж и быть, воспринял просьбу “мамочки” и сделал то, что сделал: запустил указательный и средний пальцы в карман домашних штанов, потихоньку извлекая предмет продолговатой формы. Это был USB-флеш-накопитель, незаметно изъятый у убитого.

   - Вот… - потешный положил флэшку на столик, рядом с бутылью Бенедектина, и с неимоверной мощной скромностью, какую можно изредка встретить лишь у актеров театра и кино, избавил гостиную от своего присутствия.
   …В кои-то веки оставшись наедине с тишиной и алкоголем, Ева недолго проборолась с любопытностью. Она постепенно её “съела”.
   Руки женщины уверенно потянулись к USB. Теперь дело за малым: включить ноутбук и проверить, чего там надыбал хитрован Хэлван, определить важность этой информации и (наконец-то) отправиться бай)))

   Кто мог знать, что информация отобьёт всякий сон…


   …Ранним утром по телевизору шло шоу Рональда Бака с главным участием самого ведущего – Рональда Бака. Разумный говорливый селезень в красках поведывал зрителям о последнем неузнанном поступке Героймена – вселенском мессии, бросившим вызов мировому злу, победившему и вызывающему восхищение всех людей всех возрастов.
   - ВСПЛЕСК – БУУУМ! ГЕРОЙМЕН ракетой врезается в крутейшую КОСМИЧЕСКУЮ СТАНЦИЮ! Она огромна, словно целый городской квартал или кондитерский завод размеров Диснейленда Флориды! Но взгляды сотен должны быть обращены на ГЕРОЙМЕНА! Уже не впервые мы видим его в блеске героической славы, но нам все равно его мало! Он только что пробил насквозь крутую диснейлендскую КОСМИЧЕСКУЮ СТАНЦИЮ, повредив двигательный отсек! ГЕРОЙМЕНА окутывает пламя, ГЕРОЙМЕНА окутывает облако охладителя и еще много чего его окутывает… для придачи ГЕРОЙМЕНУ большей героичности, разумеется!

   ГЕРОЙМЕН МЫСЛЕННЫЙ ГОЛОС… ты должен напомнить себе приготовиться к столкновению! К СТОЛКНОВЕНИЮ, Кэйл!


   Ивес Мармонтель, не являвшийся поклонником передач юмористического плана, выключил телевизор, как только спустился. Пока жена занималась готовкой, возилась на кухне с чем-то, что на первых этапах напоминало пирог, он присел на кресло, чтобы еще разочек все хорошенько рассчитать и выйти из дома уже, будучи твердым и уверенным.
   - Я тут подумал. Ведь добираться до Каролины своим ходом – чересчур затратно. Слишком большие заморочки! Это надо лететь на самолёте… Кроме того, нельзя отрицать риск. А не использовать ли мне ингредиенты для создания портала, как считаешь…? – данный вопрос, обращенный к красавице-супруге, заставил её поморщиться и отвлечься от любимого занятия. Впрочем, Ева и сама понимала, что для них важнее, поэтому почти не повышала голос, а если и повышала, то в 99% случаев причина была очень веской.
   - Дорогой, мне послышалось, или ты и впрямь намерен израсходовать последние ресурсы только для того, чтобы загладить чужой изъян?
   Раз дело пошло так и красавица недопонимала всей ситуации, Адаму пришлось в своём прогнозе высказать самые мрачные предположения:
   - Я хочу умышленно не дать этому ходу, о, гейзер моего вдохновения. Только представь, Разиэль в Чарльстоне! Возможно, он сплошняком расправляется с людьми, возможно, он прямо сейчас кого-то режет, душит кого-нибудь, отрезает голову… и между прочим, по нашей вине! Это была моя инициатива. МОЯ! Которая не даст мне спать, если я сегодня же все не исправлю! Ну, а самый ценный твой ресурс – мои нервы. Не забывай об этом, милая! – по завершению разговора Адам резко поднялся с удобного кресла, набросил на себя куртку, ту, что считал поинтереснее, и метнулся к выходу. Непрерывный поток напоминаний от Евы в стиле “береги себя”; “не облажайся”; “новых шансов может и не быть” ещё долго преследовал его чуткий слух.

   Трижды хмыкнув, мадам Мармонтель, удовлетворенная и одновременно встревоженная, вернулась на кухню. Там перводеву ждали еще два часа пыхтения над тонко раскатанным тестом и сладкой начинкой из персика.


   Очень красивые места и улыбающиеся повсюду лица – можно сказать, что это не просто девиз одного из теплейших штатов Америки, а ежедневная реальность Южной Каролины. Штат раскинулся на побережье Атлантического океана, которое в этом месте омывается водами теплого течения Гольфстрим. Километровые пляжи и изысканная колониальная архитектура – это первое, что бросается в глаза миллионам туристов, приезжающих в Южную Каролину из самых разных уголков земного шара.
   Вся береговая линия полностью подходит для купания и обустройства пляжей. Наиболее длинная из пляжных линий тянется почти на сотню километров. Снег в штате – редкое явление. Минимальная температура в зимние месяцы редко бывает ниже двух градусов, если же выпадают осадки – то строго в виде града. Столицей штата числится город Колумбия, а среди крупнейших городов такие, как – Рокк-Хилл, Чарлстон и Спартанберг.

   На горе Каролины и, вероятно, в ущерб туристическому бизнесу, неизвестный монстр, безжалостно перебивший кучу людей позавчерашним “монструозным” вечером, вновь объявился. Теперь уже возле местной блинной Creperie Cafe Plus. Доселе заведение пользовалось спросом у любителей десертов и греческих блюд. Конечно же, с появлением однорукого “еврейского божка”, явно, не приученного к дисциплинарным навыкам и к коммуникативной рефлексии, всё могло пойти на фуфу, а то и дальше. Как бы сказал Рональд Бак, окажись он в курсе чарльстонской ситуации “мир ещё толком не успел переварить летающих пришельцев в дурацких облегающих трико и сексуальных бессмертных героинь, как на него обрушилось очередное иноземное дерьмишко. Господи, хватит уже. У нас своего мусора – как блошек у Плюха. Кто вообще отвечает за репродуцирование суперхренотени?”.

   - Эй, а, ну, положи, откуда взял! А ну, положи! Парень… ну что… ну что же ты устраиваешь? Или ты вовсе не парень??? О, черт. О, нет! О, черт! – непутевый мужичонка в синей кепке и с рыжей бородой, которую не мешало бы малость подровнять, кое-как отмахивался от неведомого злыдня. Едва только Разиэль заглянул в кафе, как все на дыбы встали. Все! Затем “вставшие” забегали по помещению, запаниковали. У кого-то вилка оказалась в горле, у кого-то – открывалка в глазу. Фонтан крови облил чудище в доспехах с ног до головы!!! Оставшиеся пали на пол, замерли, лишь кровь еще пульсировала, споласкивая кафель. Данный “концерт” продолжался бы и продолжался, пока божок не расправился бы со всеми посетителями, к огромному везению которых в кафе заглянул импозантный мужчина в солидном костюме с дорогими часами на руке. Этот незнакомец, какой бы длинной не была его родословная, разочарованно помотал головой, отгоняя худшие варианты, и как-то очень надменно выразил отвращение к происходящему.
   Тем не менее, мясорубка живо прекратилась, стоило джентльмену неявно припомнить демону все старые должки, включая клятву “подчинения без вопросов, без зёрен сомнений, с произволением служить, до смерти”.

   - Ты ведь выполнишь домашнее задание в срок? – спросил Адам Разиэля, кладя руку ему на плечо.
   Разиэль ответил Адаму:
   - Выполню-выполню! Вот только утолю жажду игрищ и крови!
   И Адам несогласно:
   - А, по-моему, ты уже достаточно наигрался. Знать меру следует во всём и везде…
   “Без меры не будет порядка, а без порядка – будет хаос…”

   Сын Дарейдаса несколькими быстрыми движениями вывернул все свои карманы, чтобы вытащить одну крайне полезную вещицу, способную образовать для них энергетический проход – портал в пространстве и времени.
   Перед тем как исчезнуть, Адам обратился к израненному, напуганному до чертиков мужичку с рыжей бородой, чье сердце еще долго не устанет скакать:
   - Оу, примите мои искренние глубочайшие извинения. Чем меньше мы проявляем инициативы, тем меньше вероятность ошибки. И да, возьмите, это предназначается вам… - чтобы как-то скомпенсировать нанесенные Разиэлем огромные убытки, Ивес протянул пострадавшему пачку стодолларовых купюр. То же самое он совершил по отношению к другим жертвам “бога”.

   - Нам пора… - шепнул Адам Разиэлю, и вскоре след обоих простыл по-настоящему волшебным мистическим образом.

   Очевидцы сего странного явления вмиг позабыли о порезах, о травмах и ссадинах, полученных в неравном бою с монстряком, и ошеломленно похватались за головы. Оно и понятно! Реакция простого человека не могла оказаться другой…


   Снова Франция. Снова улица Бертона Пуаре. Снова дом Мармонтелей…
   Грохот, от которого недолго оглохнуть, разбудил Джека Хэлвана предельно ранним утром, когда псих наблюдал ещё десятый сон и явно не планировал столь быстро пробуждаться. Недовольный, конечно же, не смог промолчать…
   - Да вы чё там, на печи лезгинку танцуете? Э! Дрыхнуть не мешайте! Идиоты!!!

   Десятью секундами ранее…

   Адам телепортировался в туалетной комнате с довольно большой площадью. Телепортировался рядом… с потолком! Затем он по всем законам физики полетел на приличной скорости вниз, круто шибанулся лбом о блестящий край унитаза и здорово повредил левую ногу.

   Разиэлю повезло не многим больше. Сломав низкий шкаф с выдвижными ящиками, “разрушив” половину спальни Мармонтелей, разбив все изящные сосуды, все коллекции сервизов, дурной демон сломал ещё и (!!!) спину. Вот же не свезло так не свезло!
   Учиненный монстриком погром ещё нескоро получится восполнить. Однозначно! Некоторые вещи были любимыми вещами Абель, приобретенными в Греции, в Египте, в странах Третьего Мира… Найти это всё заново, найти точно такое же, будет ой как непросто, или, сказать вернее, невозможно.


   - Держи его! Держи… - Адам заломил Разиэлю руку, дожидаясь, когда тот успокоится. Ева помогала ему, как могла. Монстр брыкался, монстр рычал, монстр не собирался внимать ни доводам рассудка, ни воле господина… слепая нерациональная агрессия, необъяснимое желание свести к нулю ценность человеческой жизни!


   Через пятнадцать минут… Ивес приложил холодную бутылку вина, окутанную в белую мокренькую тряпку, в какой раз пытаясь понять, как его угораздило в очередной раз связаться с Разиэлем, испортившим им всю обедню. Это же, упаси господи, “безмозглая горилла”, выпускать которую противопоказано категорически. Но если раньше от тупицы был хоть какой-нибудь прок, тупица выполнял свои задачи, правда, это не обходилось без варфоломеевских ночей и напыщенной телевизионной трескотни с обязательным перечислением громких инцидентов последних нескольких лет (битва с Радиоактивным Человеком в Салар де Уюни, Гадес, Апокалипто), то в этот раз тупица облажался: некто неизвестный, обладающий не меньшими экстраординарными способностями, умыкнул у него рии из-под носа. Да и сама рии оказалась неприкасаемой – бомба замедленного действия, способная огненно взъершиться, если погладить её против шерсти.
   - Извини-и-и-и-и-и-и-ите! – виновато вопил однорукий Разиэль, под чьей “великой” задницей поскрипывал диванчик, - Извини-и-и-и… (пукает)…и-и-и-ите!
   (пукает)… (пукает)… (пукает)… (пукает)… (пукает)… (пукает)…(пукает)…

   Ивес Мармонтель старался быть с “дитятей” Разиэлем помягче, чтобы вдруг не ранить его чувств, старался, по возможности, ничем его не расстраивать и не быть очень строгим к нему. Последнее удавалось далеко не всегда.
   - Cela sonne joliment, mais des excuses s;ches ; moi ne pas se rassasier. Tu au moins comprends qu'a fait? ; cause de toi nous n'apprenons pas maintenant encore longtemps, o; chercher рии, et non le fait que nous apprenons en g;n;ral! Plus court, je suis d;sappoint;, c'est haut du non-professionnalisme! Je me tais d;j; de ta conduite dans la pr;sence de tous!
   (Это звучит мило, но сухими извинениями мне не насытиться. Ты хоть понимаешь, что натворил? Из-за тебя мы теперь ещё долго не узнаем, где искать рии, да и не факт, что узнаем вообще! Короче, я разочарован, это верх непрофессионализма! Я уже молчу о твоём поведении во присутствии всех)

   - Извини-и-и-и-и-и-и-и-те!
   (пукает)… (пукает)… (пукает)… (пукает)… (пукает)… (пукает)…(пукает)…


   Поговорив с Разиэлем, но, конечно же, не добившись ничего толкового, Адам подбежал к Еве. Та без капли удивления скрестила руки, оправдывая это тем, что они замёрзли, хотя в доме было достаточно тепло.
   - Милая, в последнее время Париж навострился удивительно легко выводить меня из себя. С этим надо как-то бороться… кстати, ты не помнишь, куда я положил шприц с регенерационным раствором? Кажется, он лежал в чемодане, но утверждать не берусь…
   Заранее понимая, чего хочет муж, любимая сочла важным предложить альтернативу:
   - Ты точно уверен, что поступаешь не по-дурацки, залечивая раны безмозглому чудовищу? Недавний горький пример на глобальном уровне показал всю бесполезность искусственно созданных. Только дураки на ошибках не учатся, а ты ведь не дурак…
   Адам схватил Еву за плечи, поцеловал и нежно отодвинул. Мига не успело пролететь, как он толкнул речь в духе пессимистов-философов. Получился весьма продолжительный и напыщенный скепсис:
   - Много ли ты об этом знаешь? Искусственно созданные обеспечивали победу в массовых сражениях. Другое дело – нынешний период. Разиэль чувствует себя не так, как должен чувствовать себя без пяти минут бог. А все почему? А потому что люди стали хуже. Когда-то они были другими. Тоже не подарки. Но то, что я наблюдаю сейчас - беспрецедентно. Подлость и глупость! Злоба и мерзость! Особенно в юных сердцах! Добродетели не только растворились в гуще гнуси. Добродетели принижены, осрамлены. Каждое юное сердце гниёт на ранней стадии, пытаясь показать себя лишь с самой тёмной стороны. Мне больно это говорить, но я все меньше переживаю за общее будущее. Зато всё больше переживаю за твоё, за наше… будущее… Это не эгоизм, а разочарование!

   Не зная, как себя вести, Ева улыбнулась. Она не разделяла данную точку зрения, но и никак не оспаривала...


   …Разиэль дождался медпомощи лишь спустя два часа. Его господин потратил немало личного времени на поиски целительного средства…
   - Ну? – снова спросил Ивес, поднимая взгляд на монстряка, на этот раз еще требовательнее, - Пришла пора подлатать тебя, дружище! Разрешишь мне сделать инъекцию, или понравилось обходиться без руки? Помни, повиновение окупится!
   Двухметровый дылда признательно потопал ножками по полу, изображая слабоумного (или являясь им), нелепо похрюкал. Господин к тому времени уже набрал полный шприц блестящей жидкости, после чего воткнул иголку в безобразную культю еврейского идола.
   - Извини-и-и-и-и-и-и-и-те!

   Крепкий заострённый стержень углубился в твердую плоть. Маленький кончик с трудом пропорол мясо. Парочка усилий и маршрут был проложен, а раствор – введён.
   Ивес быстро вытащил шприц и также быстро отошел. Отошел на пять шагов. Результат не заставил себя долго ждать: процесс заживления начался с новых громких хлопков из заднего прохода, продолжился обильной пузыристостью выглядывающей мышечной ткани, а завершился – её отрастанием.


   Вечером, когда Адам уже настроился на отдых, и в его мыслях не было куда-то уходить, Ева подкинула новую задачу. Первочеловек помнил, что необходимость выполнения обязательств может быть далеко не всегда этичной, но это всегда неприятно, если есть совесть. Однако в этот раз возлюбленной не пришлось его уговаривать. Ивес самостоятельно прибег к выводу о потребности радикальных мер…
   Абель включила ноутбук и показала мужу чужую переписку, пролистала вниз, до конца. На фейсбучный аккаунт Бенуа она зашла, найдя пароль от аккаунта в одном из файлов в папке. Бенуа, как выяснилось в ходе прочтения переписки, планировал предать тайну Мармонтелей гласности и распространить информацию об их бессмертии со всеми прилагающимися пруф-линками и фотографиями.
   - Всевышний… помилуй меня боже! Какой же попался гадёныш! – не сдержался всегда миролюбивый, добродушный Адам.
   Согласная с этим утверждением, Ева часто закивала:
   - А знаешь… ты был прав насчет уродливости людей! Человечество себя исчерпало как вид. Прежнее его величие, основанное не на грубой силе, но на плодородности любви, не прошло проверку временем. Порядочность заместили законопослушанием, нравственность смешали с юриспруденцией! Из-за таких вот несуразных социальных нововведений теперь каждый аморальный кретин может зайти к тебе в гости, попить твоего чаю, а потом, когда ты не будешь готов к злому предательству, обкрадёт тебя, унизит и не моргнёт глазом! Спускать на тормозах предложишь? Тихо накажем уродов?

   Адам не стал комментировать намеки раздосадованной уязвлённой жены. Он встал из-за столика, поправил галстук, который забыл снять, и высоко задрал подбородок. Ровная осанка, мужицкая начальственность – всё то, за что его ценила Ева, красиво экстрагировалось, встало в центре его сути и внешности.
   - Ничего-ничего… выманю перепиской, а там… будь что будет!

   Примечая потрясную неординарную решительность, красавица нежно взяла руку мужа в свою и прижала к щеке.
   - Ты ведь понимаешь, как сильно я не хочу, чтобы ты делал что-то плохое…
   Муж наслаждался этой нежностью, сколько получалось, а потом кое-как высвободил руку.
   - Конечно же, понимаю. Вдобавок к сказанному, я ненавижу большую часть того, чем мы занимаемся. Но мне придётся быть плохим ради нас, ради тебя, ради нашей вселенной… ради Эдемии и памяти о ней! - перед тем как в очередной раз покинуть свой дом, отправляясь на гадкое задание, которое не обойдется без чьей-нибудь смерти, Адам приголубил Еву, прижал её голову к своей груди и, наклонившись, дважды чмокнул в затылок.

   Какое-то время ему не хотелось её отпускать,
   а ей – отпускать его, как в давнопрошлости Эдема, в незапамятный век… когда антропоморфные создания сосуществовали в гармонии и понимании со зверьми и с феями, а бытие не знало сегодняшних проблем. 

 
Изменились только условия, активная форма.
Принципы остались прежними…
Любовь, супружество, забота…

   
   В знаменитом парижском университете Сорбонна образование предоставляется бесплатно. Лекции проходят в зданиях - исторических памятниках, в красивейших аудиториях и огромных амфитеатрах, из-за чего принято считать, что каждому учащемуся в Сорбонна крупно повезло. Без сомнения, доля истины в этом есть, и немаленькая! Подобные заведения выстраивают интеллектуально-духовную эпоху, возвеличивают законодательницу мод.
   Разгильдяи, бродившие в латинском студенческом квартале, лишь изредка задумывались, как им подфартило. Зацикленная лишь на той эпохе, в котором родилась, молодежь не уделяла внимания истории и вела себя во многом непрошибаемо. Это бы ни за что не понравилось тому, за кем закрепилось название – древний.


   …Ивес Мармонтель, он же древний, терпеливо ожидал, сидя в престижненьком Bugatti Chiron две тысячи семнадцатого года производства. Богач почти не отрывался от переписки, держа на коленях планшет, и одновременно старался следить за входом на территорию Сорбонна, чтобы не упустить негодника – хитрожопого товарища Бенуа, с которым Бенуа замышлял приподнять многовековую завесу мармонтельной тайны.
   “Давай же, поганец. Когда-нибудь ты обязательно объявишься. Ты не можешь не объявиться…
   Я не мог ошибиться…” – Адам отнюдь не сразу поверил глазам, когда на улице высветилась знакомая рожа. Это было колоссальное везение, как воспринял ибн богов.

   “Давай…”

   Пальцы следившего чаще заколотили по клавишам ноутбука. Мармонтель писал от лица убитого Армеля, загоняя его дружка прямиком в мышеловку, как загоняют всех грызунов.

   “Давай же, выходи…”

   Переписка велась дольше часа. Пожалуй, самое забавное, оно же и самое очевидное, заключалось в том, что друг Армеля – практически покойник, но даже не догадывается об этом. Подобный исход, как цинично бы это не звучало, имел ряд неявных преимуществ – преимуществ, разглядеть которые способны только древние.
   Адам, повидавший смертей и горя больше, чем в состоянии запомнить чья-либо память, безумно завидовал ему. Он столько раз встречал тяжелобольных, сильно раненых – тех, кто знал о приближении смерти, и трясся от страха, что однажды пришел к выводу, единственному правильному: достойный эпилог не сулит негативных осязаний, а все человеческие предрассудки цветут буйно, цветут закоренело и обретают оформление, минуя индикты!

   “Ну, же…”

   Адам наконец-то дождался, когда цель окажется на безопасном расстоянии от толпы. И когда это случилось, ловкий устранитель мигом закрыл учётную запись Армеля.
   В ту же минуту на улице забибикали два Ситроэна. Ровный колесный шум разжидил тишину. Звук сердцебиения “цели” затмил всё остальное, всё другое, всё прочее и подчеркнулся с непостижимой, сказочной ясностью. Ну, а далее пошла классика жанра: типы с пистолетами, чьи лица закрывали типичные “грабительские” маски, привлекли внимание большинства гулявших. Вытек следом взрыв заряда в канале ствола, причём не один… вытек следом градище выстрелов! Преступники, которых наняли совершить убийство конкретного парижанина, в результате инсценировали разбойный налёт – массовую кражу. И, разумеется, паника, обязательная для подобных инцидентов, не зашла за рамки, но в обжор разколебала гражданское спокойствие.

   Адам всё это время сидел в машине и смотрел – как по его наказу выводят в расход парня, как треклятые пули выбивают из его головы короткие фонтанчики мозгов! Смотрел, испытывая ортодоксию, перспирацию бхакти, дыхание культа! Его милый лобик ощутимо нахмурился, а сам древний впал в серьезное раздумье,
огорченно оглядывая себя в боковом зеркале!
   “Слишком много крови... в организме Земли.
   Слишком много крови в организме космоса…

   В одном тёмном мире тёмных миров, в королевстве королевств, на троне тронов восседал правитель правителей. Вынужденно покинув старую добрую крепость с лавой, булькающей в ущелье Мангалла, поселившись в реликвенном хранилище сарксов, он ликующе представлял себе закат человечества. Монстр не мог думать о людях без ненависти. Это злое чувство перевешивало всё остальное!

   Наступил режим абсолютного тоталитаризма и безволия. В хранилище заявился саркский посол Уба-Дуба, который, в отличие от иных представителей захваченной цивилизации (сморды пообещали уничтожить сарксов), добровольно сдался в плен и вошел в доверие к тирану.

   “Император” – огромная глыба, чьи красные глазища размером с перезрелый плод, нетерпеливо уставились на посла, а обезьяний оскал продемонстрировал большущие зубы. Себастьян Дарейдас, напоминающий огромную каменную обезьяну, поднялся с монархического кресла и спросил у слуги:    -

   - Чего тебе?

                Слишком много крови повсюду и везде.
                Слишком много… крови”

 

























               



                Часть 3


   Эми долго не могла взять себя в руки, чтобы зайти. Идея вымолить прощение казалась ей абсурдной и самоубийственной. Но неизвестно каким образом хулиганке удалось себя заставить. К той минуте сам Фрэндж был готов к диалогу, который, ко всеобщему везению, состоялся на сдержанных тонах и с причудной доброй звонкостью в обоих голосках.

   И опять же, опять же к везению, Эми за кратчайший срок добилась прощения. Следующим утром! Ни одна живая душенька не смогла бы предположить, что строгий и педантичный Доктор Миркур Фрэндж, всюду проявляющий логику и холод, так скоро сжалится над потенциально опасным субъектом – вызволит из заколдованной башни, как принцессу из-под власти дракона. Более того, предоставит Эми выбор! И это - после всего того, что случилось по вине её пофигизма и неосторожности:
   - С какого… Эмм… Что… я извинена, получается? Вы больше не намерены держать мой зад под замком? Ничего себе у вас перепады! И это меня ещё называют взбалмошной! Да вы только посмотрите, какая несправедливость!
   Несколько минут подряд Фрэндж боролся с идеей о сотрудничестве с рии. Колдун молчал, будто на устах замерли последние слова. Бог знает, сколько могло это продлиться, не окажись у Тёрнер достаточно опыта и смелости развязать ментору язык.

   - Так-так-так, давайте угадаю, вы за ночь переварили моё предложение расследовать убийство вашей семьи, изменили мнение на счет многих вещей, насчёт моих способностей, насчёт сраного риска и подумываете о том, чтобы нанять меня! Ну, что, угадала? Теперь я угрозой не считаюсь и могу гулять без поводка?

   Оперативно поразмыслив над тем да над этим (что было немаловажно, учитывая их дальнейшие совместные планы по спасению галактики), чародей виновато прикрыл оба глаза, а затем признался Эми, признался себе, что всё эти месяцы утаивал правду. Уйму разных правд, одна из которых касалась кончины его любимых супруги и дочери.
   
   - Когда-то… когда-то я клятвенно заверил Высших, что не стану оглядываться, не стану пребывать в предыдущих состояниях! Данный мною обет – обязательство любого начинающего, а также заключительный этап превращения Миркура Фрэнджа в Доктора Фрэнджа! Согласно правилам, эти две прямые, моё настоящее и моё прошлое, не должны контактировать. Ослушание чревато наказанием. В лучшем случае отставкой, ну, а в худшем… я даже не стану говорить! Поэтому, как бы меня временами не истерзывала совесть, как бы громко не кипело во мне желание отомстить, я связан по рукам и ногам. А вот твои руки и ноги - свободны! В твоих возможностях совершить то, чего у меня никогда не получится! И я буду благодарен… благодарен всей душой, если ты развяжешь узы тайны, чей кусающийся мрак покрывает дом Фрэнджей, да и говоря по совести, всю Каролину, поскольку моя аура, энергетика бывшего военного, бывшего отца и мужа, универсализировалась, устремилась в путь и расползлась по многим городкам того штата! – объяснения учителя всегда были занятными. Порой его хотелось слушать до посинения губ. Но Эми чувствовала, что время поджимает, что оно не на их стороне, и им стоит поторапливаться. “Подальше от грешка”.
   - Так вот в чем причина… М-м-м… Надо же! Ну… тут моё эго выкидывает флаг! Я бы такое предположить не смогла! Сегодня вы победили!
   “Хотя и не факт. Если меня пропитать двумя литрами пшеничного виски, кто знает… какая из сотни распущенных фантазий подтолкнёт меня податься в детективы. Может, мой час ещё не наступил и я зря себя закапываю?”

   - Да уж… - Фрэндж крепко сжал кулаки, низко наклонил голову. Лицо мага перекосилось ещё больше, а страдания мага стали вдвое заметнее, - Прежде всего, как это ни прискорбно, следует признать, ничего всесильного, всемогущего в нашей вселенной не существует! Боги имеют слабости, галактики содержат изъяны, а планеты из изъянов состоят! И мы, любящие умом, сердцем и духом всех своих близких, увы, не всегда способны защитить кров, уберечь детей от смерти, а себя – от саморазрушения! И в период серьезного кризиса нужно иметь кого-то рядом, чтобы этот кто-то преданно стоял на стороже и помог в трудный час! – умоизлияния гуру подавались на розовой водичке, по образу лебедя Эйвона, сентиментальненько!
   Эми уже почти согласилась! Ей не хватало одного, чтобы прямо сейчас убраться из замка и живо взяться за крутое расследование – крепкой мотивации, какого-то гаранта, который разрешил бы ей не думать о Миркуре, как о лжеце и обманщике, и который бы усилил веру в порядочность ментора. Гарантом вполне мог послужить ответ на вопрос:
   - Хм, а что, разве моё свободное хождение по Земле впредь не предвещает бедствий? Да и нужно ли напоминать, чем обернулась моя предыдущая вылазка… Столько погибших опять… И я, пускай косвенно, все же связана с этими смертями, что очень глупо отрицать! Глупо и неправильно!
   У Фрэнджа, впрочем, не в меру аккуратного, были заранее припасены все ответы. Осталось грамотно преподнести их и можно будет сказать – дело с концом.
   - Новым смертям не бывать. На этот случай я хорошо подстраховался. Призрачный Воин присмотрит за тобой. Пока ты допрашиваешь местных и шаг за шагом продвигаешься к злой истине, байкер безобидно помеломанствует в незримом отдалении! Малейший признак деятельности нечисти вблизи или же вражеского заговора – Воин мгновенно среагирует. Супостаты не успеют до тебя дотронуться, а тебе, следовательно, не понадобится демонстрировать силу и всё вокруг… сжигать! Народ обойдётся лёгеньким испугом… - и таки да, волшебник таки смог! Его удачно подобранный тон, спокойный, доверительный, воссоздал атмосферу, внушил рии, что он – её надёжный помощник и друг. Эми не ожидала решительных конфиденций, поскольку предсказывала всем своим нутром, что совсем скоро вплотную приблизится к разгадке того трагического обстоятельства, о котором, как о несомненно интимном, Миркур навряд ли стал бы распространяться подробнее малознакомым или “мутным”.
   - Что ж, выбор ваш! Если вы готовы поручить мне борьбу за честь вашей судьбы и вашей души, а также за честь судьбы и души вашей покойной семьи, то знайте же, я не посмею отказаться! – посреди беседы Эми взял в кольцо мезальянс чувств, после чего говорить дальше стало тяжелее, ибо переплелись все смысловые расхождения. Семантика жизни подскакнула, подпрыгнула!
   Правый глаз Миркура, прежде мрачный и грустный, возжегся благодарностью, а мигом позже благодарностью возжегся и левый. Двумя мигами позже благодарностью возжегся уже целый волшебник:
   - Я надеялся на тебя! И надеялся не зря! Не всегда приятно убеждаться в собственной правоте, но сегодня как раз такой случай. И я счастлив, правда!
   “Счастлив как никогда”
   Тем временем потихоньку вечерело, небо заволокло живенькими тучами. Подул ветер, похолодел воздух. Природа готовилась к магии! Эми осталось что сказать до того, как её телепортируют в жестокую Америку.
   - Поступать иначе не в интересах моей совести, ведь, несмотря ни на что, отгоняя сомнения, я вам очень должна! Вы меня воскресили, хоть и не спросили, хочу ли я! Стоит отметить, второго шанса удостаивается далеко не каждый!
   “Вроде бы так…”

   Миркуру не хватало лишь улыбки, чтобы выглядеть милее. Эми же, напротив, засияла довольством и насмешками, а ей, жертве нескончаемых депрессий, редко приходилось “сиять”. “Жизнь издевается над всеми по-особенному, однако, ни у кого не должно быть сомнений, что, в итоге, достанется всем”.


   Между тем. Франция. Париж. Дом на улице Бертона Пуаре!
   С утра, ни с того ни с сего, заиграла мелодия. На втором этаже. Это знак для Джека Хэлвана, что нужно зайти к мамочке, которая, вопреки обыкновению обретаться по утрам в гостиной, что-то готовить, или в одиночестве пригублять вино, любуясь дном, обреталась в комнате с немецким пианино и чёрным письменным столом с большой рабочей зоной.
   Абель Мармонтель, чей вкус к одежде всегда вдохновлял окружающих, сегодня конкретно принарядилась, готовясь выйти в свет: надела ассиметричное темно-зеленое платье с открытым плечом, напялила несколько браслетов из желтого золота и классические женские брюки нейтрального цвета. Помимо перечисленного, она также не обошла стороной и прочие неотъемлемые вещи, дополняющие образ современной парижанки.

   Джеку тоже не пришлось расхаживать в невзрачной повседневщине. Строгая хозяйка настояла, чтобы он обязательно привел себя в порядок и примерил несколько отобранных для него пиджаков. В результате, тёмная куртка с отложным воротником и застёгивающимися полами сидела на нём как влитая. Это было необычно, в конце концов, это было креативно, ибо самый знаменитый серийный убийца за всю историю Земли всегда предпочитал немытое шмотье, а тут вдруг облачился в “лохмотья” поприличнее.
   Абель стояла, молча глядя в окно. В одной руке дымилась сигарета, другая рука была за спиной. Досужие мыслёнки бессмертной прочно фиксировались на стихии подковерных страстей и засекреченных решений. Некоторые из них были ближе к нынешней реальности, ближе к Земле, ну, а некоторые – ближе к прошлой реальности, ближе к Эдему. Некоторые – ближе к Адаму, Некоторые – к Джеку. Печально то, что подобная сумятица по сортам не разбирается, но разрывает череп изнутри!

   - Войди, сын мой! – сказала Ева, услышав дверной стук, - Чувствуй себя как дома, постарайся расслабиться…
   Хэлван мгновенно среагировал на позволение и стеснительной походкой добрался до центра пианинной, где застыл в позе статуи и надолго примолк. И оттого, что прошло неопределенное количество времени, несколько минут, а он до сих пор не “пошутил”, все еще не извергнул пошлую остроту, ему становилось неловко. Ой, как неловко!
   Но все-таки Джек заговорил, хоть и очень нескоро:
   - Это, полагаю, одна из тех эксклюзивных ситуаций, когда любой комизм будет неуместен…? Похоже, что так! Да, точно, так! Я даже анекдот про типично бельгийский ресторан в обжорных рядах подзабыл. Хотя я не особый спец по бельгийским ресторанам, как, собственно, и по обжорным рядам. У меня с этим проблемы…

   Такое было трудно предположить, но фраза Джека Хэлвана произвела чудеснейший эффект = Абель улыбнулась)) Она не улыбалась так широко, так искренне уже очень давно, уже много веков, будто никогда не умела высвобождать эмоции.
   Джек спросил свою новую маму:
   - Так-так, мадам, давайте уточним, чем обязан такой гостеприимности? Помнится, я не вхожу ни в театральную богему, ни в элиту! Так… к чему это всё?
   И мама ответила:
   - О, сейчас узнаешь! Мне захотелось поблагодарить тебя за помощь лично! Ты спохватился очень своевременно и тем самым спас нас от разоблачения! Но самое главное – ты спас меня! – “мама” подошла к ноутбуку, который приготовила заранее, уже отточенным движением открыла и повернула монитором к “сыну”, - Вчера днем мне пришла идея финансово потратиться, чтобы повысить безопасность. Я заказала видеокамеры с функцией идентификации личности, надеясь, что повторения той дрянной ситуации не произойдет, и мы впредь не будем волноваться, что какой-то лицемерный молокосос посмеет потревожить наш уютный, размеренный быт, войти сюда, притворившись другом, и покуситься на священное, при этом не имея прав ни то что бы что-то замышлять против нас, а даже дышать тем же воздухом, каким дышим мы! Паскудство заключительной стадии!
   Выключив переносное устройство, Ева обошла стол кругом и присела на краешек из хромированной стали и стекла. Пряжки в форме колокольчиков на модных кожаных сапожках звенели при малейшем движении.
   Перебравший в уме бессметное море вариантов, Хэлван избрал единственно правильную модель поведения - тактику поддакивания, тогда как Ева избрала тактику милости, тактику пряника, тактику доброго кокетничества = кокетного добра.
   - Я говорю: я в вашем распоряжении, моя госпожа!– уничтожитель городов, насильник и убийца поклонился настолько низко, насколько ему разрешило чувство меры. В эту секунду Абель вспомнила, что комната тоже оснащена камерами на всякий пожарный, и нарочно сожгла в себе последние сомнения насчёт лояльности Джека в первую очередь к себе любимой и во вторую – к их фундаментальному, долгоденствующему пандану с “Сыном Земли”, - Можете вытирать об меня ноги. Ну, и я тоже могу вытереть об вас, если попросите…

   Спустя напряженно-странную минуту Абель посуровела взглядом, словно набычилась. Колокольчики стали звенеть реже. А всё из-за того, что ей, как, собственно, и большинству, быстро наскучивало фирменное дурачество Джека, и все его понты.
   Джек внезапно тоже помрачнел. Настроение обоих изменилось до сюрприза, до непризнаваемости! Сермяга выявлялась с неохотой: их сценарий изначала предполагал излуки и сгибы, или излуги и сгибы – сценарные преобразования, способные как навлечь неприятности, так и помочь избавиться от них? Вопрос хороший.
   - Если понадобится, мамочка, то имей в виду, я займусь этим делом основательно! Перережу их всех к чертям собачьим! Ты только намекни! Только пошевели своей прекрасной бровью! От тебя веет зомбирующей приглядностью, как от ярко-желтой луны в декабрьскую ночь, а блеск твоих губ сравним с серебряной плёнкой молочного лимана! (Джек совершает небольшую паузу между словами и напряженно вздыхает) Ой, извиняюсь. Во мне пробуждается романтик всякий раз, когда я отмечаю чьи-то дугообразные полоски волос над глазными впадинами, причём необязательно у женщин! Ну и потом… я ведь психом считаюсь! Это тоже не стоит забывать!

   Ева внимательно выслушала Джека. Можно сказать, ей понравилось его предложение. Оно очень впечатлило её – некогда разочаровавшуюся в смертных! Но… одобрить такую постановку древняя всё же не смогла, по причинам которые немедленно озвучила. Озвучила сексуальным голосочком, по-рыбьи надув губы:
   - Нет-т! Боюсь, в ближайшее время ты отсюда не выйдешь, мой котик! Много ненужного внимания приковываешь! Ну и потом… ты слишком хорош, слишком важен, чтобы собой рисковать, а я ещё не растеряла свою хватку. Мне по рукам в одиночку пристыдить этих подколодных змеюк, как и урезонить их смердящий аспидский азарт!

   Ева специально произнесла “ну, и потом”, как бы повторив за Джеком Хэлваном. Таким образом, выражалось её заигрывание с ним.
   Хэлван же заигрывал, используя иной рецепт, но тоже заигрывал: менялся в лице, менялся в настроении, менялся часто и громко. Скачки от жанра к жанру, от комедии к полудраме, сопровождались подергиванием мимических мышц на артистическом сорокалетнем лице.
   - Нет уж, я не намерен стоять, как последний трус, в стороне, пока сосунки, или, как ты их там назвала… молокососы? Вот. Пока молокососы исподтишка чернят и дискредитируют все, что ты создала, пока они пытаются разрушить все, что ты построила потом и трудом, вылезая из шкур слуг и рабов! Старина Джек не привык сидеть на скамье запасных в качестве сомнительной замены! Старина Джек выступает железно в роли нападающего. Это - основа большинства сюжетов, в которых фигурирует старина Джек! – “старина Джек” весь изошелся в поддельной тревоге, да в дутом приШученном сочувствии, что к черту растерял поочередность жестов и уменьшительно-ласкательных форм. Дабы сохранить оставшийся нежирный налёт искренности и не уйти в направлении старого нонконформистского снобизма, лохматый бонмотист овладел собой в кои веки, явив, вероятно, обновленную, “осовремененную” версию Безумного Джека: подошел впритирку к мадам Мармонтель, плотно с ней соприкасаясь, и застучал растопыренным указательным пальцем по своей груди, - Послушай сюда, если ты и вправду та, кем себя называешь, то должна знать одну древнюю истину: дети обязаны защищать матерей. Так вот же, с недавних пор в мои обязанности входит оберегать тебя от зла, оберегать от опасности! Даже если во всей вселенной нет ничего, что сильнее тебя! Сильнее и прекрасней! О, мама!

   Еве не пришлось бы потратить, например, ещё полчаса на то, чтобы сознать очевидное – великий преступник Земли целиком в её власти. Одним из важнейших приемов промывания мозгов является подмена добра на её симуляцию, а всё потому, что натуральное миксолидийское
добро нельзя добыть из ничего. Его надо долго и заботливо “выкармливать”, а для таких огромных жертв нужны мотивы. У Евы не было мотивов любить Джека, ибо Джек – обычный смертный. К великому несчастью, из настоящего к нему у неё могла быть только неприязнь, да разговорчики с шипением и зубным оскаливанием.

   Тем не менее, будучи гениальной лицедейкой, Мармонтель лихо победила Хэлвана в неофициальном конкурсе актерского мастерства и внушила ему все эти эмоции с приставкой лже – лжематеринство, лжелюбовь, лжеродительство, лжезабота о глупеньком Джеке…
   Для чего это делалось, для чего понадобилось изгаляться над зрением и страстями маньяка – Ева, возможно, не знала сама.

   Она двумя пальцами прикрыла ему рот. Он охотно облизнул эти пальчики. Она взяла его руки, подтянула ещё, ближе, взяла его лицо в руки, аккуратно погладила во всех-привсех участочках, и голосом, промежуточным между материнским, псевдосестринским и «давай-ка этим займемся, мой котик», проговорила серию сложных предложений, не сбавляя в громкоте и строгости.
   - Нет-нет-нет. Твоя ненависть к соплеменникам не поможет делу мира. Зато делу мира поможет твоя семижильная, выносливая хитростность! И я не призываю тушеваться, не склоняю к закрашиванию гнева, к осветлению тьмы! Боже упаси… Я предлагаю гнев и тьму одолеть, смыть с памяти всю грязную заразу, что годами усиживалась на креслах твоей базисности! Ну, же, покажи мне себя настоящего! Если это сработает, то мальчику, ищущему мать, больше не придется покатываться со смеху! Любовь – медикамент, изобретенный непосредственно мною. Вспомнился шестнадцатый век! Русско-литовская война. Когда раненые говорили “научите влюбляться, потому что мы не хотим умереть в пустоте”, я отвечала “готовлю предписание” и предписывала. Герои Пятикнижия лечат, влюбляя. Понимаешь, к чему я клоню?
   Джек сказал мгновенно. Во всех переливах, во всех мелизмах мгновенности.
   - Неложные философы, энгельсы и пирроны без подмесу, которые, в идеале, должны стоять у власти, превратнее превратности и источают заль, но к ним тянешься. Втолковать и размельчить – только половина поставленной задачи. Вторая половина, та, что значительно сложнее – впустить в себя капельку безумия, духовно обнажившись, и выработать иммунитет, а также разработать средство, его стимулирующее. Подсказать тебе, мамуля? Ближайшая аналогия - полюбить и не обжечься. Можешь ли так?

   Хэлван представил то, что уже достаточно долгое время представлял в своих снах – лицо Эмилайн Тёрнер, его “другой мамы”.
   Ева же представила прямо противоположное – то, что Хэлван представляет лишь её, ведётся лишь на её маскарад, а его эрос – последствия только её чар.

   Скрываемая неискренность и самообольщение, безвозбранное лицемерие с прелостью сегодня возымели положительный характер. Конечно же, Джек посовестился вперяться в просторы губ замужней Абель. Зато он не посовестился впериться в просторы сочиненной, вымученной стремлениями НЕ замужней Эми.
   Джек поцеловал перводеву в губы, словно забыв, что она – перводева. О мужскую щетину можно потереться и почесаться… Королева хитрости, долго сего ждавшая, “почесалась о его щетину”, разогревая очередную дозу вкрадчивой покорности, удесятеряя ПСЕВДО, утраивая ЛЖЕ. Глаза Хэлвана сбросили усталость, скинули, как скидывают фрахт, и подчертили французско-библейский каскад шармов и пригожеств, лавину экстра-классов и клад прелестей = “запретный плод” из поднебесья, раздутый агитацией до раблезианства.


   До воскрешения Джека. До нового рождения…
   Мирок Эмилайн в сотый раз перевернулся. Сестренка водила руками у него по спине, а потом опустила их ниже и залезла ему кое-куда. Джек ответил ей тем же, помешав сообразить обхватить его шею, чтобы не удариться. Эми вообще такая штучка – когда возбуждается, то совершенно теряет рассудок.
   Психопат плотно прижимал её к двери, поддерживая за ноги и одновременно их раздвигая, готовясь войти в неё полностью. Экс-полицейская стонала и заливалась удовольствием, будто в первый раз. Вся раскраснелась. Хэлван трахал её, подбадривая шутками в коротких перерывчиках. Через минут пять-семь он стал в неё вдувать, прижав сильнее. Эми вскричала. А потом начала его зазывать тонким шепотом и отвергать, как бы, требуя очередного продолжения.

   Главное, что нужно извлечь из этого события, это что, целуя Еву, Джек понимал, что целует не Эми. “Самая могущественная иллюзия слаба и ничтожна при наличии памяти”.


   Довстань следующего дня в том же “райском” доме.
   Абель стояла у того же окна и смиренно ждала, когда её милый Джек проснётся и зайдет в пианинную. Предстоящий новый разговор с новым поцелуем (или без него – не так уж и важно) должен будет показать, чего именно она хочет от смертного и хочет ли чего-то. Периодически её отвлекали подчиненные, уведомляя о статусе поисков рии. Это уже не работало как улучшатель настроения, ибо по-настоящему хороших новостей давно не приходило, но, главное, не портило ритм, не сбивало.

   Как только Джек показался в комнате, как только выглянул из белого проёма двери, хозяйка сказала убедительным голосом:
   - На этом всё. Вы свободны!
   И прислужники быстро покинули её пианинную.

   Месье Хэлван, одетый также, как и при вчерашнем разговоре, покрутил рукой у виска, и только затем выказал недоумение. Выказал словесно.
   - Я всё никак не пойму, вот хожу и не врубаюсь, честно-причестно, неужели столько хлопот, столько сутолоки из-за одного существа? Все эти мероприятия ради… такой ерунды? Мам, ты меня расстраиваешь. Я ведь только приучился относиться к тебе более-менее серьёзно, а тут...
   Абель поскорее отключила портативный компьютер, чтобы Джек не увидел фотографию Эмилайн на ярком дисплее, а затем качнулась на высоких каблуках и подошла к нему. Сегодня у неё были туфли вместо сапог и платье не совсем зеленое. Аквамариновое. Более редкий, более изысканный оттенок!
   - Начинай жить, малыш, начинай, малыш, дышать, начни наслаждаться своей второй жизнью, своим вторым шансом, и перестань уже волноваться по разным пустякам. Мама всё уладит. Тебе лучше сосредоточиться на отведении от себя гадкого чувства вины, а также на борьбе с детскими комплексами, которые, скажем прямо, тебя портят!
   Джек не согласился с ней. В корне. Он продолжил гнуть свою линию, добиваясь уточнений и ответов.
   - Комплексы? Мило. Что ж, а ты в таком случае не мешкай с признанием личных слабостей, мамочка, иначе их вскроют окружающие. Не пытайся затемниться, потому что для человека естественно иметь страхи и сомнения, а ты ведь… человек! Как ни верти – никуда от природы не денешься! Тут, знаешь ли, нетрудно зайти слишком далеко. Трудно будет выйти. А тебе с твоими проектами, да духами Шанель по воскресным утрам и подавно… - Джек заметил растение на подоконнике, растение с бледно-розовым цветком, и потревожил орган размножения тремя пальцами, - Так что давай, мам, выкладывай, откуда взялась эта невинная восторженная уверенность в себе, почему ты постоянно носишь маску, будто оправдываешься передо мной, а еще расскажи про существо. Кого вы там вылавливаете… мне смертельно интересно!
   Видно, не подобрав подходящих оборотов, Перводева едва ли не сдалась. Она накинула неловкую улыбку и отрицательно помотала головой. Несколько раз помотала. Это ей ничуть не помогло, не прогнало то легкое смятение. Ну, а мигом после пришлось заговорить. Молчать было глупо, если в цели входило добиться расположения смертного.
   - Котик, прости, что не предупредила изначально, но я не собиралась и не собираюсь посвящать тебя во все наши тайны. Однако поверь, я не сделала ничего такого, что могло бы тебя как-либо расстроить. Заботы человечества - это только мамины заботы. Маме их и разрешать…
   Между тем Джек остался непреклонен, и ни под каким предлогом отступать не собирался, даже перед возбудительно-вкусным внешним поводом.
   - Дорогая, что ты такое несёшь … я знаю этот взгляд! Я вдоль и поперек изучил маршруты твоих мыслей. Всерьез обеспокоенная, ты обходишь молчанием заключительный рейс. А, может, просто лучше мне откроешься… - Джек запустил пальцы в лифчик “мамочки” и осторожно стянул чаши вниз, обводя большими пальцами соски раз за разом, пока те не затвердели. Впрочем, это продлилось достаточно недолго. Абель остановила похотливого, избавив свое телесное пространство от его конечностей, - Скажи мне, что оно такое! За кем ты там охотишься…

   Древняя неотрывно и пристально смотрела на Хэлвана, как обычно смотрят на тех, кто небезразличен, и чуть не подпустила к ноутбуку. Благо, древняя успела выключить компьютер. В ней ревность соревновалась с жаждой ревности. Это удивительное, но довольно приятное чувство, было в новость для той, чей брак тянулся единицами с шестью нулями и десятками сотен.
   - Повторюсь ещё раз, не суть важно, кто это и что. Зачем, когда и почему! Задавая вопросы, можно не заметить, как пролетит жизнь. А самое непростительное из людских согрешений - наплевательское отношение к божьей благостыне!

   Джек мог погаситься в амбициях, мог “отодвинуться”. В конце концов, путь назад был открыт для него. Эмблематический проход в беспечалье, дефиле в вечный отдых. Только одно мешало так поступить – прежде Джек никогда не сдавался, и будет унизительно сдаться сейчас. Тем более, средство способное унять несговорчивую Еву, таки подыскалось. Не самое очевидное, но весьма действенное, “хэлвановское” средство. Психологически-мощное, влияющее даже на бессмертных!
   - Прости, но я боюсь, что долго так не выдержу. Мне опаскудели паршивые секреты. Знала бы ты, мама, как я устал от утаивания информации! От диссимуляции, которая уже разрушила одну не самую ужасную семью! Я наблюдал распад отношений под одеялом, будучи ещё малышом, и переносил на себе чужой негатив месяцами, пока развитие деморализации и порчи не достигло верха! И я больше не хочу… не хочу повторения! Избавь меня от этого разговора анонимных алкоголиков, прошу…

   Разузнав получше об основных страхах “котика”, покопавшись в его, так сказать, комплексах, Абель изменила своё мнение весомо в пользу искренности и произнесла в полуслух “в добрый час”. Так уж и быть. Хозяйка расскажет, на поиски кого она подключила несколько христианских подразделений. А, может быть, даже и покажет…
   - Bien, je t'ai compris. Je fais les excuses pour le retard avec la r;ponse!
   (Я об этом не подумала, сынок, извини. Но я постараюсь исправиться)

   Через не хочу, почти что через силу Ева раскрыла одну из главных карт – карту по имени Эми. Разумеется, это обернулось жестоким сюрпризом для Джека Хэлвана, признавшего в “мамочке” первоклассного стратега, дающего сто очков всему самцовому виду. Но и немало расстроило его.
   - Как тебе вообще… как тебе пришло в голову скрыть от меня это? И зачем скрывать??? – изрядно подразочарованный, Джек лишь сильнее помилел в глазах Евы. В таком виде он ей нравился больше, - Да уж! Прямо в голове не укладывается! Как ты могла, пфф…
   Между тем бессмертная не поленилась убедить “котика”, что всё хорошо и в планы Мармонтелей не входит причинять вред его ненаглядной. Лишь поговорить. Обоюдный договор, со слов Евы, уладит кучу серьезнейших проблем, вернёт некогда утерянный баланс добра и зла во вселенной, разделенной на ипостаси.
   - Беспокоиться не о чем. С ней всё будет в порядке. В контексте последних волнительных недель я бы ни за что не позволила причинить Эми вред. Полагаю, ты не в курсе, чем закончилась для неё ваша встреча…? Что ж, я тебя, так уж и быть, просвещу. Но предупреждаю, эту информацию тебе будет очень нелегко переварить. Не уверена, что ты будешь рад узнать, что Эми тоже… умерла!
   Худшие прогнозы Абель сбылись моментально. Всё именно так. Джек “не переваривал”. Блюдо, поданное к столу, учудило конфликт с его желудком еще до того, как пробралось к нему внутрь.
   - Что?

   Догадливая Эми, будто могущая сканировать мысли, поняла, чего хочет Джек. Хотя тут невозможно было не понять. Слишком всё просто подавалось. “На тарелочке”. Слишком всё было очевидно…

   Эми прижалась к Джеку, когда тот был уже мертв, прибит здоровым кирпичом, и закрыла глаза в ненормальной надежде, что те никогда… не откроются.
   Зуон мироздания: плохая надежда сбылась. Сердечко эвентуальной рии не выдержало драмы. Оно остановилось… погибло под нажимом беспорядка, испуга, того же смятения и замешательства!

                Сердечко рии…


   - Быть такого не может! Эми прикончила меня… это я помню, как будто это было только вчера, но я ума не приложу, что могло случиться с ней! Кстати, что…?


   Она не заметила, как он перестал называть её мамой.
   Она не смогла заприметить момент его смерти.
   Возможно, потому что она сама умерла.
   Это бы всё объяснило…

   Ева попыталась дать ответ в своей манере, “с божественным цинизмом”, но сама не заметила, как ушла в направлении большей человечности. Так переменились черты её лица.
   - Всё сложно и просто одновременно. Говоря доступным языком, Эми
погубила любовь к тебе. Она не вынесла удара. Грудь её зажгло, от души оторвалось! Как ты уже понял, конец ночи того дня закончился одинаково плачевно для вас обоих. Вы встретили прекращение жизни, отправили в рот смерть, узнали на собственном опыте нюансы и порядки междуфазных приключений! Знаешь... я даже завидую отчасти, ведь до сих пор, до сей минуты, смерть обходит меня стороной. И это такое себе счастье, если честно, хоть и не посмею спорить, да, жизнь - это здорово! При ведении здорового образа от неё можно даже… получать удовольствие! Хотя, если принимать в расчёт библию и все десять заповедей, то получение удовольствия зачастую неотделимо от греха. Это и правильно, и неправильно. Многое в бытие зависит от того, под каким углом зрения смотреть на вещи!

   Пока “мама” разъясняла, Джек, чьи колени хрустнули при прикосновении с полом, подполз к краешку стола и ухватился за ноутбук, как за соломинку. Ева отошла немного вправо, предоставляя “котенку” простор. Пестрота намеков и отсылок насели на скелет конфликта и сам конфликт населся на эту рябизну!
   “Сестренка… это всё я… я во всём виноват. Из-за меня ты настрадалась и, возможно, продолжаешь страдать. Пускай мне нет оправдания, пускай прощение мне не светит, я знаю, ты…

                как зимний дождь.
               
                Придешь, полюбишь и поймёшь.
                Нью-Йорк намочишь, но и промокнешь сама,
                Что есть мздовоздаяние, что есть стимуляция,
                А наша цена – парк и озеро. Сомневаться не приходится!”


   Символизация – созиданье богов.
   Где-то шёл Новый Год, светились гирлянды, светились улыбки! Ну, а где-то лежали Эми и Джек. Не двигающиеся, полностью “отключенные”, готовые к моргу… два мертвеца!
   Пригревшиеся друг к другу, они не обращали внимания ни на что… в чём заключалась неоспоримая выгода всех стихнувших и прекратившихся: сладкогласие шумов, гармоника, спокойствие…


   - Я понимаю, это всё очень неприятно… - говорила Абель, - Но достаточно всего один раз призадуматься, котенок, всего лишь раз, и ты тоже поймешь, что всё могло быть ещё хуже. Гораздо хуже! Поверь! То, что сейчас происходит, в принципе недалеко от идеального расклада. Ты не горишь в Аиде, ты вернулся. Эмилайн вернулась вместе с тобой. Важно отыскать её, найти с ней общей язык, чтобы убедить встать на нашу сторону, на сторону света и добра!

   Сквозь нежелание Хэлван поднялся и посмотрел в глаза своей новой мамочки. Бессмертная то внушала доверие, то, нет. Порой он не знал, как к ней стоит относиться и что от неё ждать. “Женщина-загадка” крутила его чувствами, но ему было, скорее, приятно, чем наоборот.
   - В тебе тоже сокрыто много добра! Много хорошего! Я могу показать тебе это, если подпустишь! Могу попытаться вытащить то хорошее из бесконечных разрозненных завалов и скоплений боли и мести, чтобы ты увидел и прочёл альтернативный сценарий жизни Джека Хэлвана! Сценарий, исключающий появление на сцене Безумного Джека – твоей человеконенавистнической, злой половины, подговоренной и обученной, чтобы влечь хаос и посевать страх!

   Ева прижала пальцы к вискам Джека, намереваясь тщательно изучить его мысли. Это была её единственная суперспособность, раскрывшаяся
на четвёртом столетии жизни. За два миллиона сто семьдесят четыре тысячи лет она прочла мысли сотен и тысяч! И то, что бессмертная там “прочитала”, то, что обнаружила, потрясло до глубины!


   Черви, пики, трефы, бубны, карты деньги и стволы!
   Черви, пики, трефы, бубны, карты деньги и стволы!
   Черви, пики, трефы, бубны… бляяяяяядь!

   Какие-то мужчины сидели за столом и играли в дурака, постоянно матюгаясь… и держа пушки при себе, словно в ожидании подвоха.


   Самое мерзкое и отвратительное вылезло наружу, вероятно, в самый неожиданный миг. Джек окунулся в ледяное болото своего “собачьего” прошлого и застыл, покрывшись тонко-твёрдой коркой шатания и неуверенности. Чтобы его отогреть, Ева его приголубила, сказала пару слов на иноземном древнем языке и пару слов на французском:
   - La meilleure reconnaissance - quand il ne faut pas attendre la reconnaissance. Quoi que tu me voulais remercier?
   (Лучшая благодарность - когда не приходится ждать благодарности. Как бы ты хотел меня отблагодарить?)

   Джек многозначительно повел глазками в сторону приоткрытого окна, затем перевел внимание на надувшую щёки Абель и произнес медленно, с расстановочкой, тоже на французском:
   - Sur, je suis pr;t ; passer n'importe quel essai, est pr;t ; croiser моисееву le chemin, et tout pour toi d'une. Si je mens maintenant, tout honn;te – le mythe.
   (О, я готов пройти любое испытание, готов пересечь моисееву дорогу, и всё ради тебя одной. Если я сейчас лгу, то все честные – миф)

   Джек слабо провел пальцем по губам “мамочки”, словно высмеивая её безглагольность. Он заключил её нежное лицо в свои грубые ладони и чуть не раздавил!
   …Их кожно-мускульные складки тесно встретились и тесно присохнули. Вышвырнутые за борт опасения нашли себя в подзуживании, но потаяли при жаре грянувших несосветимых ласк. Уставший разум отбыл восвояси, передав флаг победы тому, что прежде пропускалось - таланту Джека Хэлвана вершить, заряжаясь энергетикой, чужой и собственной, и обучая этому других, как сейчас обучалась этому (!!!) Ева.

   Смак его губ, его “кожных складок”, обволакивал её покрывалом невиданной преданности и уносил прочь, подальше от насущного, подальше от проблем, от беготни за огненной девчонкой…
   Осталось выждать, когда он решится уронить её на стол, и снимет с себя всю одежду. Ремень за ремнём, смелость за смелостью…


   Следующим утром…
   Джек уже по обычаю входит в пианинную. Что-то изменилось - замечает он. Мадам Мармонтель не стоит у окна. Она сидит за ноутбуком с выражением, будто ещё немного и вознегодует, ещё чуть-чуть и взорвется. Это, конечно же, было связано с поисками Эми. Даже не потребуется спрашивать…
   Ни с того, ни с сего “котенок” поднял неожиданного тему, >>тему древности<<, предпосылок к чему не проскальзывало ни при одной из предыдущих задушевных бесед. Отсюда и неожиданность!
   - Ты никогда мне не рассказывала о своей жизни там, в садах Эдемии… о том славном периоде! У меня создалось ощущение, мама, что ты… избегаешь малейшего упоминания о нём! Я могу и ошибаться, и если я вдруг ошибаюсь, ты имеешь основание поправить меня. Но мне кажется… мне кажется, я прав, и ты действительно скрываешься, но не столько от какой-то там угрозы из космоса, сколько от себя самой, ведь самые могущественные наши враги - это мы сами! В этой истине я убеждался уже миллиард раз! Я - любитель каламбуров и манерный острослов! А раз уж мне, дураку, известна эта истина, то тебе, мудрой, она известна подавно! Я ведь не ошибаюсь… не так ли, мамаш? – Джек всё стоял и ждал, очевидно, надеясь, что ему не придется уламывать бессмертную и бессмертная “расколется” сама, но, увы. Ему пришлось надавить, да покрепче, - Завершая проекты, мы покой не обретём. Перестань прятаться. Раскройся мне и станет легче… слышала подобный слоган?
   Кажется, старина Джек переусердствовал. Абель вышла из себя и вскочила. Компьютерное кресло отъехало назад, врезавшись в стенку. Было ясно, её возмущало поведение “котика”, а именно, когда “котик” затрагивал вещи, по её мнению, его не касавшиеся. Тем не менее, Абель раскрепостилась. Предложение Джека было не безвыгодным.
   - Запомни раз и навсегда, малыш: о таком воспрещается говорить, не подготовившись. Эдемия не просто другое измерение. Эдемия подтверждает полярность, а полярность подтверждает Эдемию. К примеру, я не переселенка для Земли и не иммигрантка. Я - правомочная коренная жительница, и любая планета, любой мир – моя и мой, ибо родилась я раньше всех миров и всех планет! Ещё вопросы будут? Или, может, наконец, успокоишься уже и позволишь мне работать? Я вообще-то для Земли стараюсь! Не только для себя и мужа!
   Джек выдохнул. Ему это… понадобилось, чтобы самому не закричать. “Мамочка” же отошла лишь после глотка минералки. Видимо, накипело и нужно было выругаться. “Особо терпеливых достать очень легко”.
   - Знаешь… когда мы вчера тёрлись друг об друга, когда я гладил своего конька об твою медузу, а медуза глотала конька, меня не покидало поганое чувство, что ты с помощью меня пытаешься что-то подавить, а я всего лишь инструмент для тебя, который по окончанию ремонта полетит пылиться за ненужностью! - повторяя некоторые жесты Абель, такие, как стучание ладонью по стеклянной столешнице и взмахи руками, Джек твердо держался плана выуживания из Евы удивительных признаний, - Повторю в очередной раз, ты мне ничего не поведала о своих этих… садах! НЕ ПОВЕДАЛА! Вопрос следующий, какого же хренка? Почему ты не хочешь посвятить котика в тайны зарождения мира и миров? Почему не рассказываешь о вашем прошлом? Скажи мне правду! Я как никто заслужил титул хранителя книжек за семью печатями! И только не спорь, умоляю. Сил у меня всё меньше и меньше, да, собственно, их просто уже нет…
   Длительно моргавшая, Абель вдруг перестала. Её зрачки остановились, неспособные выбрать, что лучше – нырнуть под веки или выйти из орбит. Перводева потянулась через стол, пытливо вглядываясь в Джека. От неё изошло столь много признаний, что их с лихвой хватило бы на десятерых Лэтсов Грандов.
   - В том мире, откуда я веду своё происхождение, отродясь не было никаких садов, никаких полей, никаких озёр и никакого счастья!
Там непреходяще и безлётно преобладает произвол, суть которого в том, что все горят и страдают! Страдают и горят! Царствию чего не будет конца! И представь, что я прожила там, в таких жутких условиях, несколько столетий, своих первых! Я страдала и горела! И этот… ужас! Уж-ас! Он…  всегда стоит у меня перед глазами, куда бы я не пошла! Ничего не помогло мне забыть! Ничего… за два миллиона! И лишь недавно появился призрачный шанс освободиться, представь!
   “Лишь недавно…”

   - Эмм… - не зная, что ответить, ибо на ум не поступало ни хрена толкового, Джек потрогал своё лицо и погладил щетину, дабы убедиться в том, что уже не ребенок, ибо чувствовал себя маньяк, ну, очень по-детски, - Да уж. Ты меня загрузила по-полной и не на один месяц. Мне теперь электрошоковую терапию бесполезно назначать! Зря Джеки ввязался во всё это дерьмо… Хотя, если так подумать, именно ты ввязала Джеки! Я бы сейчас преспокойно валял идиота в Эдемии и никому не мешал бы… кстати, как я попал туда вообще? Я же отчаянный грешник! Разве отчаянных грешников допускают к садам рая? Что за послабления такие? Или всё намного проще и в небесном аппарате возникла неисправность, а я сам должен был оказаться в аду, но меня переместило немножко не туда? Объясни… если можешь, а если не можешь… тоже объясни!
   “Немножко не туда переместило Джеки. Немножко не туда переместило Джеки. Ой… пластиночку заело. Я начинаю повторяться. Джеки переместило немножко не туда”

   Ева еле удержалась, чтобы не стукнуть себя по лбу, потому что всё это время в упор не замечала одну важную деталь, пока “котик” не напомнил: она знала, супруг говорил ей, что субъект, в чьих силах помочь им выманить рии, повинен в совершении бессчётного количества ужасных преступлений и по всем статьям не может рассчитывать на элизийские курорты. Тем не менее, реальная картина такова, что грешник ступил за порог рая и неплохенько там оттянулся. Реальная картина такова… тем не менее!!!

   …Ева подошла к Джеку снова. Как и вчера, дотронулась до его висков. Как и вчера, стала с ним понежнее.
   - Ну, ты же понимаешь, что это не просто так, да? Это, если не и доказывает мою точку зрения, по крайней мере, делает её менее абсурдной. В тебе есть свет, не только боль и ненависть. Возможно, Высшие это увидели, что ещё раз доказывает, Безумный Джек тебе не нужен!

   Джек Хэлван:
   - Высшие? Хм. Что-то новенькое…
   Абель:
   - Ага. Раса, которая якобы сотворила богов! Её последние представители отвечают как раз за переход… Высшие, бесспорно, могущественны, однако, слухи о том, что, что они создали богов, это глупость, конечно, и вздор. В такую чушь верят и такие дурацкие теории придумывают лишь выпускники бездарных школ вроде школы чародейства Хайнстон, но это долгая история, котик. Тебе незачем грузиться новой ерундой...
   Джек Хэлван:
   - Да уж надо думать, мама! Меня уже подташнивает от всяческой мистико-фэнтэзийной мутотени. Пойду лучше Сумерки Стефани Майер
перечитаю…
   “И на этом кретиническом пафосном моменте с упоминанием Стефани Майер мне офигительно захотелось матюгнуться, но я не матюгнулся. Джеки, видать, исправляется. Жаль только, что понадобились могила и горб. Можно было обойтись меньшими затратами…”


   И снова на следующее утро. И снова… всё то же самое. Абель сидит за ноутбуком. Джек подходит к Абель, маленько возбужденный, присыпанный волнением.
   - Мам, тебя не смущает, что у тебя муж вообще-то есть, а ты позволяешь мне тебя лапать? Как это вообще… нормально по-твоему? И еще кое-что, не подумай, что меня совесть замучила... Я артиста перед снами забыл вырубить!
   Абель отвечает. Каждое её слово - заранее спланированное, слишком обстановочное. Восхитительный цинизм с гефештами, с ужиминами, какой встречается редко и какой восхищает. Однако некоторые из сюрпризов, подбрасываемых древними, буквально вводят в отключку, если к ним не подготовиться. Вот и сейчас Джек буквально чуть… не упал, потому что он точно не ожидал услышать… того, что, в итоге, услышал. И его, в общем-то, нетрудно понять. Признания мамочки подействовали на психопата ошеломляюще.
   - Вообще-то нет. Моя практика показывает, большинство смертных страдают ограниченным кругозором и совсем не мудры, раз в упор не замечают отличий между настоящей преданностью, духовной преданностью, и гендерными стереотипами о сексе. Вступать в половую связь можно со всеми подряд, оставаясь верными себе и своим половинкам. Говоря проще, у нас свободные отношения. Это как раз единственное логичное объяснение, почему мы за два миллиона лет не расстались!

   - Что??? – Джек схватился за голову, внутренне взорвавшись. Не в состоянии унять рвущиеся наружу эмоции, которые проще охарактеризовать существительным “обида”, шутник впал в истерию, - Ты сейчас… серьезно? Серьезно сейчас?!
   “Что??? Что??? Что??? Что??? Что??? Что??? Что??? Что??? О боги, не хочу ничего, лучше убейте меня кто-нибудь…”

   Еве не пришлось распинаться перед Джеком. Неожиданно дверь распахнулась и в пианинную вошел Ивес Мармонтель с двумя пленительными красавицами в платьях, окутанными дымкой его грубой чувственности. Его язык так и норовил выбраться, чтобы облизнуть ближайшую лакомую шею. Главное, всё это происходило при жене, отчего Джек, чьё сознание, видать, не попривыкло к подобной “злой” разгульности… ой, то есть, к подобной свободности, смущенно наморщился и трижды шмыгнул носом.
   - Очень серьёзно! Я вот вообще часто дома не ночую, чем наоборот. Пропадаю в борделях, в ночных клубах, в притонах разврата… И хотя проституция во Франции является нелегальным ремеслом, под моим покровительством держится большинство точек и пристанищ Парижа, как и точки ещё пяти крупных городов… - Адам скинул бежевый пиджак, придававший ему большей благородности, на бежевый диван, и присел вместе с профурсетками.

   Джек смог произнести что-то лишь после того… неважно, после чего. В общем, он смог произнести!
   - Это что получается… меня нагло использовали, как секс-игрушку для получения… удовольствия? Ребята, вы сумасшедшие! Вы еще более отбитые, чем я! И это я заявляю, отнюдь, не на горячую башку! Сами устроили здесь интим-шоп, а меня не поставили в известность!

   - Всё именно так! – неоднозначно улыбнулся Адам, - Ты, как я вижу, слишком высокого мнения о себе для простой игрушки! Но ничего… привыкай! Оставшиеся дни ты проведёшь здесь, в постоянных унижениях… - а затем, чмокнув в носик каждую особу, поздоровался с женой. Им было желательно обговорить очередное важное делишко, а нахождение рядом Джека Хэлвана… мешало, поэтому “мамочка” попросила Джека удалиться к себе в комнату и до неопределенного времени не выползать. “Всё как всегда, всегда – как всё”.


   Когда Джеки наконец-то отвалил, Адам уперся ладонями в стол и наклонился близко к Еве. У него была к ней ответственная просьба, впоследствии озвученная галантно и изысканно:
   - Милая, я собираюсь совершить одну скверную вещь, а ты у нас мастер в этом. Боюсь, без твоей помощи, любовь, мне не справиться. Понюшка чудовищности… предоставишь мне её? В обмен я скуплю для тебя сеть парфюмерных магазинов! Ну… что скажешь?

   Ева:
   - Зависит от того, что ты попросишь!
   Адам:
   - Попрошу об услуге. В прошлом году в Париже образовалась так называемая церковь Сатаны, у неё есть родственные общины в Базеле и Берне, а ещё одна недавно открылась в вечном городе. Там адепты подписывают договоры с Каином. Старый приятель не догадывается о моём вмешательстве, но… пропуск на свежую дьявольскую церемонию уже приобретён, как и наше членство. Внедряться мы умеем, не так ли?
   Ева:
   - Конечно, любимый. Внедрение – это вся наша жизнь! Семантема…


   …Ночное собрание дьяволопоклонников в храме, куда Адам и Ева проникли под видом “своих”, традиционно началось с раздачи церковных причиндалов, которые обязан иметь всякий сатанист.
Упорядоченность и пунктуальность во всём – гарантия успешного проведения обряда, а сами причиндалы - ожерелья с натуральными камнями, с натуральными костями, и бокал с неизвестным содержимым, предположительно, с алкоголем времён Первой мировой.
   Мадам Мармонтель приняла ожерелье, взяла в руки бокал.
   Месье Мармонтель, извинившись перед главарём культистов, покинул храм на середине службы, пожаловавшись на дискомфорт в эпигастрии.

   - Внедрение – это вся наша жизнь!

   Внезапно тишину разбавило музыкальное произведение торжественно-скорбного характера. Но зазвучал этот похоронный марш лишь в женской голове, представлявшей сектантишек теми, кем они вскоре станут слаженно замыслу – беспомощными трупами под тимением прочих делегацией, мешающейся примесью, прахом под её каблуками…

   - Семантема…

   Ева не гнушалась чёрной работенки,
   Ева улыбалась, когда “будущая примесь” чокалась бокалами, да так, что содержимое их переливалось из одного в другой, таким образом смешивалось.
   Ева ничего не боялась!

   Глава сатанистов погладил двадцатичетырехлетнего сынишку по голове, безумно гордый, что его потомок унаследовал знания и фамильные черты Дюплесси. Такая радость для старого родителя!
   - Je f;licite, mon fils, nous avons pass; le long chemin, mais il n'est pas encore fini. Le plus il est temps de f;liciter nos amis, nos fr;res et les soeurs! La gloire de Kainou!
   (Поздравляю, сын мой, мы прошли долгий путь, но он ещё не окончен. Самая пора поздравить наших друзей, наших братьев и сестер. Слава Каину)

   Из всех, кто присутствовал, Еве по-настоящему было жаль лишь молодого человека. Дочери богов, в меру совестной, не хотелось отравлять того, кого обрекли на служение Тьме родственные корни. Однако никакая жалость не поколеблет её дух, её решительность. Ева – не Ева, если отменит собственный план, чтобы только спасти драного мальчишку.

   Дюплесси-младший повторяет за отцом:
   - La gloire de Kainou! – и опустошает бокал до толстенького донышка. Одновременно с ним пьёт отец. Пьют все сатанисты!

   Внезапно Абель в игровом порыве демонстративно разбивает тонкостенный сосуд, швыряя на пол! В её случае отрава проникает ни к ней внутрь. Отрава разливается лужицей.
   Насмешка коварной устранительницы капает багряно, как и “напиток Первой мировой” с десяти ртов примесей и прахов, а сразу за насмешкой – грохот падающих тел и звон стекла портит церемонию. Но деве все равно. Дева полила грядку гордыни, куртину высокомерия, и собой упилась.

   Поправляя волосы и снимая заколку, дева опять усмехается… а потом уходит прочь из храма, покидает церковь на каблучках, взмахивая платьем. После неё остаются смерть и симфониетта смерти = творческий почерк Абель Мармонтель.

   Also the Lord has made the person sound sleepy; and, when he has fallen asleep, has taken one of ребр him, and has closed that place flesh. Also the Lord from the edge taken from the person, the wife has created and has taken her to the person. Also the person has told: here, it is a bone from my bones and flesh from my flesh; she will be called the wife because it is taken from [the] husband. Therefore the person of the father and the mother will leave and it will be stuck to the wife; also will be [two] one fleshes. And both were nude, Adam and his wife, and weren't ashamed. — Byt.2:21-25
   (И навёл Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа [своего]. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут [два] одна плоть. И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились. — Быт.2:21-25)


   …Через два денька Париж захлестнула широкая волна убийств и взрывов, что родило панику среди любителей газет и новостей! Осмотры мест происшествий, установка личностей погибших, опросы подозреваемых – полиция города встала на дыбы! Мотивы преступников оставались неизвестными вплоть до поры, пока расследование не выявило связь большинства жертв: почти все, кого “вынесли”, практиковали сатанизм и являлись членами таких сект, как "Восход Каина"; “Начало Каина” и “Поход Каина”. Некоторые, а точнее, многие, когда-то отбывали срок, но были выпущены при разных обстоятельствах…
   Прокуратура Парижа прокомментировала, но не утешила жаждущий правды народ!


   Дом Мармонтелей. Вечер субботы.
   Ева и Адам, празднующие однозначную победу, абсолютное упразднение кланов Каина во Франции, смотрели телевизор и, сидя в тесную обнимку, распивали Реми Мартин. Сказать, что просто довольными выглядели перволюди, значит, не сказать ничего. Восторженные улыбки не сходили с их лиц. Муж приставал с поцелуями даже, когда жена просила дать ей передышку, аргументируя, что жутко устала.
   В этот раз они не совершили революцию, как сами считали, зато напомнили о себе олицетворённому злому началу, что есть олицетворенное доброе начало, которое не дремлет, которое бдительно стоит на страже и всегда готово напомнить о себе!


   …Джек Хэлван дождался, когда хозяева улягутся спать, чтобы тайком пробраться на кухню и набрать полные карманы кедровых орешков. Его желудок стонал чаще, чем полагала “маманя”, баловавшая проказника завтраками-обедами-ужинами, лишь бы Джеки не голодал.
   К несчастью, в отличие от предыдущих актов воровства, сегодняшняя пробежка по роскошным коридорам закончилась плачевно для лохматого: на пороге, ведущем в царствие лакомств, ему попался некто, управляющий пространством и временем. Этот незнакомец, кем бы он ни был, а был он могучим и сильным, перекрыл Джеки проход и грозно уставился красными глазами.
   - Кто ты? – спросил его Безумный.
   Дьявол собственной персоной, которого крайне взбесила “антигадесовская” деятельность четы Мармонтелей, давних врагов Сатаны, предложил Джеки маленечко проветриться.
   - А ты разве не помнишь? DJHJRRRES! Давай-ка выйдем на улицу. Подышим свеженьким воздухом!

   Несколько месяцев назад в садах Эдемии.
   В ту же минуту Каин/Гадес просиял с неизменной яркой усмешкой, очень польщенной, очень довольной:
   - Что ж, а вот это уже другой разговор!

                Безумный Джек не заметил, как лицо собеседника побледнело, став похожим на мел, а глаза налились бесовской багровостью.


   Без сомнений, при любом другом раскладе Джек был бы счастлив погулять. Он достаточно долго пробыл взаперти. Хозяева не особо ему верили, считая, что хитрец может убежать. И все равно, неволя – далеко не самое ужасное, в чем Хэлван убедился на второй минуте тёрок с дьяволом. В историчности Каин подстрекал злых людей противиться богам и полуэнгелам, обещая горы золота… горы, и долгую беззаботную жизнь! С тех самых пор ничего не изменилось. У повелителя ада не появилось ни единой причины уважать человечество!
   Улица Бертона Пуаре сохраняла дневную оживленность до позднего вечера. Запашок арабских блюд, соблазняющий прохожих, рекламировал закусочные эффективнее самых ярких вывесок, а модные витрины старинных магазинов были не столько на виду, сколько на слуху. Знакомства, происходившие порой на ровном месте, радовали глаз тех, кто еще не нашел себе партнера. Нашедших же знакомства сближали. Кого-то не дальше, чем до пары свиданий, а кого-то вели к бракосочетанию.
   - Ты мне вскоре понадобишься, учти! А пока… оставайся паинькой… пока я тебя снова не навещу! И о нашей встрече ни слова! Понятно? Если проболтаешься, то я сразу узнаю… - Каин, чье лицо нынче было лишь немного бледнее обычного, хлопнул Джека по плечу и ушел. Любитель исчезать, он, как и всегда, растворился. Его голос, приглушенно-зловещий, словно громкий шепот, еще долго будет преследовать Хэлвана…


   Следующим днем… не всё как обычно. С недавнего времени Джек и Абель создали традицию общения за чашечкой чая, или за чашечкой кофе. Иногда они играли роли, далекие от самих себя, от своих первоисточников, а иногда подбирали что-то близкое. Это смотрелось интересно, забавно и мило
   - Ты меня совсем не знаешь. Откуда у тебя такие романтичные мысли? Ты себе нафантазировал невесть что! Зовешь меня то ангелом, то котиком, хотя от них во мне ничего нет! Зато у меня есть имя. И мне не нравится, когда обо мне говорят в третьем лице! Если ты и влюблен, то только в образ, который сам себе придумал. Мне это надоело. Я могу быть доброй до поры до времени, но я и злиться умею. Я не верю твоим словам! Они - сплошь фальшь, фантазийный бред психопата! Меня очень бесило, что ты следишь за моими видеозаписями, аудио, друзьями и, наверняка, группами. Постоянно спрашиваешь, что я собираюсь делать, хотя уже заранее все знаешь. Что ты постоянно пишешь мне, что ты гулял, какая у тебя погода, что нового. Тебе больше говорить не о чем? Тогда насколько скудны твои познания в других областях? Ты сказал, что девушка тебя бросила потому, что ей не хватало внимания, но это ведь не правда. Тебя чересчур много! Надоело! Я все о тебе знаю. Мне уже просто не интересно как, собственно, и флиртовать с тобой. Я все ждала, когда же у тебя пройдёт этот конфетно-букетный период, но увы... не дождалась. Устала!

   Джек тихим голосом:
   - Ну... над этим стоит потом хорошенько поразмыслить. Меня заинтриговало следующее "ты меня совсем не знаешь, я знаю о тебе все”. Так-то ты тоже, если призадуматься, все о себе рассказала. Двойные стандарты, мамочка! Двойные стандарты…
   Абель громче, чем всегда:
   - Потому, что ты всегда передо мной отчитываешься! Я знаю, что у тебя плохие отношения с семьёй, ты одинок, я знаю, что каждый день ты ходишь гулять, у меня нет ни малейшего желания об этом слышать! Знаю, что над тобой издевалась твоя мать. Одна издевалась, а другая прикончить хотела! Что у тебя нового… Знаю, что ты ведешь себя как лунатик, что меня очень расстраивает. Даже знать не хочу, в какой я там роли! Большую часть времени ты, конечно, шутишь над миром. У тебя нет работы. В сорок два года ты сидишь на шее у меня и считаешь это нормальным. Дальше не вижу смысла писать. Я и так много сказала. И нету здесь двойных стандартов!


   Четверг...
   Джек:
   - Мамочка, тебе не надоело? Ты задаешь мне вопросы, ответами на которые я владею в той же мере, в какой мере владеешь ими ты, то есть, в никакой! У меня все происходит по наитию, нежели по умыслу. Я пою не только то, что хочу петь, и пишу обо всём подряд, но не всё из этого мне нравится.
   Ева:
   - Ну почему. Я могу ответить. Потому что у меня самой есть маньячные наклонности. Они есть у всех по секрету. Я прожила сотни жизней. В одном из детств я была очень злой и всех, кто мне не нравился, а именно тех, кто издевались над другими детьми, я готова была уничтожить. В голове я придумывала им страшные изощрённые способы, потому я хотела стать патологоанатомом. Чтобы хоть как-то проявить свою тьму. У меня и сейчас характер неукротимый. Бывает, я едва себя сдерживаю, чтобы не взяться за нож и не пойти убивать. С Адамом однажды так сильно поругались, как, впрочем, и обычно, я кинулась на него с топором. Но он меня вырубил в прямом смысле, бросив в стену, и я получила травму головы. Поэтому, если бы я себя не сдерживала, то прославилась бы на всю вселенную, как самая опасная убийца.
   Джек:
   - Да ладно…?
   Ева:
   - Ага. И творю я тоже по наитию. У меня есть одна нелюбимая книга, но я вкладываю часть себя во все свои записи. Твоя жизнь маньяка мне тем и интересна, потому что я не могу понять, как же так писать такую огромную, жестокую книгу и при этом ненавидеть тех, про кого пишешь. Мне казалось, что ты будто проникся к главному герою, ну не знаю, не симпатией, но пониманием. Потому я спрашиваю, если бы ты сам был такой, ты бы убил меня или нет?
   Джек:
   - Я такой и есть, абстрагируясь от нашей игры. Или ты имеешь в виду, если бы я был умудренным многовековым опытом, как вы? Мам, не нужно. Вовсе необязательно жить столько, чтобы презирать этот мир!

   Среда…
   Ева:
   - Какой по твоему субъективному видению должна быть идеальная мать? И еще… насколько я подхожу под эти критерии? Представлял ли ты свою маму такой, как я, или это была женщина, совсем на меня не похожая? Как часто ты думаешь об этом? И вообще…
   Джек:
   - Думаю, любая идеальная мама недалеко ушла от тебя, как и ты недалеко ушла от идеальных мамашек. Да. Я представлял именно тебя.
   Ева:
   - Я вижу по глазам. Это не больше, чем лесть!
   Джек:
   - В лести нет ничего отвратительного. Более того, лесть помогает формировать истину. Не знаю, почему так все негативно относятся к лести. Единственное объяснение – стереотипы!
   Ева:
   - Допустим… мне интересно, что в тебе по отношению ко мне перевешивает чашу – лесть или искренность? То есть, истина уже сформировалась, или ещё рано?
   Джек:
   - Сформировалась на… двадцать девять процентов, но скоро, полагаю, она доформируется. Надо только подождать… Кстати, к твоему сведению, будучи чрезвычайно мечтательным ребенком, я готов был принять любую мать. Даже откровенно дерьмовую, лишь бы исполняла свои функции. Впрочем, дерьмовая мне и подвалила…

   Четверг…
   Ева:
   - Когда ты впервые меня увидел… что ты почувствовал? Можешь описать эти эмоции?
   Джек:
   - Ну, знаешь, я проведу аналогию с автобусом, который врезался в машину. Мне показалось это чем-то вроде знака свыше... или небесного послания! Теперь я понимаю, что моя интуиция меня не подвела! Ты явилась с небес. Это замечательно! Словами не передать и не нарисовать кошачьими какашками!


   Пятница…
   Ева:
   - Поподробнее расскажи об этой своей психической способности рисовать в уме идеал. Назовем это так – феномен Джека, если ты не против.
   Джек:
   - Да, не против. Я ведь вообще самый особенный. Ну… скажу, что мне… неизвестны корни данного феномена, поэтому, собственно, делиться с тобой нечем. Я чересчур задумчив и дотошен, чтобы верить в мистику или в знаки свыше, хотя не исключаю, что ты могла оказаться той самой как раз по мистической причине. Мне…__ты…__вправду…__дорога…__ Но также нельзя сказать, что я совсем не верю в мистику. Я пытаюсь её объяснить, но не всегда получается.

   Ева:
   Хорошо, но скажи, зачем ты вообще представлял себе свой идеал вроде меня?
   Джек:
   - Честно?
   Ева:
   - Конечно!) Что за вопрос)
   Джек:
   - Чтобы было что-то вроде опоры и чтобы не зацикливаться на негативе, который меня окружал! Это первые курсы психологии. Я гораздо примитивнее и проще, чем кажусь. Причина моей популярности, опять же, в предрассудках…
   Ева:
   - Ну, понятно. В общем, ты искал себе жилетку. Ясно. Тебе нужна сильная женщина, сильнее тебя, которой бы ты мог с утра до ночи плакаться. А ты такой себе приземленный эго-садист, привыкший винить в своих комплексах мир и подгонять всё и всех к одной, стандартной мерке.
   Джек:
   - Не совсем так, но в чем-то ты права. Слабым меня не назвать, учитывая, что я переношу всё, самосовершенствуясь. Если я психую и убиваю, то только по собственному выбору. Пусть это и иллюзия самоконтроля с позиции логики, надо признать, я с этой иллюзией ушел далеко вперед, дальше остальных. Тут спорить бессмысленно. Мир содрогается от одного тихого упоминания моего прозвища, а когда меня кто-то пародирует, этого дурака, как правило, подвергают избиениям, потому что не фиг без повода напоминать о страшном психопате, погубившим… сколько там? Восемь миллионов?
   Ева:
   - Всё равно. У меня подруга такая. Живет в Майрхофене. Иллюзия самоконтроля, как и у тебя. Она тоже, типа, не срывается, Зачастую спокойна как монахиня. Но любая жизненная невзгода выбивает её из колеи. Спокойствие не показатель внутренней силы. Потому что таким образом можно эмоции просто свои не показывать, скрывать и всё. Только энергия истрачивается зря, только сила уходит… Вот я, например, бешеная. Я всегда срываюсь по любому поводу. Но всё, что мне пришлось пережить, гонение, потеря крыльев, предательство, не сломило меня, а наоборот. Я прошла множество войн, унижения и неприятие со стороны общества, судебные процессы, ссоры с Адамом, невралгию, больницу, однажды едва не попала в психлечебницу... Различные травмы, полное отсутствие поддержки, и жизнь одной с чужими детьми на половину шестнадцатого века… Это говорит лишь о том, что я переживаю свои эмоции и тем набираю моральную силу.
   Джек:
   - Оу… нифига!


   Суббота…
   
   Ева:
   - Признайся, тебе было некомфортно заниматься со мной сексом, потому что ты не определился, как ко мне удобней относиться – как к объекту симпатии или как к маме.
   Джек:
   - Ой, да ты мои мысли угадываешь, чаще, чем я пускаю газы. Ну, да. Есть такое. Конечно же, мне было некомфортно… Особенно после того, как ты призналась, что у вас СО в почёте. Опаньки! Свободные отношения божьих деток? Ну, да, это имеет смысл. Вот же я, дебил, не додумался… Я должен был задаться, почему вы за дохренища тысяч лет друг друга не запарили! Нереально не заебаться, не заводя флирт на стороне! Простите мне мой русский…
   Ева:
   - Скажи честно, ты практикуешь подобное поведение со всеми женщинами, которых считаешь в чём-то мудрее тебя?
   Джек:
   - В смысле практикую? О чем ты, мамань?
   Ева:
   - Называешь мамой, навязываешься, бежишь плакаться, обо всём рассказываешь… Ты понял, о чем я.
   Джек:
   - Ну, для начала нужно учесть, что тех, кто в чем-то мудрее меня, чертовски мало, а так… вообще… да! Я так восполняю недостаток любви к себе, чтобы поверить, что меня есть за что любить!

   Воскресенье…
   
   Ева:
   - Хочешь, поделюсь своей теорией, почему вы, смертные, становитесь жестокими?
   Джек:
   - Давай. Очень интересно узнать, что думает о нас, о смертных, та, которая пьет вино литрами просто чтобы… пить.
   Ева:
   - Я верю в перевоплощение души. Что каждую жизнь земляне своими поступками набирают себе карму! Отрицательную или положительную. Но всё это необходимо для прохождения важных испытаний. И вот мне кажется, что некоторые маньяками рождаются, то есть, души этих невезунчиков томятся под непробиваемым слоем темноты, что они тащат с прошлых воплощений. Но если такие души попадают в проблемную семью, или в их жизнях происходят жуткие вещи подобно тем, что описывал ты, или тем, что проходили другие жестокие маньяки. Их тьма вырывается наружу! Но если такую душу воспитывать в любви и гармонии, то появляется призрачный шанс, что проживающий во тьме сделает свой выбор в пользу света. Тьма никуда не исчезнет, она будет с ним до нового этапа, но превратится в нечто большее, чем желание убивать, кромсать, насиловать… Засыпая, я часто вспоминаю семнадцатый век. Крестьянам светских феодалов жилось очень несладко. Эти люди мучились, потому что не ощущали безопасности! Тьма проникала в сердца и умы этих бедняг, отравляя их! И зачастую некому было им помочь. Эти души гибли, к сожалению. Все они под конец пути сдавались… оказывались во власти Гадеса! Мы с мужем не могли противостоять этому злу. У нас были свои заботы, и потом… у нас не было ничего… никакого средства, чтобы их защитить! Что всегда выходило отлично, так это выслеживать и устранять его последователей, но польза от этих убийств была, так скажем, небольшая. Сил от этого у него не убавлялось…
   Джек:
   - Ты сейчас упомянула Гадеса, потому что я встречал его в Эдемии, да? Значит, ты об этом знаешь…
   Ева:
   - Знаю, конечно! И предупреждаю тебя, сын, никогда не ведись на его уловки. Я говорю тебе это на тот самый случай, если ты вдруг увидишься с ним снова. Дьявол - давняя напасть всех богов, всех древних, как мы, всех сверхъестественных! Что-то вроде грязи, знаешь, которую никак не смыть, хоть и все пытаются! Болезнь, зараза…

   Джек с восхищением:
   - Оу, ты меня сыночком назвала…
   Ева нерешительно:
   - У меня это вырвалось!


   Понедельник…

   Джек:
   - Итак, мне надо хорошо подумать, чего я тебе еще не говорил, а то я в ситуации, когда реально не знаешь, что сказать, ведь я тебе по факту пересказал всю картину моей жизни. Ну, могу покидать шуток, если хочешь. Какие еще не кидал… Или рассказать о каком-нибудь забавном случае из моего непродолжительного детства. Просто я считаю, что мое детство закончилось в шесть лет, когда я попал под замок к уроду-психиатру. Могу сделать для тебя что-нибудь, мама… Подумать надо - что именно… Вообще я хочу тебя радовать, и вижу, что ты хочешь радовать меня! Это хорошо, если учесть, что в сумме на Земле враждующих больше, чем ладящих. Ты и сама пессимистка ещё та. Просто профессионально вуалируешь свой скептицизм, чтобы убедить меня, что я один заблудший тут, а все кругом правы. Хэх! Но не стоит утруждаться! Правда в моём распоряжении. Я – во всём прав. Безумный Джек во всём прав! Безумный Джек и я – одно целое. Этого не изменишь, м-а-м-о-ч-к-а! Вот так вот…
   “Вот так вот”
   Ева, не сдаваясь:
   - Уверена, что смогу изменить.
   Джек:
   - Попытайся, конечно! Попытайся… Но если не получится, то я буду смеяться над тобой. Смеяться до упаду, смеяться по-звериному, вспоминая наш секс!
   “Мамочка…”


   …Адам вернулся домой, в пятнадцать тридцать, и с порога отчитался перед Евой, почему опоздал на обед. Не особо осторожничая, Джек спустился по лестнице вниз и уселся на диване в ожидании хозяев. Подобно шаловливому подростку, ему нравилось проверять их нервишки. Это происходило всё чаще и чаще с каждым днем, а выражалось всё бутафорнее.
   Адам, который был негативно расположен к Джеку с самого начала, поставил вопрос его нахождения острым ребром, что едва не вылилось в ссору:
   - Ainsi, je supportais longtemps ce d;sordre! Mais tu connais, ; tout il y a une limite. Ou tu lui expliqueras intelligiblement ne pas tomber sous les yeux de moi, quand je viens, ou je, ainsi vraiment et ;tre, je cracherai sur nos plans pour le confort personnel et j'exp;dierai ton favori en arri;re! J'esp;re, tu as compris que je ne plaisante pas maintenant? Salue, si a compris, cher!
   (Так, я долго терпел это безобразие! Но знаешь, всему есть предел. Или ты вразумительно объяснишь ему не попадаться мне на глаза, когда я прихожу, или я, так уж и быть, плюну на наши планы ради личного комфорта и отправлю твоего любимчика назад! Надеюсь, ты поняла, что я сейчас не шучу? Кивни, если поняла, дорогая)
   Муж был убедителен, но все же несколько мягок. Абель с одной стороны проигнорировала всё, что он назаказывал, а с другой – нашла компромисс. Серединка на половинку. Поцелуй в щеку с протяжным обслюнявливанием заметно смягчил его требования, а поправление галстука серией нежных движений резко повысило тонус, помогло ему отвлечься.
   - Je suis contente que de toi non en tout cas sur notre confort, mais je demande beaucoup, laisse l';ducation me. Les l;pres du Jack ne doivent pas nous casser du cours, faire fausse route vers de grands r;ves... Essuie encore un peu. Pour deux millions d'ann;es nous allons enfin dans la direction fid;le. Pour la premi;re fois pour deux millions...
   (Я рада, что тебе не все равно на наш комфорт, но очень прошу, оставь воспитание мне. Проказы Джека не должны сбивать нас с курса, сбивать с пути к большим мечтам... Потерпи ещё немного. За два миллиона лет мы наконец-то идём в верном направлении. Впервые за два миллиона)
   И Адам также по-французски, с той же напоённой выворотной нежностью:
   - Eh bien, bien.
   (Ну, ладно)

   Жаждая поперчить их перемирие, Джек “подсыпал соли”. Сидя на диванчике, он не уставал наблюдать за милой парочкой, но когда дело запахло завершением, он вдруг вспомнил, что у него получалось искуснее всего - подогревать остывающие страсти, и крикнул Адаму:
   - Куда лапаешь? Занимай очередь!


   Недавно начавшаяся свежая неделя – неделя новых психологических бесед и новых откровений.

   Среда…

   Ева:
   - Ты ощутил наше бессмертие… тебе хотелось бы такого же?
   Джек:
   - Нет, ни в коем случае. На мой вкус это уныло. Тем более вы двое несколько не соответствуете моим представлениям, какими должны быть дети бога, а если быть честным, не соответствуете вообще.
   Ева:
   - Знаешь, в чём природа женщины? То, что мы чувствуем, например, если мужчина рядом с женщиной и он лживый, она постепенно начинает вести себя так же, чтобы под него подстроиться, и все его тайные желания временно становятся её желаниями, пусть даже он сам об этом не особо догадывается. Хотя она до него могла быть чуть ли не монахиней, а с ним превращается в шлюху, и дело тут в мужчинах. Женщина вбирает природу того, кто рядом с ней.
   Джек:
   - Ну, и зачем ты мне это всё рассказываешь? Ах, да. Чуть не забыл. У нас сеанс психотерапии. Но ты могла бы подобрать тему поинтереснее, поизысканнее, что ли… Неужели на уме нет ничего, кроме бабских заблуждений?
   Ева:
   - Ты мне дашь договорить?
   Джек:
   - Я тебе дам.
   Ева:
   - Так вот, с мужчинами я была шлюхой. Я чувствовала их явные желания, и тайные тоже... С мужчинами я была всякой. Я прошла столько разных этапов, от грубой похоти до нежности, что устала от любой любви. Никто так и не смог дать мне то, в чём нуждалась я сама. Я себя отдавала, а сама не наполнялась тем, что было нужно. Единственное, чего я сейчас хочу, так это понимания. Простого понимания. Без лишних нот и без любовной привязи.
   Джек:
   - Оу, ждать понимания от меня - это сильно…


   Четверг…

   Ева:
   - Я принимаю миры и существ, их населяющих, в том числе и Землю, такими, какими их задумали. У меня нет пожеланий касаемо природы. Только к отдельным существам и к себе самой, потому что я тоже существо.
   Джек:
   - Это значит, что у тебя есть ко мне требования, которые ты пока что не озвучила?
   Ева:
   - Есть. И одно из них звучит так – никого не убивай. Хорошо?
   Джек:
   - Ну, я так сразу ответить не могу. Мне нужно подумать… Дай сыночку время!
   Ева:
   - Будет тебе время, однако, помни, я очень надеюсь на тебя. Не подведи свою маму.
   Джек:
   - Постараюсь… Еще будут какие-нибудь требования?
   Ева:
   - Еще кое-что есть. Я хотела спросить. Почему ты написал его?
   Джек:
   - Написал… что?
   Ева:
   - Свою вторую личность. Зачем ты создал Безумного Джека? Чтобы он спас тебя от злого окружения? Только лишь поэтому? А не потому что ты, к примеру, любил изобретать, был склонен к творчеству, как тот же Гадес, который всех предал, чтобы иметь полную свободу и быть независимым?
   Джек:
   - Не знаю… трудный вопрос. Трудный, но актуальный. Возможно, я испортился, потому что я… слишком эмоционален... и информативен...
   Ева:
   - Информативен? Что именно ты имеешь в виду? Уточни…
   Джек:
   - То есть, во мне много мыслей и переживаний, много информации. Я пишу себя второго на трезвый рассудок, создавая то, что некоторые не придумают даже, находясь под сильным алкоголем. Чувствуешь талант?
   Ева:
   - Ты слишком стараешься. Тебя временами очень страшно читать. Даже мне. Хоть я и прожила… ты знаешь сколько, я никогда таких, как ты, не встречала. Никогда.
   Джек:
   - Надо же! Сочту за честь. А еще некоторые болтали, мол, Джек не уникален. Вот же идиоты…
   Ева:
   - Ты неправильно понял. Это не комплимент! Тут нечему гордиться.… То, что ты преуспел в согрешениях, не делает тебя истинно великим. К тому же нам неизвестно, смог бы ли ты прославиться хорошими поступками…
   Джек:
   - Ага. Забавно слышать подобное от той, чьё имя записано в догматах по большей части из-за того, что её первой создали! Давай, мам… поучи меня морали! Ты у нас святая! Ну, а я… один из немногих, кто сам себя регулирует. Это, возвращаясь к теме самоконтроля, если что!
   Ева:
   - Какой же ты…
   Джек:
   - Какой же я… что?
   Ева:
   - Противный!
   Джек:
   - Ой… (пукает) Удивила (пукает)! Удив… (пукает дважды) ила!


   Пятница…

   Джек:
   - Понимаешь, я ведь говорю то, что приказывает мне сердце, а не мозг. Между нами что-то не то… Я просто тобой болен, но не в плане любви. Я чувствую, что ты мне как мама, ну, или как старшая сестра, если хочешь. Эти два месяца прошли в радости и в муках, в угрызениях и в вере. Но что я могу сделать для подпитки своей веры? Моя вторая личность кричит, что больше так нельзя, что Безумный Джек умирает… А все же сердце оказалось ближе к правде. Любовь уничтожает злость во мне. Но как только я прекращаю общение с тобой, тьма мгновенно возвращается на трон. Всё потихоньку встаёт на места. Вначале лёгкая тоска, а потом зависимость… К концу приходит умиротворение в душу. Я больше не мечусь, не плачу, а это говорит лишь о том, что ты, несмотря на мой оптимизм, не совсем то, что я ищу, мамочка. Не моё. Родная душа, но не в том понятии, что вкладывает мой израненный мозг. Да, этот отрывок, этот эпизод именно после умиротворения наступил. Это переживание моё, мои мысли. Я вчера себя второго не писал, не подумай. Безумный Джек сам нарисовался и он меня зовёт. Ну, а моим немногим положительным качествам придётся самоустраниться. Это трагедия, да, безусловно. Но с подводной лодки не соскочишь. У меня нету обиды на тебя, хоть мне и очень неприятна эта ситуация. Правда. Прости. Ты фэнтезийно-познавательна, с налетом пурпуровых контуров. Но и этого оказалось недостаточно, чтобы спасти меня от тьмы. Так что окончательный неутешающий вывод – мне нельзя помочь. Я обречён…
   Ева:
   - У меня нет слов. Мне жаль. Я хотела помочь, я старалась вытащить тебя из бездны, в которую ты сам себя загнал. Но, раз ты так говоришь, то это значит, что у меня ничего не получается, и я боюсь думать, что будет, если это правда! Мне придется с тобой попрощаться…
   Джек:
   - Не вини себя. Ты сделала всё, что было в твоих силах, и даже больше. Я засранец и навсегда останусь засранцем.
   Ева:
   - Может быть, но мне почему-то кажется, что это из-за того, что я все-таки недостаточно добрая. Мне кажется, что в старании тебя переделать я потерпела фиаско, потому что… сама нуждаюсь в моральной доработке. Следи за собой в первую очередь и не учи жить других - вот великая истина. Остальное же лирика и чепуха.
   Джек:
   - Мам, а давай о другом. Не о грустном, тоскливом и страшном! Мы же можем дискутировать о чём-нибудь ещё? А то я у тебя только и воску в свечке! Довольно непотизма! Я серьезно…
   Ева грустным голосом:
   - Успеем о другом. Просто ты должен понять, что я не смогу выпустить тебя отсюда под конец всего, если ты за это время не исправишься. Нам придется… господи, мне даже страшно об этом говорить.
   Джек чуть более веселым:
   - Да-да. Вам придётся усыпить меня, как старую дворняжку, чтобы я больше никого не кусал! Ну, и чёрт с ним… Я согласен на всё! Только завязывай уже, хорошо?

   Джек неожиданно встал из-за стола, выпрямился во весь рост, отряхнул брюки для видка и окинул нервно-утомленным хмурым взглядом всю пианинную. Его вниманию попались расставленные со вкусом красивые иконки на специальных прямых полочках. Какое-то странное, взыгравшее в нём неодолимое любопытство заставило повернуться к Еве и тихо спросить:
   - Поскольку ты пережила всех этих святых, то, полагаю, должна много о них знать, обладать более точной информацией, чем то, что предлагают нам источники. Католическая вера провозглашает, что существует один вечный Бог в трёх ярких ипостасях: Бог Отец, Бог Сын Бог Дух Святой. Расскажи мне, про второго из них. Кем был Иисус из Назарета? И был ли он вообще, или это таки фейк, придуманный людьми, чтобы вдохновлять поколения? Какова правда, мамуль?
   Услышав вопрос, который поставил бы в тупик любого человека, Ева вся напряглась, зашевелилась. Раскочегарилась! Рука лежала на руке, подушки пальцев тёрлись о многочисленные кольца, и Перводева, словно в небытии, уставляясь куда-то в потолок, стала медленно рассказывать, уплывая памятью в адамовы веки, уплывая всё дальше… и дальше.
   - Когда мы с Адамом встретили этого человека, то очень обрадовались, ибо знали о существовании других, в чьих жилах текла кровь Создателей. Создателями я называю богов. Потомки богов - смертные, у которых в предках был бог или богиня, и у каждого из них имелось как минимум по одному уникальному таланту, по одной уникальной способности! Раньше было много таких, но сейчас все они… убиты! Истреблены! Иисус был не совсем типичным полубогом, но они все были… не совсем типичными! Каждый со своей индивидуальностью! Так вот. Пришел Гадес, который, как раз, причастен к большинству смертей среди полубогов, который веками занимался тем, что выслеживал потомков и умертвлял. Гадес совратил землян, посеяв в их умах сомнения и ложь. Но в этот раз врагу добра не пришлось даже стараться. Проблему усугубляло то, что Иисус, по сути, творил чудеса, что подталкивало к нему всех в нём нуждающихся. В его уникальности… Это противоречие – кромешный абсолют, когда добра так много, что притягивается зло, и что добро – кромешно! Такое никак не могло уложиться в голове завистливого отпрыска Арая и Сафер. Никак! Гадес подтолкнул людей распять Христа, притворившись многими из протестующих, так как умел создавать двойников и перевоплощаться. Умел менять внешность… Ну, а все обвинения в адрес чудо-человека, как обычно, сводились к тому, что он может больше, чем остальные. Страх смертных перед потомками богов был в принципе понятен, но от этого на душе становилось ещё более мерзко, потому что, на первый взгляд, проблема обычна, её в теории можно разрешить, но никто не поспособствовал тому, чтобы распятого сняли, пока он был ещё жив. Таким образом, Гадес погубил нового мессию! Самое ужасное, что космос насчитывает сотни подобных гадких ситуаций. В других мирах, в тысячах, в сотнях галактик, подобных Христу было море, их всех не сосчитать, но все они заканчивали плохо. Все они умирали! Умирали не столько из-за потуг лживого Гадеса! Умирали из-за дебильной толпы, из-за тупого окружения, которое, как ты говорил, привыкло жить стереотипами, отказываясь от реального видения определенной проблемы!

   - Ты и вправду настолько наивный и думаешь, что можно безнаказанно сделать что-то масштабное, не согласовав это с космосом? Не поделившись с богами? – Нимфа верила в себя, верила в Эдем! Здесь и сегодня, в эту минуту, она демонстрировала пример преданности древнему делу, не подпуская сомнения, выбираясь из колючих кустов обольщения проиграть и предаться забвению!
   Гадес сдерживался, чтобы не взорвать церковь смехом, выражая наигранное недоумение:
   - С какими богами ещё? Я всех истребил!

   Выслушав привлекательное стори, которое навечно уляжется в памяти и дерзко оттеснит всё остальное, Джек с умиротвореннием покачал головой, да положил взятую с полки икону Христа на её постоянное чистенькое место.
   - Ну, хорошо! – сказал он, немало благодарный своей эрудированной “маме”, а затем пошутил в новый раз, - Сказочка, в принципе, правдоподобная, особенно на фоне того, что тут творится! Так что я сейчас не буду с шумом выпускать воздух из ноздрей. Как-нибудь потом его выпущу.
   “Как-нибудь потом. Как-нибудь потом. Как-нибудь потом. Как-нибудь потом. Как-нибудь… потом”


   Первый этаж. Восемь часов вечера! Всё идёт пучком! Адам дремал в кресле в сидячем положении, уставший после трудного дня, проведенного в беготне по кредитным кооперативам. Ему бы спать до самого утра, чтобы выспаться! Но не тут-то было! Адам вскочил от резкого стука так, словно это стук не в дверь, а в его голову! Джек подбежал к нему, вырвал у него из рук пульт от телевизора и сказал громко-громко:
   - Пожалуйста, не будь скупердяем. С минуты на минуту начнётся шоу Рональда Бака! Я никогда его не пропускаю, всегда смотрю шоу в это время! Мама мне разрешила, так что… уступи! Кыш! Я выражаю приказ уйти, чтобы наслаждаться без чужого надзора! ДАЙ РОНАЛЬДА БАКА!

   - Пропади всё пропадом. Господи Иисусе… - расстроено промямлил месье Мармонтель и уступил Джеку место, чтобы не связываться(   


   По приходу в Париж тёмно-синей ночи Джек занялся своим обычным делом – усердным копанием в холодильнике, поиском вкусняшек: как полноценной еды, так и закуски “на зубок”. Проказник, видимо, забыл, что его выслеживает дьявол. В ином случае остался бы в кровати. И уже во второй раз вшайрай, набалмашь дьявол… установил с ним контакт. Теперь уже на кухне.
   Каин/Гадес с хрустом жевал яблоко, и кое-когда, по временам издавал протяжное, мелодичное, на низких нотах:
   - Динь-дон-дон, динь-дон-дон! Динь-дон-дон, динь-дон-дон…
   В подтверждение своей нерадости дьяволу Джек вздохнул так громко, что можно было подивиться силе его легких:
   - А, это ты. Всё не оставишь меня в покое, да? Вот слушай… никак не пойму… чего тебе не хватает? Сидел бы там в своём заду, ой, тьфу ты, в аду, и жарил бы шашлыки с чертями-геями! Чего ты ко мне привязался? Я же не пидор…

   Гадес притворился, что пропустил мимо ушей шутовское вякание самодура Хэлвана. Хотя, впрочем, не было никакого притворства. Он его, в самом деле, не заметил.
   - Безумный Джек… - прошептал демонический злыдень, надкусывая яблоко, - Трудно поверить, что это поистине шедевральное творение было создано при использовании самых распространённых компонентов – мести и ненависти! Необыкновенность! Моя божественная сила просуществовала сама по себе первые несколько веков, не имея ни цели, ни применения, а ты, являясь до мозга костей обычным смертным, сколотил оркестр смерти без инструкции!
Творчество не знает возрастов, не знает границ…
   Хэлван понял, к чему Каин ведёт. Ему, умеющему осознавать с полунамеков, никогда не приходилось подолгу разжёвывать что-то.
   - Прикольно. Ты находился тогда рядом с нами и подслушивал наш разговор? Молодец…
   Злыдень подтвердил евоную догадку:
   - Верно. Среди прочих способностей я также обладаю даром невидимости, чем часто пользуюсь. Тебе, создавшему превосходную, смертоносную персону, себя перелепившему, должно быть неловко выслушивать эту чушь и самому её нести. Но в одном ты прав: Безумный Джек умирает. Мы не можем этого допустить. Я не могу допустить! Тьме необходима тьма! Согласен ли?
   Джек ответил...
   - И да, и нет. Но меня это, если честно, волнует в последнюю очередь. Я… планировал пописать после того, как попил бы молочка. Спасибо, кстати. У меня теперь из-за тебя моча прио… приостановилась( Теперь, может, проссаться не смогу.
   “А если Джек не сможет пописать, то не сможет пописать никто.…  Так мыслят все творческие люди, потому что все творческие люди – конченые эгоисты, которые слепо уверены, что от них зависит всё окружение. Так проявляется их непреувеличенная творческая конченность – со струйкой на мокреньком конце”

   Чтобы не тратить свое время, да и время Хэлвана напрасно, Гадес перешел к сути.
   - Я расскажу тебе, как живёт Эми… Однозначно, что с ней тебе больше не светит ничего. В недалеком будущем её ждет участие в межгалактических войнах, участие в чем-то большем, чем смертная скука! Эми уготована участь вселенской освободительницы, ведь она – последняя из племени рии! При таком раскладе, сам понимаешь, ей будет не до бесполезных романов с тобой. Ты же умрёшь на Земле, в одиночестве, без Эми, без её любви, без её заботы! Увы, не в моих силах исправить положение вещей… поменять расстановку! Тут я бессилен. Но… я могу слегка наладить ситуацию. Творчески подправить, так сказать, кое-где подрисовать, подклеить участки! Однако ничего не выйдет без готовности с твоей стороны совместно потрудиться. Я надеюсь, что мы друг друга поймём. Сотрудничество будет проходить без угроз, с дарами и поблажками, с любовью Эмилайн Тёрнер! Ну что…?
   Джек сказал:
   - Надо подумать! Неплохое предложение…
   Дьявол напомнил:
   - А мне кажется, думать тут нечего! Хочешь, объясню, почему?

   DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
   DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
             - Рождаясь, люди упускают, что живут один раз
    DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
    DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
                - Второго шанса душе не дадут небеса.
    DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
  DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
                - Искусство жить в своё удовольствие…
  DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
    DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
                - Произошло от меня!
    DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
    DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
     - Кроме того, от меня произошли все прочие явления, которые на Земле и в других мирах считаются грехами, а по существу, ими не являются.
  DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
 DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
                - Явления не являются!
  DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
 DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
   - Псевдоблагородная предвзятость ужасна и отнимает у
   человечества шанс. Псевдоблагородство отнимает жизнь!
   Благородство без псевдо… как не лживая Ева – ещё
   один миф!
 DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
  DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
   - Ева тебе лжёт, а я открываю глаза…
  DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
  DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
    - Стоит проучить проклятую обманщицу.
  DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
  DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
   - Я подскажу как… я подскажу!
  DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
  DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES! DJHJRRRES!
   - И тогда ты будешь видеть Эми вечно. Видеть Эми
    везде! Ощущать повсюду: не довольствоваться
    абрисами в сердце, а шуровать её образы.
    


   “Случайности в Париже обладают весьма продуманными схемами”. Люцифер поручил Джеку то, что мог сделать сам, но ему важно было, чтобы смертный подчинился. Спец по подлянкам и убийствам, Джек Хэлван прежде (!!!) никого не травил. Нанести вред живому организму действием ядовитого вещества, попавшего внутрь, через пищу, или другим способом – новшество с амбициями.

   “Как и продуманные схемы обладают Парижем”

   Небольшая плотно закрывающаяся бутылочка в руках сатаны – сосуд с опасным химическим объектом, добытым им на безымянной планете, в Синей Системе. По словам Гадеса, данный яд превосходен и одинаково губительно влияет на всю цепочку бытия:
как на смертных,
так и на ненавистных сверхъестественных.

- Ева тебе лжёт,
- Стоит проучить проклятую обманщицу.
- И тогда увидишь Эми…
- Ощутишь её повсюду!
- Эми! Эми! Эми!

   Джек поперву дьяволу не верил, а потом вспомнил вдруг, что творилось в Эдеме, когда Тёрнер предстала перед ним полностью голой, приятной, как однократное движение мускулов глотки при глотании, когда пьёшь нектар, и нектарово-свежей. Недавно возникшие сыновьи чувства к Абель Мармонтель тут же исчезли без следа и признака, как будто не было никаких нахер чувств.
   Подвижный клон Эми, изготовленный магией Гадеса, появившийся из-за коридорного угла, обнажился до крошечных узеньких трусиков и взял Джека под руку.
   - Ты меня что… за сучку продажную держишь, не могу понять? – спросил месье Хэлван, - Думаешь, у меня совсем нету воли?
   Гадес, который характеризовал себя борцом правду, пускай и только в рамках собственной выгоды, предпочел не скрывать очевидного:
   - Да… именно за неё и держу!


- Ева тебе лжёт,
- Стоит проучить проклятую обманщицу.
- И тогда увидишь…


   Ночью, ещё более поздней, ночью, близкой к утру, Джек незаметно проник в ванную, которая изначально была заперта на ключ, но благодаря магии Каина… дверь отворилась. Там он схватил первое, что увидел – флакон женского шампуня La force de la beaute, и побыстрее подлил в шампунь яд. Подождал, пока зеленая капля растворится в мыльной жидкости. Подождал и…
   “Прости меня, мама, конечно, но передо мной встал ответственный выбор - остаться независимым артистом или тишком на лейбл уйти. Этот выбор делает каждый из нас, исходя из личных стремлений и желаний. Выбор можно и не делать, оставаясь в бездействии… но я же вещий Джек. Я не могу бездействовать просто потому, что так, можно. Ну, а твой гранд-кокет непреходящей земной мудрости… знай же, мне насрать на него. Насрать физическим путём” – сделав дельце, Джек Хэлван выключил свет и закрыл за собой дверь. В то же мгновение защёлкнулся замок. На этаже, как и во всём доме, вновь воцарилась неприступная тишина, которую изредка нарушали лишь отрывистые смешки подлеца и короткие балаганные фразочки-конструкции, слямзенные из бульварных детективов.


   …Меж тем.
   Пятеро клонов Эмилайн легли в кровать к Джеку, задавливая его. Его и желание отскочить, чтобы сохраниться в целости. Эти иллюзии были столь правдоподобными, что они даже ощущали запах пота, кого им поручено смущать.
   Баловень судьбы всё не мог разобраться, галлюцинация это или явь. Не мог и не хотел! Стыда за содеянное не возникало, отчасти из-за эгоистической натуры самого месье Хэлвана, отчасти - из-за сильно притупляющего гипер-эротизма.

   “Первое сентября. Погода почти летняя. Девочка с белыми бантами, в белом фартучке и с букетом гвоздик вприпрыжку спешит в школу, весело напевая детскую песенку. Неожиданно перед ней на тротуаре открывается люк, и оттуда вылезает вонючий, грязный, потный сантехник, весь в говне и грязи. Он видит девочку и говорит:
   - Девочка, поди сюда.
   Она доверчиво подходит.
   Вдруг сантехник резко выбрасывает вперед руки и с удовольствием, обстоятельно вытирает их об её белый фартук. Девочка, в совершенном ужасе, кричит:
   - Дядя, вы что, сдурели?!
   Сантехник смотрит на нее укоризненно:
   - А срать ты, мелкая, любишь?”

   Одна Эми – у Джека “брала вафлю на зубок”, другая – проводила комплексный спинной массаж, третья ублажала приветным стерво-шёпотом. Четвертая же напоминала, с какой интенсивностью, с каким выражением он называл “мамой” их оригинал, и как красиво, как романтично он к оригиналу подлизывался.

   Мракан-сити… тот город был уничтожен взрывом чудовищной силы. Многие находки подтверждали это предположение...
Исследовательские группы всюду натыкались на группы скелетов. Это трагедия. Трагедия не только американского, но и мирового масштаба, потому что Америка – великий земной коллектив.

   “Идут навстречу два старика. Оба ногой шкрябают по сырому асфальту... Один другому кричит, надрываясь:
   Война во Вьетнаме. Почти пятьдесят лет назад…
   И указывает на ногу.
   Другой в ответ орёт, тоже, словно резаный:
   - Собачье ГОВНО, почти десять метров назад…”

   Пятая Эми облизала пигментированную область вокруг правого соска Джека, накапала слюной на ареолу и возбудилась от коричневатого цвета пигмента. Казалось, для полного запуска клону не хватало большей коричневости!


   - Мы с тобой виделись каждый день, лапуня, прикинь! Каждый божий вечер я проходил мимо тебя и заставлял тебя жрать препараты. Никакие олухи не смогут разорвать нежнейшие узы любви, а олухи, рожденные в Детройте, подавно…

   При появлении “живой легенды”, Мориарти нынешнего времени, все на мгновение призамерли, а потом противно зажужжали видеокамеры, направленные на девушку, когда та побежала к кавалеру. Стоя в семейниках, Безумный Джек ака прыщавый охранник Антнидаса с руками по локоть в крови стиснул ее в огненных объятиях.

   - О, милый!

   Фейковый Хэлван =
   старая роль,
   новый исполнитель.

   Джек так и заснул в компании клонов – демонических копий зарезервированной Эмилайн Тёрнер. Выдалась потрясная “электрическая” ночка с частыми переворачиваниями, с заднепроходными отрадами и пятью пружинистыми налитыми задами.
   Осталось, правда, в точности неизвестным, заказывал ли Джек, чтобы его трахали, пока он храпит, однако, как показал пролёт времени, в течение которого для определённой точки на поверхности небесного тела центральное светило находится ниже линии горизонта, псих точно не был против!

                Точно не был…


   С раннего пятничного утра, когда солнце покрыло верхушки соседних домов за окном, Джек, как ни в чём не бывало, уселся на диване, на первом этаже. Не вспоминая, что с ним произошло, не замечая изменений в себе, он остался в роли маменькиного сыночка, только теперь чаще ширил лыбу в надежде, что Абель спросит у него, чему он так радуется, а он в ответ отчудит какую-нибудь крутую укатайку во вкусе циркачей из столицы развлечений и города греха, во вкусе прощелыек из Лас-Вегаса в цветастых пиджаках!
   - Мама, я вчера выжил из рассудка, только теперь уже по-настоящему. Мне приснилось, что планета Земля имеет форму куба! Прикинь, а? И, проснувшись, я долго не мог понять, что со мной творится, чёрт возьми! А потом, когда я дотронулся рукою до трусов и обнаружил мокрое, то выяснил причину столь тревожных снов. Выходит, мои почки выработали жидкость и я… обоссался. Хотя нельзя исключать и другой вариант: мне приснилась квадратная планета не потому, что я надул под себя. Я надул под себя, потому что мне она приснилась. Ну, шо… предугадываешь ход моих суждений? Увлекательнее, чем шутки на фрэнчовом ТВ? – последнее Джек произнёс на русском языке…
   Ева улыбнулась. Это была её единственная (и, видимо, единственно возможная) реакция.


   Джек:
   - Я привык не обращать внимания на то, что мне малоинтересно. Наша жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на ненужности. Храм Мельпомены при моём появлении взрывается, следовательно, поиски призвания длились очень недолго. Но мое преимущество в том, что я не парюсь над вопросом, подфартит мне или нет. Не впечатлил народ? Ну, и ладно. Впечатлил? Хорошо. Вот примерно так это и выглядело всё. Это был остросатирический курьёзный пофигизм. Минимум серьезности – максимум бреда! Безумный Джек перестроил жанр комедии практически с нуля, ибо, что такое комедия, как не повод Безумному Джеку взойти на все вершины, красиво прорасти и впятеро
умножиться?
                ...
 
 (в комиксах про Бэтмена Джокер был почитателем театра, приверженцем около чёрного, “убийственного” юмора, как, в общем, и Джек Хэлван, который тоже любит юмор и театр, и убивает всех подряд)


   Ева:
   - Ты всё еще желаешь видеть меня в роли мамы? Или эти чувства поугасли?
   Джек:
   - Я желаю тебя видеть в этой роли ещё больше, чем прежде. Я желаю видеть тебя во всех ролях сразу!
   Ева:
   - Не врёшь ли? Посмотри-ка в глаза и скажи!
   Джек:
   - Нет уж. Не вру. Но не буду смотреть…
   Ева:
   - Попробуешь доказать? Если не хочешь в глаза смотреть, придумай что-нибудь другое…
   Джек:
   - Торжество безудержной иллюзии, ты служишь розжигом карминных листопадов, ниспадающих с небесной красной тверди, чтобы обособить твою нерукотворность и твою красоту. И только, чувствуя розжиг, до меня доходит, передо мной – дитя небес. Притом неважно, где ты родилась…
   Ева:
   - Ты такой романтик…
   Джек:
   - Не спорю. Слегка есть.
   “Я и вправду романтичен. Когда мне очень нужно…”


   Наступил очередной обычный вечер. Незаметно прекратились все разговоры. Неординарные способы снять стресс, связанные с неудачными поисками рии, убрать накопившуюся сильную усталость, закончились на ванне, которую Абель приняла в семнадцать тридцать.
   Джек всё сидел… спокойно следил за ходом событий, да за перемещением хозяев по роскошному дому. Руки прохвоста ежеминутно тянулись к смертельному флакончику, и приходилось не терять в бдительности, чтобы не спалиться. На карту поставлено многое, а именно – ночные свидания с Эми, и провалить задание Гадеса Безумный не мог. Цена чересчур высока, да и к тому же, проваливать совсем не в его интересах…
   - Хм, чем бы заполнить монжюс? А то как-то скучновато становится… - вслух произнес Джек, с интересом озирая гостиную.

   Решение включить телевизор и найти что-нибудь терпимое пришло к нему, отнюдь, не сразу. До сего момента лоботряс лихорадочно крутил в руках пульт. Крутил и подбрасывал, иногда роняя, но чаще ловя. Это продолжалось дольше получаса. Всё это время, можно сказать, шут набирался смелости для повтора недавних отвратительных действий. “Заделать козу”, пока никто не видит, и получить вожделенное…


   “Так, мамочка, ты уж не серчай на меня. Здесь такие тревоги бушуют, как волны морские, что без искажений особенно не развернёшься. Ну, а я без искажений никуда, так как сам – ещё то искажение.
   Ну, а если по-честному, без шуточных задоринок, как вообще мне можно было доверять? Доверять такому, как я… а еще два миллиона прожила, называется. Два миллиона пробродила! Ну, мамочка…” – внимание Безумного прицелилось к духам. Каин ограничился пояснением, что яд прекрасно впитывается через кожу. Это уже Джек придумал отравлять парфюмерию (шампунь, духи). Его изобретательность всегда оказывалась кстати, и трагикомичная опупея с накачиванием мадам Мармонтель космо-отравой - не исключение.

   Бутылочка Histoires de Parfums почти столетней выдержки, облюбованная подлецом со всех сторон, и не ахти сколько Синей Системы продали Хэлвану плацкарту к билету на поезд под названием “ночь с Эмилайн” или “радостный Джек”.


   “Поехали…
   Я никогда не прекращу удивляться тому, как у меня выходит всех одурачивать. Может, потому что я – главный дурак на дворе, и этот титул у меня никто никогда не отнимет?”

   Эми словно змеи обвили его шею,
   Эми прижались к его губам.
   Эми прижались ко всему Джеку Хэлвану.
   Эми… ко всему…

   Их было очень много! Много Эми…


   Ночь подкралась беззвучно, призвав освещающую мир серебристо-серую луну. В этот отрезок нерабочая часть города дремала, лицезря пятый сон, а другая – осторожно бродила по утихомиренным улочкам, либо играла в медленные гонки. “А вдоль дороги мертвые с косами стоят”.
   Но к рассвету Париж снова наполнится жизнью: людей станет больше, шум вернётся к власти, изгнав тишину, а дальше всё пойдет по накатанной, по давно составленному распорядку, по хитроумной программе, написанной самим бытием.

   …Наутро.
   Ивес Мармонтель автоматом оделся во всё деловое. Ему предстояла пресс-конференция, чего он терпеть не мог и чего всеми средствами избегал. Но в этот раз он был обязан явиться в назначенный срок, из чего выходит, что о переносе мероприятия не могло идти речи. Чувство обязательства не то же самое, что чувство принуждения, тем не менее, иногда их трудно отличить. Это как раз такая ситуация!
   - Дорогая, тебе нездоровится? Бледная вся… - заметив недомогание любимой Абель, сидевшей в кресле, Ивес провёл ладонью по её шее, по плечам, по руке, провел заботливо, ласково, страстно.
   Ева натянула вымученную принужденную улыбку, не желая задерживать мужа возле себя.
   - Да что-то не очень. Встала и ощутила слабость. Моя голова набрала вес и склонилась к груди. Чуть не упала… Но сейчас, вроде, получше. Не беспокойся за меня…
   - Странно… - шепнул Адам, и, машинально, проверяя температуру, приложил ладонь к её лбу, - Кажется, не горячая!
   Вечная спутница подхватила его руку над собой и улыбнулась уже менее вымученно.
   - Глупенький, ты что, забыл? Мы же не болеем! Наши организмы защищены как от охлаждения, так и от инфекций! От всех бактерий!
Наш иммунитет безупречен!

   - Да, точно… - согласился Адам, - Ну, тогда, я волен ехать со спокойной душой. А это недомогание… не волнуйся насчёт этого!
   - Именно! – согласилась и Ева.

   Обязательный поцелуйчик со взаимными напутствиями здоровья, радости и благоденствия раздался по дому, как грохот, что вовсе не казалось сюрпризом и не могло удивить: первая любовь грохотает. Сплетённость служит мелодико-метрическим образцом для дальнейших рефренов присяжного распева. Истинное священнодействие - приятная приватность без соблюдения внешних форм и официоза.

   - Я вернусь вечером, когда выведутся звёзды. Надеюсь, твоя слабость пройдёт к тому времени… - с этими словами Ивес покинул дом, закрыв входную дверь так тихо, как только мог.

   • * ; `* •. ;    • * `* •. ;    • * ; `* •. ;   • * `* •. ;    • * ; `*   
                •. ;   • * `* •. ;•. ; 



   Чарльстон. Южная Каролина. Три часа дня.
   “Я - Эмилайн Тёрнер. Моя жизнь - сущий ад, но я не привыкла ни на что жаловаться. Хотя… я даже в этом себе вру, даже здесь себя обманываю. Я жалуюсь всегда, постоянно ною… А самоутешение – очередное подтверждение моих слабостей”

   “Если ты что-нибудь делаешь, делай это хорошо. Если же ты не можешь или не хочешь делать хорошо, лучше не делай совсем” – подобными принципами руководствовалась Эми, оставшаяся такой же сострадательной и чуткой, какой была до сердцеперезапуска, до биса, до второго старта! Эми вернулась туда, где недавно была, где несколько дней назад погибло много людей, опять же, по её вине, как она считала. Разиэль, “еврейский бог”, добился поставленной цели – унизил рии в глазах её самой.
   Не мытьем так катаньем, перелопатив множество популярных методик, совершенно бесполезных и недействующих, вечная горюнья нашла утешение в легкой наркоте, которую некоторые принимают “для расслабухи после тяжёлой трудовой недели”. В её же исключительном случае это больше попытка обуздать зверя в себе, чем отдушина. “На что только не пойдешь ради спокойствия, окружающих, ради их безопасности, ради мира в мире и мирах”.

   Сегодня какой-то ветреный четверг. Обнесённый пронзительной тихостью, пронзающий оградами. Ограды = подозрения, разбуженные смертью. Смертельности до зарезу!
   Навстречу Тёрнер попадались люди, глазевшие на неё, как обычно глазеют на чужих. С токсичным недоверием, с недобрым едким шёпотом. Даже “пригородность” местности, выделявшаяся в сотне пустяков, не спасала ситуацию. В Чарльстоне ни наблюдалось
ни грана позитива! То ли Эми очерняла Чарльстон и рии подпольно управляла её бурной энергетикой, то ли городишко и без рии успел “очерниться”. Единственный прохожий, не посмотревший на приезжую косо – американка средних лет с пышной рыжеватой шевелюрой и серебристой помадой на губах. Этой женщиной была не кто иная, как Патрисия Даньелз - экс-супруга предпринимателя Эдзарда Беккера, которую с мужем роднила лишь не повзрослевшая дочь.

   Ну, а Эмилайн только предстоит расследовать убийство семьи Фрэнджей, к чему она морально подготовилась и от чего не посмеет отказаться. Не посмеет ни за что!

 


               



                Часть 4
   
   Чарльстон Южной Каролины – город-хранитель истории, музей под открытым небом. Здесь каждая улица и дом насыщены заманчивой хроникой, уникальная архитектура, которая подбавляет Чарльстону характерные оттеночки прелести и сочную презентабельность евроколорита, сводит взрослых-приезжих с ума и обвораживает сердца приезжих-малолеток.
   “Я держусь... держусь на последнем издыхании, с трудом, через не могу, сквозь адские усердия. Но не скажу ему. Не скажу ничего по этому поводу. Не хочу, чтоб мой Джек видел, как на закате блестят мои слёзы. Не хочу…”

   Эми шла по Чарльстону, не замечая всех его красот. Она пропускала их бессовестно, совершенно не жалея. Эми всё надоело ещё до воскрешения, а с воскрешением подавно – надоело вдвойне!

   “Какой же чудесной выдалась эта суббота. Лавочки, парочки, любовные признания... А я одна, как всегда. Я вспоминала парки Нью-Йорка. А он где то там. И я даже не знаю, что мой Джек чувствует... Да и навряд ли узнаю... К вечеру наполнился сосуд! Полнится дикой болью и грустью. Сказать соскучилась означает нагло принизить страдания. Сказать люблю… нельзя без принижения, потому что Эми никак не передашь.
   Встретить утро без него, проводить солнце без него входит в привычку. В дурную привычку! Но Эми продолжит бороться с пустотой, противостоять отсутствию до потери пульса. Эми будет воевать, пока Эми дышит. Планете необязательно читать её обиды, ибо планета – черства. Ну, а гордость Эмилайн Тёрнер – то единственное, что удерживает её от написания самых мощных драм. От передачи боли в форме текста! И чувствует Эми, гордыня строит нано-план побега.

   Поскорее бы, боль, поскорее…”

   Рассказы об английских колонистах, существовавших на старте тысячелетия, доносящиеся из уст престарелых рыбаков и инвалидов, не притушили ноншалантность брюнетки. Всё было бессильно перед этой женщиной, чьи планы на Чарльстон - гигантские папоротники, раскидистые пальмы, но не соприкасаются с наукой о развитии, хоть и прут сильно вширь.

   “Когда-то давно… одна милая девочка стояла на лестнице мрачного дома с десятью этажами. Смотрела в окно и любовалась закатом, так хотела, чтоб все её тревоги солнце Нью-Йорка забрало с собой. Она, как и прочие подрастающие ангелы, мечтала о высокой любви, о подарках и о цветах. Взрослого мальчика, который сумел бы стерпеть все её капризы. Чтоб мама и папа не доставали…
   Но не прошло и часа, как солнце Нью-Йорка полностью потухло. Как потух сам Нью-Йорк. И пусть это будет пока самое большое разочарование и проблема из всех её а-ля проблем только в начинающей жизни – в её второй жизни, в жизни без Джека, больше не во что верить, не на что надеяться и нечему следовать. Нет ни путей, ни путеводителей, и поэтому надо уходить. Твой лифт сломался, но остался вариант – за два мига очутиться на первом этаже, полётом вниз головой из окна. На первом грязном этаже…

   Только хочется дать мегаполису ещё один шанс. Всего лишь один. Показаться девочке гуманнее, добрее. Научить девочку не убиваться без причины, не допускать непростительных загибов, отклонять чепуху на постном масле и уделять внимание важности.

   О, боги… Эми даже, находясь в совсем другом городе, без конца размышляет о Нью-Йорке.
   Налицо – мощная привязанность.
   Налицо – Эми.

   Ведь Эми и есть та мощная привязанность, если сквитывать личность и качества, если мерить вселенную общим аршином. Мощнее только яркость пламени свечей в ночной церкви”

 
   Увы, воли Эми не хватило на то, чтобы заняться этим делом сегодня. Под “этим делом” подразумевается выяснение горького. Когда на Земле появляется очередной могущественный маг, стоит знать, что где-то, в противоположном краю мира, погибла одна хорошая семья. В основе бытия лежит смежность явлений, а в основе смежности – лежит бытие.
   Ученица Доктора Фрэнджа заучила не один десяток и, наверное, не одну сотню истин, малозначительных. Вот только эта – значительна, чем и отличается.


   …Шестнадцать часов сорок две минуты.
   Эми настреляла долларов на поездку в общественном транспорте, поговорила с адекватными людьми, имевшими немецкие корни и соображения насчёт самой часто обсуждаемой, самой яркой трагедии Чарльстона. Начинающий сыщик старалась скрыть заинтересованность, но её голос, её глаза, всё её существо выдавали помешательство. Начинающий сыщик убеждала местных, что просто устала и это состояние вскоре пройдёт. Она просто убеждала… ни в расчёте ни на что.

 
   Приятная итоговость смякающей субботы – отель с видом на прекрасный парк, на который у Тёрнер точно не хватило бы средств, но именно там остановилась героиня. Вначале, как можно было предположить, ей отказали в просьбе “погостить забесплатно”, зато потом произошло кое-что из ряда вон и администрация гостиницы резко зауважала клиентку: мужчина, которого попросили выпроводить требовательную девушку, здорово обжёг ладонь об неё. Здоровее, чем обжигаются горячим паром или кипятком! Ну, а далее, как можно предположить, понеслись голословные эгоистические обвинения в адрес супер-людей. Досталось даже старине Дендоку, который, в общем-то, никогда не творил гадостей и только всех спасал, всем помогал, как на территории Земли, так и за её “голубыми” пределами!
   Конечно, Эми быстро пожалела, что связалась с этими “хамскими баранами”, ввязалась в межвидовую гнилую пачкотню. Но её личный долг был важнее удобства, а значит, на второе придётся забить. Придётся терпеть “баранов хамских” и пачкаться! И ещё много придётся чего…

   “Ненавижу…”


   Эми запросила лучшие условия. Номер, предложенный ей, был теплым, уютным. Всё согласно запросу!
   - Спасибо…

   А ещё Эми вежливым тоном убедила проводившую до номера светловолосую красотку не звонить в полицию, не сообщать о присутствии “не такого, как все” на границе отеля, а дать ей три-четыре ночки, максимум три-четыре, чтобы закончить, по её словам, крайне важное задание. Задание, от которого зависит баланс, справедливость. Задание, от которого зависит судьбы и судьба!
   Надо отдать должное разговорным талантам “не такой”: блондинка исполнилась редким типом веры и оставила Эмилайн одну, меж четырех стен, пообещав не беспокоить, если только это не пожар и не ужин.

   “Фух… ну наконец-то от меня все отвязались. Теперь можно прилечь и отдохнуть” – с подобными мыслями рии завалилась прямо в штанах, в куртке, не спеша раздеваться.
                Не спеша и, похоже, не планируя…

  I was tired, I know nothing and would only like to bury a face in your knees, to feel your hand on hair and to remain so forever. Franz Kafka
   (Я устал, ничего не знаю и хотел бы лишь уткнуться лицом в твои колени, чувствовать на волосах твою руку и остаться так навеки. Франц Кафка)
 
   
   Абель Мармонтель – женщина, которая помнит, какой Франция была два века назад.
   Абель Мармонтель – женщина, которая помнит, какой была два века назад любая страна.
   Абель Мармонтель – женщина, которая помнит, какими были все миры два века назад и какими они были назад все века!
   Ангел ли Абель Мармонтель? Вероятно. Ведь когда-то у неё, у всёпомнящей женщины, были настоящие, ангельские крылья, напоминавшие бархат мягкостью, блеском и густотой цвета, либо же истинно-бархатные! Пожалуй, сейчас этого уже не выяснить, поскольку крылышки были повреждены и удалены хирургически…

 

   Постигшее первое разочарование в себе подобном не равно разочарованию в отце, ибо Дарейдас – не человек. В широком спектре моральных традиций, Дарейдас не считается живым существом из-за своей злости, потому что, в соответствии с мнением богов и полубогов, живое не способно ненавидеть так, как ненавидит тиран.
   Подобной информацией Абель охотно делилась с Джеком Хэлваном, с “сыночком”, который не отходил от “мамы” ни на шаг, но как только “мама” отходила от него с просьбой подождать её, когда шла подкрашиваться или же ей не здоровилось опять, Джек запускал ловкие пальчищки в карман своих брюк, доставал сосудик с ядом и незаметно что-то отравлял. “Выражение пригреть змею на груди простое и понятное, означает оно - получить какие-то неприятности от того, кого спас, выручил или кому делал что-то хорошее, но вместо благодарности получил неожиданный удар”.

   “Мамочка…”


   Джек себе приказывал - сам же и исполнял, делал это с садистской изощренностью и даже с наслаждением, руководствуясь идеей: никакой Гадес тебе не командир, когда ты пакостник похлеще Гадеса и горазд на такое, что Гадесу не снилось. То бишь, Хэлван не задавался вопросом, для чего вытворяет, а лишь признавал, что ему хочется “творить”. Творческих застоев у злодея не было, да и не может быть в принципе!
   “Мы умельцы, ибо всё умеем. Мы мужики, ибо мужественны. Мы клоуны, ибо тянемся к клоунству. Мы так, ибо мы так… влечемся к произношению союзов на И, да общением с заиками и с зайками”

   Вторник, среда, четверг! Дни текли незаметно, а Еве всё не лучшело! Наоборот. Будучи выносливой, выносливой до умопомрачения, выносливой на диво, дочь богов пожаловалась Джеку на своё самочувствие. Так вышло, что она не подозревала в нём обманщика, потому что не хотела ни в чём подозревать. Джек Хэлван был, вероятно, её последним шансом убедить себя, если не в собственной безгрешности, то хотя бы в собственном добре – обеспечить выход положительных качеств достойным примером, разредить чужую ненависть заботой, участием и доблестным добром.

   - Le minet que tu fais ici?
   (Котик, что ты здесь делаешь?)

   Однажды, это случилось сегодня, Мармонтель застукала Хэлвана за копанием в её личных вещах, за заглядыванием в пакеты в её спальне… Как и всегда, плут сумел выкрутиться, придумав наиправдоподобнейшую отговорку из всех наиправдоподобнейших софизмов и вывертов.
   - Я хотел… А в общем… Я хотел…

   Начиная внутренне злиться и негодовать, Ева совершила вдох и застыла в межкомнатном перегородке.
   - Что?

   Подлец захрипел, выпучив глаза, но постарался максимально открыть сознание навстречу Абель, да стерпеть все неприятные ощущения, дабы избежать позорного раскрытия.
   - Мам, у тебя порнографических журналов не найдётся? И да, мне бы ещё что-нибудь понюхать, а то прям… знаешь… не по себе как-то слегка…

   Ева:
   - Хм, а почему ты просто не подошел ко мне и не спросил? Я бы постаралась достать для тебя…
   Джек:
   - Да? А я… может, не хотел тебя доставать! Более того, что-то тырить я не собирался. Я бы всё вернул потом. Честное-пречестное…

   “Я бы всё потом вернул…”


   “Я до сих пор люблю... Ты до сих пор снишься мне... До сих пор снишься, зай... И когда-то эти строчки я подарила тебе... Не думай о том, что будет завтра. Представь, что у нас в жизни остался один день, и мы исчезнем, как и все люди, этим пасмурным утром. И тогда... я прижмусь к тебе крепко и шепну на ушко, что настал наш конец. И ты промолчишь, понимая, что я полностью права. Сегодня ночью можешь не гнать меня спать. А я не буду ревновать, сжимая кулаки от злости, нервно курить. Я буду еще больше ценить каждую секунду, находясь рядом, каждый поцелуй, твои сильные руки на моей талии. И твой запах, сводящий с ума одним фактом.
   Представь последний день. Только ты и я... без пропасти между нами”

   Чарльстон оказался мрачнее, чем Эми представляла, потому что мрачность следовала за Эми по пятам.
   Странный тип в ковбойской шляпе, с характерным порезом на щеке и рубцами на ушных раковинах, который, вероятно, в прошлом получил знак отличия за безупречную службу, теперь напивается в барах и ворчит на каждого прохожего, получая кайф от объективно-беспристрастной критики жизни; молодая мать с двумя детьми стоит на месте, на котором еще утром находился её дом, а теперь здесь только руины, мусор и провода, потому что её дом сгорел…

   Ни богатство призывно завлекающих вывесок, ни словесно подтвержденное величие города, ни запланированные съемки приквела «Планеты обезьян» с новыми актёрами… ничего не пеленало туман в сердце Эми, ставшей рии, или рии, ставшей Эми (ещё нужно понять, кто кем стал). Туман, который больше раскрывает, чем таит, невозможен с учетом его существуемости – невозможно красив, как невозможно красива и туманосоздательница.
   Империя лёгкости, царство наслаждений, чем поначалу позиционировался Чарльстон - царь курортных гостиниц, объявилась ещё одной мышеловкой: здесь проживали не самые счастливые, не самые сочувственные американцы, имеющие гору недостатков и кучу хлопот, не позволявших им вечно носить маску вежливости.

                Эта маска спадала.
                Такая неусидчивая…



   Эми нацелилась идти в полицейское управление, но начала зевать на ходу. Видимо, пяти часов сна, хоть и крепкого, не хватило, чтобы восполнить дефицит энергии и сбить сводящую с рассудка усталость. Адрес участка ей подсказали в магазине, где предлагали купить копии знаков шерифа, бейджи шерифа и шефа полиции. Продавец, не располагающий внешностью, расположил к себе кое-чем иным. К примеру, приветливостью. “Не каждый раз встречаешь хороших продавцов, а те немногие стоят и внимания покупателя, и в том числе его денег”.
   - Мисс, вам придётся пройти ещё несколько улочек. Я бы показал, да только не в интересах работы отходить от… (и пошло поехало. Объяснения простого продлились семь нудных минут).


   …Становилось ясно, весь департамент полиции Чарльстона утонет за одно упоминание “огненной женщины” в пределах городка, поэтому трепетные правоохранители предпочитали не замечать происходящее, включая начальника отдела. Ну, а Эми только всего и нужно было что перетереть с ним. Поговорить и смыться с глаз долой как можно расторопнее, как смываются и исчезают все ей подобные – люди с причудами, или “сверхлюди”.
   - Давайте быстрее это закончим. Скажу сразу, я не хочу неприятностей и в моих предпочтениях, как шерифа, искать способы поддержания народного спокойствия. Понятия не имею, откуда у вас суперсилы, да и мне все равно, в общем-то, однако, замечу, вы далеко не уродка. Наоборот, я бы сказал. Симпатичная чужестранка! Что-то есть в вас такое…
   В ответ на данный полукомплимент, приправленный мужской неаккуратностью, Эми отреагировала со взрывчатым сарказмом (хорошо, что хоть сама не взорвалась. Мало бы легавому не показалось):
   - И тебе не сдохнуть! Да. Представь себе, есть. Два литра алкогольной субстанции, выхлебанной мною натощак, а ещё что-то вроде… короче, не важно! Я достаточно опозорила себя, так что буду очень признательна, если ты окажешься мужиком не только на словах и, ну, хоть сколько-то поможешь мне в моих грёбаных поисках… я ведь могу немножко помечтать?
   Шериф восхитился вспыльчивой натурой “чужестранки” (причём, вспыльчивой в обоих смыслах) и пододвинулся поближе к столу, чтобы смотреть на собеседницу в упор, не упуская ни мельчайшего изменения на её лице
   - Тогда, для начала, просветите, как следует, что вас волнует, раз приехали к нам, рискуя репутацией! Полагаю, причина должна быть очень веской…
   Тёрнер подтвердила:
   - Верно полагаете! – и оперативно перешагнула к главной теме, к мотиватору своего громкого визита. Перешагнула чрез дебри сарказма, сквозь смак алко-зависимости.

   Начальник весь напрягся, чтобы глубже вслушаться. Тёрнер рассказывала медленно и ясно, но где-то на середине не заметила, как опять завелась.
   - Несколько лет назад в ваших краях произошло преступление, которое я намерена раскрыть, потому что расследование, проводившееся, вероятно, редкими тупицами, не сдвинулось с места. Хреновее того, настоящие убийцы остались на свободе, а всю вину свалили на невиновного. А что самое хреновое, так я уверена, что подобных актов, актов торжества несправедливости, в нашей стране больше, чем раскрытий. Собственно, как и количество хороших копов в США значительно уступает количеству редких тупиц и ленивых безалаберных амёб! Если посмеете поспорить – поспорьте! Если у вас повернётся язык сказать, что я в чём-то ошибаюсь – смело говорите! Я не буду применять к вам свою сверхспособность только из-за того, что вы… мудак! Но извините, если это не так, если вы не мудак и я зазря напылила…
   “Эми - мастер пылить. Это точно…”

   - Не нужно извинений. Всё нормально. Кажется, до меня дошло, о чём вы говорите. Только я внесу мааааленькую поправочку. В том деле было все предельно очевидно, потому его и закрыли. На невиновных у нас гнать не положено. К тому же подозреваемый, муж и отец убитых, исчез в тот день, когда был выписан ордер. Его долго искали и по сей день не нашли, он до сих пор не объявился, что, впрочем, еще сильнее убедило меня и других ребят в правоте обвинения! Простите, любезная, но так уж заведено в нашем обществе, что, если люди не желают сотрудничать с органом госуправления, то чаще их рыльца в пушку, ну, или же своим упрямством они автоматически примагничивают к себе ярлык виноватых. Вот если бы Фрэндж пошёл на контакт, кто знает, может, с него бы и сняли все подозрения! А так… ни у меня, ни, похоже, у вас, на руках нет ничего, что могло бы его обелить, либо же помочь нам в этом деле, раз вы не намерены считать Фрэнджа женоубийцей, простите! - на полную отчитавшись перед дерзкой гостьей, шериф сам жутко разошелся и задымил сигару, мечтательно прослеживая за ускользающим клубком белого дыма.
   Гостья попросила поделиться с ней “дымком”, и не услышала отказа. Беседа, начавшаяся грубо и почти оскорбительно, пошла на лад благодаря мужскому терпению и женской привлекательности. “Женская привлекательность” перебесилась и стала поспокойнее.
   - Вы правы. Прямых доказательств, отрицающих невиновность Миркура, у меня нет. Зато у меня есть слова, которым вы, мой упёртый, конечно, не поверите. Но… если вы решитесь на сотрудничество со мной, если соизволите временно передать мне папку с этим хреновейшим делом, чтобы я подизучила все тонкости, все даты, кто знает… что из этого получится. Может быть, я со своими суперсилами, которые всех так раздражают, окажусь порядком компетентнее местных простачков с никудышным подходом и узким пониманием общества… - под конец болтологии с ультра-серьезным пафосным настроем Эмилайн повела себя как обычно, не удержавшись от очередной попытки уязвить копов Чарльстона. Причём более интеллигентному шерифу давно стало понятно: перегиб с обобщениями – самая малость, что можно ожидать от брюнетки и на что точно не стоит обижаться.
   - Хм, что я могу на это сказать? Предложение, конечно же, хорошее… - сделав минутную пазу, проведенную, точно, в размышлениях, мужчина показал беспрецедентное согласие, - Да. Пожалуй, я передам вам. Вы меня уломали, уж не знаю чем…
   И Эми пошутила, признательная своему красноречию:
   - Как не знаете? Тут без вариантов. Тем, что я секси!


   “Спускаешься в метро Нью-Йорка и видишь столько осуждений, столько зла, столько грусти… что нытья приплюснутой дуры, которая когда-то сама работала в полиции, никто не заприметит. Серые лица всё время спешат, куда-то торопятся, и лишь Эми мечтает о параличе. Ровные контуры её одержимости, как чертежи Джека в тетрадях его мести, были неправильными.
   Миллионы глаз осуждают время на своих пищалках, оснащённых аналогами цифровых камер. И лишь белая ворона ищет в этом что-то романтическое. Белая ворона, такая, как я…”

   Тёрнер кратко ознакомилась с материалами, предоставленными господином-шерифом: пролистала криминальный и медицинский отчёты, прочитала биографии жертв, всё несколько раз пересмотрела, но не углубилась, чтобы не съесть десерт в обеденное время. В интернете наверняка везде и всюду муссируются гадкие подробности,
поэтому имело смысл поскорее вернуться в гостиницу и начать всё по порядку читать там.

   Эми уже направлялась к выходу, как начальник негромко её
притормозил.
   - Извините, если задерживаю… - притормозил со словами, полными сожаления и сочувствия, что нечасто можно добиться от людей его должности, - Но меня очень мучает один важный вопрос.
   - Да, разумеется! – понимающе моргнула брюнетка.

   - Скажите, это ведь он прислал вас, не так ли? Фрэндж… прислал вас, чтобы вы помогли ему очистить его имя…?
   Ох, как же шериф угадал, судя по выражению Эми.
   - Он прислал. Да… а как вы, собственно, узнали? Или скажете, что мужики не лишены интуиции?
   - Не лишены – ответил коп, скрипя зубами. Скрипя не со злости, а из-за наплыва чувств, включая чувство стыда, - Но здесь не совсем интуиция. Сейчас я наглядно вижу, что ошибался, и очень хочу, чтобы вы передали ему мои соболезнования. Мне очень жаль его семью. Возможно, мне стоило… получше прислушаться к себе. Тогда бы он спокойно похоронил Венонну и Гэйнор, тогда бы он…

   Эми:
   - Надо же, вы всё не прекратите заблуждаться. Мистер Фрэндж покинул Каролину не из-за страха ареста.
   Шериф:
   - Да??? А из-за чего тогда…?
   Эми:
   - Доктор боялся, что, если не уйдет, то рано или поздно жажда мести одержит над ним верх и поставит вровень с убийцами семьи! А он не хотел становиться убийцей… Он не хотел мстить и в итоге взлетел выше остальных! Взлетел выше, чем мы все!
   Шериф:
   - Доктор?
   Эми:
   - Да, теперь так к нему обращаются. Доктор Фрэндж. Это его магический рабочий псевдоним, ведь теперь Фрэндж – волшебник. Самый благородный, самый могущественный! Таких магов вселенная не видела прежде! Таких… благородных! И это я говорю без долечки сарказма. Это – то, как я считаю! Я не встречала людей лучше, порядочнее... чем Доктор Фрэндж! И вот теперь представьте на миг, что человек, потерявший всё на свете, обрёл больше, чем кто-либо имеет.
Достойная награда за страдания, как по мне! Достойная Миркура Фрэнджа…
   Шериф, хватаясь руками за лоб и сжимая веки:
   - Да уж. Вот так открытие! Господи, как мы могли быть настолько слепы…
   Эми, снова поворачиваясь к выходу, но крутящая головой во все стороны, хлопая дверью в последний момент:
   - Как видите, могли. Больше мне добавить нечего. И в следующий раз, прежде чем вешать ярлык детоубийцы, тем более, когда речь идёт о родном ребенке подозреваемого, лучше засуньте свой ордер себе в задницу, да поглубже желательно, чтобы нельзя было вытащить! Спасибо, пока!

   Спустя несколько секунд начальник остался наедине со своей потрепанной совестью. Чтобы вспомнить образы матери и дочки, он повторил про себя:
   “Венонна и Гэйнор”

   В офисе повисли трагическая вдумчивость и сопутствующая ей тишина…


   …Чаепитие в пятнадцать часов дня – золотой стандарт для Абель Мармонтель, жившей словно по древнему аналогу фэншуй. Во Франции, даже с учетом культурности страны, осталось немного педантов, относящихся к привычкам, как к чему-то серьезному, обеспечивающему стабильность и мир.
   Джек тоже пил чай. В основном, из-за просьбы “мамочки” посидеть вместе с ней. Ей, требовалось, если не его искренность, не его забота, то хотя бы его присутствие рядом. Не совсем давно Ева изуверилась в личных положительных качествах, а идея воскресить Джека, приютить Джека, сделать Джека частью жизни в двадцать первом веке, была не столько из-за необходимости приманивать рии, сколько из-за самоназначенной проверки – если Еве удастся выжечь и испепелить без остатка всю ту ненависть, что некогда поселилась в Джеке Хэлване, значит, удастся испепелить и свои сомнения включительно.

   Неожиданно, в разгар чайной церемонии, Джек задал вопрос, соответствующий по тону и случаю, и атмосфере. Его голос лишний раз порадовал слух Мармонтель, немного притупившийся из-за дурночувствия, не покидавшего её уже дольше суток.
   - Les m;res, dis, s'il vous pla;t, tu me pardonnerais, si je selon la b;tise ou non selon la b;tise ferais quelque chose amoral par rapport ; toi? Eh bien, l;… si je t'ai trahi, comme, coupable, tout l'un l'autre nous mettons ;ternellement, nous trahissons… et nous ne sommes pas dispers; parfois par l'id;e, comme si c'est la norme et doit ;tre ainsi! Me pardonnerait?
   (Мам, скажи, пожалуйста, ты бы простила меня, если бы я по глупости или не по глупости совершил бы что-то аморальное по отношению к тебе? Ну, там… если бы я тебя предал, как мы, грешные, все друг друга вечно подставляем, предаём… а иной раз даже не раскидываемся мыслью, будто это норма и так должно быть! Простила бы меня?)
   Придвинув к себе горячую красивенькую чашку, Ева ответила, без явных затруднений. И не просто ответила, а выразила мнение – полноценно и содержательно.
   - Le savoir-faire de pardonner est une qualit; tr;s utile, qui est ;troitement li;e au savoir-faire de vivre pleinement et aimer. S'il s'agit de quelque bagatelle insignifiante, dans la plupart aux gens il suffit de renoncer ; l';v;nement et accepter banal pardonne. Si dire sur la trahison, qui est difficile de pr;voir plus souvent, de lui on peut pardonner aussi. De sorte que, en r;pondant ; ta question, je dis - oui. Je te pardonnerais.
   (Умение прощать – это очень полезное качество, которое тесно связано с умением жить полной жизнью и любить. Если речь идет о какой-то незначительной мелочи, то в большинстве своём людям достаточно махнуть на произошедшее рукой и сказать банальное прости. Если говорить о крупном предательстве, которое чаще трудно предвидеть, то и его тоже можно простить. Так что, отвечая на твой вопрос, я говорю - да. Я бы простила тебя)

   - Ммм… - специфично отреагировал Джек, слишком усидчиво по меркам своего экстра-эмоционального двинутого склада, - Так вот, значит, как? Это, получается, моя настоящая мама, пусть и не родная, без конца меня задалбывала, отправляла на ночь на чердак, днём заставляла пердеть на чердаке, не считала за ребёнка, тусовалась при мне с любовником-уродом... При том я вёл себя тихо, незаметно, посапывал как ангелочек… Ну, а ты, знакомая со мной всего три спорных месяца, позиционируешь себя антиподом той негодной, той плохой маме? Веришь или нет, прямо за душу взяло! Спасибо…

   “Это и вправду открытие. Боже. О чем я вообще думал? Нужно было раньше помереть, чтобы здесь оказаться. Чтобы слушать музыку известных композиторов, воруя вкусняшки по ночам. Это же манна небесная”

   Через несколько минут Абель встала из-за стола и отошла, не допив чай. Куда и зачем – не сказала. Впрочем, в связи с тем, что лицо её серьезно побледнело, а руки затряслись, можно предположить, что она ощутила настоятельную необходимость немедленно прилечь.
   Таки вновь оставшись без чужого внимания, Джек полез за ядом. Его пальцы машинально задвигались в ином ритме и с иной целью, чем когда “сыночек” просто сидел. Гадкая капелька плюхнулась на поверхность чая, инфицировав синевой весь Maitre de The в хрустальной чашке, и это явление хорошенечко прогневало прежде стабильного, тихого Джека. Если хозяйка вдруг обнаружит подозрительное вещество, то она с него обязательно спросит, и совсем не факт, что выявленное предательство будет прощено. Разумеется, великий хитрец, каким чувствовал себя Хэлван, не мог допустить подобного исхода. Он живо обезопасил себя от постыдного раскрытия: приоткрыл окно, куда благополучно вылил остатки “маминого” чая. Когда же главный конспиратор Парижа увидел, что даже это действие ему не помогло, ибо дно полусферы осталось синим после яда, то без мысли, которую рождает зад, по простоте душевной, вышвырнул в окно саму полусферу (чашку) и громко вздохнул.
   Правда, в этот раз почему-то, в отличие от всех предыдущих разов, Джек Хэлван обрадовался вовсе не тому, что снова удалось утаить предосудительный поступок, а наоборот - тому, что сегодня отрава обошла “маму” стороной. Иными словами в нём всё запуталось и перекрутилось…


   …Чарльстон. Каролина. Гостиница возле “зелёного” парка.
   “Прикинь, мой любимый, весь ночной Нью-Йорк сегодня вновь был у нас на ладонях. Смеялись, будто посходили с ума. Пока наши половинки дома спали, мы гнали без тормозов на красный, еле вписываясь в повороты. Плевать, что ты психопат, а я алкоголичка. Прикинь, что мы влюблены. Но никто не поймет и не поверит нам. Было легко и просто. Было больно и страшно. И это было больше, чем взаимность. И если бы мы разбились на смерть, жалко было бы только машину. Моя маленькая сущность и твоя огромная всеохватывающая суть - единственные нити. Единственный повод дышать, повод жить и радоваться. И пока мы вместе – жми, Джек, на газ, Мы не уедем вдаль за солнцем, нам не суждено. Ветер в волосах. Мой Джек, держись, я с тобой. Они все нас не достойны….
   И пускай я сейчас нахожусь не в Нью-Йорке, Нью-Йорк я принесла с собой. Ведь я – Эмилайн. Я – душа Нью-Йорка. Где я – там и Нью-Йорк. Так было всегда, и так всегда будет

   Прощай. Все руки закрывают все двери, отменяя даты иллюзий. Была прелестью, а теперь глянь на меня. Слова уже не кусают, не греют, секс не важен, нежности не требуются. В отражении другая Эмилайн, не твоя, не куколка, которая пойдет вслед за остальными.
   Сегодня Эми продала последние капли тепла, разбавила осадок чувств с приличным неприличием. Эми поднимет ночью в кругу чувств бокал за финал истории. Хотя финал больше похож на начало. На огненно-красное, как и новая она – новая Эми. Не звезда с обложки, не из новостей. Пока что не из новостей. Ведь сверхлюдей все презирают только по тому, что они сверх. Общество не волнуют наши внутренности.

   Увы, Джек, я не вижу будущего, а если почую на своей щеке слезу, то спрячу руками лицо. Это не тяжело, как по сравнению думать о тебе. На крыше танцует не снег. На крыше пляшет пепел. Пепел тебя и меня. Наших старых версий. И в этом тяжелом воздухе ощущается добрый привкус металла, режущий легкие. Считай, мы отравлены, мы умираем, ведь так, по сути, и есть. Правда, разбавленная метафорами, останется правдой, а правда, разбавленная метафорами Эми, правдива вдвойне.
                Привыкай к моему пеплу…
                Пристращайся к моей теплоте”
               


   …Предугадываемое последствие прочтения десятка статей, связанных с “тем громким делом” - душа щурилась, будто от яркого света, глаза больно и горячо пробивали слёзы, но Эми не плакала. Эми – анализировала, думала, решала втихомолку. Ей нельзя было поддаваться чему-то, что могло помешать логике. Даже бурбон, без которого Эми в кои-то веки спокойно обходилась, залетал в неё короткими глотками. Бурбон обмачивал дергающиеся губы, проникая подальше с оттяжками и сдержками, с серьезными сверхсталиями, которые доказывали, что ей – не всё равно.
   Сама мысль о том, что некто беспринципный и хладнокровный, некто, растерявший все общечеловеческие ценности, моральные устои, или никогда их не имевший, выстрелил в ребёнка, выстрелил в мать, оставив Миркура на растерзанье прожорливым копам, выводила её из себя. Выводила рии из конуры хрупкой плоти.

   Умозаключение, дедукция, выпуск…
   Судебно-баллистическая экспертиза показала, что пуля была выпущена из наградного пистолета, принадлежавшего мужу (теперь уже вдовцу) Гэйнор Фрэндж. Основная версия такова: по возвращению с работы Миркур знатно перебрал с алкоголем и, находясь в состоянии, близкому к состоянию аффекта, открыл огонь по родным. Часть этой теории поддержала некая Патрисия Даньелз, проживавшая в соседнем доме. Патрисия услышала подозрительный шум, раздававшийся со стороны территории Фрэнджей, и немедленно вызвала полицию, потом уже “скорую помощь”, а потом уже делилась нетвёрдыми сведениями и своими не остывшими впечатлениями о произошедшем.

   “Я стала привидением, как и ты, тот добрый правильный Джек. Удивительно. Ты плетёшься за мной, куда бы я ни пошла, куда бы ни сунулась. Ты переживаешь, не мерзну ли я скучающими зимами. Нет, не мерзну. Тем более теперь, когда я – олицетворение жары, и не могу замёрзнуть физически. Без криков и слёз.
   Мы занимаемся тем, к чему мы привыкли. Мы ведём тот образ жизни, который наиболее комфортен для нас, наиболее удобен. Я, как всегда тону в огнях ночного мегаполиса, медленно курю, наслаждаясь разрушением легких. Ты, как всегда, убиваешь, но убиваешь не людей, а, скорее, себя. Я как всегда, просто молчу. Молчу и украдкой обозреваю сияющие звезды, обозреваю тебя, обозреваю Нью-Йорк, обозреваю ночной мегаполис…

   Я стала привидением, как и ты. Как и ты - добрый и правильный Джек.
   Я стала привидением… блеклой тенью себя прошлой”


   Франция. Париж. Дом на Бертона Пуаре.
   - Мамочка, мам… - Джек подошел к Еве, заподозрив, что та прилегла. Выпив какую-то таблетку, хозяйка похлопала рукой возле себя по кровати, как бы намекая присесть к ней, присесть рядом, что “сыночек” и сделал, озабоченный её состоянием, - Как ты?
   Считая честность стальным залогом сохранения тепла в отношениях, а также их полноценной реализации, Абель не стала преуменьшать безрадостную правду. Её слабый догорающий взгляд выразил все сто пятьдесят опасений до того, как за взглядом повторили уста. Страшный недуг пожирал Перводеву изнутри, и происходило это на глазах простого смертного.
   - О, Джек, мне всё не лучше. И я не имею понятия, как дальше быть. Такого со мной ещё никогда не случалось. За два миллиона! Но сейчас я даже рада поболеть… ведь это впервые – когда я столь беспомощна и когда возле меня нет того, с кем я начала этот путь…
   Несомненно, болезненность Евы формировала основу, с которой росло сострадание. Сострадание Джека, взявшего её руки в свои, поднесшего её руки к губам, поцеловавшего их.
   - Прости меня, пожалуйста, Прости и не сердись, Пусть символ мира – голуби, взметнутся в неба высь!
   Абель сделала непонятливый взгляд:
   - За что ты извиняешься?
   Хэлван, естественно, не решился признаться, что её хворание, её слабосилие – дело его рук, однако, весь его вид, всё выражение сентиментального подонка казало вину.
   - Да так… ни за что. Извиняюсь, что тебе пришлось со мной долго нянчиться, чтобы что-то мне вдолбить. Извиняюсь, что, возможно, своим поведением, какими-то нюансами, я еще глубже подорвал твоё уважение к нашему классу, к классу смертных. Но я пытался быть тебе угодным, вовлекался в твою непреложную крупную политику, подбирал подход… - Джек ненароком не заметил, как почти лёг, а, заметив, выпрямился, чтобы не лишать хозяйку простора и удобства, - Сейчас я сижу здесь, растерянный, и думаю об аромате, что источают твои волосы, как только ветерок незримо теребит их. Думаю я и о микроскопических изменениях на поверхностности твоей гладкой кожи, что происходят во время теребления волос ветерком. Пытаюсь быть романтиком, как видишь, а получается или нет – судить тебе.
   - Получается… - произнесла мадам Мармонтель, тяжело перевернувшись с бока на спину.

   Ей было плохо… но не только физически. Нет. Болела душа! Так бывает. И эта боль захватывала каждую клеточку, становясь почти осязаемой! Ну, а самое необычное, самое странное в том, что страдания Евы Джек Хэлван, ответственный за них, частично переносил на себе. Кому захочется наблюдать мучения матери и тем более присутствовать при них?
   - Не уходи, побудь со мной подольше… - попросила Абель, когда Джек немного отстранился. Отстранился, но просьбу исполнил.
   Было неловко и очень непривычно видеть Перводеву в таком состоянии. Даже Джеку, знакомому с ней всего ничего…


   Боль предстаёт в десятках контрастных очертаний: обида, утрата, внезапная боль… Это – то, с чем мы встречаем утро и провожаем день, то, с чем встречаем вечер. Но не каждая боль забываема. Есть наиболее могущественные формы, знать о которых – опасно для психики, а уж испытывать эти формы – опасность для души. С такой болью всё прочее моментально отодвигается. На первый план выходят страхи! Окружение исчезает. Вырисовывается вынашиваемый гной – подлый гной, сохранившийся, чтобы напомнить о себе в неудобный момент. Нам, сильно страдающим, остается оправдывать мир, оправдывать шанс, оправдывать жизнь. Но как устранять тот мутный экссудат, что стремится к выходу и бесконечно выделяется – решать, отнюдь, не нам. Ни шансу, ни жизни. Это решать произволу, ну, или же случаю…
   Анестезия – обман, неудачный способ игнорирования. Уменьшение чувствительности чувствительность не снимет. Значит, в анестезии нету смысла. Так как боль – честность, то и справиться с ней можно лишь честно. Идя напрямки, не пользуясь обходными путями. Перенести боль, надеясь, что она отыщет выход из тела и души – вот единственно верный вариант. Правда, это не каждому по силам. Кто-то сходит с ума, не дотягивая. На середине, в мучительном процессе…

   Боль, увы, нельзя контролировать!


   Джек, который как никто знал боль, знал, на что иной раз приходится пойти, чтобы выкарабкаться, не жаловался, но и не смеялся с достаточной искренностью, чтобы считать его смех – смехом, а не ложью смешливой.
   “Мама…” – опустившись на корточки, Джек погрузил лицо в руки и принялся горевать о стремительно потерянном “втором шансе”. Горевать без слез, хоть и искренне, оправдывая свою удивительность.


 “Мама…”                “Мама…”                “Мама…”

                “Мама…”                “Мама…”



   Двуличие Джека не в фокусах, не в методах решения. Двуличие - в Джеке.
   Вернувшись в комнату на втором этаже, популярный маньяк обнаружил отсутствие Эми. Вероятно, а, скорее всего, так и есть, Гадес, следивший за каждым шагом, за каждым движением Хэлвана, таки узнал, что Хэлван в этот раз избавился от яда, поэтому никаких копий его горячей “сестры”. Сегодня Джек будет спать один, без китайских подделок, осознание чего навевало уныние. С другой же стороны он был даже рад, что этот вечер обойдется без иллюзий, без обманов. Рад, что можно повернуться лицом ко лжи и прокричать “нет”. В последнее время подобный шанс выпадал Джеку очень нечасто, что едва не оторвало от реальности…


   “Мама…”                “Мама…”                “Мама…”

                “Мама…”                “Мама…”


   …Стрелы времени двигались шумно, отдаваясь в затылке. Джеку было всё труднее и труднее появляться на глазах Абель, которая вставала всё реже и реже. Почти не вставала!
   Адам отсутствовал по уважительной причине. Супруга не хотела его отвлекать, зная, что у него проблем выше крыши и что, имея широкий бизнес, нужно мыслить дальше своей опочивальни и даже дальше личного благополучия, за пределы здоровья и сочувствия! Именно похвальная ответственность делала коммерцию Мармонтелей нерушимым связующим звеном между культурой и нелегальностью. Будь характер четы чуть-чуть мягче, эта империя развалилась бы ещё на рассвете, не успев расцвести. “Как слабость, живущая в силе”.

“Мама…”                “Мама…”                “Мама…”

                “Мама…”                “Мама…”


   Абель тошнило от перебора Синей Системы в крови и от того, что пища уже долго не лезла в её рот. Ну, а Джеку приходилось это слышать – как её рвёт, как она мучается. Он бы отдал сейчас всё, что угодно, лишь бы не слышать этого, лишь бы не мучиться самому. Он бы убил и её, и себя.
   Растопленное жестокое сердце снова и снова окутывалось в лёд и ото льда избавлялось. Снова и снова…

   “Пойми и прости”

   К вечеру подонок истерзался что называется - в край. Еле переставляя уставшие колени, Хэлван шатался из угла в угол по дому Мармонтелей, по скучным коридорам, потом падал без сил, опять каким-то чудом поднимался, чтобы внове бродить. И так до бесконечности!
   Это походило на проклятье, на мелодию смертного часа. Восстановление добра в правах через боль проходило по чайной ложке, по миллиграмму. Так вводят некоторые редкие наркотики, и так поднимают из могилы. Так возводили столицу Италии, так создаётся идиллия.

   “Прости меня, мам”

   В доме стало чуть тише.
   Это могло значить, что Абель наконец-то заснула.
   Это могло значить, что Джек наконец-то может вздохнуть.
   И ещё сто раз “наконец-то”!
   Это могло значить…


   …Приходилось ли вам, находясь в транспорте, на приличном расстоянии от дома, вспоминать о том, что вы не выключили утюг или плиту? Ивесу Мармонтелю приходилось, причем не единожды, с той лишь несущественной разницей, что все его заботы, все его мысли не об элементах бытовой техники и не о приборах.
   Все его мысли и заботы, как, собственно, и сам сын земли, были посвящены и безвозвратно отданы Абель. “В первых отношениях владычествовал мир”. Но взаимосвязанность – явление, которое нейтрально по себе, потому оно настолько опасно для всех, кто не нейтрален: чем могущественнее любовь, тем больше могуществ и у трепетания.

   “Почему ты не берёшь трубку?” – разбираясь с холдингами, мотаясь по Парижу, проверяя, на месте тот или иной акционер, Адам совсем позабыл об утренней немощи Евы и сейчас ругался на себя, мол, как он мог поступить столь безответственно. Бизнес тут же отошёл на второй план!
   “Почему не берёшь…”

   Люди, проходившие мимо, замерли, другие, наоборот, ускорили шаг. Ветер между тем час от часу становился сильнее, порывистее. Где-то жалобно мяукали котята (видимо, голодные), вроде, слышался лай… В подобные моменты Адам ловил себя на идее своего полного безразличия к миру, и не зря. Если внимательно понаблюдать за его поведением, то быстро покажется, что ему на всё пофиг, и как раз в его положение войти легче, чем в положение кого-то ещё. Мифы о сотворении жизни, о создании созданий, не интересовали того, кто знал “как оно было”, а было не так, как стряпается в сказках.
   Только Ева поддерживала в нём огонь уважения к миру. Случись с ней что, это уважение улетучится, не улыбнувшись. Предшествующая вмешательствам ценимая нетронутость, она же разительность, крупность любви, расторжима, но с её расторжением пострадают (если не погибнут) иные браки, иные обожания. Что-то умрёт окончательно, ну, а что-то будет доживать… в закланиях и мраке.


   …Не будучи уверенным, что такое возможно, но чувствуя, что это – то самое, лохматый раз за разом прислонялся к двери “маминой” спальни и бился затылком до оскудения эмоциональных процессов, до лизиса чувств. Слёзы молчаливо появлялись и молчаливо вытекали. Слёзы распределялись по лицу, как водотоки, оттесняя зарез Джека Хэлвана – ключевой зарез, лидирующий на всей Земле. На круглой, голубой и смертной. На слабой, если сравнивать Землю с планетами Синей Системы, или какой-нибудь другой, находящейся во власти какого-то тирана…

   - Мам, скажи, пожалуйста, ты бы простила меня, если бы я по глупости или не по глупости совершил бы что-то аморальное по отношению к тебе? Ну, там… если бы я тебя предал, как мы, грешные, все друг друга вечно подставляем, предаём… а иной раз даже не раскидываемся мыслью, будто это норма и так должно быть! Простила бы меня?

   Джек пополз по ковру на коленях, изображая идиота, ну, или потихоньку становясь таковым. Его любовь к Абель была такая непостоянная - то сводила с ума.. то сходила сама. “Живое вдохновение” или “скрип поперечных выступов души” – как не назови, смысл останется тем же, институция останется той же, теми же останутся логичности и связи.

   - Простила бы?

   Логичности и связи никуда не уйдут никогда, как никуда и никогда не денется Джек Мансон Хэлван. Исчезнет лишь злая половинка – аля Безумный Джек. Или не исчезнет, а подзатаится, чтобы набраться мощи и лопнуть, как пузырь от самого крупного ожога!

   - Если бы я по глупости или не по глупости совершил бы что-то аморальное!

   От ожога крупнейшего, всеисчерпывающего   

   “Мам…”

   Все очевиднее становится тот факт, что эффективнее оправдания своей сути человек ещё ничего не придумал: Безумный Джек не исчезнет, пока жив Джек Хэлван. Со смертью тела мир покинут обе крайности. Ну, а до тех пор, маньяк будет искать доводы, в основном, несуразные, абсурдные, чтобы затянуть земные подписания, чтобы удлинить время на Земле!

   Безумный Джек парирует претензии применительно к проблемам истины, мешающим жить всяким американским семействам: олицетворяя, в основном, негативные качества психованного мальчика, он, как и все демоны, старается размыть понятия добра и зла, но не чтобы завести душу юного маньяка в ад. Преисподняя ему неинтересна!

   Джек Хэлван видел, как Абель выходит из спальни, видел, как затем Абель беспомощно падает. За секунду до падения Абель просит об одном – помочь ей спуститься, на что заботливый “сын” отвечает двумя согласными кивками, и прилежно выполняет материнскую просьбу, святую для него. Помогает встать…


   Часом позже.
   - Любимая, как ты? Тебе… совсем плохо? – Ивес пришел, не думая, что увидит супругу в состоянии, которое можно охарактеризовать, как “хуже ужасного”, с нервно-вялым причитанием, с размытыми симптомами. Но почему-то, по некой неясной причине, он был готов к этому.
   Боясь прошлого, настоящего и больше всего – будущего, Ева, чей
разум отвратился от души, и чья душа отвратилась от разума, приняла святые дары в виде заботы Адама и раскрылась подобно бутону нимфеи. Раскрылась в постели, мокрой и липкой из-за её пота…


   Выйдя из спальни, Адам перекрестился. Несколько раз. При Джеке Хэлване, наблюдавшим драматический мини-сериал с неизвестным количеством серий.
   - Я не знаю что делать! Такое впервые у нас за два миллиона, такое впервые у неё… - «горячо любящий», «вечно влюбленный », «вечный поклонник», тщательно протёр салфеткой бороду, убрал несколько крошек, скопившихся на ней после десерта, и в порыве отчаяния стукнул кулаком по двери. Даже Джек испугался…
   Испугался и полюбопытствовал. Воскресший долго оттягивал этот момент, но всё же решился.
   - Вот я не врубаюсь, вы живёте два миллиона, и… до сего часа не устали? Как это так? Или в вашем случае время воспринимается иначе и ваш внутренний хронометр совершеннее нашего? Объясни мне, дураку! Объясни! Я что-то вообще не догоняю. Вот вообще прям…
   Адам, частично благодарный Джеку за то, что тот подкинул тему, которая помогла бы ему слегка отвлечься от чёрных теорий, от предвестия горя, изложил историю развития, новеллу деяния и бессмертности, чем оказал немыслимую услугу, ведь, по сути, посвятил Джека в таинства жизни и смерти – первого начала и второго начала, что стоило всех земных благ, а также всех благ космических, ибо нет большего блага, чем знание.
   - Раз в тысячелетие, иногда даже чаще, мы погружались в Чашу Лиф для перезагрузки наших душ и умов, чтобы не свихнуться, и плавали в ней сутки. Чаша Лиф, по сути, рождает душу заново. Снимает усталость! В ней - кровь богов, которой те добровольно пожертвовали. Но теперь, когда все Чаши уничтожены, уничтожены не кем-нибудь, уничтожены Гадесом и его приспешниками, я боюсь, Адаму и Еве осталось немного непройденных шагов. И то, что произошло с моей любимой, то, что она вдруг заболела, вполне закономерно. Наше время на исходе. Мы оставили след в истории многих миров, не только Земли, но всё, что началось, имеет свойство завершаться… Думаешь, почему она была такой злой в последние дни, почему открыто признавалась, что убивала, когда могла сохранить жизнь? Это из-за того, что Ева долго не купалась. А ты был нужен ей… своего рода замена божественной Чаше. Через тебя моя возлюбленная берегла лучшее в себе. Самое удивительное, что это работало. Злость Евы пропадала! Самое удивительное, что ты, вроде, сам убийца, но каким-то образом воспроизводил добро и передавал добро ей.
   Безумный Джек, не имевший на этот счет никаких гипотез и никаких мнений, красиво промолчал. Однако, последнее предложение его таки обрадовало. “Воспроизведение добра” – правда, замечательно звучит?
   - И? Что мне сказать, кроме того, что я ни капли не понял, если я ни капли не понял? И чего мне не стоит говорить при условии, что мне не стоит говорить ничего?
   Адам совсем растерялся. В спешном стремлении убедить Джека в неоднозначности его природы, природы всех людей, он чуть ли не забыл, что Джек – обычный смертный.


   Ева попросила Адама, когда тот к ней снова зашел, чтобы не обращался ни к врачам, ни к каким-нибудь медиумам, ведь это точно не принесет весомой пользы. Их необычность, их отличие от масс, иногда им вредило: болезни, если такие проявляются, не лечатся, потому что лекарство для лечения перволюдей не придумано, потому всё оказывалось напрасным и бессмысленным. Это – тупик всех тупиков, из которого нельзя найти выход.
   - Будем надеяться, что это пройдёт… - Адам вселял в Еву надежду, забывая о её собственных эмоциях.
   Ева говорила Адаму в полубреду:
   - Незачем. Помни, лишние надежды делают слабее. Пытаешься логику спрятать подальше. Ну когда же, где же ты? Хочется поскорее. А потом утонуть… подчиниться воде.
   Неожиданно муж повторил фразу двухмиллионной давности. Повторил тихо, как будто не был уверен, да так, что её могла услышать только та, кому фраза предназначалась:
   - Вода прекраснее и добрее огня… - а затем продолжил, произнося уже новое, - Мы охотно отдадимся воде. Лишь бы огонь нас не коснулся, лишь бы не тронул.
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,ДАРЕЙДАС          ДАРЕЙДАС,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,ДАРЕЙДАС          ДАРЕЙДАС,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,ДАРЕЙДАС           ДАРЕЙДАС,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,


   “Лишь бы спастись от огня…”

   - Будет жестоко рассказать Джеку, что люди… всё человечество – лишь ошибка нашего отца, как и мы. Прошу, не рассказывай, а? Это многое испортит… - просила Ева Адама, заходясь хриплым кашлем и судорожно взбрыкивая слабеющими ножками.
   - Не расскажу – обещал муж, - Я бы ни за что не раскрыл этой тайны. Её должны знать только первые.

   И вправду. Знание – ноша тех, с кого началось. Себастьян Дарейдас, великий и ужасный, зацикленный на формировании плодов, кое-где просчитался однажды, совершив гигантскую оплошность – совершив Адама и Еву.
    Родившиеся не то смордами, не то кем-то ещё, дети голодали, обреченные жить в мире, в котором не получалось адаптироваться. Причину столь странного феномена установить не удалось. Некоторые колдуны придерживались версии, что их славный вождь потратил чересчур много энергии во время прошлых “родов”, поэтому эти недосморды, Адам и Ева, не могут подрасти. Их организмы, изначально истощённые, скоро не вынесут жары. Ошибки самоустранятся – испепелятся, либо расплавятся. Не желающий марать руки лично, Дарейдас всё ждал, когда же мерзкие дети помрут, но этого всё не случалось!

   И вдруг, неожиданно, Адам и Ева пропали. П-Р-О-П-А-Л-И! Сыны камня провели крупномасштабные поиски, которые не дали результата. Спустя месяц обитатели огненного мира собрались в крепости вождя и там сошлись во мнении, что мелкие погибли. Поскользнулись, упали в ущелье Мангалла…
   …а на самом деле Адама и Еву выкрали боги, впоследствии приютившие их, открывшие детям парадиз. Арай и Эйл Сафер, заведующие чудеснейшим садом, объяснили, что с этих пор в их распоряжении – озёра, плоды, облака, ну и напоследок – любовь. Это было незадолго до рождения первого человека – Каина, слепленного по образу неправильных смордов.
 


   …И всё же, уверены ли вы, что хотите знать, дрель какой фирмы лучше? Тогда вот вам ответ - несомненно, дрель фирмы Эдзарда Беккера.
   Бизнесмен, ранее славившийся добротой и щедростью, внезапно становится нервным и раздражительным. В его руки с утра пораньше попадает извещение о решении суда об установлении порядка общения с ребёнком. То, что он прочитывает, определённо не нравится ему, привыкшему, что всё происходит так, как хочет он. Его вымораживает, что его экс-супруга, Патрисия, слишком много берёт на себя, мешая ему видеть дочь. Его вымораживает, что из-за злости он не может даже выпить…

   - Тварь!
   “Какая же ты тварь…”

   В следующий момент пальцы правой руки автоматически сжимают документ, этот несчастный клок бумаги, стоивший хорошего настроя на весь день! Извещение благополучно отправляется в урну, а сам Эдзард Беккер выходит из офиса, нацеленный на очередной серьёзный разговор с упрямой Патрисией. Это недоразумение должно прекратиться. Немедленно!


   Патрисия, вернувшая себе девичью фамилию после развода, каждый вечер вставала перед иконами, прося Господа, чтобы тот уберег её от внимания мужа… Но то ли бог её не слышал, то ли она не умела просить. Эдзарду Патрисия не доверяла и уже никогда не сможет доверять. Частью в этом виновен сам Эдзард, частью – виновна она, пробывшая слепой дурой дольше, чем достаточно, чтобы пересмотреть отношение к окружающим, поменяться самой и встать на защиту бесценной, маленькой Хизер. Чтобы ограждать бесценную маленькую Хизер от всего нехорошего: от нежелательного телевизионного контента, от задир-одноклассников, но в первую очередь – ограждать от отца.
   - Милая, посиди в своей комнате. Мама скоро вернется. Главное, ни за что не выходи. Я сейчас… - услышав звонок в дверь, настойчивый, как характер Эдзарда, Патрисия накинула любимый малиновый халат и пошла смотреть в глазок. К сожалению, предчувствие её не обмануло, это действительно бывший. Вопрос в том, что ему приспичило опять, и почему именно сейчас – за день после судебного процесса? Не то что бы Даньелз хотела это знать. У неё не было выбора.

   Эдзард дождался, когда дверь откроется, и со зловещей наигранностью снял чёрные очки. Левый угол рта приподнимала неприятная усмешка, обнажая жёлтый зуб. Да и от самого мистера Беккера разило неприятностью. Заботливая женщина настолько взволновалась, увидев его, стоящего на крыльце, что почти оглохла, почти лишилась осязания. Дуновения ветра перестали слыхаться, кожу Патрисии прекратило морозить. Зато внутренний холод, обжигающий сердце, поднялся и возрос.
   - Пожалуй, начну с самого банального. Что тебе нужно? И скажи ещё, пожалуйста, вот что, не мог бы ты, дорогой, немножко поумерить амбиции и хотя бы начать сообщать перед тем, как отрывать меня от дел? Между прочим, я тоже человек и у меня тоже есть своя жизнь. Я понимаю, тебе пофиг, но мне…
   - Да, ты всё верно понимаешь! – прервал её Эдзард. Прервал и устроил представление с целью раскрепостить её жалость, вызвать эмоции, - Мне стало пофиг, когда ты меня публично опозорила. А я ведь просил одного, просил самую малость – позволить мне иногда прогуливаться с Хизер. Доверять мне дочку на часок, раз в неделю, чтобы я мог водить её в кино, покупать ей мороженное. Но нет! Я надеялся остаться твоим другом, а ты… повернулась ко мне задницей. Плюнула в мою сторону, обесценив всё, что у нас было. И после всего, что я из-за тебя перенёс, я всё ещё гад по всем статьям, а ты - пасхальный кролик в шубке? Удобно же тебе так считать…

   Прошло неизвестно сколько минут до того, как Патрисию настигла идея – её нечувствительность ей померещилась. Холод и шум улицы окрепли, возвратясь. Все внедомашние явления (птицы, машины) стали громозвучнее и зычноголосее. Даньелз намекнула бывшему, что ему пора сваливать, желая побыстрее закрыть за ним дверь и зайти обратно, где её ждёт тепло и ещё дремлющая, ещё слабая Хизер.
   - Послушай, в самом деле, думаю, что обсуждать нам больше нечего. Не хочешь, чтобы я вызвала полицию – не спорь. Просто уезжай. Заводи автомобиль и немедленно сматывайся! Я не настроена аргументировать по-новой, почему тебе нежелательно задерживаться здесь!

   Не вытерпев, Эдзард нервно схватил Патрисию за руку и начал требовать срочно пропустить его к дочери. Та пообещала закричать, если он сейчас же не отпустит.
   Дело приняло слишком неожиданную сторону: за женщину вступилась шедшая в их направлении Эмилайн Тёрнер. Эми оттолкнула упрямого и накинула образ суровой воспитательницы.
   - Не много ли вы себе позволяете? А ну, лапы прочь!
   Мужчина, который не сразу догнал, что стряслось, выкрикнул в ответ пару “ласковых” и таки отвязался. Патрисия вздохнула с облегчением, избавившись от общества мужа, а также громко отблагодарила незнакомку, сказав, что ей не помешала бы защита от типов вроде Беккера.

   Все кончилось тем, что Тёрнер изъявила желание побеседовать о чём-то конкретном, перейдя на очень тихий тон. Ну, а Даньелз сказала “если и обсуждать что-то, то только за чашечкой”. Так они и сошлись накоротке – две американки с кучей личных проблем и особенностей.
   Одна – из Нью-Йорка.
   Другая – с Каролины.


   Вся обстановка в доме была пропитана своеобразным духом – духом женского вкуса, который работал одинаково, как на хозяйку, так и на гостей. Несмотря на абсолютную, тотальную туристичность, выражавшуюся в предметах и в дизайне мебели, здесь как нигде парил добродетельный “ватный” уют.
   - Я вам признательна, честно! Вы появились очень вовремя и даже не представляете, как сильно помогли! Вроде, не старая ещё, а нервы уже никуда не годятся. Нервы ни к черту! И муж не единственный, кого нужно винить… - заварив кофе в кофеварке, Патрисия подала к столу разрезанный швейцарский рулет из бисквитного теста с персиковым джемом.
   В силу своей скромности Эми хотела её остановить, да не успела. Теперь ей не уйти. Придётся отведать гостинец, полакомиться… Возможно, еда обеспечит более плавный переход к основному вопросу. Тёрнер, наторелая разгребательница чужих волокит, продолжала двигаться по оригинальной тропе и предлагала варианты, не отходя от кассы.
   - Так. Забудьте на время все причины вашей ссоры и взгромоздите эти причины на меня! Ну, вы… понимаете, о чём я. Я готова выслушать, хоть и не психолог. Я готова дать совет, как лучше поступить.

   Замкнувшись на минуту, может быть, на две, Патрисия забыла о торте, забыла о кофе. Забыла обо всём. О себе и о мире. Что-то пошатнулось и заставило не самую ужасную мать раскипятиться, а затем вылить кипяток на более безмятежную гостью.
   - Я скажу вам правду. После расторжения брака в судебном порядке, которое было только моей инициативой, Эдзард, мой муж, стал мне периодически названивать. Угрозы от него не прекратились и через полгода, а, наоборот, обрели по-настоящему реальную форму. Отец моего ребенка очень агрессивен, как мне кажется, даже невменяем! Я очень боюсь за свою жизнь… - Патрисия заплакала, не договорив.
   Эми почти пожалела, что затеяла данный разговор, что затронула, очевидно, не самую сладкую тему. Брюнетка не планировала изранивать и задевать. Но любое любопытство - страшная штука, а любопытство, касающееся семейных околичностей, толстых намеков на тонкое обстоятельство, страшнее всего.
   - Я так и не поняла, из-за чего, имея общего ребёнка, вы расторгли брак… или… вы не сказали! Да, из-за чего, кстати? Честное слово, будьте уже открыты со мной. Не бойтесь выставить напоказ изъяны мужа, да и свои тоже! Худая правда лучше сдобной лжи! Обманываясь и обманывая, вы точно не убережете ребёнка. Нет. Вы только обострите и без того запущенный случай! Это я вам говорю как специалист по секретам и утаиванию правды! Что-то я в этом понимаю, уж поверьте, ибо сталкивалась прежде! А стало быть, мне известны разрушительные стороны секретов…
   Патрисия восприняла далеко не глупый совет Эми достаточно серьёзно, выпустив на волю весь залежавшийся хлам в виде своих изъянов и изъянов Эдзарда. Вторых, впрочем, оказалось куда больше.
   - Несколько лет назад нашу дочь жестоко изнасиловали на её Дне Рождения! Это были друзья Эдзарда, приглашённые им же, без моего одобрения! Скоты круто нажрались… А затем, когда мы с Эдзардом отъехали, потому что нужно было навести мою мать, болевшую гриппом, они схватили нашу дочь и… изнасиловали. Это гадкое преступление произошло в нашем доме! Представьте, несколько взрослых пьяных мужиков и одна беззащитная маленькая девочка, чьё половое созревание ещё не завершилось. Они просто… ой я не могу об этом говорить!

   Напряжение в доме нажарилось! Причём жар исходил не от периодически пылающей Эми-рии, а от Патрисии, которая вся покраснела, которая заплакала. Даньелз краснела и плакала всякий раз, вспоминая тот день, а вспоминать о том дне вошло в привычку. Казалось, негатив клеился к ней. Это становилось всё заметнее – обратное движение личности.
   Эми, меж тем, рассчитывала на большую конкретику.
   - То есть, спустя какой-то отрезок времени после произошедшего вы обвинили во всём мужа, что было бы логично, между прочим, и поэтому расстались с ним, да? А он, как я поняла, расставаться не хотел и принялся гнуть свою линию в лучших дипломатических традициях? Или… как было?
   - Нет. Всё не совсем так… - Патрисия покачала тяжелой головой из стороны в сторону, как делают при отрицании, - Я ушла от Эдзарда и забрала дочь не из-за того, что её изнасиловали, а из-за его неподобающих самовольных деяний.

   Эмилайн:
   - Да? Хм, интересно. И что же такого ваш Эдзард начудил, что вы
шарахаетесь от него, будто от крокодила какого?!
   Патрисия:
   - Ближе к осени он выследил своих приятелей. Всех, кто был на Дне Рождении, всех, кто лапал Хизер, и даже тех, кто просто присутствовал при издевательстве…
   Эмилайн:
   - Выследил, и что… убил их?
   Патрисия:
   - Да. Он убил! Убил всех! И сколько я не старалась, сколько не уговаривала себя остепениться, так и не смогла… не смогла переварить тот факт, что делю кров с убийцей, пусть даже это и можно назвать отцовской оправданной местью! Я пообещала сдать его местным органам, если он живо не уедет.
   Эмилайн:
   - И… что?
   Патрисия:
   - Он уехал. Уехал на следующий день, вроде бы, поняв меня. Но, как видите, он тоже не смирился. Люди в Америке делятся на две категории: эмоциональные и неэмоциональные. Вот мы с ним, пожалуй, оба чересчур эмоциональны, из-за чего нам всегда не удавалось достигнуть договоренности, заключить соглашение… Я не спорю. Я сама во многом накосячила.
   Эмилайн:
   - Да уж, семейка…

   Вышло так, что Тёрнер ожидала услышать чего-нибудь в духе безобидных шоу, где обсуждают “грязные” измены, которые изменами трудно назвать, а, в итоге, наткнулась на неразведенную, чистую драму со злостью и убийствами, с растлением малолетних и угрозами по телефону от родных.
   Человеколюбивая, добропорядочная Тёрнер, видя, что хозяйке сейчас очень дурно, отложила разговор о другой кровавой драме, о смерти Гэйнор и Венонны Фрэнджей. Это было разумным решением, в чём рии убедилась сразу после того, как проглотила свой кусочек торта. Тем более ценная свидетельница никуда не денется. Можно не спешить)))


   “Этот мир должен был заучить наизусть - я не сильна в коммерции чувств. Правда и честность мне более близки. Потому что Эми и есть правда, Эми и есть честность. Вряд ли это когда-нибудь изменится” – до того, как вернуться в уютную гостиницу и завалиться на кровать после очередного долгого денёчка, Тёрнер заглянула в закусочную на традиционный бизнес-ланч. Торта ей оказалось недостаточно, чтобы усмирить революцию в желудке, навеянную чёрт знает чем.
   Зато, сразу после ланча, её потянуло отдыхать. По пути она больше ничего не посещала, загруженная призорами и рвениями по самое некуда. Шла только вперёд.


   Внезапно раздалась гроза с громом и зверским-зверским ливнем. Эми повезло добраться до отеля быстрее многих лохов, в миг, когда Чарльстон только начинал промокать. По крайней мере, так рии полагала, пока не оказалось, что её поджидали. Ловушка, установленная некими неизвестными персонами, сработала великолепно – гостиницу захватили террористы.
   Эми ощутила дух враждебности, выжигающий и жгущийся. Не расспрашивая персонал о том, что стряслось, нью-йоркчанка мягко, но настоятельно велела себе соблюдать меру в беспорядке, меру в испуге, меру в страхе и ужасе!

   - Эй! Какого… - пробежавшись по коридору второго этажа, где располагался её номер, рии резко притормозила, подала чуть назад, ну, а затем крикнула пригородившему ей путь. Пригородивший (это был мужчина) ассоциировался у неврастенички Тёрнер с неким субтильным псевдогалантным чмом, гибким халдеем, манерным альфонсиком. То ли причина в прущих на внешнюю сторону наклонностях типа, то ли в Тёрнер, которая напридумывала себе эти наклонности, - Кто вы такой? И что за чертовщина творится здесь? Я жду немедленных ответов!
   Ивес Мармонтель, он же Адам, он же сын Дарейдаса, он же сын Арая и Сафер, известный французский меценат и филантроп, надругательски улыбнулся. Лишь после этого богач удосужился мало-мальски прояснить для Эми – для ждущей правды и правду обожающей.
   - Боюсь, ты не поверишь, с каким усердием мы тебя искали, о, ключ от нашего спасения! Откровенно говоря, я рад, что этот день наступил, вопреки всем сомнениям. Я хотел объявить в торжественной обстановке, поэтому так среагировал. Здесь извиняюсь. Нужно было незаметно поскорее доставить тебя к нам. Но как получилось - так получилось. Впереди у нас ещё полным-полно времени и не вижу смысла торопиться. Хотя… и надо бы! Пока трепетные власти не зарегистрировали возникновение очередного сверхчеловека. Или как там нас называют…
   Предчуя подвох, Эмилайн встала в упрямую позу, готовая к атаке, готовая выпростаться, вырваться и раскабалиться.
   - Кем бы вы ни были, я, вроде как, должна вести себя вежливо, но нет, я не буду вежливой. Кем бы вы ни были, знайте, я никуда с вами не пойду.
   Не ожидавший от рии какого-то другого ответа, не надеявшийся на быстрое согласие, Адам имел на этот счёт своё мнение. Он подготовился достаточно основательно, продумав всё заранее, предвидев все варианты.
   - Нет, моя милая, пойдёшь. Видишь ли, я долго изучал твой характер. Мне известны все твои пределы, все твои слабости. Тебе небезразличны жизни окружающих. Признаюсь, кое-какие слабости у нас с тобой совпадают, а это очень хорошо для нашего партнёрства. Правда, в отличие от тебя, Эми, я умею жертвовать. И если ты меня разочаруешь, то я… разочарую родственников тех людей, что сейчас находятся в гостинице. Разочарую известием об их трагической кончине!

   Адам пояснял…
   - К каждому, кто сейчас в гостинице, на отдыхе или работает, приставлен мой человек. Если я подам определенный сигнал, то вновь прольётся кровь, опять погибнут невиновные. И нет, не пытайся превратить себя в Иппокрену энергии. Даже, обладая такими удивительными силами, какими обладаешь ты, быть повсюду невозможно. К слову, мне будет жалко этих смертных. Мне всегда было больно видеть смерть. Сам факт смерти меня очень пугает. Наверное, пугает больше, чем их. Но я всё-таки умею жертвовать, Эми. Хорошо это или плохо - как уж есть…

   В вестибюле.
   Громила с татуировкой христианского креста на лысом затылке вытянул сильную руку, приставил тяжелый ствол автомата к трясущейся голове администраторши.
   На третьем этаже.
   Любитель грубо скалиться с длинными прядями и выбритой височной частью с такой же наколкой, только на запястье, держал в заложниках семью. Испуганный ребёнок верещал.

   - Эми, будь разумной. Примешь предложение – никто не пострадает. Люди отделаются лёгким испугом и назиданием. Я ведь не террорист какой-нибудь. Я желаю мира. Я добра желаю. И каждому здоровья. От всей души желаю. И мне не много надо. А то немногое ты можешь мне дать. Только не вынуждай меня переходить черту, если ты, конечно, понимаешь, о чём я…

   Разумеется, Эми всё поняла. Тот безмозглый рыцарь, твердивший про божественную миссию, был подослан этим незнакомцем. Перед ней встал выбор, нелегкий: избирательно изменить свою цель, сделав шаг навстречу, или подождать, пока псевдофранцуз исполнит обещание и людей в отеле перебьют, как дворняжек, чего она допустить не могла категорически.
   - Ладно. Я пойду с вами. Пойду даже на край света, Где помимо нас не будет ни души. Я пойду, пути иного нету, Если надо ждать, буду ждать всю жизнь!

   Адам улыбнулся, ещё раз, но уже более сдержанно:
   - Честно? Противоположного исхода я не допускал, наслышанный о твоей человечности. А это значит, что… изначально тревожиться не стоило. Теперь ты моя по праву, ну, а я в твоем распоряжении. Уверен, вместе мы многого добьемся. Вместе мы горы свернём!


   Пока они медленно спускались по лестнице, находящиеся в раздумьях обо всём и вся, Адам интересно выражал свои взгляды по поводу мира и миров. По поводу начала и конца. Он любил об этом тараторить – о вещах, многие из которых были не до конца понятны даже первым образцам разумной жизни.
   - Парадокс Ферми… если следы деятельности инопланетных цивилизаций невидимы, это не значит, что их нет. Это значит, что вы, земляне, чего-то недостойны. Вот меня взять к примеру. Я вырос в окружении прямоугольных цветников, наблюдал эталон ландшафтной архитектуры несколько столетий! Я знаю, что такое божья красота, но не смог бы на неё снова посмотреть, потому что ушёл добровольно, не предупредив, а вернуться не мог, когда захотел, потому что в истинных садах действуют особые моральные законы и воспеваются особенные ценности. Хотя и это – всего-навсего ложь, потому что я… не пытался вернуться, понимаешь? Я дал клятву своей возлюбленной не оглядываться по временам, не озираться назад, а моя возлюбленная дала клятву мне. Как исход, мы оба поклялись.

   Эми абсолютно не нравилось, что нёс француз, поэтому она попросила его “вежливо”:
   - Надо же. Сады, ландшафтики с рабатками… а заткнуться можно? Хотя бы на минутку! Уши уже вянут слышать этот бред!
   - Хэ-хэ! – противно усмехнулся Адам, - Ничего-то ты не понимаешь, дитя. Впрочем, это поправимо. Так происходит со всеми мыльными пузыриками – с теми, кто отрицает поначалу, а потом им раскрывается божественность. К тому же теперь ты точно никуда не денешься. Привыкай к потрясениям, о, мыльный пузырь…


   Выйдя на улицу, Ивес и Эмилайн тут же угодили под ливень. Что показательно – мужчина имел при себе два зонта. Одним он успешно воспользовался, но даме не предложил.
   Тёрнер только и делала, что смотрела во все стороны, ища способы, какие-то подсказки… ища повод улизнуть, но спасти жизни напуганных чарльстонцев, если такое возможно.
   “Пошевели чуток мозгами. Ещё не всё потеряно. Тебе не нужно никуда ехать. Тем более с теми, кому нельзя верить. Есть плохой шанс не вернуться, или ещё хуже – шанс умереть в чьих-то демонических когтях. Зло, которое переламывает девиантных, прикрываясь благими намерениями, не должно победить. Не в этом мире, не в мире, где есть Эми”

   С минуты на минуту на территорию гостиницы должен был подъехать лимузин. Главный шантажист Каролины с кем-то связался по мобильнику. Далее шантажист произнёс резкую нотацию – чтобы рии даже не думала от него ускользнуть, иначе… жителям Чарльстона не поздоровится, а их ненужная гибель отметится пятном на её совести.
   Эми почти убедила скользкого недруга, что не намерена никуда убегать, но не забыла помянуть чёрта по традиции. Без этого никак…


   Тем временем. В отеле…
   Верзилы, которым было велено ждать новых указаний, не больно пеклись о психическом здоровье тех, в кого тыкали стволами. Им это даже нравилось, им нравилось все, что содержало насилие: ощущать себя на вершине, любоваться чьей-то беззащитностью. И хотя эти утырки яростно позиционировали себя религиозными фанатиками, даже христианами, напоминали обычных бандюков, рассвирепелых западных наёмников из боевиков с участием кинозвезды Джейсона Стэтхэма. Такие, обычно, не смотрят за мишенью, когда ведут огонь, про таких говорят “мышцы есть – ума не надо”. Их внутренний мир не отличался от их имиджа…
   - Хм… - сектант, дежуривший на третьем этаже, почувствовал чье-то странное присутствие и отошел на пять метров от дрожащих от страха работников отеля. Его интуиция его не обманула. Здесь, действительно, кто-то бродил. И этот “кто-то” сильнее сотни вооруженных головорезов. Этот “кто-то” – Призрачный Воин.
   - Приготовься к бесконечному путешествию в ад, детка! – бескомпромиссный антигерой, являвшийся злу в ночных кошмарах, воплотил детский страх громилы – страх огня. Призрачный Воин обхватил грешника за плечи. Сжал пальцы, которые быстро зажглись. Вместе с ними, подобно рождественской ёлке, зажглось и тело обхваченного.
   Антигерой тоже был садистом, хоть и воевал твёрдо за добро: ему нравилось наблюдать процесс сгорания, это больное протекание с дрыганием и криками, чего он не скрывал ни от других, ни от себя, ибо бесполезно. Правду не утаить, особенно такую – горяченькую, в масле)))

   - Всё, детка! – жестоко расправившись с одним дебильным пнём, подождав, пока от него останется лишь пепел, Воин отправился рубить другие “пни”. Интересное занятие, по всем признакам, обещало затянуться на весьма продолжительное время. Если демону сильно подфартит – это не завершится быстрее, чем через час. Правда, сдерживающий фактор в лице рии, которую опять нужно спасать, не позволит ему разыграться. Нюанс на нюансе(((


   Между тем. На улице…
   - Ребята что-то не отвечают, чтоб их… - Адам ругнулся в полуслух. А потом случилось нечто уж совсем из ряда вон выходящее: из окна верхнего этажа, разбив стекло, вылетел зарумяненный остаток Джоердэйна. Бедный приспешник Адама и Евы даже подёргался, будучи таким… зарумяненным. И помер лишь потом, через речку мучений.
   “Оу… - Мармонтель, который был настроен к выходкам противников, не слишком омрачился. Опытный стратег, он бы ни за что не пошел на такой риск без надёжной боевой единицы, - Вероятно, дела плохи”

   Брызг капель не уменьшился. Брызги участились. Сегодня под американской грозой сошлось всё не самое американское: благородный демон из преисподней и выходец Элизиума, чьи деяния спорны, но не очищены от логики.
   - Отдай мне её! Отдай мне рии и тогда умрёшь без боли! – Призрачный Воин, чей источник могущества обитал среди первозданных огней, в демоноидном реале Гадеса, первозданным огнём источался. Монстр никого не планировал щадить… включая божьего отпрыска!
   Адам, как ни удивительно, не поразился. Адам сохранил надменное спокойствие.
   - Что ж, забирай, если сможешь. Ах, да. Кое-что забыл. Чтобы не уйти отсюда с пустыми руками, тебе придётся принять повторный вызов от моего верного слуги. Иначе выражаясь, Разиэль вызывает тебя на матч-реванш! – и не просто сохранил, а стал ещё спокойнее, будто поблизости не было угроз, - Разиэль, малыш, выходи! Покажи, на что ты способен! Разозлись до конца! Чего же ты ждёшь?

   Прошла минута. Прошло две. Все трое стояли замертво в ожидании очередного “мистического чуда”. Призрачный Воин был готов. Эмилайн была готова. Адам был готов, хоть и юродствовал.
   Битва сторон разожглась непредвиденно: правое плечо Призрачного прострелило тупой болью, а его самого подняло высоко вверх и стало интенсивно крутить по напряженно-сырому вечернему воздуху. “Цепной пёс” первочеловека с разбегу насадил Воина на копьё, чей яркий наконечник вгрызся в спину, на всю свою длину, а “выгрызся” уже через грудь, подхватив салат его внутренностей.

   Бдительно следя за поединком, Мармонтель похлопал Разиэлю, и порекомендовал ему не канителить – творчески подойти к уродованию тела поверженного. Творчески и оперативно!
   Разиэль, быстро усваивавший суть всякого дела, одарённый превосходнейшей памятью, воспринял совет шефа чересчур буквально: взял ослабшего, но ещё живого байкера за шиворот и грубо поволок по мокрому асфальту. Куда-то в тьмищу гостиничных окрестностей, к чёрному забору с остренькими зубьями, на которые удобно напарывать байкеров!

   “Кровь за кровь, кишка за кишку, почка за почку”. Дабы не волохаться на танцполе кошмара и жести, да побыстрее отпустить затерзанного Воина, ходкий фетиш иудеев реализовал свою мечту. Разиэль бросил здорово проколотого точно на штык, и того прокололо уже второй раз за эту среду. Прям мясорубочка!
   Эми рвалась, Эми мечтала, чтобы её напарник восстановился и победил. От вмешательства в битву её сдерживали обещания француза расправиться с какими-то другими людьми в каком-то другом месте, что в теории могло быть чистым блефом. Вот только она не хотела проверять, ибо, как подмечал сам Адам, она высоко ценила жизни своих соплеменников и ни за что не стала бы мельчиться ради помощи корявому рукомеслу Сатаны, даже если “рукомесло” единожды её защитило. Вернее, уже дважды…


   …Ненасытный в рассуждении мщения, ненасытно-голодный, само ненасытие, Разиэль пошатал Призрачного Воина, чтобы виселось ему
тягостнее. Чтобы всякий, дерзнувший посоревноваться с Разиэлем, с глупым, но мощным, знал об отсутствии шансов у себя и не лелеял бессмысленных мечт.
   - Рр-р-р-р-р-р! Я карабкался в горы. Рр-р-р-р-р-р! С-с-с-с-с-с-с-к-о-т-и-н-а! Рр-р-р-р-р-р! Я карабкался в горы…
   “Разиэль карабкался. Рр-р-р-р-р-р…”

   Чтобы оставаться частью, необязательно быть проводником. Путь это не только физическое понятие, но и гипер-метафорическое. Путь это предначертание и завет.
   Призрачный Воин - предначертание и завет

        Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов…
Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов…
                Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов…
         …Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов
         Ghost Warrior
                noble evil
                 
                (Призрачный Воин:
                благородное зло)

   Слаженно рассказам исторического легендарного содержания, носителей проклятия Гадеса может уничтожить только энгел. Больше это не под силу никому! После каждого поражения, лёгкого или тяжёлого, носитель подвергается тотальной реконструкции – физически переустраивается с целью улучшения. Дьяволизм нынче вышел из моды, его место занял:
   - Призрачный Воин!

   Разиэль, отошедший от недопобеждённого бессмертного противника, вдруг остановился. Конечно же, его колебали сомнения по поводу полного триумфа, но чтобы убедиться в этом, пришлось повести себя немного нетактично. Зато теперь “божественная тайна” будет иметь в виду, с кем связался, а, следовательно, будет лучше стараться, чтобы не огорчить господина.
   - Ты… - Разиэль не видел, как Воин сошёл с зубьев. Это ему, говоря попросту, не нужно, преисполненному необоснованной детской уверенности.
   - Я! – Воин вытащил саблю из невидимых ножен, горячую, как и он сам. В ту же секунду вблизи прозвучал трубный раскат грома, дождь припустился пуще-припуще. Звук набирающего силу ливня напомнил водопадный гул. Плеск в лужах и гиетная муть накрыли картинку без изъятия, со всеми потрохами.

   Очевидно, природа волновалась. Природа пылко и неспокойно реагировала. Поскольку на её носу болтался бой двух плодов, двух исчадий - священный эксперимент против хелл-существа - природа бегала вприпрыжку.
   На кого делать ставки, дамы и господа? С одной стороны - умудренный опытом, старый зверь, прошёл огонь, воду и медные трубы, первой руки, все ходы и выходы знает (да, всё это про Призрачного Воина), а с другой – прежде проигрывавший схватку,
обделённый явными преимуществами, строганный наскороту, в пожарном порядке, лишь бы развлечь эго создателей (да… такой вот Разиэль).

   Воин запыхтел, намереваясь жёстко отплатить. Непрекращаемая ненависть служила источником его силы, придавая торжественную важность неистомному заданию – каранию и отпору, ведь демон сам карание, сам отпор. Демон, излучающий огонь из Аида – то, на что у зла не сыщется управы, то, чего зло столь боится.
   - Лови! – Разиэль метнул копьё в великого врага. Уже второе. Первое “погибло” от рук рии во время предыдущего побоища. А теперь… погибло и это. Кто бы мог предположить: тупица Разиэль позорно профукал оружие, совершив им всего одну атаку, и та атака - с тыла.
   - Нет, я так не думаю… - Призрачный Воин вытянул руки и угрожающе захрустел пальцевыми костяшками. Его следующее действие, каким бы зажигательным и шумным оно ни было, обязательно удивит немногочисленную публику в лице Адама и Эми.

   Охотник за головами, пришелец из преисподней медленным шагом приближался к Разиэлю. Разверзся ад. Разверзся в конкретном месте - во рту разгневанного бога иудеев, и из него полезли слюни, как у младенцев при истерике. Бог иудеев вскрикнул и побежал на живучего байкера. Это было ужасно опрометчиво…
   Только не говорите, дамы и господа, что не предвидели подобную концовку: Воин вытянул из Разиэля жизнь единственным прикосновением – прикосновением указательного пальца к защищённой доспехами груди. Воин прошептал спецзаклинание за миг до столкновения.

   Разиэль бухнулся всем тяжелым, как гранитная глыба, телом в слякоть, в грязищу. Утонул лицом в слякоти… фу-фу! Расположился в размазне! Триста раз “фу”!
   Невзирая на то, что посланец Дантова ада с ним совершил, божок всё ещё шевелился, хоть и лениво. Перебирал ручонками, сопротивлялся прекращению, как любая прекращающаяся жизнь))) Искусственная, как он, или натуральная)))

   - О-о-у… - Разиэль прижал пальцы правой руки к шее полупарализованного бога. Другой же рукой поднял валявшийся рядышком камень, нещадно втоптанный в грязь, промоченный слюнями бродячей собаки, но впору пригодившийся, - Если раньше утверждать мешали сомнения, то теперь можно сказать наверняка, ты, как никто, знаком с моей компетенцией. С моей непримиримой упрямой компетенцией!

   Пальцы Призрачного Воина расплавились, расплавив доспех. Огонь протиснулся вовнутрь, под покров Разиэля. Таким родом велось выворачивание, выдирание души. Страшно неприятно, если на это смотреть, и страшно мучительно, если это испытывать - не посоветуешь врагу, не увидишь во сне, не встретишь в фантазиях.
   - Э-у-э-у-э-у-э-у… - Разиэлюшка подыхал муторно и долго. Дольше и муторнее предыдущих невезучек. Кожа пришла в негодность до того, как истлела броня. А синтетическое сердце обнищало совершенно и полностью!

   Но истощить жертву - только половина дела. Воину всегда было недостаточно энерго-вампиризма. Нужно ещё добить побеждённую жертвочку физически. Только тогда можно считать mission complete.
 

                End Game


   …Эми смотрела на то, как её новый друг и заступник, Призрачный Воин, разбивает лицо Разиэля большим камнем, как преобразовывает лицо в смешение оборванных кусков и мясных нитей. Смотрела, вспоминая, как она сама когда-то преобразовала лицо Джека Хэлвана, своего возлюбленного-психа.
   Разум женщины-рии сжался, одновременно засаднили все тонкие и острые занозы. Ей стало тошно, обидно и до невыносимости больно. Эмилайн развернулась и, не сдерживая слезы, начала колотить Адама кулачками по плечам и груди, спрашивая, к чему это насилие, зачем вся эта кровь, почему нельзя жить в мире и покое – сосуществовать с уважением, с гармонией.

   Древний не нашел что ответить, поскольку сам был ужасно ошарашен. Потерять Разиэля… Остаться без “свиты”… Не произвести должного впечатления на рии… Облажаться по всем пунктам… Да уж, невезенье так невезенье!


     Раздолбив череп до основания, так, что раздалбливать было уже нечего, Призрачный Воин хладнокровно, с беззаботностью в движениях и в позе, избавился от останков Разиэля. Поводил ладонью по воздуху, поводил-поводил и резко сжал в кулак.
   Огонь вырвался из асфальта, из лужи, вышмыгнул из дальних низов, и, ставши ярким, поглотил останки. Забрал их с собой! Куда-то туда… в тёмную тьму! Или же в другое измерение!

   Адам гулко свистнул, позвав телохранителей. Те выбежали откуда-то, понаставляли стволы на Призрачного Воина и устроили вечернюю пальбу, что ни капельки не спасло ситуацию: неспособный умереть, посланец Аида “кремировал” и их. Огненные головешки возникли под ногами тупорылых стрелков, а потом, спустя секундную диаду, втрое увеличились, превзойдя в росте.
   В связи с очевидным поражением у Мармонтеля не было иного выхода, кроме как бежать. Бежать без оглядки, чтобы кое-где создать портал и оказаться дома, а не в лапах монстра, что поставило бы под вопрос дальнейшее похождение древнего.


   …Стуча ботинками по лужам и смешно подпрыгивая, Адам старался не накручивать себя. Это у него получалось из рук вон, ибо гротесковый образ пыхающего байкера, отнимающего жизнь Разиэля, априори неизгладим и приснопамятен. “Есть на свете то, что не вычёркивается голым желанием”.
   К сожалению, ноги подвели первочеловека. Брюки были измазаны грязью, пуговицы пиджака и воротничок… мудрее не описывать. Адам поскользнулся, получив ушибы мягких тканей, содрав кожу тут и там, схлопотав сотрясение. Костюму хана!

   Его лоб был разбит над левым глазом и чернел запекшейся кровью. Далее из кустов с оглушительным треском выскочил Призрачный Воин, позже подошедший к упавшему. Где-то в пяти-шести метрах от них стояла Эми, не знающая, как себя повести. Всё вело к тому, что Адама тоже убьют. Друг рии был чересчур… радикалистом, чтобы просто отпустить, чтобы не закончить начатое. “Все Призрачные Воины всегда всё заканчивали. Так происходило во все времена и во всех измерениях”.
   - В твоих венах растекается кровь основателя всезла! Ты - то, что по всем соображениям не должно существовать, даже если ты не столь опасен, как твой создатель. Никто из знающих меня не станет сомневаться, что я выполню принятую на себя обязанность наилучшим образом, как только могу, со всем беспристрастием! - раскрываясь с фанатичной жестокой стороны всё больше и больше, Воин тем самым убеждал рии в сущей неоднозначности. Воин… уже растопырил пальцы, чтобы расплавить бьющуюся душу.

   Адам, на лицо которого не прекращали падать струи ливня, повернулся к своей последней надежде, к надежде, чьё имя Эми, и, перемогая зудение десятка ссадин и травм, громко произнёс. Громко и убедительно:
   - Ты! Ты… отказываешь мне в необходимой помощи, в дружбе, в союзничестве… а ведь я, между прочим, доверенный Христа. Мне предложены правомочия мессии! И в то же время ты… подсобляешь какому-то сомнительному демону! Ну, и… как это назвать, если не безрассудством и наивностью? Кажется, ты выбрала неправильную сторону… жаль! – болезненно прокашлявшись, смахнув со щеки ободранную корочку кожи, Адам значительно дополнил к уже сказанному, - Послушай, если ты позволишь меня сжечь, если дашь ему убить меня, у тебя уже не будет шанса одуматься. Двери в истинность закроются навек! Да и сама ты будешь жалеть, что так поступила! Попомни моё слово, дитя!
   “Попомни…”

     Эми немало размышляла, что ответить, но… из неё, как из всякой темпераментной, вырывалось всё автоматически:
   - А может, я не хочу быть ни на чьей стороне! Не подумали? Нет? Может, я сама по себе! Я не участвую ни в ваших разборках, ни в этих ваших грёбаных войнах! С меня довольно!

   Уловив суть претензий рии, Адам стал готов к любым компромиссам, лишь бы пережить ночь. Ну, а Эми, как всегда, не могла допустить, чтобы погиб ещё один… неважно, человек или кто-то другой. Не могла и не допустила!
   “Героиня триллера” вмешалась, встав посередине – между Призрачным Воином и сыном Дарейдаса.
   - Нет, ты не притронешься к нему! – она говорила, что думала, говорила то, что хотела, взывая опомниться и перестать лить литрами кровь, губить, пусть и виновные в чём-то, но такие уязвимые, такие прекрасные души, - Не притронешься! Не подходи!
   Байкер остался непоколебимым:
   - Прочь с дороги! Ты мне не помеха!

   “Ну, хорошо…” – Эмилайн разозлилась. Эмилайн создала огонь. Эмилайн выстрелила в байкера, чьё тело плюхнулось на кустики сзади. В груди подбитого образовалась красная раскаленная дыра, источающая пар. Эмилайн, Эмилайн, Эмилайн…

 


   …По всей очевидности, Призрачный Воин не ожидал, что рии решится на такой смелый шаг – пойдёт против него, защищая Адама. Но… это случилось. Вселенная сфотографировала, а затем сохранила. Вселенную не обмануть, не обойти… даже имея неограниченную силу, как у Высших или у Дарейдаса!

   …Ивес Мармонтель, до которого только-только дошло, что Эми сберегла его шкуру, изменил направление глаз, изменил направление шеи и закричал не своим голосом, странно возопил. Странно и признательно.
   - Спасибо… огромное! И, пожалуйста, прости! Прости меня! Я не оценил твою доброту! Я не должен был тебе угрожать, не должен был рэкетировать… Я вообще много чего не должен был делать…

   Нисколько не злопамятная, хоть и чуток вспыльчивая, не злая, но умеющая выходить из равновесия, Эмилайн быстро и легко его извинила. Правда, не обошлось без предупреждения:
   - Уходите, пока демон не очнулся! Совсем не уверена, что удастся долго сдерживать ад. Ад очень настойчив, знаете ли. Моей силы может элементарно не хватить и тогда… ну, вы понимаете…
   - Понимаю! – Мармонтель погрузил пальцы в лужевое озерцо, чтобы упереться и встать. Колени болели, как и всё тело, но вот незадача - надо было поторапливаться.

   Сильно хромая, спотыкаясь обо всё подряд, придерживая руками сползающие брючины, первочеловек поковылял в сторону серого Рено. Сегодня, в этом вечер, ему предстоит самому сесть за руль, ибо все подчиненные мертвы, + он, кажется, выронил магические ингредиенты для создания портала и теперь их уже не найти.



В райском саду с недавних пор пусто
Деревья покрыты омертвляющей грустью
И чёрным бархатом все травы молчат
Тихо ждут, иногда шепча “смрад”.

Тревожно таясь в тени горьких скал
Из соли и вечного льда, как оскал,
Даже в рай иногда проникает беда
И в Эдеме настают холода…

Она помнит всё ясно, всё точно
В пахучих купинах сирени,
Как он плакал, кричал,
Ах… Ах…
Умоляя, Адам даже пал на колени
В осколки разбитых зеркал
Мол, каюсь, смотри…
Только взор наглый, ясный
Выжигал всё внутри.

– Я весь твой, моя королева,
Не надо мне змей и ненавистен тот ад,
Там лишь боль от обиды и гнева
Я очень хочу вернуться назад,
В царство Эдема, в родные ландшафты,
И к тебе, моя милая Ева.

Смеется одними глазами,
А в душе – пустыри…
Глупый милый Адам,
Нет обиды. Смотри.
И рукой по груди
Ты всегда тут, мой Адам,
Всегда у меня и внутри…
Будет так.
А у Евы дыра между ребер
Размером с кулак.

Гулким эхом вдоль скользких скал
Моя королева, моя коро…лева…ева
В книгу судеб записан финал
Ведь тогда еще мало кто знал, что
Адама убило не яблоко,
Его – уничтожила Ева.


   Подождав, пока Renault богача исчезнет в ближайшем автопотоке, Эмилайн также позаботилась и о том, кого подпалила. Призрачный Воин, по сию минуты валявшийся в кустах, был перенесен в гостиницу. Помимо умения становиться ходячим факелом, Эми кичилась небывалыми параметрами – могла с места на место перетаскивать мужчин, весивших куда больше неё. Ideal woman!


   …Там, в отеле, люди потихоньку отходили от шока. Кому-то это удавалось легче, быстрее, а кому-то, наоборот, тяжелее и медленнее. Ну, а кто-то шок не перенёс. Как выяснилось, в одном из номеров скончался семидесятилетний уроженец Канзаса, открывший молочную ферму в Богучанском районе три года назад. Старик умер спустя несколько минут, когда к нему ворвались ошалелые преступники. Слабое изношенное сердце…

   “Признаешь ты того или нет, но те ублюдки пришли по твою душу! Ублюдки появились здесь из-за тебя! Из-за Эми, вокруг которой опять умирают все подряд, потому что Эми – сама сплошная смерть, сплошное несчастье.
   Эми хуже всех, в чём можно легко убедиться, лишь прикинув количество отбывших – количество потерянных жизней”

   Очнувшись, подождав, пока в груди всё затянется, Призрачный Воин подавил в себе желание ударить или обругать рии за проявленную дерзость. Ибо не имел привычки обвинять в том, чем страдал сам. Было веселое время, байкер дерзнул сатане… с колдовской рулеткой, с единственным мгновением, с запоздалым постижением заплаченной цены и с патриотической тоской – с тоской по своей родине!

   НЕРЕДКО ИСТИНА ВОСПРИНИМАЕТСЯ С ДОЛЕЙ БЕЗНАДЁЖНОСТИ, А ЧАЩЕ – УЖАСАЕТ. К ПРИМЕРУ, ИСТИНА СУДЬБЫ. ОТ РОКА НЕ СОКРЫТЬСЯ, КАКИМИ БЫ БЕГУНАМИ МЫ НЕ СЛЫЛИ. ПРАВИЛЬНО ВЕРИТЬ, ЕСТЬ ТО, ОТ ЧЕГО НЕЛЬЗЯ УБЕРЕЧЬСЯ, ПРИ ЭТОМ НЕВАЖНО, ЗАЩИЩЕНЫ ЛИ МЫ МАГИЕЙ. ВСЕ МЫ, ЛЮДИ, ЛИШЬ ПЕШКИ В ЧУЖОЙ ИГРЕ – В ИГРЕ НЕЗРИМОЙ ЖЕСТИ, ТАК БУДЕТ ВСЕГДА. ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО МЫ МОЖЕМ = БАНАЛЬНО НЕ ИСПОРТИТЬСЯ…

   - Ты даже не представляешь, что натворила! Не представляешь, кого ты спасла! Ты полагаешь, что всё настолько просто! Предотвратила чью-то физическую смерть и можно дико радоваться? – вместо прямой ругани, байкер поступил мудрее, так, как Тёрнер не могла ожидать: он попытался внушить ей её неправоту, оправдывая воинские методы, определяя воинское кредо, - Запомни, ты ничего не знаешь о миропорядке. Ничего! Справедливость как индикатор устройства хорошего общества: путь от теории к практическому воплощению! Этого не достичь бабской жалостью и это, представь себе, придумал не я! В следующий раз, если сунешься, я не буду настолько снисходителен. Я тебя, конечно, не прикончу, но мало не покажется, запомни! Это будет уроком – как лезть не в своё дело!

   ЕСЛИ СУЖДЕНО – ЗНАЧИТ, СБУДЕТСЯ

   Эми нацепила ложное согласие и ответила. В голосе появилось прежде спавшее лихое раздражение:
   - Убедил! Сейчас выйду на улицу и начну мочить всех подряд, как ты, прикрываясь предлогом, что все вокруг грешники! Железная логика прямо! Чем ещё рассмешишь?

   ЕСЛИ СУЖДЕНО…

   Чувствуя, что спор заходит в тупик, безымянный байкер не стал угождать Тёрнер в её потребности пузырить и разметывать, выводить на ор и подстрекать. “В небоевое время важна стабильность, которой не хватает в бою”.


   Спустя двое суток. Париж. Дом на Бертона Пуаре.
   Джек Хэлван лежит на кровати, утопая в мечтах, стараясь не думать о происходящем.
   “Я бы стиснул тебя в душных пламенных объятиях, латентно просунув руку кое-куда в разгар обнимашек, чтобы ты не просто стала горячей, а взорвалась, уничтожившись и уничтожив все вокруг себя.

   Я бы продемонстрировал тебе второй мир через обморок: “втыкал” бы в тебя, пока бы ты не отключилась и не уснула, войдя в аналог Франции.

   Я бы споспешествовал твоей трансформации из дивы бешеной в диву бесную, наблюдая и заботясь, через восемь эпизодов – прелюд, развертывание киски, фальшивый паралич, сгорание, канитель на два окна, ла петит мортей и пик”


   Снизу доносятся звуки! Скрип двери и спешный топот! Это месье Мармонтель вернулся, не иначе как расстроенный. Поскольку только в состоянии огорчения, в приступе потерянности, грохочут башмаками так, что ходит ходуном всё остальное.
   Помимо хозяев и циркача Джека, в доме присутствовала куча других лиц - врачи, послушники, телохранители Адама и Евы! Невозможно не одобрить подобные сборища, когда под вопросом жизнь той, с которой провёл бок о бок два миллиона. Известие об ухудшении самочувствия Абель убило Ивеса ещё в аэропорту. Несвоевременное поганое известие…

   - Пропустите меня к ней! – пораненный, мокрый, с выпачканными брюками и сильными нагнётами, Адам разогнал столпившихся вокруг двери слуг и зашёл в покои Евы. Любимая не шевелилась, ничего не говорила. Большой круг сознания превратился в незаметную крошечную точку. Активность сердца глохла, активность разума глохла.
Синяя Система, некогда давшая ей существование, забирало существование обратно, без условий последующей отдачи.
   Желающий расплакаться, отдаться своим слабостям, Адам попросил всех немедленно выйти, чтобы засесть в четырех стенах с умирающей.
Все молчаливо исполнили волю. Только медик, регулярно бравший у Абель кровь, позволил себе высказаться:
   - Хочу, чтобы вы имели в виду, происходящее ошибочно относить к разряду естественных процессов организма. В крови мадам было обнаружено инородное вещество неизвестного науке происхождения. Если разрешите, то я предположу, что эта форма материи не с нашей планеты…
   Хотя Адам и привык ругать смертных за любое самоволие, в том числе за неожиданное открывание рта, в данной ситуации он выразил доку свою личную признательность и даже заплатил.


   …Джек, который всё это время валялся, размышляя о собственном отношении к “мамочке”, еще больше углубился в раздумья и незаметно уснул. А затем незаметно проснулся! Его разбудил крик.
   Хэлван бегом спустился, чтобы проверить, как оно там, и наткнулся на Ивеса, стоящего в гостиной с кислой миной и горько сожалеющего. Ивес поделился с ним теорией:
   - Кто бы мог подумать… её отравили. Синей Системой! Вероятно, это дело рук сатанистов, которых мы проучили. Если всё так, то мне остаётся скорбеть, вотще проклинать Европу, проклинать мир! А ведь мы их тоже отравили. Получается, попались в свою же ловушку… Проклятье! – Ивес не мог, да и не должен был сдерживаться. Не должен – потому что, продержавшись два миллионолетья, не жалко сорваться, если нет мотива держаться дальше.
   Ивес разбил мирно лежавший на столе набор кофейной посуды.
Драгоценную реликвию Капетингов, купленную с публичного торга! И даже глазом не моргнул! Для бывшего гражданина рая ничего не имело значения. Ничего, кроме Абель!

   Джек Хэлван, ненавидевший стоять в стороне, подошёл к нему поближе с предложением, до которого мог додуматься только он и больше никто:
   - Ну, успокойся. Мама ещё с нами. Давай поищем виноватых в этой истории…? Ты можешь, не знаю… отрыть трупы тех фанатиков, воскресить их, как меня, и снова их убить. Это реальная тема. Глядишь, полегчает!
   - Нет! – крикнул Адам, казалось, вышедший с рассудка, - Моё сердце требует больше смертей, большей жесткости и даже жестокости по отношению ко мне! Если я обречен страдать, так пусть страдает и всё человечество! Вся грешная Земля! Все грешные миры!

   Замыслив нечто антигуманное, нечто изуверское, непозволительное с точки зрения морали и этики, Адам посвятил в свои замыслы того, кто находился рядом с ним. Джек Хэлван не был ни против геноцида, ни против полного слепого уничтожения, как он сам заявил, но… что-то ему не очень нравились предсказания древнего.
   - Уверен, это не прозвучит как какой-то секрет, есть предметы, которые лучше хранить втайне от всех. Вот как раз одна из подобных вещей. Лежала месяцами, ждала своего часа! – Мармонтель отвёл Джека в комнату на втором этаже, в которую тот ещё никогда не заходил. Там коварно моргнул глаз первочеловека. Затем его руки полезли в нижний раздел книжного шкафа и вытащили оттуда сундук с неким сияющим артефактом внутри. С подозрительным пурпуровым камнем!


   Год назад. В Нью-Йорке…
   “Д-а-а-а-а-а-а-а. Это то, к чему я стремился. Остался один шаг” – Гадес без общих мыслей, полагаясь лишь на свою голую
любовь к пресловутому творчеству, вытащил из кармана
рваных брюк предмет квадратной формы, магический, судя по
всему, светящийся пурпуровым. Это было не что иное как ИФФИЛС - артефакт, созданный для функционирования в
сфере жизнетворения, ранее являвшийся собственностью
Храма Богинь. Каин стащил ИФФИЛС из подземного
хранилища, когда убивал энгелов. Среди всех магических
предметов, пурпуровый куб считается наименее легким в
использовании, его изучение требует огромных умственных и
моральных затрат. Помимо свойства менять истинность, по
коренному переделывать суть, у ИФФИЛС имеется ряд иных
качеств, условно называемых его “личностью”.


   - Это отколотый кусочек божественного Иффилса. Того чуда, что чуть не похоронило Нью-Йорк в прошлом году! Хранящийся в тени, кусочек вырос, подобно тканевому вздутию, что не может удивить! Всё, пришедшее к нам от Создателей, обладает собственной душой, живёт и само по себе развивается! – только Адам обхватил пальчиками камень, как в его глазах блеснула внезапная мрачная молния, на его скулах отразилась неумолимая мстительность, проступило зло, которого не было раньше, - Я намерен обрушить юный созревающий Иффилс смертным на голову, чтобы мою боль разделили все виды, все расы, все совокупности! Чтобы не меня одного заволакивал траур!
   Джек, несмотря ни на что, стоял и слушал, потихоньку вытягивая физиономию. Данный поворот был слишком крутым, чтобы его можно было переварить без последствий. Даже Джеку, мастеру создания крутейших поворотов, становилось не по себе от всего этого! Другой б на месте Хэлвана давно бы упал в обморок. “Великое отчаяние порождает великую силу”
   - Я чего-то не догнал! Погоди… ты сейчас серьёзно? Пустишь всех на распыл? Вот так просто? А как же возвышенные речи о… миролюбивости и защите бытия? Неужели - пшик?
   На вопрос лохматого Адам ответил со страшной убёжденностью:
   - Да! – и с бледноватой неестественной улыбкой, здорово изменившей ранее приятное мужское лицо, - Сначала я установлю царство траура здесь, на Земле, а затем… примусь за другие планеты! Пройдёт несколько лет и мироздание поближе познакомится с ним – со светопоглощающим снедающим трауром!

   Странная атмосфера напряглась на мгновение, прежде чем Мармонтель холодно усмехнулся. В этот многосложный запутанный момент вся опасность, исходящая от психа, свелась к голому нулю. Развеялась как дым!
   Ни хлопок, ни взрыв петарды, ни Склад Апостольски! Единственным источником шума остался ритмично стучащий сердечный аппарат Джека Хэлвана, в общем-то, легко сравнимый и со взрывом, и с тем же хлопком!

   I want to be tormented, I want continuous changes, it seems to me, in change my rescue, and still it seems to me that such small changes which others make kind of in a light slumber I with tension of all forces of reason, will be able to prepare me for a big change which I, apparently, need. Franz Kafka
   (Я хочу терзаться, хочу постоянных перемен, мне кажется, в перемене моё спасение, и ещё мне кажется, что такие небольшие перемены, которые другие совершают как бы в полусне, я же с напряжением всех сил разума, смогут подготовить меня к перемене большой, в которой я, по-видимому, нуждаюсь. Франц Кафка)

                Часть 5

   Быть странным на язык, трогательно бредить… у Джека Хэлвана получалось всегда идеально.

   “Здесь нет права осуждать чей то внутренний мир. Здесь можно, не стесняясь, им страдать... Можно попробовать понять, попробовать оказать моральную поддержку… поделившись основной из личностных болячек”.


   Когда-то очень-очень давно. Два миллиона лет назад. В довременные времена!
   Адам вышел из гигантского котла с зеленой жижей.
   Ева вышла. Прекрасное существо с прекрасными крыльями…
   Они не сразу поняли, что их друг к другу тянет.
   Ряд отличительных особенностей строения и функций органов тела, определяющих половую принадлежность, был выявлен ими лишь после адаптации разума и закалки эмоций!

   …Путь к исправлению обещает быть негладким и извилистым, но Его Высочество Дарейдас поклялся, что вернёт крепости, смордскому кормусу доброе имя – и он это сделает, избавившись от своих же детей!

   …Адам и Ева, не получившиеся сморды, не знали ни хорошего отношения, ни, тем более, любви. Поэтому, будучи вечно ненавидимыми, они быстренько сошлись. Ева смотрела, не отрываясь, в его карие глаза, и, чем дольше она вглядывалась, тем сильнее становился контакт. “Дышать воздухом опасности легче, имея при себе кого-то рядом”.

   По твоим губам можно страдать. По глубине глаз слагать стихи.
   По изгибам ключиц писать лучшие в мире симфонии. По созвездиям твоих родинок изучать астрономию.
   Проводить нескончаемые прямые в твоих волосах. На твоих плечах погиб бы любой кинестетик.
   По рекам и заливам твоих вен мог бы путешествовать сам Магеллан. Твой голос можно возвести в лик святых.
   Твоим взглядом можно резать металл. Твоими движениями руководствовались боги. Твои руки являют собой совокупность всего самого прекрасного в мире и мирах!


   Весь грустно начавшийся день Джек сидел в комнате, боясь из этой берлоги нос показать. Лишь изредка он подходил к окну и осторожно выглядывал на улицу, на парижские сумерки, вероятно, видя то, чего не видели другие. Ему было так жалко… что не передать.
   Сейчас Хэлван ненавидел себя за отсутствие смелости – спуститься и сказать всю правду, пока не произошло непоправимого, если уже не произошло! Постепенно прошлое маньяка обретало свежий смысл, более убедительный и более созвучный с доброй половиной его души, нежели та история – про маленького мальчика, сидевшего в Антнидасе. Это могло очистить суть уже взрослого Джека Хэлвана от негатива…


   Отправляя любимую в вечный путь, морально с ней прощаясь, Адам взял духи, те, что считал лучшими, и собрался побрызгать умирающую. Древний не верил, что такой час наступит – час, когда на всё станет параллельно. Первочеловек был настолько растерян, напуган, взволнован и обескуражен, что все происходящее казалось плохим сном, а одна из главных причин плохого сна – это стресс.

Давайте погрустим…?
Я сегодня останусь дома.
Я больше не буду держать тебя за руку и улыбаться.
Когда человек один - он привык саморазрушаться.
Разобщённость, покинутость сводят с ума.

   Раньше Адам смиренно наблюдал со стороны, как люди пытались вернуться в жизни друг друга, и только сейчас у него появилось что сказать. За все века, за миллионы лет, он активно проявлял себя во многих сферах, но только в этом, в двадцать первом веке, он снизил свою активность до минимума, потому что понял, чего стоит человеческое слово. Это слово не стоит ничего – так решил древний.
   Затем потянулась череда катастроф, цепь неприятностей, линия провалов, сбивающих с толку и с ног. Потянулась “эра впечатлений”.

   И вот, в обычный день, мило беседуя с престарелым смертным, Адам услышал “не перебивай”. Человек задал вопрос, что боги ощущают к не-богам. Адам ответил тогда “ничего”, а хотел ответить “призрение” и был бы почти прав. Истина отдалялась от людского мира, зато приближалась к нему – к выпровоженному небом.
   И вроде, по законам логики Адаму должно было быть все равно. Но как бы ни так! Адам скучал по вере и открытости, которые впоследствии утратил, потому что приходилось выживать, а также ненавидел тайны и секреты, из которых ныне не мог выпутаться.
   Такой сын Создателей…

   Закончив думать, я успокоилась.
   Я успокаивалась из раза в раз.
   Мне интересно, правда ли народ думает, что я всё это время сидела у окна в ожидании триумфального возвращения надежды, иногда смахивая прощальную слезу?
   На что алчные смертные надеются? Что я буду жалеть?
   Люди словно не понимают, что мой опыт во много раз превышает чей-либо.
   Но я не хочу для себя участи святых.
   Я не хочу переживать тот холод в душе ещё раз.
   Не хочу вспоминать прошлое, которое не стало настоящим.
   Я больше не даю людям вторых шансов. Я стала злее!

   Погруженный в исповедальные самовысказывания, которые не требовалось произносить, Джек Хэлван долго не решался. Но по итогу замучившая совесть сделала своё. И Джек рванул вниз по лестнице, надеясь, что ещё не поздно и ему, серьёзно нашкодившему, удастся отговорить Адама использовать Иффилс.


   Дверь, ведущую в покои Абель, преградил послушник – бодрый “хрен” с жирными волосиками, в длинном сюртуке широкого покроя.
   - Сюда нельзя. Хозяин распорядился…
   Впрочем, это не помешало ловкачу громко ворваться и отвлечь Мармонтеля.
   - Поздравляю, мне можно! – Хэлван подбежал и что есть силы заехал упрямцу носком между ног. Метко, по яичкам!
   Послушник увалился на пол с хрипами и вскриками! При взгляде на него казалось, встанет он ещё нескоро (и не факт, встанет ли у него).
   “Поваляйся пока…
   Надеюсь, я тебя не кастрировал.
   Хотя… Ай…”


   Ивес резко повернул голову в направлении явившегося Джека, когда тот по-наглому вбежал и затопал ногами. Уже подготовивший духи своей Абель, он, отнюдь, не был готов к такому повороту:
   - Стой, не вздумай её этим прыскать! Растворы пропитаны ядом из другой галактики! Мама может не вынести очередного отравления!

   Вот те на! Адама накрыло потрясение, сравнимое с ударом молнии по лбу в ночное время. Адам машинально отшвырнул флакон прочь, который вдребезги разлетелся на полу!
   - Что…

   Не скупой на информацию, Джек в ту же секунду, в то же мгновение, в тот же миг покаялся во всём, к чему имел причастность, и даже, к чему не имел. Отсюда несколько неожиданное и, вероятно, преувеличенное признание в эквивалентной сильной исповеди:
   - Прости. Это моих рук дело. Прости. Я расскажу, только дай объясниться!

   Джек образно пролил на Мармонтеля ведро студёной воды с ледком на плёнке: выдал участие Гадеса, собственное участие, ещё тысячу раз извинился.
   Время остановилось… Адам не мог дать себе отчёта, поскольку не видел причины. Джеку пришлось причиной поделиться. В ходе выяснений оказалось, что всё упиралось в два банальных фактора – Эми и дикая привязанность к Эми.

   Как можно было предположить, опираясь на практику всех прошлых годов и столетий, Ивес не собирался спускать подлость с рук. Он свистнул охранников. Те живо скрутили не сопротивляющегося Джека, схватили за волосы, заломили голову назад, так, что хрустнула шея, и с размаху ткнули лицом в пол.
   Адам надел на пальцы шипованный кастет – улучшенную версию классических кастетов, и вытянул губы вперёд длинной трубочкой. Выдохнул воздух!

   Первый удар лишил Джека зуба.
   Второй – почти вырубил.
   Третий – рассёк бровь.

   Кровь брызнула из губ, из носа. Кровь опрыскала ковёр! Переживавший увечья и похуже, вещи пострашнее подобных избиений, ИМХО, кирпич противнее кастета, Хэлван понял, что настолько привык к боли, что почти боль не чувствовал. Либо же была другая причина в наплевательском отношении к боли – например, в раскаянии, что эту боль затмевала.

   - Прости… - ещё раз сказал провинившийся. Сказал через силу, потому что рот шевелился лениво. Приходилось рот напрягать.
   Пока лжец не отключился, Адам поторопился спросить у него:
   - Как ты посмел, скот! Как ты посмел так со мной поступить? Так поступить с ней! Мы тебя вернули! Считай, подарили возможность, за которую легко ухватиться! И ты… привёл к нам смерть! Стало быть, так выражается твоя благодарность?!

 
   Как тут не вспомнить покрытый мокрым снегом, мрачный Амстердам в начале двадцатого? В те деньки Адам и Ева гадали, что послужит прекращению их вечного пути – яд, удушье, заклинание, пуля.
   Адам настаивал на яде…


   - Вот значит как… ну ничего! Не мечтай, что я, переключившись на тебя, оставлю планету в покое. Вот увидишь, все погибнут, а вместе со всеми погибнет и Эми. Меня впредь не интересует чёртово спасение! Не интересует, потому что нет её!

)(Мне нравится тебя узнавать)(
)(Мне приятно тебя узнавать)(
)(С каждым новым ответом твой мир постигается всё шире и шире)(
)(А еще я представляю, что вижу мир твоими глазами)(
)(Это так здорово...)(
   
   Джек со зверским усилием, из последних желаний, несмотря ни на что – ни на отсутствие видимости вследствие осевшей на глазах крови, ни на рассудок, исподволь мутнеющий -, произнёс то, что ему приказала душа, то, что наиграл ему внутренний вистл.
   - Но я же… я же люблю её… Ой… Господи… - избитый кое-как обтёр рукавом подбородок, с которого покапывало, а спустя рукава чуть не избил себя сам. Стыд, с аппетитом его поедавший, похоже, слабеть не собирался.
   Услышав (хоть и не сразу), что мямлит Джек, Адам пришёл в возмущение хмурое:
   - Ну ка, повтори, мразь! Повтори, что ты сказал!
   И Джек послушался его:
   - Люблю…

   )(На носу двадцать первый век. Преступно не заметить, что как-то всё не так. Ну, знаешь, не твои ощущения, не твои занятия, не твоё окружение. Кто-то пытается найти себя в играх, кто-то – в преступлениях, а я отчаянно искала себя в смертных. Полагала, что они находятся там же, где и я – на постоянном и шатком распутье. К сожалению, все оказалось значительно плачевнее, поскольку большинство из них, в чем я теперь убеждена, даже не рефлектируют насчёт собственных деяний. Ловить надежду на Земле – все равно что ловить солнце на губах ребёнка. Милое, но до ужаса глупое занятие)(
   )(Тёплые и уже родные надежды заменилась чёрными разочарованиями, каждое из которых потихоньку меня убивало все века. Пробыть в нерушимых отношениях достаточно долго, чтобы уяснить их уникальность и понять, что такие вещи, как те, что случились с тобой, не произойдут больше ни с кем – только моя участь.
Вопросы, такие, как «почему ты без конца всех прощаешь» и «неужели ты что-то ждёшь от человечества. Неужто забыла все их прегрешения» звучали слишком часто, чтобы я ни разу не задумалась. Но, как бы там ни было, я не отреклась от потомков, не отказалась от поколений. Пожалуй, единственное крепкое, чем я могу гордиться – мне удалось сохранить свою надежду)(

   - Ты врёшь! Ты всё врёшь!
   Адам, планировавший в скором времени почистить за собой, под чем подразумевалось “уничтожить предателя”, неожиданно замер, поймав себя на мысли, что ему мерещится. На самом деле замерли все, включая Джека…
   Чудо, в которое не верили, которого не ждали – оно просто произошло. К Еве вернулось сознание. Её голосок, более нежный, чем когда-либо, слабенький, милый, прервал акт нанесения побоев, потушил гнев любимого.
   - Он не врёт тебе… Он говорит правду…

   Адам, чья радость не знала предела, повернулся к пробудившейся и схватился за пылавшую грудь. Обеими руками!
   - Ты… ты… ты со мной! Ты здесь. Господи… я не представляю, как такое возможно, что ты вылечилась, но я готов благодарить небеса! – правда, по завершению пика радости, настала прежнесть и Сын Земли презрительно уставился на Джека, - Тот, кому ты доверяла, чуть тебя не убил! Его нецелесообразно здесь держать. Нужно от него избавиться…
   Ева категорически не одобрила замысел мужа:
   - Нет. Мы ни от кого не будем избавляться. Ошибки допускают все. Ученые делают неправильные выводы, финансисты вкладывают средства в рискованные проекты. Кто-то совершает ужасное ради любви…
   Адам в свою очередь продолжил её уговаривать:
   - Но ведь он тебя не любит. Ты должна понимать, что это ложь. Попытка введения в заблуждение… потому что он любит другую!
   Однако неумолимость Евы была и будет сильнее. Лежачая ответила, проглотив слюну неуверенности, а вместе с ней – и саму неуверенность.
   - В его сердце… есть место для обеих.

   Хэлван подтвердил слова “мамочки”, правда, очень неуклюже:
   - Есть… есть место…

   Адаму, всегда выполнявшему просьбы любимой, пришлось малость поостыть и дать Джеку очухаться. Это невероятно ценный урок жизни, но многим не удаётся его выучить – потому что сделать это вы можете только, пройдя через меняющее жизнь: морально к кому-то привязаться, совершить по отношению к нему что-нибудь дурное и почувствовать вину. Есть нечто неизъяснимо трогательное в подобных превращениях.
   Еве стало жаль Джека. Она немедленно позаботилась, чтобы охрана убрала свои ручонки, пока Джек приходит в себя. Сей театр завершился на замечательной, лирико-ироничной пронзительной ноте.


   - Восстанови в памяти верховье, вернись к истокам и поймёшь! Арай и Эйл Сафер гордились тем, что создают, нам запрещая! Нам, их сыновьям и перволюдям, оставалось довольствоваться лишь жалким, унизительным участием! Яблоко я взял, надеясь, что тоже научусь создавать!

   Узнавшая, кому принадлежал “загадочный” синенький яд, Ева не оставила это без внимания. По наступлению вечера древняя собралась проведать злейшего врага – того, кто стоит за большинством заговоров и низких поступков. Как и всегда, Адам пошёл с ней, разделяя схожие эмоции, намерения, желания! Даже Джека взяли - Джека, подкинувшего мысль, что его участие может пригодиться в назревающей отплате!

   - Дарейдас… Дарейдас всем отец, всем бог! Сморд покровительствует над нашей Вселенной в Синей системе, рядом с Синей Звездой!


   Где мог обитать самый великий, самый страшный злодей после сморда? Ненасытный в достижениях, вспаивающий собственную власть!

   - Дарейдас награждает полно! С нами ты не будешь нуждаться в любви, с нами ты не будешь довольствоваться малым! Путь, выбранный мною, единственно верный! Так было всегда – и так всегда будет!

   Разумеется, в окружении преданных слуг – слепцов, готовых продать душу, продать жизнь, лишь бы с ними поделились крошечкой тёмного могущества. Но это место необязательно исторический замок или какой-нибудь подвал с категорическим отсутствием света и тепла.

   - Я желаю всей жизни такого же добра! Такой же долговечности! Такого же покровителя! Такого же… Себастьяна Дарейдаса!

   Очередная вылазка сатанинских сил – скажете вы? Нет. Ничего из того, что могло бы привлечь парижан. Адама и Еву пропустили, не спросив даже, кто они.
   Тюильри - дворец французских королей в центре Парижа, составлявший единый дворцово-парковый комплекс с Лувром, и основная резиденция всех монархов Франции, начиная с Людовика шестнадцатого. Дворец был сожжён в дни революции, после чего не восстанавливался, однако, Гадес применил свою магию и хорошенько его отреставрировал. Жертва коммуны заблестела как никогда прежде – заблестели залы, заблестели полы и потолки, ковры заблестели, а над коврами блестящность расширили декоративные крупные светильники.
Всё вылизанное, чистенькое встретило Детей Эдема, едва они только успели оценить лакомый климат Тюильри и проникнуться “Тюильри-атмосферой”.

   - Надо же, какие люди! А я уже было сомневался, что вы здесь появитесь! – Гадес вышел к гостям почти сразу. Не прошло и трёх минут, как его обескровленное восковое лицо, лицо смерти, исковеркало гармонию дворца, нарушило ритм, навело аритмию, - Что ж, надеюсь, вас впечатлило моё бесценное радушие? Скажу по правде, я старался. Подобрал неочевидное место, неочевидный подход, вложил креатив…
   Ева ответила холодно, строго. Таким тоном, каким принято отвечать, ведя переговоры с сатаной на его территории.
   - Впечатлило! Хотя… пожалуй, не настолько, чтобы упасть в обморок. Не в обиду будет сказано, но, зная твою любовь ко всему помпезному, радующему глаз, мне трудно удивиться, что ты почистил за французами.
   Адам, мечтавший вставить пять центов, бесцеремонно влез в диалог.
   - И мне нетрудно. Зависть это печаль из-за благополучия ближнего, а он – сама зависть. Небось, насмотрелся на архитектуру землян и давай копировать, потому что своего придумать не может!
   В качестве отповеди на неплохую попытку старого врага раздуть скандал Гадес тоже попытался:
   - Прогресс обретается ценой соперничества. Я прогрессировал по сравнению с вами. Заимствование – основа развития, и этого не стоит стыдиться. Каждый дизайнер годами копит наблюдения, приёмы и решения, используя их в собственных работах. То, что вы оригинальны, не делает вас выше, потому что вы – случайность.
   Ева осмелилась поспорить с люцифером:
   - Стоит ли напомнить, что всё великое создаётся случаем, и что все наиболее выдающиеся изобретения всех рас и цивилизаций были ненамеренными?
   - Ты ответишь за то, что совершил! – опять встрял Адам, - Я обещаю тебе!
   Посмотрев в глаза Сыну Земли, Гадес произнёс тихо, но недобро, с секретностью во имя секретности, с вылезающей колючей хитринкой:
   - Око за око. Наверняка многие слышали о таком выражении…
   Ева вступилась за любимого, шагнув вперёд. Высокий каблук традиционно звучно стукнул по мозаичному полированному полу.
   - Вражда началась, отнюдь, не с нас. Я создала меч, отнимающий твои силы, задолго после твоего предательства. Спустя миллион лет! Или, может, тебе память отшибло? Так я освежу её!

   На самом деле Гадес помнил всё… Помнил прекрасно! Дьявол лишь придуривался, принимая в роли отправной точки свой личный интерес.


   …Давным-давно. В садах Эдема.
   Озеро лежало в сонной дремоте, и только рыба изредка плескалась. Подождав, когда окружение затихнет, Адам и Ева вышли искупаться. Там их встретил змей, представившийся посланцем Эйл Сафер.
   Змей обманул любящих, шепнув, что период привыкания и установления стабильных половых отношений не приемлем, пока боги не дадут добро, и что, если им важна их горячая, беззаветная, бескорыстная, страстная любовь, единственный вариант сохранить её - навсегда покинуть рай. Уйти незаметно. По тропе, едва различимой среди густого кустарника. По дороге, вымощенной жёлтым кирпичом. По шаткому мосту, чрез пропасть, что меж ними ляжет.

   Этот змей был Каином - некогда изгнанным с позором, но умевшим тайно проникать в чужие провинции и изучать обстановку во вражеском стане, включая стан рая, который в глубине души остался его родным домом.


   - Сдаюсь! – Гадес резко взмахнул руками и резко их опустил, - Мне ничего не остаётся, кроме как признать, что, да, я это начал. И я же предлагаю забыть все наши разногласия, перестать тыкать пальцем друг в друга и спорить, кто кого оригинальнее, чтобы объединиться против общего врага. Угроза вашим жизням ещё не миновала… - минутой позднее раскрылись подробности недавних промыслов Гадеса на Земле, - Отныне Дарейдас и мой враг в том числе. Я, как и вы, искал рии. Подключил все силы, что у меня имеются в этом мире. Монтегю Ростон, богач-предприниматель, не знаю, слышали ли вы о таком, был вовлечён по долгу службы, но потерпел неудачу…

   - Что-то еще, сэр?
   Ростон:
   - Сосуд для демона…

   - А я неудачи не прощаю!

   Предвкушая наказание, более кошмарное, чем спуск в преисподнюю, долгожитель покорился саможалости и мерзким сожалениям. У него оставалось лишь два микромига, которые грех не потратить с умом.

   - Иначе какой-толк…

   - Я служил тебе верой и правдой! Поручи мне ещё одно задание! – Ростон так испугался, что весь побледнел и затрясся. Он начал лить слезы и умолять пощадить, начал раскаиваться в своих неудачах, надеясь, что это отсрочит исход, - Я найду и принесу в жертву несколько сотен детей! Светлых, безгрешных…


   - По правде говоря, нам не очень интересно, чем ты занимаешься, как всех убиваешь… Я согласилась с тобой встретиться только для того, чтобы довести издавна начатое до логического конца, чтобы впредь твои козни меня не беспокоили… - Ева щелкнула пальцами, единожды, и по щелчку в коридор зашёл Джек. Ему несказанно льстило участие в древнем конфликте, что псих пытался всячески завуалировать удивлённой негодующей гримасой.
   - Ммм… - произнес сатана, поглядев в сторону товарища Хэлвана, - Он – часть моего продуманного плана. Самая тонкая часть. Я бы сказал, что использовал его в своих целях, но это будет явным преувеличением. Осознанные мысли – порождают осознанные поступки. Я могу подталкивать…. но последнее решение всегда за человеком. ВСЕГДА! Ты же в курсе… - Гадес продолжил после небольшого перерыва, - Я был уверен, великой и неподражаемой Еве захочется узнать об искреннем отношении смертного к ней. В мои намерения не входило тебя устранять. Собственно, поэтому ты всё ещё жива!
   Ева призадумалась:
   - Тогда для чего ты всё это устроил? Для чего понадобилось доводить меня до комы?
   Каин оказался ещё хитрее, чем о нём думали. Мерзко улыбаясь и крутя головой, обманщик часто менял тембр.
   - Для раскрытия истинной сущности людей. Для того, чтобы ты, наконец, уразумела и приняла истину: смертные недостойны твоей доброты, недостойны жалости – они достойны только твоего презрения! – наступил момент, когда люцифер опять повернулся к господину Хэлвану, - Возьмём его! Я всего лишь предлагал...

   - Я заключил сделку и прикупил себе согласие. Я ни в коем случае не заставлял поить тебя тем чудным веществом. Нет. Наш Джек подмешивал яд по своей охоте, без принуждения!

   - Коротко и ясно – я катализатор правды. Не бог зла и уж тем более не олицетворение всего негативного в бытии, как принято отзываться о дьяволе. Получи правду на блюдечке, Ева, и распишись. Люди слабы, подлы и мелочны. Им ничего не стоит предать тебя или меня, им ничего не стоит преступить не преступаемую клятву!

   Едва ли Гадес нашел бы более точные слова для описания его собственной природы. Предпринятая попытка переманить Перводеву на свою сторону громко провалилась. Хотя сатана до последнего надеялся, что его убеждения сработают, окажутся достаточными, Ева показала себя мудрой и рассудительной, с чем ей, конечно же, помог никогда не молчавший Адам.
   - Однажды мы тебя уже послушали! Мы пошли за тобой – за змеем, что прятался в траве. Мне напомнить, чем это закончилось для нас? – Адам прижал любимую к себе, являя их незыбное единство, - Ты сдал нас Дарейдасу. Мы пробыли в неволе семьсот восемь лет! Чтобы Ева не смогла улететь, ей вырвали крылья. Её пытали. Меня пытали. Семьсот восемь… лет! – Адам целенаправленно, с отточенным умыслом собрал в комочек всю обиду, что в нём трепыхалась, - Можешь не оправдываться, толкая бессмысленные речи о прогрессе и соперничестве. Мне прекрасно известно, почему ты так поступил – потому что ты нам завидовал. Осознание вторичности… съедало тебя. Каин – подделка. Каин – плагиат. Тяжело, полагаю, принимать, что ты не первый, да, Каин? Небось, наступает провал в пустоту! А ведь стоит призадуматься. Ты живёшь и существуешь только благодаря нам. Если бы боги нас не приютили, вдохновившись нашими прообразами, сейчас не было бы никакого Каина/Гадеса, не было бы никакого дьявола, не было б Аида, как и всей той тьмы, с Аидом связанной. Этого всего не было бы! Так о чём тут можно ещё говорить? Уже достаточно сказано…

   Вежливо и терпеливо дослушав мнение Адама относительно их непростой ситуации, Гадес тактично притворился, что его не задели суждения предшественника. Ссоры не случилось, но и мира – тоже. Зато стабильность, которой часто не хватало, будто зависла в спёртом от вражды воздухе. Будто зависла…
   Гадес повернулся к Еве, желая побыстрее узнать об извлеченных ею выводах, чтобы принять решение, как действовать дальше:
   - Ну так, что…? Что выберет наша прародительница? Спасение, могущество, союз со мной, или… подлых и алчных людишек, чьё пребывание под звездой постепенно близится к закату?

   Стена непонимания, вставшая перед Абель – построена ею, разгоряченной в трепетной душе, безудержно взволнованной. Путь, ведущий к обеспечению справедливости, мира и безопасности, вплотную примыкал к обвалившейся каменной ограде, а название этой ограды – обида и пристрастие, чему Абель не имела права давать ход, воплощающая единоначалие и несущая персональную ответственность за всё, за всех, за вся в мире и мирах.
   - А знаешь, ты совершенно прав. Да, смертные точь-в-точь такие, как ты их описываешь!
   Первые два предложения, произнесённые Евой, немало встревожили Джека, который присутствовал при их разговоре и внимательно слушал, вникал.
   - Мам… не суди всех по мне, а? Хорошо?
   Зато порадовали Каина, ярко улыбнувшегося.

   Мармонтель завершила мысль лишь спустя минуту, тяжёлую, как инструмент кузнеца. Всё это время она собиралась с духом, ведь, чтобы предпринять серьезный шаг, нужно постижение, а постижение - коренной атрибут дочери богов.
   - Но при всех недоработках, при всех своих слабостях смертные намного… лучше тебя!

   Окончательное решение, мягко говоря, не обрадовало Каина, до последнего мига надеявшегося, что Перводева займёт его позицию. “Антихрист всемогущ, но слаб перед отказами. Антихрист побеждается, если с ним не заключить договор”.
   - Дура, ты ещё заплатишь мне за это! – в ту же секунду выражение Гадеса вульгаризировалось и “перекрасилось”. В узких глазах зажёгся гнев, затеплились патриархальные желчность и ненависть!
 
   До рассвета осталось недолго, хоть ещё и слишком темно за окном! Мучения Каина, однако, не закончились, и было неизвестно, закончатся ли. Кожа антихриста начала каменеть после первого брызга странной “кашицы” из приоткрытого рта. Рептилоидная белая кожа, более плотная, чем у людей, испещрилась медно-желтой гноистой бороздчатостью.

   Ева не предупредила, не посчитала нужным сообщить, что произошедшее с Гадесом в храме Патрика – начаточная фаза умирания, ингрессион его припоздалой, задержавшейся “финальной главы”, и что волшебный меч вот-вот довершит своё дело.
   Взрыв боли в надорванном голосе, клятвы отомстить и растущая вонища, точимая телесной совместностью дьявола, убедили Абель, что из “сюрприз” сработал как полагается. Каин противно плавился, мерзко разлагался. Чёрная мантия, вечно болтавшаяся сзади, прилипла к полу. Кожа одряхлела и повисла мешками.

   Из канавок-борозд, как из углублений, стали пролагать себе путь детские души, древле всосанные без суда и следствия. Эти головастики (именно такое название хотелось им дать) соблюли понятие о должном соответствии деяния и воздаяния, отплатив мучителю сполна, “под метелку”. Дети подмяли под себя весь дьяволо-организм, просочились в дьяволо-мозг, узурпировали галерею дьяволо-настроек. Очевидно, им, пережившим отлучение от родителей, от своих церквей, от своих миров, было мало безлистной, неприправленной мести. Сей органический катагенез выкорчевывал из Каина незаслуженно приобретенные “способности”, делая его уязвимым перед собственной злостью. То, чего так добивался убийца богов, встало на дыбы и висцерально подняло восстание.

   В связи с физ. вырождением на туловище образовались четыре крупных шарика. Эти странные дыры, из которых “побежала” гноевидная вода, зарозовели и раздулись. Жидкость запекалась, становясь горячей и ошпаривая. Итого: Каина добила собственная кровь!

   Одна из вылезших душ, наиболее активная, разорвала деспоту ноздри, другая же спровоцировала разрыв сетчатки и сосудистой оболочки правого глаза. Заданным темпом и без того уродливое лицо окаянного превратилось в дерматологический сумбур. Вскоре понимать, где у него нос, а где, к примеру, губы, стало сложно. Подошло бы выражение “чёрт ногу сломит”.

   Взгляд Абель не обманывал. Запуск этой “операции” был осуществлён ещё год назад. Год назад, в Нью-Йоркской церкви! Но только здесь, только сейчас Гадес, закованный в вериги ехидной злющей бренности, ощутил, что, действительно, не может…
   Не может создать копию себя, не может воссоздаться… 
   Клятвопреступный, не человек и не бог, понял, что это - конец его дистанции - тогда, когда разучился что-либо понимать. Через минуту от люцифера осталась лишь подпахивающая лужа с плавающими в ней клочками мантии, которая позднее сгорела, так как была сшита в преисподней.

   Приблизительно спустя минут десять, когда Гадес стал визуально напоминать ходящие мощи, только с одной поправочкой – он не мог шевельнуться, принцесса Аквы, жаждавшая мщения больше, чем кто-либо во вселенной, наклонилась и подняла обломок его акинака. Затем подошла впритык к этой “статуе” и… произнесла, не торопясь, то, что вертелось на языке уже три столетия!


   Жизнь завершается не в один день - и этот день не отметишь на таблице с перечнем: “Сегодня завершилась моя жизнь”. Она уходит незаметно - так незаметно, что с нею не успеваешь проститься. Только что ты была сочной и серебряной, а смотришь – и проходящие уже глазеют на тебя, как на умершую. И ты ловишь в тёмном духовном стекле своё отражение и думаешь с удивлением: “Да, ты погибла”. Жизнь остановилась, а когда, какого числа, в котором часу?

   - Вот и всё… - схематично и неглубоко сказал Адам, вытирая пот со лба и щёк белым платочком с вышитыми на нём инициалами, - Эпопея Гадеса, длившаяся с незапамятных времён, прекратилась. Жаль только, что никто из смертных не узнает, что сегодняшний день – день кончины дьявола. Это был бы величайший праздник, отмечаемый во всех мирах всех галактик.
   Ева с ним не согласилась. У неё на данный счёт было очень личное, очень женское мнение. Ей всегда удавалось выглядеть достойно, в любых инцидентах - сложных и полных противоречий.
   - Нет-нет-нет! Подумай хорошо, зачем кому-то знать об этом? Подобную дату нельзя выделять в календаре. В противном случае имеется риск порождения нового хаоса, нового зла! Приверженцы гадесовских традиций со всех миров всех галактик будут учинять бунт каждый раз, и таких сорняков с каждым разом будёт всё больше и больше. Необдуманные действия приводят к ужасным трагедиям, а порой – к катастрофам космического уровня!

   Хэлван же, нахмурив брови, повёл пару раз носом, после чего пренебрежительно отвернулся. Выпалил несколько фраз залпом, несколько фраз про какашки и мочу, да всё в таком духе… в открыто сатирическом, что его совершенно не хотелось ругать.
   Очевидно, Джеку надоело стоять смирно. Очевидно, роль “послушного парнишки” идёт ему как корове седло. Абель не смела упрекать Джека в излишней эксцентричности, так как понимала, что этот типаж к нему прижился намертво, и что будет неправильно пытаться подавить в нём эту не самую дурную, отчасти милую, строго индивидуальную, шутовскую черту!          

   The world is full the people expecting whether there will be no somebody in their life who will be able to turn them into with what they would like to see themselves. However the help has no place to wait – they stand on the bus-stop, but buses don't walk this street. So they can wait all life if they don't take care of themselves and won't learn to put pressure upon themselves. So happens to the majority. Only about two percent are capable to work absolutely independently, without any control – similar people we call leaders. You should imitate such human type. And if you resolve to become a leader, then you him will become. Completely to realize the potential, you should develop a habit to oblige itself, without expecting until someone makes it for you. Successful people achieve good results because constantly put pressure upon themselves. Orders and supervision from the outside are necessary for losers.
   From the remarkable book Brian of Tracey — Leave a comfort zone. Change the life
   (Мир полон людьми, ожидающими, не появится ли кто-нибудь в их жизни, кто сможет превратить их в то, какими они хотели бы себя видеть. Однако помощи ждать неоткуда – они стоят на автобусной остановке, но по этой улице автобусы не ходят. Так они могут прождать всю жизнь, если не позаботятся о себе сами и не научатся оказывать на себя давление. Так происходит с большинством. Лишь около двух процентов способны работать совершенно самостоятельно, без всякого контроля – подобных людей мы называем лидерами. Именно такой человеческий тип вам следует взять за образец. И если вы твердо решите стать лидером, то вы им станете. Чтобы полностью реализовать свой потенциал, вам надо развить привычку обязывать самого себя, не ожидая, пока кто-то сделает это за вас. Успешные люди добиваются высоких результатов за счет того, что постоянно оказывают на себя давление. Неудачникам необходимы распоряжения и надзор извне.
   Из замечательной книги Брайана Трейси — Выйди из зоны комфорта. Измени свою жизнь)

 
   (ТЮИЛЬРИЙСКИЙ ДВОРЕЦ, в свое время соединявшийся с Лувром и замыкавший с запада его внутреннюю площадь, где находится Триумфальная арка Карусель, был построен в середине XVI века по указанию Екатерины Медичи, когда после смерти своего мужа, Генриха II, она покинула дворец де Турнель. В создании Тюильри принимали участие Жан Бюллан (ок. 1515—1578) и Филибер Делорм (1502/15—1570) — известнейшие зодчие французского Возрождения. В то время между старым Лувром и новым дворцом Екатерины Медичи находился еще целый городской квартал с улицами и частными домами. Немного позднее королева приказала выстроить большую галерею вдоль Сены, соединившую Лувр с Тюильри. Когда Людовик XIV перенес королевский двор в Версаль, Тюильри опустел, так же как Лувр, но в конце XVIII века именно его стены оказались свидетелями заката королевской власти. 6 октября 1789 года в результате голодного похода парижских женщин на Версаль Людовик XVI вынужден был вернуться в столицу и поселился в Тюильри. Три 109 года спустя, 10 августа 1792 года, народные массы штурмом взяли дворец и свергли короля. В дальнейшем Тюильри несколько раз служил местом заседаний революционного Конвента. В XIX веке тюильрийский дворец стал главной резиденцией всех правителей Франции, начиная с Наполеона I и кончая Наполеоном III)


   Вернувшись домой с абсолютно непонятным, двуличным настроем, с желанием забыть всё, что происходило этим днем, Мармонтели везде включили свет и сели за столик посреди гостиной. Повисла неловкая, томительная пауза. Слово, сказанное самой тишиной, слово “отдых”, так и напрашивалось на похвалу – чтобы к тишине в кои веки прислушались.
   Джек Хэлван стоял возле окна, напряженно вглядывался в колеблемую ветром сетку дождя, в тяжелые низкие тучи, в тучи “надпарижные”. Довольный, что его простили так быстро, он ловил себя на мысли, что о лучшем исходе и мечтать было нельзя. О таком замечательном семейном исходе…
   - Кто-нибудь ответит, куда подевалась моя привычка неуместно острить? – молчавший очень долго, Джек, наконец, забалаболил (к огромному несчастью всех близприсутствующих), - Нет, серьёзно! Вообще не тянет прикалываться! Это не есть норма! Во всяком случае, моя суть комедианта трубит панику. Верните комедию в ТОП лучших жанров!

   Адам, в чью голову взбрела идея подать алкоголь, поднялся из-за стола так резко и неожиданно, как будто его оттолкнуло. Классическое для шампанского сочетание трех сортов винограда, Moet & Chandon, Brut “Imperial”, с интенсивной фруктовостью, ещё не разлилось по бокалам, а уже задало режим – режим полуторжества и полупраздника.
   К великой неожиданности Ева обломала всё веселье, заставив супруга положить ещё не открытую бутылку обратненько в бар.
   - Нет-нет-нет. Довольно с нас злорадства! Мы не будем совершать формальные обряды в честь чьей-то гибели, в честь чьей-то смерти… Даже если это гибель и смерть худшего злодея во всей мультивселенной, в этом все равно нет ничего позитивного. Убери, пожалуйста.
   Адам затруднённо посмотрел на этикетку, оглянул бутыль со всех сторон, и таки уступил своей любимой. Правда, через силу… и не с первого раза, с мелкой оговоркой.
   - Ну… а хотя бы просто произнести пару тостов? Я давно мечтал так посидеть!
   Джек своевременно подсуетился, настояв:
   - Убирай-убирай. Никаких посидеть! Слово мамы – закон. Как мамочка сказала, так и будет! Давай, убирай!
   И Адам таки сдался:
   - Ммм. Хорошо…


   Один час спустя.
   Супруга подошла к супругу, тоскующему возле картины французского художника Эжена Делакруа, в гостиной. “Свобода, ведущая народ” или “Свобода на баррикадах”. У первого человека возникли сложные вопросы, в первую очередь к себе самому, а уже во вторую – ко всему остальному. На разгадку, что он ощущал, было глупо надеяться, но сидеть, сложа руки, притворяясь немым, было бы вдвое глупее.
   - Я больше… не знаю… я больше не хочу искать рии. Не вижу во всём этом смысла! Конечно, закрывая глаза на проблему, мы лишь её усугубляем, но… жизнь Эми до того сложна, до того невыносима временами, что мне искренне жаль Эми, и я готов отказаться от личной безопасности в пользу спокойствия рии.

   - А может, я не хочу быть ни на чьей стороне! Не подумали? Нет? Может, я сама по себе! Я не участвую ни в ваших разборках, ни в этих ваших грёбаных войнах! С меня довольно!

   Ева, чаще соглашавшаяся с мужем, запротестовала в этот раз:
   - Ты что такое говоришь? Ты ведь знаешь не хуже меня, Дарейдас – не только наша проблема. Не забывай! От того, добьемся ли мы доверия Эми, зависит состояние всех метагалактик, здоровье всех подвселенных! Мы… действуем во благо свету, пусть от случая к случаю и принимаем неоднозначные решения!
   И Адам тоже выдвинул протест, не согласившись:
   - Нет. Мы просто пытаемся выжить, прикрываясь высшими мотивами. На деле наши миротворческие принципы – маска. Хорошая маска, надёжная… которую утомляешься носить! И кажется, я утомился…
   Ева поразмыслила… а что, если возлюбленный прав и им стоит пойти на попятный двор? Такой вариант был вполне допустим, если смотреть на вещи беспристрастно.
   - Думаешь, мы зря разводим кипиш по поводу вероятных неисправностей в цепи жизни и планетам ничего не грозит?
   Адам ответил ей в лоб, как перед богом, положа руку на сердце, по душе, не таясь, со всей откровенностью:
   - Думаю, если Мастера Всезла за два миллиона лет не придумали внятного способа ввести тоталитаризм, не смогли навязать в приказном порядке свой типаж власти, с чего волноваться сейчас? Их высокая активность ещё не предвестник печальных перемен. Да и Высшие не допустят массовой атаки! Стражи не допустят! Организацию Супергероев ещё не поздно возродить… - ответил по согласию души, с долей самокритики, - И по сравнению с перечисленными структурами мы с тобой – никто. Пора прекратить все попытки перепрыгнуть выше головы. Это наивно, ниже нашего достоинства и под конец глупо!

   Окончательным предлогом послужили слова, произнесённые Адамом почти шепотом, за чем последовали тёплые объятия, в которых Ева почти утонула.
   - Я серьёзно. Давай отпустим ситуацию и хоть немного поживём для себя. Видят звезды, это лучше, чем постоянно сражаться со тьмой.


   …Вторник – грустный промежуток времени от восхода до заката Солнца. День расставания. Души прощаются ненадолго в отличие от тел. Абель не знала, как ей быть, но чувствовала, что Джека стоит отпустить. Отпустить прямо сейчас, не медля, не затягивая. Поскольку её вклад многозначителен, прекрасен в масштабах, чудесен по своему содержанию, дальше Джек сможет плыть один, не полагаясь на помощь воображаемых вёсел.
   - О, мама, ещё раз прости. Ты, возможно, первая, кому я… неважно! В общем, мамочка, мне хочется снова рассмеяться и смеяться до тех пор, пока моё сердце не остановится, потому что теперь в моём салоне очень много мест, а все места забронировала ты, как назло, моя мама…

   “Моя мама…”

   Еве, в кои-веки познавшей бремя материнской ответственности, не пришлось просить ни чтоб её обняли, ни чтоб поцеловали. Словно Джек читал мысли всех, с кем общался! Как смертных, так и сверхъестественных. Любитель шуток и проказ не выдержал соблазна: как какой-то голодный вурдалак присосался губами и зубами к её напрягшейся огрубевшей шее. Правда, это не выглядело неблагопристойно или пошло. Скорее, мило, деликатно, обходительно…

   Коль ничего идеального нет, а то немногое, что издали напоминает идеал, проходит до подлости быстро, вот и прекраснодушное растроганное косноязычие Джека и Абель оборвалось на самом привлекательном. Оборвалось не кем-нибудь. Ивесом, который решил, что это уже слишком и им пора завязать с этим нежничаньем.
   - Поверить не могу! Неужели ты так просто возьмёшь и отпустишь его? После всего того, что он сделал! После всех убийств! После всех злодеяний! Это ни разу не объективно. Подобное снисхождение характеризует тебя невыгодным образом…
   Ева быстро нашла, что ответить мужу. Хотя, говоря честно, ей не требовалось даже искать. Правильные аргументы независимы и возникают самотёком.
   - Все души изначально чисты. Младенцы приходят в нашу жизнь без груза грехов. Чтобы избежать попадания в Аид, скверные поступки нужно замолить. Но список скверных поступков Джека обнулился, когда Джек воскрес. В данный момент на нём висит лишь единичное убийство и, если хочешь, моя кома – грехи, которые он, опять же, замолил, когда пришёл ко мне с повинной… и во всём признался! Основываясь на всём перечисленном, у меня попусту не остаётся причин в нём сомневаться, да и в себе тоже…
   Адам, доверявший любимой больше, чем собственному разуму, не стал затевать спора. Тем более, глупо отрицать, в женской философии заключался неплохой резон.

   …Лохматый ещё пару раз произнёс красиво и медленно слово из четырёх букв, затем низко поклонился. Дорогая мамочка пожелала взрослому ребенку всего наилучшего, истинно, от сердца – наилучшей жизни, наилучших снов, и шутливо пригрозила ему пальчиком.
   Подойдя к двери, Джек остановился, уткнулся лбом в дерево… Вдруг ему заблагорассудилось отмочить ещё одну тираду! Уж больно не хотелось уходить!
   - Что ж, надо признать, я провёл здесь охренительные несколько месяцев, о которых буду рассказывать холодными зимними вечерами всяким босякам под всякими мостами! Я говорю пока и улетаю. Может быть, мы ещё когда-нибудь увидимся, не знаю… И при встрече со мной вы исполните супружеский вальс!
   Лицо Евы, скрестившей руки на груди “ПО СТАРИННОЙ ПРИВЫЧКЕ”, изменилось из-за довольной, но отчего-то смущенной улыбки. Лицо выразило приятную, но ломкую уверенность.
   - Обязательно. В этой жизни или в какой-нибудь другой… обязательно!

   Крепко взявшись за руки, хозяева проводили Джека тёплым взглядом – проводили до портала, в который Джек нырнул, оказавшись в межпространстве. А портальчик прямиком за дверью, в коридоре. Ждал, когда им воспользуются…


   Тем временем, в юго-восточной части Южной Каролины, в Чарльстоне, одинокий воин, Призрачный Воин, нечисть и с нечистью борец, ощутил умысел судьбы на таком тонком уровне, который не снился даже магам – узнал о смерти Гадеса, что побудило в нём бурю конфликтов! Ненастье с сильным разрушительным ветром…

   Демон:
   - Вот и всё, Билли Морган. Конец пути! Договор расторгнут по решению случая. Наш контракт, наша сделка – и есть мы. Но пришло время сказать друг другу напутственные фразы. Ты готов, раб преисподней? Раб меня!

   Билли Морган:
   - Мне, отнюдь, не доставляет удовольствия быть твоим рабом. Честно говоря, я тебя ненавижу. Но просто так я уйти не могу. Не в моих интересах отклонять союз, даже если это гарантирует свободу! Нет… я слишком привязался к такой форме неволи. Я привязался к Аиду и к тебе, хотя, по сути, вы одно и то же, как ад и я – слеплены из одного теста…

   Демон:
   - Поразительно, каков глупец… сознательно упускает шанс на человеческую жизнь и не краснеет. Посмотрите-ка…

   Билли Морган:
   - А ты, я смотрю, крутой остряк!

   Демон:
   - Ну, всё, довольно чесать языком. Давай ближе к делу. Пока у преисподней временно отсутствует хозяин, ты мог бы стать достойной заменой Гадесу. Разумеется, есть и другие кандидаты, куда более влиятельные, чем какой-то парень из земной провинции… и всё-таки, может, попытаешь своё счастье? Пробовать совершить нечто абсурдное, рассчитывая на успех, присуще всем авантюристам…

   Билли Морган:
   - Признаюсь, дружище, твоё предложение на редкость заманчивое, лет десять назад я бы его, скорее всего, принял, однако, постепенно до меня дошла вся полнота ясности моей ноши - ноши Призрачного Воина – она не должна перейти к кому-то ещё, а я, следовательно, во что бы то ни стало не должен допустить этого.

   Демон:
   - Это твоё окончательное решение? Дороги назад не будет, предупреждаю. Я со сластью и со сладостью восхищусь муками идиота Моргана, как восхищался муками всех предыдущих носителей меня!

   Билли Морган:
   - Моё… окончательное!

   Демоны - слуги и создания Люцифера, являющие всеобъемлющее комплексное зло. В народе бытует любопытная теория, что ранее все демоны были людьми, но в результате отвратительных деяний их бедные души угодили в Аид. В этом кроется своя доля истины.
   Чем древнее демон, тем у него больше могущества, и тем выше его место в иерархии Аида. Тем не менее, это правило работает не полностью: Призрачные Воины выше в порядке подчинения, чем, допустим, Синие Нарциссы, но при этом Воины куда менее древние и привязаны к смертным ощутимей большинства сородичей. Некоторые так и вовсе не могут существовать, не имея постоянного раба, который помогал бы им свободно перемещаться по его родному миру.
Ближайший пример – отвязный мотоциклист Уильям Морган, как-то раз повстречавший Призрачного Воина на магистрали, в ночь. Переполненный недобрыми умыслами, парень готовился пойти на преступление и тщательно отрабатывал план. Но в какой-то момент всё пошло не так, как он задумывал: байк повредился во время ДТП, шоссе “взбесилось”. Тяжелые дождевые облака, как крышка гроба, нависли очень низко и очень напугали! Вроде, простые конденсации водяного пара, какие выпадают каждый день, ничего особенного, и всё же именно в них Уильям Морган разглядел своё адское будущее!

    Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов…
Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов…
                Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов…
         …Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов
         Ghost Warrior
                noble evil
   
   
   А пока Призрачный Воин путался в себе, разговаривая со своей второй частичкой, Эмилайн Тёрнер потихоньку шла к дому Фрэнджей. Шла и раздумывала, погружённая в около бредовую феерическую небыль:
   “Есть вещи, которые глупо отрицать. Так уж сложилось, что последние два года с ней почти никто не общается. Девочка немного язвительна, любит пурпурные платья и носит необычнейшее имя. Вечерами, когда девочка остаётся одна, она часто задерживает дыхание, чтобы прислушаться к звукам. Эти звуки – подсказки, здорово упрощающие путь, прогоняющие тьму… для того, чтобы Эми смогла пройти, не оступившись”

   Первый этаж встретил экс-полицейскую с язвительным равнодушием и прециничным злобным холодом. Вечный одиночка, осуждённый, предназначенный, дом хранил секреты не в виде подтекающей крыши, старых труб и проводки, что можно увидеть во многих фильмах ужасов, а в виде истории, передававшейся из уст в уста вот уже несколько лет.

   Свет в окнах “гнездышка” Фрэнджей не гас даже по ночам, что объяснялось той простой, хоть и милой причиной – дети страшились темноты. Не в последнюю очередь из-за суеверного характера бабушки… 

   Пробралась сюда Эми безумно лёгким образом – бесстыже сломала замок. Поскольку после трагедии бывшее обиталище Миркура не продавалось, рии посчитала, что может позволить себе не заморачиваться с поиском альтернативных вариантов. Благо, хватало силёнок, а всё остальное – не входит в число её забот.


   Что можно найти в домах-гробницах? Мерзкие ассоциации, которые, мало того, что прилипают, так ещё и плохо отдираются… побуждение к печалям, острый скептицизм! Главное, что в них нельзя найти ничего прекрасного, ничего светлого, и ошиваться в подобных местах, следовательно, будут только те, чьи умы и сердца, как сооружения из мрамора - инфильтрированы раствором Мораны и Азраила.

   Жаль, что для этих людей, истинных современных англичан, всё закончилось плачевнее некуда. Ответы на главные вопросы, такие, как “зачем”; “почему”, уже никогда… никогда не добудутся.

   Дом пережил крупный опустошающий пожар. После нескольких громких хлопков, разбудивших всю местную округу, окна засветились ярко-красным. Почувствовался жар и изнутри, и извне. Чуть содержательнее об этом, без сомнения, кошмарном событии могла поведать первая и самая толковая очевидица - Патрисия Даньелз.
   Патрисия, к приятному удивлению Эмилайн, сейчас находилась в максимальной близи от неё. Там же, на первом этаже. Будучи крайне озабоченной, женщина встала на одну доску со статуями - почти не двигалась, не шевелилась. Лишь изредка кивала головой, да грустно приговаривала. Глядя на неё, на потерянную, Тёрнер молилась, чтобы Патрисия не оказалась замешанной, как это иногда получается.

   …Тёрнер притворилась, что не в курсе её осведомленности. Это поможет подобраться к истине, поможет распутать клубок…
   - Вы были здесь? В ту ночь… когда… погибли близкие Миркура! Вы часто приходите на это место, так ведь? И… какие мысли вас посещают? Можете смело поделиться ими со мной, если хотите! Я умею выслушивать и понимать!
   Патрисия, для которой знакомство с Эми равноценно небесному чуду, вздрогнула от внезапного холода, что охватил её грудь и сжал, как зажим, её сердце. Неужели всё это наяву? Неужели всё это происходит с ней не понарошку?
   Сорокапятилетняя блондинка не стала расспрашивать, откуда Эмилайн здесь взялась. Её не беспокоили детали…
   - Знаете, это я виновата в том, что с ними случилось, а чувство вины давит монотонным грузом на мою психику! Десятого апреля я сидела с ребёнком, сидела в своём доме, когда их убивали! Когда грохотали эти жуткие выстрелы! Наблюдала в окно, боясь высунуться, все равно что трусиха… Проклятое десятое апреля… Проклятое число…

   Рии, уже по привычке, принялась успокаивать разнюнившуюся Даньелз. Приведение ранимых дамочек в боевой порядок подобно банному листу – вероятно, не самая навязчивая, но определённо самая глупая задача. Самая глупая из всего, с чем когда-либо сталкивалась Эмилайн.
   - Нет-нет-нет, подождите. Вам не нужно винить себя. Ни в чём! Этими бесконечными самоупрёками вы не вернёте погибших, а сделаете лишь хуже, в первую очередь себе, а во вторую – ребёнку, ведь дети подхватывают от нас негатив! Являясь матерью, вы должны это помнить! Обязаны!
   Увы. Вместо того, чтобы взяться за ум, как советовала Эми, прекратить истерику, Даньелз зашла дальше в своём паникёрстве – сотворила почти невозможное.
   - Я являюсь ею, да, и я помню, но ничего не могу с собой поделать. Кажется, это сильнее меня…
   И Эми продолжила начатую ею тенденцию творения – невзирая на упёртость собеседницы, моментами невыносимую, чрезмерную, повела себя в высшей степени воспитанно и благородно, а это большая редкость в нынешние дни – когда кто-то поступает столь благородно, как Эми.
  - Вот именно, вам так только кажется! Ну, же! Отпустите этот случай! Поймите, от вас не зависе… - и вдруг Эми резко замолчала, не договорив. Её речь оборвалась, как оборвались и её мысли.

   “Кто здесь…?”

   Зрение рии давно приспособилось к темноте дома. И даже, не будь у незнакомой личности переносного светодиодного фонарика, рии все равно бы узнала в ней бывшего супруга Патрисии – человека, которого она оттолкнула, вмешавшись в их ссору!

   - Не много ли вы себе позволяете? А ну, лапы прочь!

   Патрисия, очевидно, не ожидавшая увидеть Эдзарда здесь, в столь поздний час, в “мёртвом гнезде” Фрэнджей, побелела от испуга. Правда, её лицу было по-прежнему далеко до лица Беккера по части белизны: видя чувства, отразившиеся на всех сантиметрах непокорной, глупенькой Патрисии, Беккер сноровисто использовал её глухую оторопь, выезжал на её замешательстве.
   - Ты… - Даньелз никогда прежде не видела мужа таким – бесчувственным и апатичным, с чёрно-маньяческой жилкой, пробегающей в стратегических оборотливых глазах, - Ты что здесь делаешь, Эдзард?

   Эми, которая, вроде, не позиционировала себя как чтица чужих мыслей, между тем, резко осмелела и сама не понимала, почему. Что-то подсказывало ей, кто замешен в убийстве, или, точнее - кто главный плохиш.
   - Да уж, я задаюсь аналогичным вопросом, на кой чёрт этому козлу сдалось за нами приглядывать! – полутихий-полугромкий голос Тёрнер доносил скудно скрытый негатив в отношении мистера Беккера, негатив и раздражение, - И что-то на ум не приходит ничего толкового! Если только козёл не был здесь десятого апреля того года и не высрал нам этот пожар с этими выстрелами, с пулями из пистолета Миркура Фрэнджа для создания обстановки, не соответствующей произошедшему событию, чтобы потом все палки и камни полетели в сторону Фрэнджа, ведь полиция кругом тупая и ленивая!

   
   Десятое апреля “того года” в доме Фрэнджей.
   Гэйнор, провозившаяся всё утро у плиты и мечтавшая отдохнуть часик-два, вдруг услышала приближающийся топот чьих-то башмаков. Подумала, что дорогой вернулся с продолжительного отпуска, и спустился встречать. Её ничего не смущало. Даже тот простой факт, что Миркур попросил не ждать его раньше первых чисел мая, выветрился из её стройной памяти.
   Какая досада – первое, что захотелось сказать Гэйнор, когда её слух не уловил уменьшительно-ласкательных, таких, как “ласточка”. Муж, обычно, кричал свою музу с порога, называл “любимой” задолго до того, как нога его касалась первой ступени широкой синей лестницы. Но большее огорчение ждало её впереди, и это было последней эмоцией, испытанной Гэйнор в тот грандиозный роковой день. Последней эмоцией, испытанной Гэйнор…

   Незнакомец в маске застрелил бедняжку. Три пули стремительно вонзились в самые жизненно важные места - в голову, в грудь и в живот. Мать и жена одновременно, миссис Фрэндж не сумела ни крикнуть, ни прохрипеть, потому что мозг не успел обработать картинку, лишь увеличил разрешение!
   Стрелявшим был никто иной, как Эдзард Беккер, а его непутёвый трусоватый соучастник, господин Андерсон, крутился рядышком, в метре от босса-инициатора.


   - Этого не может быть! Я не поверю… ни за что! – что примечательно, даже спустя шесть минут, прошедших в мёртвой тишине, бледность так и не сошла с искривившейся физии Даньелз, и казалось, не сойдёт, пока её худшие опасения не будут опровергнуты.
   Затем, минуты через три, в дом вошёл ещё кое-кто, судя по зловещему скрипу двери. Её любопытство возросло, а вместе с ним и её беспокойство. Причём обе эмоции были полностью оправданы.
   - А вот и нет! – настырно возразила Эмилайн, разбиравшаяся и в девичьих горестях, и в подлостях, что исходят от мужчин, особенно, когда те увлечены самоуправством и не замечают никого, кроме себя, - Очень даже может! Как по мне, так всё уже раскрыто! Всё явно, как божий день!

   Всё это время Эдзард находился при оружии – держал в руке пушечку с глушителем, которую скрывала темнота, пушечку, которая сверкнула только тогда, когда сверкнули белые зубы преступника!
   - Как-то самому неловко… как-то смешно получилось… - Эдзард поскрёб пальцами по затылку, готовясь к ужасному, - Прикинь, я порешил невинную семейку, уложил домохозяйку с её дочкой, из-за того, что напился и, как дурак, перепутал дома, а пытался… убить тебя! – последняя часть заключительного предложения невзначай образовало впечатление, что Эдзард репетировал его несколько месяцев. И она прокрутилась в голове Патрисии, небрежно и неосторожно, оцарапывая стенки…

   - Пытался убить тебя!

   - А пытался убить тебя!

   -УБИТЬ ТЕБЯ!

   - Я пытался убить тебя!

   - ТЕБЯ!

  Давний сообщник Эдзарда, не отказавшийся помочь дружку и в этот раз, Осберт Андерсон, с которым директор фирмы по производству дрелей просотрудничал рука об руку без малого лет десять, напал на жертву со спины.

   Несколько дней назад. Беккер приставил дуло пистолета к ребрам приятеля и (!!!) со спокойной совестью нажал. Подбитого моментально отбросило в кусты! Но Осберт не погиб, на что надеялся Беккер. Осберт был чересчур себялюбивым, чтобы идти на встречу с таким человеком, как он, с незащищённым торсом, без противопульного жилета…
   В итоге, мистер Андерсон отделался нарушением целостности ткани реберной кости при отсутствии перелома и приполз к дружку с извинениями. Они быстро помирились и заключили новый союз…

   Патрисия, чьи силушки значительно уступали силе двух кобелей, проиграла битву, толком не начав.
   Эми же, что до последнего отказывалась проявлять себя как рии, не видела другого выхода. Обязанность обогнала осторожность. Но вдруг Эдзард, которому в этот раз не пришлось заливать шары, чтобы потревожить ударно-спусковой механизм, сделал это, находясь в полной трезвости.
   Эдзард выстрелил в Эми. Три пули стремительно вонзились в самые жизненно важные места - в голову, в грудь и в живот. Эми упала… издав серию коротких, пронзительных вскриков, и трагично замолкла! Осберт театрально ахнул, театрально охнул, театрально изумился!
   - Бог мой, ты её прикончил! Ты совсем спятил, что ли? Тебе напомнить, какой срок дают за умышленное? Или сам догадаешься?
   Великий стрелок Эдзард включил законоведа, подгребая правду под себя. Он любил делать так.
   - Презумпция невиновности, друг! Один из принципов уголовного судопроизводства! Пока вина американца не доказана – американец невиновен. Так и живём!
   - Ловко выкручиваешься! Удобно устроился! – улыбчиво подмигнул ему Андерсон, помогая водрузить бесчувственное тело экс-жены на плечи. Бедная Патрисия находилась без сознания, хлороформированная мастерским удушьем. Только губки дёргались…

   Подонки несколько раз грубо пихнули ногой Эми, удостоверяясь, что дамочка мертва, и затем вынесли мисс Даньелз на воздух. Из обителя Фрэнджей!


   …Там “творческий дуэт” поспорил, кто будет валить непослушную Патрисию, а кому достанется не менее почётный пост наблюдателя. Лично Эдзарду было на всё пофиг. Если Осберт выразит ярое желание, то спец по устранению нежелательных персон с удовольствием уступит ему право на реабилитацию – очередную попытку доказать ему и себе заодно, что мистер Андерсон способен на нечто большее, чем на трёп языком и что из него тоже может выйти неплохой убийца, как минимум, а, как максимум – отменный упразднитель! Только бы яйца чуть-чуть подросли…


   Десятое апреля “того года” в доме Фрэнджей.
   Услышав звуки выстрелов, девочка побежала в кладовку и там заперлась в надежде, что “чудовище”, которое пробралось в их мирное жилье, не найдёт её и что она дождётся папу, чтобы всё папе рассказать. Как и всякая воспитанная леди, Венонна (имя девочки) имела сформированные духовно-нравственные важности, среди которых выделялась важность заботы о самых дорогих и близких людях, какими являлись для неё её родители.
   Но от чудовищ порой не убежать, тем более, беззащитным и маленьким детям. Венонна просидела в тёмном и душном чулане
неизвестное количество времени, прежде чем отправилась за матерью – туда, откуда никто не возвращается.


   Мистер Андерсон:
   - Взгляни на жену, взгляни на неё ещё раз и реши… точно ли ты хочешь её смерти, потому что лично я точно не хочу сесть в тюрьму!
   Мистер Беккер:
   - Тогда сидел бы дома, стирал бы носки… Не хочет он, видите ли!
   Мистер Андерсон:
   - Зря сарказмируешь. Я ведь серьёзно сейчас говорю! Без толики иронии, присущей самовлюбленным эгоцентрическим мразям вроде тебя! Научись слышать окружающих, поумерь аппетиты… В самом деле, лучше бы рвал зелёные куски, чем стрелял в детей, детоубийца несчастный!
   Мистер Беккер:
   - Прекрати скулить, и немедленно! Смерть той мелкой была плохой случайностью. Я был напуган… и ни чёртова бутылка Джека Дэниэлса с пузатой конфигурацией, ни рабочая усталость не притупили мой страх!
   Андерсон:
   - Так себе оправдание…
   Беккер:
   - Эй, какие ещё оправдания? Думаешь, я творю это от хорошей жизни? Ошибаешься, приятель.
   “Вы все ошибаетесь…”
   Андерсон:
   - Ладно. Я прекрасно знаю, ты, в принципе, не такая уж и скотина. Я отлично понимаю ситуацию…
   Беккер:
   - Тогда живо заткнись, и потащили её в её дом. Пока я бужу и вывожу Хизер, ты организуешь фонтан из огня, устроишь поджог, как тогда… помнишь?
   Андерсон:
   - Ещё бы. Подобное не забывается!
   Беккер:
   - Супер!
   Андерсон:
   - Насчёт раз…?
   Беккер:
   - Ага. Инсценируем несчастный случай с участием газовой плиты! Миссис Даньелз слегка перебрала и забыла выключить конфорки. Произошла детонация бытового газа по версии следствия! Ну… как тебе легенда?
   Беккер:
   - Супер!

   Засранцы, с физиономий которых сошли последние признаки стыда и совести, приступили к заключительной фазе своей миссии. Эдзард оперативно нарыскал дверной ключ в одном из карманов брюк Патрисии и уверенно направился к дому, желая поскорее обнять
малютку-дочь. Обнять и забрать!
   Осберт же, которого в детские годочки отчислили из многих школ за пироманию, взялся за то, что лучше всего умел делать - начал лазать по разделам куртки и штанов в искании портативного устройства для получения огня.

   Десятое апреля “того года” в доме Фрэнджей.
   Осберт методично облил бензином весь коридор второго этажа, обмочил стены, обмочил пол, и за секунду до того, как уйти, кинул окурок… Коридор воспламенился!        ………

   Стало жарче, чем обычно.
   Стало жарко, как на солнце!

   - Так, посиди тут, только не выходи, умоляю… - Эдзард усадил дочь на заднее сиденье своего авто и привязал ремнями безопасности, да потуже, а сам потопал в направлении дома, подбрасывая вверх сотовый телефон, чтобы в любой момент можно было связаться с сообщником.
   Девочка понятия не имела, что происходит, и почему-то боялась задать папе вопрос. Её волнение увеличивалось сообразно её интересу. Отец раньше не заявлялся в столь поздний час. Что же изменилось теперь? 
 


   - Так… - Эдзард дотащил Патрисию до детской, небрежно сбросил на ковер и запер её там. На два замка.
   Даньелз тонула в психопатологических синдромах, была известной истеричкой, страдающей от персекуторного бреда, а потому установила устройства фиксации на всех дверях, некоторые из которых открывались лишь с помощью микропроцессорных пластиковых карт.
   Экс-супруг был обязан удостовериться, что жертва не сбежит, иначе плакали его планы на спокойное отцовство: недолго думая, Беккер обхватил пальцами первый попавшийся предмет, декоративную разукрашенную кеглю, выигранную когда-то в боулинг-клубе, и нанёс лежачей три точных удара по голове, вследствие чего с виска женщины едва заметной струйкой потекла кровь.


   …Меж тем, в противоположной части дома, на кухне… Осберт Андерсон выуживал из своей длинной памяти имена и даты – словом всё, так или иначе, связанное с заразной пироманией. Первым объектом, пострадавшим от рук импульсивного посягателя, стала частная школа-интернат в штате Индиана, куда будущего уголовника направили, совершенно не догадываясь о его “невинных” мальчишеских влечениях. Зато руководство учреждения на собственном опыте испытало то, что держалось на почтительном расстоянии от большинства других школ – потерю своих учеников, смерть нескольких детей.
   Вопрос дня, если зажечь одну конфорку в газовой плите, а вторую конфорку просто открыть, когда вторая конфорка загорится от первой? К нему полагается ответ. Метан ЛЕГЧЕ воздуха. Почти вдвое. Именно поэтому он от конфорки поднимается вверх. Чтобы метан долетел до соседней конфорки, нужно, чтобы он занял верхние слои, дальше от некуда деваться он начнёт и нижние слои заполнять, причём благополучно. Затем случится взрыв!


   …- Твоя главная ошибка была не в том, что ты слишком плохо меня знала, а в том, что решила, что способна меня сдерживать… - Эдзард говорил не с Патрисией, чья головушка едва не треснула, а, скорее, с собой. Бубнил, прислонившись к двери, с закрытыми глазами, - Переоценка собственных возможностей неизменно приводит к погибели! Жаль, что ты поняла это только сейчас. В ином случае мне не пришлось бы переходить черту и опускаться до насилия! Слышишь меня, а?! – постепенно голос убивца превращался в хриплый, изможденный крик. Полуоткрытые губы с шумом втягивали воздух, колени чуток дергались.


   …Эмилайн Тёрнер, кажется, привыкшая к бесконечным умираниям, почувствовала кое-что, что возникает, когда твоё тело напичкано пулями, которые ещё не прижились и никогда не приживутся – страшный дискомфорт во всех областях. Это было своеобразным напоминанием свыше о том, кто она – не человек, но рии, уникальное создание, чье предначертание – вести людей и защищать их счастье, получая взамен лишь меру ответственности за чужие судьбы. Но так как эти судьбы – человеческие, Эми не ленилась, Эми не смущалась. Эми с достоинством принимала как новые вызовы, так и знаки почтения, оказываемые ей волшебниками, звездами, волшебной звёздностью тысячи светил, потому что Эми это = Эми = шестивершинник древнего огня!

   Эмилайн воспряла вновь, распеленав серо-голубые глазёнки. Все огнестрельные ранения на ней тотчас затянулись. Это ещё одно чудо-свойство рии - регенерация, скорость которой не уступает скорости регенерации Ханка, а то и превышает раз таки в пять, ввиду космичности Эми – её признанной, непререкаемой принадлежности к вечному.
   В голове, только-только включившейся после часовой приостановки, объединились десятки озабоченностей, как лампочки, позажигались все спящие рефлексы. Рии внезапу вспомнила, что стряслось за миг до её второй смерти, и спохватилась, надеясь, что вовремя:
   “Эдзард… его надо срочно остановить…”

   Вера, что Патрисию ещё можно спасти, и она не проспала самое важное, станет её руководителем, её гидом до наступления развязки, после которой, вероятно, облегчение сменится упадком сил, а стопроцентная победа – полу-поражением. Типичнейший последний твист типичнейшего слэшера!


   …Осберт крутил зажигалкой, дожидаясь следующих указаний от шефа. Желание устроить бум-бум среди ночи росло в нём с неимоверной быстротой, становясь, по сути, всеохватывающим. Этот весьма индивидуальный душевный недуг расширял и витаминизировал скучноватое существование мистера Андерсона…

   …Ну, а другой живодер, мистер Беккер, не допускавший варианта смиловаться над избитой, униженной Патрисией, отлип от двери и побрёл в сторону кухни, спеша решить одним махом несколько проблем, начиная с проблемы в лице соумышленника…

   - Что… ты чего… чего удумал??? – дурачина Андерсон не поверил глазам, когда в увидел в руках шефа пушку. Дуло смотрело ему прямо в лицо.
   Эдзард был талантлив в своей “устранительской” подлой неуёмности. Уделив свободную минутку обмозгованию всяческих деталей, он спросил себя, сдался ли ему живой свидетель? Ответ оказался очевидным – живые свидетели не нужны никому, а вот мёртвые свидетели – совсем другое дело. Мертвые молчаливы, безопасны, их единственный весомый недостаток в том, что иногда они чудовищно воняют, но и воньку можно потерпеть.
   - Хэх, что я удумал? Да вот расчищаю проход к могиле, чтобы снег, ветки или мусор не мешали шествию траурной процессии! – таким вытянутым и нелинейным оказалось раскрытие злонамерений Эдзарда, трижды выстрелившего в своего “как бы друга”.

   На сей раз Осберт протянул ноги окончательно, опочил бессрочным сном!
   В голову, в грудь и в живот.
   БУМ-БУМ-БУМ!


   “Если бы мы, американцы, не ленились, если бы чаще расчищали дебри, распахивали участки… но нет. Все кругом ленятся. Все кругом лентяи”

   Покончив с потенциальным доносчиком, Беккер вернулся к двери, ведущей в комнату дочери, и снова прижался к ней, уверенный в себе, весь такой расслабленный…
   Неожиданно, к горю преступника, из-за угла появилась знакомая брюнетка. Её волосы средней длины с подстриженными кончиками были круто всклокочены, отчего она походила на одуванчик, а вся одежда была перепачкана её собственной кровью. Недовольный, грозный вид этой разудалой дамочки навевал ассоциации на тему мертвечины и зомби. “Шкала коэффициентов риска двадцать первого века - попасться под горячую руку какой-нибудь остервенелой мета-вумен”.
   - Ублюдок! – крикнула на него Эмилайн, еле удерживаясь от соблазна наскочить и раскроить поганцу Эдзарду череп, или, ещё идеальнее, сжечь его живьём, - Ты хоть понимаешь, что творишь, сволочуга? У тебя мозги есть?
   Не обратив внимания ни на её зубоскальство, ни на содержание выкриков девушки, убийца потёр ладонью подбородок и медленно, в задумии, произнёс почти по слогам:
   - Надо же, вау, тебя не прикончили пули, а это может означать только то, что ты одна из них – из этих сверхъестественных уродов, которых так активно пиарят наши СМИ! Что ж, спасибо, красотка! Расправиться с суперуродом для меня будет большой честью, и это, учитывая, что я – нормальный человек!

   Гнусные наветы и провокации Эдзарда, которые нельзя пропустить мимо, задели шаткую нервную систему рии, и та, мечтавшая свести на нет назревающую драку, всё-таки не вынесла. Эми полетела на “ублюдка”. Она бы его разнесла на куски!
   Беккеру повезло попасть ей в подбородок. Пистолетный патрон продырявил миленькое личико. Убийца задал киселя – толканул и отвесил, отвесил по шее, отвесил по спине, выпустил снаряд в животину (пиу!), снаряд – в шею (пиу!), поднял левую руку, придавил локтем верхнюю часть дыхательного горла и… (пиу!) снаряд в глаз!

   Эмилайн опять умерла…
   Соскользила вниз, по стене, и присмирела.
   Из того места, где раньше был её сенсорный орган, ныне выходил тягучий поток, а стынущая голова безобидно покачивалась.


   - Не бойся за Хизер. Она в надёжных руках, и она… всё поймёт! Я сообщу ей о твоей смерти. Скажу, так и так, маму сгубил несчастный случай, а рядом никого не оказалось, кто мог бы помочь! Но ничего…. главное, наша дочь в надёжных руках, а всё остальное не имеет значения, так ведь, любимая?

   Свихнувшемуся Беккеру понадобилось менее десяти минут, чтобы перетащить тело Андерсона, а также Патрисию и Эми, в подвал, где бы он смог в одиночку, флегматически, тихо-мирно отбояриться от заковык и закорючек, населивших его будни, его выходные, его праздники, весь его режим! Убийца связал женщин мотком тугой верёвки, связал руки и ноги!
   Миссис Даньелз, познавшая, наверное, все тягости и невзгоды неудачного брака, только что пришла в себя, о чём пожалела уже на третьей секунде. Эдзард с налету вмазал ладонью по слабым губам, ткнул дулом пистолета в её крючковатый, чуть мокрый нос и расплылся в оскале, мало похожим на улыбку:
   - Кстати, как тебе мысль, что Хизер не узнает всей правды? Стоит полагать, ощущения экзотичные, да? Видимо, спрашиваешь себя, как же тебя, зоркую, смотрящую наперед, угораздило вляпаться в такое дерьмо? И… какие варианты? Среди них есть вариант, что ты была плохой матерью?

   Ситуация была отвратительная: если Патрисия и проявляла малехонькие критерии жизни, поглядывала, дрыгалась, то Эми вела себя, как типикал труп. Обновленный Эдзард-преступник всё дальше дистанцировался от первоначального Эдзарда-семьянина. Теперь это совсем другая личность, почерпнувшая от подлинника лишь неглубокие наружные мотивы.
   - Есть такой вариант, да? Не слышу! – когда Беккер ещё разок шлёпнул Патрисию, позади отчётливо донеслись чьи-то шаги. Померещилась гроза, померещился дождь, померещился конец мира, конец света! Настигла тьма предположений, одно тревожнее другого. Перед преступником встала задача проверить, какая её часть тождественна правде, а какая - надумана разшалившимся разумом!

   - Приговор откладывается на неопределенный промежуток. Немного подождите. Я сбегаю туда и обратно, а затем мы всей компанией отметим передачу родительских прав от плохой матери хорошему папане! Не скучайте…


   Эдзард осторожно выглянул на улицу, всматриваясь вглубь дворовых метров, и протянул ногу, вылезая из подвала. Внезапно воцарилась тишина, наобещавшая множество нововведений и сюрпризов. Преступник поклонился тишине, отдался с потрохами, и посвистал в дом, на верхний этаж. Именно оттуда донёсся заключительный угаснувший звук – звук-сюрприз, персональный, для мистера Беккера…
   Вопросы, возникшие по мере того, как в течение свежих стадий интереса интерес восходил, друг на друга наложились, друг друга посмещали и пришли в столкновение, как кошки с собаками, отчего череп Эдзарда буквально заныл. Изнутри…
   “Мелодии, что играют на свадьбах = мелодии, что играют по директиве Либитины и безвременья, только перевёрнуты, глазеют спиной, глазеют пятками”


   Мистер Беккер, сколько б ни старался, так и не смог забыть о том, как однажды от его руки погиб ребёнок – девочка, чей возраст равен возрасту его родной дочери. На следующий день, после первого выпуска зверя на волю, он напился, жаждая пробойкотировать минувшее. Он не отрицал, что, возможно, когда-нибудь, реабилитировавшись, снова попытается, потому и не спешил себя прощать. “Человеческая совесть – это лучистый сложный механизм, актуализирующий экзистенциальные задачи, обновляющий и обновляющийся”.
   Поднимаясь по лестнице, Эдзард проорал на весь дом:
   - Здесь кто-нибудь есть? –  чтобы руки не тряслись или тряслись реже, Эдзард… прикусил губу. Нарочно, - Эй!

   Судьбина, играющая ловчее гистрионов, привела человека к тому, от чего человек скрывался и бежал – к платежу, запрошенному богом, или богами (зависит от того, какой религии придерживаться). Это произошло при входе в детскую, платёж “запросился”: убийца увидел фигуру, облаченную в роскошную красную мантию, фигуру, не движущуюся, ждущую, и не поверил глазам. Порой казалось, стоит статуя, на которой зачем-то развевается плащ, а оказалось, это пришли за негодяем-Эдзардом, точнее, пришёл.
   Доктор Фрэндж – магистр мистических наук, потерявший в прошлом жену и ребёнка, отправившийся в дальние странствия ради обретения мира и покоя, нарушил свою клятву, чтобы заглянуть в глаза человека, изменившего всю его жизнь. По факту Беккер убил одного Миркура и создал другого. Этого Миркура, созданного Беккером, не остановит ничто, если он решит поквитаться за гибель родных. Но отойдёт ли мудрый маг от правил настолько далеко? Победят ли эмоции разум? Пройдёт ли Миркур испытание духа, оправдает ли звание верховного защитника, иль уподобится злу?

   Фрэндж повернулся к своему создателю с блестинкой во взгляде, со всей неожиданностью, и того накрыл особенный шок, не соотносимый ни с какими потрясеньями.
   - Нет… это чертова галлюцинация! Ты не можешь быть им! Это – ложь!
   “Статуя” поспорила с Эдзардом, слегка покачала подбородком, затем вспарила вверх, к потолку!

   Померещилась гроза, померещился дождь, померещился конец мира, конец света!

   Фрэндж, считавший ранее, что этот день никогда не настанет, был поражён не меньше Беккера, но выглядел значительно выигрышнее, потому что умел всё - создавать порталы в любую точку планеты и творить круги из света, а также ему подневолились стихии, “природы стихи”, + колдун мог задерживать время, или обращать время против врагов.

   Померещилась …, померещился …, померещился …, …!

   Потолок растворился, исчез. Вместо него теперь – космос, наряженный в звёзды, и Доктор Фрэндж, наряженный в мантию, с амулетами, талисманами и оберегами на всей цветной одёжке. Сказка ожила! Оживились фантазмы! Добро вступило в законную силу! Добро не гонимо и не перегоняемо:
   - Я вовсе не плод! Я – Доктор Фрэндж! - заговорив в непривычной для себя жестоко-пафосной манере, Миркур уподобился призраку, и привёл преступника в вяжущий, сводящий скулы трепет, - Я реальнее реальности, как и моя магия! Мне поручено связывать эти параллели, чтобы вселенная не замечала разницы! Причём поручение исходит от меня!
Померещилась…………гроза!          !азорг…………ьсалищеремоП



   Эдзард Беккер не ощущал угрозы жизни. Чувства, овладеваемые им, не подлежали ни описанию, ни цитированию. Сочетающие всё, чувства не были твёрдо негативными, а их курс, неясный и размытый, давал волю фантазии.
   Эдзард Беккер не помнил, чтобы выпивал. Ни вчера, ни сегодня. Но он отсырел и изрядно продрог, насквозь промок от пота и воображаемого дождика, став похожим на рассеянного алкаша-забулдыгу.
   - Это ты, Фрэндж! Слышишь меня? Ты… виноват в смерти своей семьи не меньше, чем виноват в их смерти я! Подумай хорошенько, если бы ты находился с ними в тот день, в ту минуту, возможно, они сейчас были бы живы! Но ты где-то шлялся… Тебя не было в доме. Ты отсутствовал, когда пришёл я! Ты не остановил мою руку… а твоя вселенная… позволила случиться твоему горю! Не спеши наказывать меня… Накажи вселенную! Так будет честнее, справедливее… по-американски!

   Померещилась…

   Не вынеся чувства собственного позора, размешенного ненавистью ко всем и в том числе к себе, Эдзард потратил на волшебника остаток припасов, однако, пули нагло проигнорировали цель, зависнув в воздухе и осыпавшись на ковёр с согнутыми краешками. Осыпались, звонко щёлкая. Тик-так. “Остановить летящую в тебя пулю – раз плюнуть, если ты магистр”.
   Только позже прояснилось, что это щёлкало сердце мистера Беккера. Сердце, пережившее серию транзиторных ишемических атак, скукожилось, запрыгало. Биоценоз клеток, всасывающий кровь из венозных стволов и нагнетающий в артерии, подвёл в самый неподходящий момент. Ай-яй-яй! Не предзнаменованная внезапная осечка…


   Казалось, сколько времени прошло! Эмилайн Тернер, наконец, открыла свой единственный глаз. Второй, правый, у неё вырос лишь после того, как из отверстия выпрыгнул снаряд.
   Патрисия, ощутила её шевеление, микро-вибрацию, производящую телом брюнетки, её жизнедеятельностью, и так обрадовалась, что чуть было не проглотила засохший язык. Как ни странно, но эта мистическая, ничем не объяснённая “прочность” малознакомой ньюйоркчанки воспринялась Даньелз совершенно спокойно. Впрочем, мир, который согласился с существованием саркастического селезня, развлекающего зрителей на просторах ТВ, легко согласится и с существованием пулестойких девушек.
   - Я вытащу нас отсюда. Доверьтесь мне… Вашему мужу не сойдёт с рук сегодняшнее!
   Патрисия послушала Эми – доверилась, обретя несущественное, но приятное облегчение, разошедшееся по венам, как наркотик, и поддержала её, добавив к уже сказанному:
   - Не только сегодняшнее… Если бы это был единичный случай, тогда да, можно было бы простить… Но Эдзард, возможно, промышлял убийствами годами… Мало ли есть то, о чём нам ещё неизвестно...
   Эми завершила этот дружно-женский диалог простой и с исключительной гармоничной ладностью:
   - Именно.

   А затем напряглась и порвала верёвки!


   …Беккер, решивший не связываться с возмужавшим “усовершенствованным” Фрэнджем, с Фрэнджем, именующимся Великим и Ужасным Волшебником, беспомощно слонялся по тёмному коридору и что-то надиктовывал себе, безъязыко и картаво, ошибаясь в ударениях.
   “Что со мной… нет… Что же это я…” - падал с переплетенными ногами, затем резко поднимался и опять падал… “натыкаясь” на невидимую стену. Самочувствие злодея не спешило симметрироваться, оно гарцевало взад-вперёд – от плохого к худшему, подбрасывая новые препятствия и неприятности. Пистолет выронился и затерялся, где-то под сиденьями…

   “Что…”


   В подвале, куда Беккер вернулся, еле-еле, желая только одного – поскорее покончить с женой, его настигло очередное крупное разочарование, очередной крутой облом. Пленницы исчезли, словно испарились! Вместе с верёвками!
   Неужели небеспамятный Фрэндж в надежде отомстить за Венонну и Гэйнор лишил его даже этого последнего удовольствия? Да такого просто не может быть! Не-во-о-бра-зи-мо!
   - Патрис, милая, сука, не пытайся утаиться, я ведь все равно тебя найду, где бы ты не спряталась! – сердечку Эдзарда немного получшело, и Эдзард начал, как прежде, оскорблять свою бывшую, делая расчёт на бабскую наивность. Это было очень необдуманно и, естественно, глупо, поскольку напрочь позабыл об Эми, точившей зуб на всех детоубийц.
   Мечтая всыпать Эдзарду по первое число, Эми подошла сзади незаметно и положила ему руку на плечо:
   - А, ну, паскуда, повернись-ка!

   Силищей удара подонок был отброшен назад на несколько метров, и, приземлившись, ушибся головой. Рии не выглядела готовой к потрошению, зато в её взгляде читалась готовность к избиению и запугиванию, к взаимным угрозам, предупреждениям и спорам. В общем и в целом, брюнетка была добрая, чего ей не удавалось скрывать ни от друзей, ни от врагов, поэтому Эдзард не особо впечатлился. Мало ли… ранимых девочек с экстраспособностями в стране, видавшей тёток и понеобычнее – пленяющих рассудок, швыряющихся молниями…
   - Давай… - Эдзард облизнул губы, пытаясь подняться, - Можешь звонить в чёртову полицию. Пусть меня арестуют и запрут в тюрьме. Я готов ко всему! Но запомни одно, для общества ты навсегда останешься уродом! Уродом без права голоса! Это я тебе говорю как реалист… и не строй из себя благородную!
   - Что ж, всё именно так, ты не ошибся… - быстренько согласилась с ним Эми, - Зато у уродов есть бесспорное преимущество перед кусками дерьма вроде тебя!

   Эдзард неверуючи спросил:
   - И какое же? Ну, удиви!
   Эми пафосно ответила:
   - Уроды будут жить, а вот ты… тоже, в общем-то, будешь, но… мне трудно назвать это жизнью. Честно? Это немного похоже на тюремную отсидку. На срок, который никогда не закончится. Ни через пятьсот лет, ни даже через миллион… Это - вечное мученье. Гори на здоровье, малыш!

   - Что? – Беккер не сразу догнал, о чём бормочет девка, пока в подвале не установилась экстремально высокая температура, превышающая средние показатели Африки. Пока в подвале не появилось ОНО - жаждущее мщения, злое и… горЯЧЕЕЕЕЕ! Как и всякое мифологическое существо, ОНО ворвалось в земной мир из ниоткуда. Из нуля, из воздуха.

   Без разборок и вопросов ОНО схватило Эдзарда Беккера за ногу одной рукой, а вторую руку протянуло назад, “рисуя” пальчиком проход в преисподнюю, чтобы швырнуть туда грешника, чтобы накормить баланс, насытить справедливость. Там, в круглой дыре, бегали чертята и считали новоприбывших, там щупальца тёмной энергии ползали по нажаренным пескам, там плавились в котлах сущности подонков, эссенции убийц, и там же ближайшие бесконечности прокукует проходимец Эдзард, заслуживший подобный “гадесовский” отпуск!
   (Ад (от др.-греч. ;;;; — Гадес или Аид) — в представлении религий (авраамические религии, зороастризм), мифологий и верований — ужасное, чаще посмертное, место наказания грешников, испытывающих в нём муки и страдания. Как правило, противопоставляется Раю)


   Печальненько. У Эми не хватило гуманности снова воспретить Призрачному Воину выполнять его работу, и для Эдзарда закончилось всё очень плачевно. Теперь гадай, кто достаточно добр, а кто – достаточно зол. Вовек не разберёшься!
   - А-а-а-а-а-а-а-а-а! – чувствуя запах собственной поджаривающейся плоти (типичный симптом прикосновения демона), преступник заливался неистовым криком. Воин подтащил эти восемьдесят кг. к искрящемуся красному порталу, схватил за шиворот всеми пятью пальцами, рывком поставил на ноги…

        Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов…
Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов…
                Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов…
         …Призрачный Воин – распространительный процесс всех возбудительных процессов
         Ghost Warrior
                noble evil
 
   The greatest merit of Church is that it is sacred though it consists of sinners.

  — Jacques Mariten

To burn without burning down — destiny of the real sinner.

  — Oscar Boetsy

The Lord loves sinners. Their prayers more istova.

  — Leonid Kraynov-Rytov

Sinners as mirrors: their sins — reflection of the evil which has hidden in all of us.

  — Israel Besht

If somewhere concentration of sinners exceeds all admissible norms, then in this area hell on the earth can quite be carried out.

  — Oscar Boetsy

People are divided into righteous persons who consider themselves sinners, and sinners who consider themselves righteous persons.

  — Blaise Pascal

In heaven more joy will be about one sinner repenting than about ninety nine righteous persons who don't have need in repentance.

  — The gospel from Luka, 15:7

The smallest sinners bring the greatest repentance.

  — Maria Ebner-Eshenbakh

Take your time to turn sinners before they sin.

  — Veslav Brudzinsky

There is no worst sinner, than the young Saint.

  — Afra Ben

Nothing so flatters our vanity as reputation of the sinner.

  — Oscar Wilde

   (Величайшая заслуга Церкви в том, что она свята, хотя состоит из грешников.
— Жак Маритен

   Гореть не сгорая — удел настоящего грешника.
— Оскар Боэций

   Господь любит грешников. Их молитвы более истовы.
— Леонид Крайнов-Рытов

   Грешники как зеркала: их грехи — отражение зла, которое затаилось во всех нас.
— Исраэль Бешт

   Если где-нибудь концентрация грешников превысит все допустимые нормы, то в этой местности вполне может осуществиться ад на земле.
— Оскар Боэций

   Люди делятся на праведников, которые считают себя грешниками, и грешников, которые считают себя праведниками.
— Блез Паскаль

   На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии.
— Евангелие от Луки, 15:7

   Наименьшие грешники приносят наибольшее покаяние.
— Мария Эбнер-Эшенбах

   Не спеши обращать грешников прежде, чем они согрешат.
— Веслав Брудзиньский

   Нет худшего грешника, чем юный святой.
— Афра Бен

   Ничто так не льстит нашему самолюбию, как репутация грешника.
— Оскар Уайльд)


   …За миг до того, как оказаться “по ту сторону изгороди”, Эдзард кое-что увидел, вернее, кое-кого, и этот кое-кто заставил его улыбнуться, в яркий заключительный раз! У него земля ушла из-под ног, он рванулся вперёд, во весь дух, но пышущая адским жаром дыра не собиралась его отпускать. Тёплая отцовская гримаса совокупно с пульсационной, бьющейся гармоникой протомилась на прихорканном замученном лике!

         ПРИЗРАЧНЫЙ ВОИН, АГЕНТ «НЕЗАВИСИМОГО И БЕСПРИСТРАСТНОГО СУДА», ЭПИТОМА АСТРЕИ, НИКОГО НЕ ПРОЩАЕТ!      
 

   Заключая договор, Гадес сказал глупому байкеру:
   Говорю тебе, у нас нет здесь личного огня, каждый приходит со своим собственным. Следуй моим правилам, и ты будешь вечно испускать свой огонь, будешь наказывать тех, на чей зов небо не откликнется!

   Призрачный Воин (тот самый байкер) выбросил грешника в портал, в пекло Аида. Эдзард кричал, пока летел встречь монархии бесов, и даже, когда дыра затянулась, отражённая звуковая волна, эхо его голоса… продержалась с минуту. “Подвал, в котором побывало солнце”, ещё нескоро отбелится от присутствия нечисти. Дом Даньелз нескоро “прокашляется”! А до того момента придется скрупулезно отмерять дозировку негатива, чтобы не обжечься, как обжёгся Эдзард, потому что Воин привык запоминать!
   Эми не мучила совесть. До поры. Считая, что поступает справедливо, она, по всей видимости, забыла об одном – она не хочет быть убийцей, о чём ей подсказал взгляд миленькой девочки, стоявшей в другом конце помещения. Девочки, ставшей свидетельницей смерти отца, свидетельницей казни! Хизер, что ослушалась папаню, освободилась от ремня и спустилась в подвал, зафиксировала сцену – зафиксировала демона! Зафиксировала на всю свою жизнь!

   Эми стало стыдно, болезненно неловко от понимания, что она дала человеку умереть! Она оставила ребёнка без родителя! “Добрых людей всегда расстраивает, что им так долго удаётся сдерживать гнев, но в один плохой момент у них не получается, и всё идёт под откос, всё обваливается”.
   - Прости, я… - только и смогла вымолвить Эми, растерянная, будто бы это она убила Эдзарда, а не призрак мщения, в чём имелся свой подлый смысл. Как ни удивительно!

   Хизер ещё долго не могла в себя прийти. Её всю трясло, как от озноба((( Непреклонные, колючие слёзы пробивались сквозь детские веки и холодили кожу щёк. Утешением не служило ничего. Разве что голос матери, невнятный, недовольный и громкий, звучал далеко сзади.

   Every day a hundred times, in one thousand times, I regret more and more. Why have I met you? Why you? For me you are a person for complaints, reproaches and regrets. A nightmare which I don't want to remember. City hunter
   (Каждый день в сто раз, в тысячу раз, я сожалею все больше и больше. Зачем я тебя встретил? Почему именно тебя? Для меня ты человек для жалоб, упреков и сожалений. Кошмар, который я не хочу вспоминать.
Городской охотник)


   Тем временем. В Нью-Йорке…

   Черви, пики, трефы, бубны, карты деньги и стволы!
   Черви, пики, трефы, бубны, карты деньги и стволы!
   Черви, пики, трефы, бубны… бляяяяяядь!

   Черви, пики, трефы, бубны… бляяяяяядь!

   Джек Хэлван вернулся в город, где он недавно принял смерть. Неизвестно каким образом его нашёл один тип - прихвостень некоего криминального авторитета, которому Джек “ обязан по гроб ”. Безумного не пришлось долго уламывать. Он согласился с ним пойти, но не из-за того, что боялся, а потому что ему было крайне любопытно, кто этот перец.


   Песенный жанр, воспевающий тяжёлый быт, и нравы уголовно-преступной среды, изначально рассчитанный на среду заключённых и лиц, близких к преступному миру…
   Сигарный аромат, впитавшийся в волосы и в кожу, в предметы обстановки…
   Крики о помощи или предсмертные стоны здесь так же обычны, как разудалые пьяные крики, визги русских проституток или отборная брань проигравшегося в картишки должника, проигравшегося позорно, в пух и прах, “просравшего” всю сладкую добычу!

   Четырёх лет подобной атмосферы (с двадцати одного года до двадцати четырёх) хватило Хэлвану с лихвой, чтобы влиться. Правда, нельзя сказать, что он скучал. Весельчак умел себя развлекать, поднимать себе настроение в любом месте. Этот талант незаменим в бою против накопившихся досад и отрезвлений, против несмешной, унылой жизни! “Порой спастись можно, лишь сохраняя достоинство и ощущение юмора”.

   - Друг сердечный, привет, ты меня вызывал? О, я не надеялся, шо мы ещё встретимся когда-нибудь! И я рад, правда, хотя по мне, наверное, и не скажешь… - Джек присел. Присел, поздоровавшись с братвой, пожав руку тому авторитету, который когда-то вытащил его из мраканской психлечебницы. А этот закопчённый задымленный флэт – настоящее питейное заведение, истинный кабак! Да не простой кабак, русский, ибо все-привсе матюгаются! Все друг другу угрожают, гавкают друг на друга, как гадящие в детской песочнице недодрессированные шавки!
   - Взаимно. Присядь-ка к нам, Джеки. У нас есть для тебя дело… - главарь банды, лысый, весь в наколках и блестящих мазохистских железячках, с несколькими золотыми зубами во рту, предъявил Хэлвану столбик из адресов, по которым следует пройтись, переубивать и перерезать всех сраных неплательщиков. Хэлван должен будет уложиться строго в срок, чтобы у братвы не осталось вопросов касаемо его благодарности, - Вот… Ты знаешь, что с этим делать! Это мы уже проходили, это все уже неоднократно проделывалось нами. Правила тебе тоже известны. Либо народ платит, либо купается в урине и в крови! Я мог бы и сам, да только вот лень что-то! К тому же у меня есть ты. Ходячий страх Америки! Широкий ассортимент западных стереотипов о русских головорезах и психо-мудаках! Носитель английского, владеющий постсоветским сленгом! Как же я тобой восхищаюсь, если бы ты знал…

   Несмотря на все возложенные на гостя ожидания со стороны корешей, тот их бесхитростно подвёл, частично повторив слова мудрой Евы:
   - Нетушки, сердечный. Сорки, Джеки завязал с убийствами и жестью! После воскрешения Джеки карма Джеки целиком очистилась, список скверных поступков Джеки обнулился. Джеки неохота попасть в… зад, тем более, после отпуска, проведённого в райском отеле с лёжкой и поэзией, так шо извиняй! В качестве моральной компенсации я могу-у-у… прислать тебе набор леденцов с фигуркой Дарта Вейдера в придачу. Боюсь, это максимум, что я в силах предложить тебе. Вот прямо самый-самый максимум! Предел щедрости Джеки в леденцах!
   Только блатной босс хотел высказаться, как в комнату к уголовникам зашла целлюлитная тётка лет за шестьдесят, с отёками под глазами, с большими обвисшими сисяндрами. Тётя взглянула на Джека и давай кудахтать на него:
   - Это чё еще за молокосос тут расселся? Это чё, твой ученик, что ль, Петюнь? Твой Джек, о котором ты всем ****ел годами? Пффф…
   Хэлван отреагировал с предугадываемой дерзостью, не следя за язычком:
   - Слышь, страхолюдина, ****о завалила! Тебя за жиром не видать, а ты ещё пердишь что-то? Серьёзли? Тоже мне артистка, богиня липодистрофии, взъерепенилась! А ну, не очерняй тут женскую коллегию!
   Как всегда, главарь навёл порядок одним точным жестом. Толстуха приумолкла, а вслед за ней и Джеки успокоился.
   - Так, отставить все петушиные выяснения! Вам, видимо, слабо без лишнего базара тусить. Ира, не мелькай тут, лучше иди, покури, да глупости свои оставь, не люблю!
   Толстуха подчинилась и, ну, а Джек встал, как у себя дома, и направился к выходу.
   - А ну, сядь! Я ещё с тобой не закончил! – громко прокомандовал русский.
   Правда, на этот раз ученик его вежливо послал, на три весёлых буквы, чем нанёс достаточно сильное оскорбление. Братва такое оскорбление не оставит без ответа!

   - Ладно, сучёнок. Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому! – прошипев угрозу, воображая, что горло предателя находится между острием ножа и толстыми досками, русский достал старую помятую колоду. Испачканные краской морщинистые пальцы раскидали по шесть карт…


   - В мире, заполненном ненавистью и разрушением..., есть все еще много чудес в нем. Человек всё еще хорош и перспективен: борется, убивает, предает, но он может добиться большего успеха. Это - мир, который мы - то, если мы изучили, как постигать или любить друг друга... в нём не будет зла. Гадес - в основном, дьявол, в этом и если я могу сказать, что что-то на основе опыта - то, что дьявол никогда не прав. Он соблазняет нас, он хочет, чтобы мы потерпели неудачу, он хочет, чтобы мы уничтожили друг друга. Но есть одно оружие, один способ, которым мы можем сопротивляться ему и это - Любовь. Были акты любви, которые изменили этот мир навсегда. Да мы не могли бы быть прекрасными. Этот мир - мир, мы злые и грешим стебель вокруг нас и разрушения и злых слежек в сердцах мужчин и женщин, но всегда есть величие, хорошее, сострадание и любовь. Те в конце дня будут теми, которые получат нас через все. Зло заполнено ложью, но любовь заполнена правдой и справедливостью. В конце каждой лжи преобладает правда. Это - мир, заполненный чудесами, и мир был один из самых отличных подарков когда-либо, чтобы быть данным привычкам мужчин в нас, и это – любовь.


   Франция. Париж. Улица Бертона Пуаре! Время – 23:45.
   Недобрый знак, предвещающий скорую погибель, был воспринят Адамом и Евой как нелепая шутка. Дело вовсе не в том, что они считали себя вечными, или какие там еще отговорки напридумывала их психика. После стольких попыток избежать смерть, после шумной деятельности, праздников, восторгов… увидеть красный рисунок на двери, оставленный самой неизвестностью, предопределивший исход –участь, слишком неблагодарная, чтобы в неё верилось.
   Магическая печать Дарейдаса – приговор, а приговор – печать Дарейдаса. Восьмилучевая звезда, крестострел с лицом быка на впалой серединке, измазанный сиропом ягод из Эдемии (намеренное осквернение чувств), на внутренней стороне входной двери, правее зеркала…

               
    И сказал сию притчу: некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и пришел искать плода на ней, и не нашел; и сказал виноградарю: вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и землю занимает? Но он сказал ему в ответ: господин! оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом, - не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь ее. (От Луки 13:6-9)

                ДАРЕЙДАС,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

   Увидев разложенные в ряд чемоданы на элементах декора, на диване, Ивес спросил жену нервным обеспокоенным голосом:
   - Так, я не понимаю… что ты сейчас делаешь?
   - Очевидно, собираю вещи! – громко сказала Абель, спеша успеть.
   - Но ведь это бессмысленно. Ты знаешь… мы обречены! Ещё никто из получивших метку не выживал, да и вряд ли что-то изменится!

   Абель:
   - Ты предлагаешь смириться и бездействовать? Спустя миллионы лет?
   Ивес:
   - Я предлагаю принять свою судьбу, осознать, что мы в проигрыше. Это не равно бездействию!
   Абель:
   - У тебя есть догадки, кто наколдовал быка? Я и думать не думала, что наш отец мог завербовать кого-то ещё, будто ему было мало того, как его зовут… Лэтс Гранд, кажется! Так что это выходит… очередной землянин пополнил ряды жнецов, а мы и не знали?
   Ивес:
   - Нет-нет-нет. Не похоже, что это новичок. Такой крестокрел мог оставить обладатель многолетнего опыта, но никак не новобранец.
   Абель:
   - Насколько я владею информацией, все предыдущие жнецы либо мертвы, либо отбывают заключение в космической колонии Старблэк. Из Старблэка почти невозможно сбежать, если ты не монстр тысячного уровня, а последний погибший жнец, который не родом с Земли, который, действительно, многое умеет, пал от рук младенца на планете, также заселённой людьми.
   Ивес:
   - О, боже… ты подумала о том, о чём подумал я?
   Абель:
   - Кажется… да.
   Ивес:
   - О, боже!

   Аргументы Адама, поданные с неосторожностью, с соусом фрустрации, мрака и трагизма, выбили Перводеву из сил. Её желание бороться, препятствовать, противостоять, ранее выразительное, яркое, моментально отпало. Резко захотелось плакать. С первых же секунд, после легкой вибрации в области грудной клетки, с досрочных, вводных прониканий и разгадок, с первых воспроизведений Эдема в частях, во фрагментах, она ринулась в неразмычные душные объятия любимого, который тесно приголубит, нашепчет море доброго и побожиться встретить смерть вместе с ней, поклянётся именем Бога.
   Неожиданный звонок в дверь, ударивший в висок толчок опасок, заставил сердца обоих вздрогнуть и сжаться. Ингредиентов для создания портала у них не было, поскольку все смеси, камешки и травы закончились. Если они и покинут Пуаре, если смогут пересечь границы Парижа, то только на машине.

   - Я пойду, проверю. Бог даст – пронесёт. Вдруг это Дюран пригнал лимузин, а? - дождавшись одобрения Евы в виде пары неуверенных кивков, Адам поправил галстук. Первочеловек всё же довольно сильно волновался, но дверь открыл твёрдой рукой. Казалось, не пролетело и
мига, как он поплатился. Дверь врезалась в лоб!

   Притчей о бесплодной смоковнице Господь хотел показать иудеям, что Его выступление как Мессии – это последняя попытка, которую делает Бог с целью призвать иудейский народ к покаянию, а после неудачи этой попытки для народа ничего более не остается, как ожидать себе скорого конца. Но кроме этого, прямого смысла притчи, она имеет и таинственный.
   
   Ева заорала от наставшего в её сердце ужаса! Спутанные волосы попали на лицо. Лишь здесь и сейчас, в полной мере, в экстренности, раскрылись её чувства.
   Ещё до того, как Адам разглядел бы вошедшего, его грудь проткнуло лезвие, рассёкшее воздух. Пропороло рукав и вонзилось в руку. Лезвие, лезвие… лезвие!

   Ибо когда кто для спасения души оставляет славу и решается на жизнь бесславную, тогда это называется обложить душу навозом, чтобы она принесла плод. Если принесем плод, то хорошо; а если нет, то Господь не оставит уже нас в Своем винограднике, но исторгает из здешнего мира, чтобы мы не занимали напрасно места. И кто видит грешника долго живущим, тот сам портится и делается хуже, и таким образом оказывается, что грешник сам не приносит плода, да препятствует другому, который мог бы принести плод.

   От смачного удара ногой в туловище Адам потерял равновесие и грохнулся, покатившись по полу, как футбольный мячик. Лезвие настолько тонкое, что сбоку кажется невидимым, не приносит боли, ампутировало левую ступню: киллер-жнец, посол Дарейдаса, нагнулся, проведя глубокую “бороздку”, после чего ступня отвалилась (отделилась). Из кривоватого култышка заплескала кровь, омывая-ополаскивая обои чёрно-багровыми разводами.
   - А-а-а-а-а-а-а-а-а! – теперь закричал уже Адам.

   Обряженный в странные универсальные доспехи, жнец напоминал сёгуна, светского феодала из Японии, с закосом под технологии и современность. Мечущееся эхо от звона шагов его тяжелых металлических сапог разгуливало ужас. Из всего лица видны были лишь его глазища, полные бессмертной сокрушительной злобы. Остальное же закрывал сёгун-шлем!

   - Беги! Спасайся! – Адам, чей дух терял влияние над телом ввиду всех потерь, всё ещё мог двигать челюстью. За ступней последовала кисть, а за кистью – последовала вера. Длинные текаги, сделанные из крепкого внеземного сплава, оттяпали руку по запястье! Кровью древнего осветилось настенное зеркало в рамке! Убийца разбил его, и на израненного обрушился град стеклянных осколков.

                Длинные текаги…
                ДАРЕЙДАС,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
   Текаги…
 

   Лишившись возможности передвигаться, Адам усёк, что ему осталось только наблюдать. Ушами, не глазами. Слушать, что жнец творит с Евой… Внимать власти смордов как голосу! Смирение далось неоплатной ценой!

   Он же сказал: чему подобно Царствие Божие? и чему уподоблю его? Оно подобно зерну горчичному, которое, взяв, человек посадил в саду своем; и выросло, и стало большим деревом, и птицы небесные укрывались в ветвях его. Ещё сказал: чему уподоблю Царствие Божие? Оно подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло всё. И проходил по городам и селениям, уча и направляя путь к Иерусалиму!


   - Я смотрю, ты уже расслабилась, сдалась… и готова ко сну! Детишки прятались недолго! Всего-то два миллиона! Это как день для моего повелителя… Не удивлюсь, если он уже завтра забудет об ошибках! Забудет о тебе… - посланник тирана говорил естественно, не особенно зловеще, не особенно громко. Ему не приходилось сколько-то стараться. Большую часть задачи выполняли доспехи, привносившие прелесть чудовищности.
   - Давай… Делай то, за чем пришёл! Не затягивай! - Ева, в которой желание спастись унялось собратно с прочими задумками и помыслами, вместо того, чтобы просить пардону перед тьмой, превратилась в образец для написания цикла “как достойно встретить смерть”. И нельзя быть достойнее её – смерти угодной!

   - Если ты надеешься, что это пройдёт быстро, о, ты жестоко заблуждаешься! Ибо ничто быстро не проходит!

   В конце концов, жнец ухватил Абель за руку и рывком повалил на кровать. Встал перед жертвой во весь демонический рост! Острые концы сюко сверкнули!

   Лезвие, лезвие… лезвие!

   Когти и шипы, укрепленные на металлических перчатках, принялись “входить” и “выходить”. Наделать дырок в тельце той, что по задумке должна была стать камнем, но не стала, было для него великой честью, - тем, от чего не принято отказываться.

                ДАРЕЙДАС,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
   И раз… и два… и три… Всякий раз, когда наручные ножи впадали вглубь, затрагивая внутренности, Ева неизменно качала головой и грустно улыбалась на настойчивые предложения блеклого рассудка поёрзать, чтобы направить текаги чуть вбок, чтобы на них насадились кишки, чтобы помочь себе и убийце – ускорить её умерщвление.
   Самоотверженный убийца, сочетающий жестокость с пристрастием к прогрессу, некогда развязавший войну людей и машин в родном мире, не отказал себе в наслаждении похвастать, как он “отчесал” шанс сделать с ней это у других жнецов, в наслаждении поделиться с ней планами на её тельце.
   - Однажды Дарейдас сказал, что вырвал у тебя крылья, а я, стоя рядом, поспорил. Сказал, что вырву у тебя всё! По этой самой причине он отправил меня на эту миссию! Повизжи. Я разрешаю! Повизжи!

   И раз… и два… и три…
 

   Лезвие, лезвие… лезвие!
   Когти и шипы…


   Бог пространственно локализуется в человеческом восприятии. И нужен будет второй Адам, чтобы напомнить: «Не придёт Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть. И скажут вам: вот, здесь, или: вот, там, — не ходите и не гоняйтесь...»


   Еву познабливало, Еву подташнивало. Когда во рту скопилось достаточное количество прильнувшей, заслоняющей (заслоняющей – застящей) крови, Ева покрыла плевками шлем изверга. Надула щёки и выхаркнула сгусток!
   Жнец, в чьи привычки не входило прощать непочтительность, приготовился к “изыманию” её подконструкций – к изъятию ног, к изъятию рук.

   - Вырву у тебя всё!


                ДАРЕЙДАС,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

   …Первочеловек лежал и наблюдал на мокром от крови полу. Лежал и наблюдал. Лежал и… слушал. Не передать, насколько обидна и горька эта истинность: у них не получилось ничего. Не вышло договориться ни с Высшими, ни с рии. Оружие против беспощадного тирана не было добыто в нужные сроки. Слова “Адаму и Еве осталось немного непройденных шагов” возымели бесповторный предназначенный смысл.

 

   …Угасла кантилена, затихли звуки, скрипка не слышна,
   порвались струны, и смычёк сломался,
   во власти Мармонтелей…
   
   Winner soldiers at first win and only then enter fight; the same that suffer a defeat, at first enter fight and only then endeavor  to win. Sun Tzu
   (Воины-победители сперва побеждают и только потом вступают в битву; те же, что терпят поражение, сперва вступают в битву и только затем тщатся победить. Сунь Цзы)


   …Весна – это начало. Весна чего-то замечательного встречается с сомнениями, с упреками, а иначе не может и быть. Одна такая “весна” уже случалась в жизни Эми, привыкшей лишь к финалам и концам. Грусть, поглотившая туманом, призвала зябкую дрожь, что забилась в уши, забилась упрямо, с неистовством, с силой, задевая струны души. И даже тогда, когда снег ложится на ладонь, снег этот таит быстрее, чем Эми успевает замечать. Даже если снега нет, а всё приметное – плод разума, или же соплодие, ладони её мокрые. Мокрые от подставной, апокрифической студёной поры…

   “Кажется, я как-то была уже здесь. Да уж, точнячок. И это волшебное место, послужившее могилой несчастной мне, ничуть не изменилось с тех пор. Разве что озеро было замерзшим…”

   Сегодня здесь не выветриваемая и кромешная мгла, тьма египетская с морального прибрежья, а завтра, может, придёт свет, которого Эми все равно не увидит, потому что впитала в себя мглу!


   …Нью-Йорк, основанный голландскими колонистами в семнадцатом веке, вне сомнений, самый крупный по площади и численности населения город США. Это главный порт страны, её культурный и экономический центр. Сотни музеев, памятников истории, религии и искусства расположены здесь. Словом, Нью-Йорк никому не даст заскучать!
   И сегодня Нью-Йорк отдыхает. Это легко определить по туману. Настроение Нью-Йорка - легко определяемо!

   - Я – Эмилайн, я – страсть, я – непрерывное движение, я лицо и душа порочного города. Душа порока. Склонность к непрерывному движению. Страсть и непоседа.


   По дороге к озеру Эми добыла цветок – молодую ромашку, последние терзания оставила у входа и зашагала по аллее. Уже пройдя половину пути, она подумала, что днесь, вероятно, раскиснет и расплачется. В любом случае ей не было бы стыдно, коль рыдать по родным не запрещено, а, наоборот, рекомендовано, ибо со слезами вытекает негатив – набежавшая за будни застойная агрессия.
   Добравшись до “могилы”, до “магического места”, Эми положила на траву букет собранных ею цветов, выбрала из них один цветочек, свою первую ромашку, и стала отрывать лепестки, приговаривая прекрасное и грустное, в стиле Нью-Йорка, в своём собственном стиле:
   - Хочу сказать тебе прости и поблагодарить. Хочу сказать тебе спасибо. Я оказалась недостаточно сильной. И недостаточно ловкой. А самое печальное, я оказалась недостаточно… доброй. Я убила тебя, это можно принять за исключение. Можно… было БЫ. Но недавно я фактически… хотя нет, без всяких фактически. В общем, я убила ещё одного человека, который якобы был таким же негодяем, как и ты. Я возомнила себя судьей и на словах, и на деле. Я могла бы спасти этого человека, но не спасла, а значит, я фактически… да, фактически, его уничтожила. И сейчас мне очень стыдно, ведь я, по идее, всё разрушила. Думаю, не стоит сомневаться. Не будь я такой нестабильной, вспыльчивой дурой, наш безумный роман длился бы и длился, а теперь… романа нет, как и нет тебя, да и от меня прежней тоже ничего не осталось. Без тебя я не живу, а существую. Без тебя я не дышу и не пою. Верю, неустанно верю в чудо. Знаю, что найдёшь любовь мою. Очень нежно ты возьмёшь…
   “Очень нежно…
   Очень-очень…”

   Эми постояла с ромашкой несколько минут, трогая цветок холодными губами, краешками губ, а затем положила её к остальным, и представила студёную пору, представила встречу, представила… Джека и себя рядом с ним.
   Что печально, фантазия затвердела, но не ожила… по крайней мере, первые минуты ей казалось именно так, потому что моменту уделялось больше внимания, чем окружению. Зато чуть позже, стоило только оглядеться по сторонам, по направлениям, открыть для себя приволье парка, прекратить отвергать горизонты, перестать закрываться, Эмилайн убедилась в допустимости лихих невероятностей, в цензурности чудес, которые, случаясь, гасят и изводят, эмоционально разоряют, потому что в них попросту не веришь! Приходится удостоверяться и обследовать!

   В этот миг во мраке тумана появилась фигура. Данную иллюзию невозможно объяснить, в данную иллюзию не пропихивается логика. Джек Хэлван, возлюбленный Эми, без следов увечий на лице, без признаков, что его некогда убили, держал в руке пучок роз, предназначенный украсить траву, придать значение центральному парку и отдать справедливость любви. К нынешнему мигу он совершенно забыл слова Евы – о том, что Эми воскресла, как и он, и похоронил надежду увидеть её вновь столь глубоко, что не отрыть. Казалось БЫ.
   Однако опыт Бытия сущего показывает, что человек может сделать, если и не всё, то очень многое, было бы желание, вот только желание сделать нельзя...( Не следует утверждать преждевременно…

   …Последнее из существенного, что показал двадцать первый век, это что имя, данное человеку при рождении, полностью с ним гармонизирует. Не иллюстративная, но глубокая в пику легкоранимой, баловной Столице Мира, Эмилайн – дескриптивность оной и наглядный пример соответствия характера и личного названия.

   …Джек пришел в парк за тем же, за чем пришла Эми - для того, чтобы подумать, помечтать, повспоминать в одиночестве. Организм, выделявший кислород на Земле, чтобы было что втягивать, слабел и терялся из-за грусти. Из-за грусти наступали спазмы в дыхании. Из-за грусти ходила ходором вся психосоматика, вся психофакторность. Всё из-за грусти…

   Эми и Джек очень долго смотрели друг на друга, смотрели пристально друг другу в глаза, безмолвно гадая, кем они стали – иллюзиями или живыми мертвецами, или, может быть, снами? Ни он, ни она не решались заговорить, боясь разрушить сладкую им грёзу, боясь, что их наслаждение прервётся, что ЭТА радость, держащаяся на краеугольных камнях непредвиденных встреч и свиданий, закончится в невыгоду, во вред ожиданиям.
   Птицы беспокойно мелькали над деревьями. Где-то рядом текла рекой людская вереница. Неожиданно Эмилайн не выдержала. Её воля сломалась. Воля изныла под прессингом желания выворотиться… сказать всё, что можно, и даже больше, чем позволит язык.

   Эми:
   - Это случилось.
   Это всё-таки случилось.
   Я так этого боялась!
   И день без тебя словно вечность в аду,
   А несколько дней – и того хуже!
   Я влюбилась. Ты нужен мне – так сильно, так безумно, до трепета душевного в ночи! И даже сейчас я не могу тебя отпустить. Тебя нет здесь, но я тебя вижу! И даже не спрашивай, как такое возможно!

   Джек:
   - И я тоже люблю. И, конечно же, я тоже тебя вижу. Кто знает… может быть, мы не привидения. В отличие от большинства, я допускаю любые варианты.

   Эми:
   - Если ты не бред и не порождение моей совести, ответь тогда, сможешь ли ты меня простить?

   Джек:
   - Ты это о чём? Мне не за что тебя прощать. Если ты имеешь в виду нашу возню, в ходе которой я, эмм… лишился лица, то можешь быть уверена, я не смею держать на тебя зла. Я сам тебя вынудил пойти на эту крайность. Мне кажется, ты поступила со мной правильно, как говорится, справедливо. Я заслуживал близкого контакта с кирпичом. Ну, может, не такого близкого, и всё же… этого больше не повторится, обещаю. Никогда-никогда!
   Эми:
   - О-о-о-й, я так рада слышать это от тебя. Если бы ты знал. У меня прямо всё отключается, отказывает от радости!
   Джек:
   - Мои чувства схожи.
   Эми:
   - И что, интересно, мы будем делать с этой любовью? Куда предлагаешь её деть?
   Джек:
   - Мы попробуем заново. Начнём сначала.
   Эми:
   - Но ты стольким причинил зло… Ты убивал… И женщин, и даже детей… Как мне прикажешь мириться?
   Джек:
   - Да, убивал. Но это было в другой жизни, а в этой жизни, прикинь, я не убийца. Ну… почти. Одного парня, разве что, решанул. Взыграли старые инстинкты. Но там была причина… Вроде бы…
   Эми:
   - О, боже! Поверить не могу! Что же с тобой случилось такого, что ты так изменился?
   Джек:
   - Ой, ну, нафиг, это долгая история. В половину из того, что со мной происходило, я не верю сам, как будто во сне всё это было… Может, пройдёт несколько лет, и я расскажу тебе её… этот взмыленный
искусственный трэш для социальных утопистов.
   Эми:
   - Какое совпадение… Я тоже плавала в бреду! Всё это время! В бредовейшей сказке про магов-защитников, стоящих на страже. И кем я только ни была в этой сказке… и приманкой, и опасным оружием!

   Джек Хэлван лежал… задумчиво почесывая волосы на затекшей от безделицы жопе, упираясь лбом в подушку с наигранной комической угрюмостью, и почти без перерыва сочиняя песни да стихи, которые он обязательно посвятит Эмилайн.

   Нахмурив брови, Джек повел пару раз носом, после чего пренебрежительно отвернулся. Выпалил несколько фраз залпом, несколько фраз про какашки и мочу.

   С раннего пятничного утра, когда солнце покрыло верхушки соседних домов за окном, Джек, как ни в чём не бывало, уселся на диване, на первом этаже. Не вспоминая, что с ним произошло, не замечая изменений в себе, он остался в роли маменькиного сынка, только теперь чаще ширил лыбу в надежде, что Абель спросит у него, чему он так радуется, а он в ответ отчудит какую-нибудь крутую укатайку во вкусе циркачей.

   - Но сейчас я бы предпочёл просто помолчать. Если ты не против… - впервые за всю жизнь, за свои сумасшедшие сорок с хренком лет, Джеку не хотелось ни взрывать, ни сеять страх. Злость, являвшаяся аксиомой его сути, исчезла также незаметно, как и появилась. На каждое обстоятельство найдётся какое-нибудь контробстоятельство и человек поменяется.
   - Я не против… - Эмилайн приняла от Джека букет роз, пристально в них внюхавшись. Ярко-красные лепестки пощекотали её подбородок, пощекотали её щёки, вызвали раздражение в виде глупых ужимок и дурацких хохотков. Её вечная депрессия, нежелание работать над собой и окружением, позвала вызов доли и нахесу, потребовав у счастья сатисфакции, чтобы белое и чёрное – удача и горе – смахнулись в дуэли, - Прикинь-ка, любимый, как-то в детстве, сидела у медицинского университета, когда ездила с мамой в Сан-Франциско, медицинский центр Фаррелла, кажется… Сидела и наблюдала за неграми. А вообще, пыталась побороть свои страхи. Я жутко боялась негров и бездомных псов. И те, и те там присутствовали на мою беду. Такое испытание…

   Молчать не получилось. Обмен эмоциями запрашивал шумка. Отныне не будет дигрессий, подумала Эмилайн, не будет ни побегов, ни попыток убежать, на что жирно намекала её дреманная, спящая разумность (будь она не спящей, Эми ни за что бы на свете не стала гоняться за отвязным психом и тем более искать счастье в паре с ним).

   На фальцете парка и природы, на высотах души их губы соприкоснулись, разъединились, опять соприкоснулись…
   Розы > ветер > воздух.
   Воздух > ветер и розы!
   На фальцете…

   - Ты моя…
   - Твоя ;;;
   - Тогда я тоже твой…
   - Мой… Никому… Никогда… Не отдам!

   Казалось, что могло бы помешать счастью Джека и Эми, объединившихся после расставания размером в саму смерть? Их союз прочнее стали, или только выглядел таким – побочность релятивно рельефности этих приисканных найденных чувств, которые, как маркетри, собраны из разного.
   (Инкруста;ция (позднелат. incrustatio — букв. покрытие корой) — украшение изделий и зданий узорами и изображениями из материалов, отличающихся от основной поверхности. Для инкрустации используются мрамор, керамика, различные металлы, дерево, перламутр и поделочные камни. Кусочки, составляющие узор, врезаются в основу. Некоторые виды инкрустации имеют отдельные наименования: интарсия — инкрустация деревом по дереву, маркетри — инкрустация шпоном)


   “Маркери” Эми было не сломить ни временем, ни смертью. Их языки запутались в их ртах, а руки – оплелись вокруг спин, вокруг шей. С блаженным воздыханием Тёрнер, твердившая что-то про себя, раскрыла губы, предлагая опробовать, отведать, с чем у Джека не нашлось проблем, поскольку он приступил почти моментально – хлебнул не лиха, а энергетику губ, проводя опрос её чувств, её “Маркери”, проводя пальцами по коже лица, оставляя килогерцы скрытых шифротекстов, приветливых романных сообщений, что, растекаясь по укромностям, вкладывают выгоду, ценность, идею лайва и лайва во любви.
   Казалось, что могло бы помешать ихнему счастью…

   Неожиданно процесс приветствия (лобзания, поцелуи) перебился, и причиной тому - шум выхлопных труб. Два десятка мотоциклов съехались в парке, окружив сладкую парочку. Джек не почувствовал опасности. По крайней мере, не в первые минуты. Вопросы, догадки, вопросный дискомфорт… Лишь потом выяснилось, кто и зачем столь не вовремя нажал на педаль, а когда установилась личность неприятеля, Джек тут же сменился в лице. Безотложно среагировал…
   - Пётр, друг ситный, я не допираю, ты моим хвостиком заделаться решил, что ль? Преследуешь меня аж с Бэттери-Плейс! – разумеется, Джек не мог не пошутить, не пошутить грубо, даже с учётом неуместности любого оптимизма, - Если ты гомосексуалист, то так и скажи… Я всё пойму… Если это твой выбор идеала, я не склонен его осуждать… Более того, скажу по секрету, стань я пидорасом, то тоже выбрал бы себя!
   К сожалению, русский был не в духе и дальше двух попыток приколы не прошли.
   - Завязывай с пургой! – русский… долбанул кулаком по рулевой колонке своего мотоцикла. Его и без того угрожающий вид прибавил в угрожающности, - Мои пацаны балясами наелись! Конец месяца, пора оплачивать счета!
   Джек посмотрел на Эми, прежде чем снова повернуться к Петру. Брюнетка нервничала, как при беременности! Было видно, как ей не безразлична ситуация, и как глубоко она в это втянута. Втянута мыслями, втянута душой…

   Эми ещё не рассказала возлюбленному про её силы, про природу рии, в связи с чем возлюбленный, естессно, знать не знал, что в случае бойни с применением огнестрела Эми сможет за себя постоять.
   - Петька, замутить приватный танец за валюту можно и без посторонних наблюдателей. Позволь моей… м-м, подруге уйти и мы обо всём договоримся. Уверен, произошло недоразумение, которое стоит перетереть меж четырёх глаз, что означает – перетереть по-мужски.
   Ловя кайф с каждого пройденного мига, довольствуясь сложившимся положением вещей, бандюга деятельно влезал в закулисные интрижки. Он не помнил Джека таким мягким, таким… обеспокоенным за чью-то жизнь. С одной стороны его это обрадовало, а с другой – разочаровало. Обрадовало, что Джек выдал свою слабость, выдал так быстро, а разочаровало, что Джек уже не тот. Джек размяк и это видно.
   - По-мужски, говоришь? Надо же, как ты запел! После твоего хамства, думаешь, я стану тебя слушать?
   Джек ответил, практически уверенно:
   - А что ты сделаешь? Убьешь меня? Ну… дерзай! Карты тебе в руки. Ты знаешь, как никто, я смерти не боюсь. К тому же, когда я говорил, что уже умирал, я, кстати, не обманывал! В половину из того, что со мной происходило, я не верю сам, как будто во сне всё это было… Может, пройдёт несколько лет, и я расскажу тебе её, этот взмыленный искусственный трэш для социальных утопистов.
   (Джек специально повторил при Петре то, что совсем недавно говорил Эми)

   Пётр:
   - Да кого ты лечишь? Конечно же, я знаю! Я так долго растил тебя, как ядовитую розу в саду этой жизни!
   Джек:
   - Тогда чего ****ишь-то, пидорас? Чего ты ****ишь? Вот чего, скажи?
   Пётр:
   - Убить тебя? Размечтался. Я не буду даже пытаться уничтожить тебя физически, нет. Я поступлю более жестоко…

   В словах Петра высвечивалось сердце нерушимой бандитской конституции. “Не так – так эдак”, но обязательно настоять на своём, не делая поблажек. Сбежав из Антнидаса, его ученик, приемник русско-уголовных традиций, воспитывался в условиях, в которых сохранить человечность – такая же непосильная задача, как и достать пальцем до звезды.

   Как и голова неидеального Эрне, голова неидеальной Саммер вскоре треснула. Её успение наступило из-за убарахноидального истечения крови. Приобретая для мамули пропуск в лучший мир, Джек поступал соответственно своим текущим эмоциям, реакциям, чувствам…

   По всей очевидности, на языке Петра вертелось столько всякой грязи, что хватило бы не на один десяток качественных киносценариев. Но почему-то, из всего имеющегося, отморозок обнародовал лишь события приличной давности – шуры-муры несчастной семьи. Имело ли это достаточный смысл? Можно узнать только, дождавшись первых симптомов замешательства на лице Джека.
   Эми держалась как можно ближе к нему, шепча нечто ласковое. Её саму страшно напрягали эти гопники.

   - Если ты думаешь, что тупорылая Саммер тебя прям таки ненавидела, желала тебе всего наихудшего, то… правильно думаешь! Хотя насчет неё всё не так однозначно! Я вот, признаться, сколько верчусь на нашей земле, ни разу, по правде говоря, не спрашивал себя, что будет, если обнаружить, что тебе все твои годы была известна лишь половина истины, причём вторая половина полностью меняет сделанные тобой выводы! Забавно, не так ли? – русский весь взбеленился, добиваясь от себя большей эксцентричности. Его глаза заблестели вровень блестящих золотых зубов.
   Джек не прощался с пониманием сарказма, хотя его и достало всё на свете. Джека так бесило, что нельзя расслабиться...
   - Ну, давай, выкладывай. Надеюсь, это не как в прошлый раз... и нечего дразнить меня!

   Тем не менее, сложившиеся установки на самом деле были нужны для выживания, ибо у самого Джорджа пробегали мыслишки, что еще чуть-чуть и им придется спасаться от своей ошибки, причем в прямом смысле. Не говоря о Саммер, которая, проходя по коридору, часто оглядывалась и трясла головой, называя себя опасливой дурой и идиоткой в заключительной степени.

   Русский решился раскрыть Хэлвану тайну – тайну, которую сам Хэлван предпочёл бы никогда не раскрывать, если бы знал, какой встряской обернётся очередное углубление.
   - Саммер отправила тебя гнить в Антнидас, на всю жизнь по первоначальному замыслу. Но не прошло и недели, как негодной матери стало тебя не хватать. Ей захотелось вернуть тебя и попросить прощенья у своего сына, ибо она не представляла дальнейшей жизни без тебя. Но…
   - Но… что? – спросил Джек.
   - Но… я ей не дал.

   И тут вся истина раскрылась! Встряска, углубление, боль… и обнародование!

   - Видишь ли, персоналу клиники было трудно работать. Неуправляемых пациентов, которые не могли обходиться без успокоительного, становилось всё больше и больше. Риск повышался с каждым годом, да что там… с каждым месяцем! В конце концов, дошло до того, что сотрудники начали бежать оттуда, увольняться… Простое седативное доверия не внушало, да и не на всех психов оно действовало! В те годы я был богат и властен как никогда, потому что сотрудничал бок обок с медициной. Администрация лечебницы регулярно пользовалась моими услугами, крупно приплачивая мне. Психиатры активно закупали мою наркоту, взамен выполняли мои маленькие просьбочки. Однажды я потребовал у них не отпускать домой Джека Мансона, считая, что разумнее будет эксплуатировать страдания мальчика, тем самым помешав твоей выписке!

   - Только прикинь, если внушить ребёнку, что его никто не любит, ребёнок вырастит и захочет уничтожить этот мир! Благо, у тебя почти вышло! Восемь миллионов погибших, мусор от построек, снесённых волной, и сотни искореженных авто… это не хухры-мухры.

   - По факту, это даже не ты… это я убил всех этих людей из Мракан-сити. Что такое Безумный Джек, как не легенда, предназначенная для массовых запугиваний? Как не внутрипсихическое сосредоточение всего отрицательного в мире! Безумный Джек – моё творение. Ты – моё творение, зажжённое ложью, что запросто превосходит любое враньё!

   - Получается что, да, ты напрасно кокнул Саммер. Но не стыдись фонтана своих чувств. Мы очень похожи. Я тоже, как-то раз, прикончил свою мамку. Она была дурна собой и не умела затыкаться. Это случилось ещё до моих тёрок с криминалом. До того, как я открыл для себя Запад со всеми его бонусами! Бессмысленны все рассуждения о добре и зле, когда нашей жизнью, нашим социумом руководит межличностная связь. Ты связан со мной, Джек, хочешь ты принимать правду или нет! Я подогнал тебе калаш, а ты калаш принял…

   Кто бы что ни утверждал, дождь никогда не льётся беспричинно. У него всегда есть повод, порой натянутый, до нереального абсурдный. Тем не менее, следствие – слово, начинающееся на букву “с”, и дождь это следствие всей гаммы причин.
   …Эмилайн просила Джека держать себя в руках, не позволять зверю выходить из клетки, чего бы ни стоило. Джек до сих пор не напал на Петра, не дёрнулся с места, только из-за чувства ответственности за жизнь Эмилайн…

   Дождик, тем временем, всё капал и капал.
   Мокла трава, мокли волосы…
   Кап-кап-кап-кап…

   - Ну… спасибо, шо сознался, Петюнь. Я тебя услышал. Вручаю тебе сникерс. Теперь, надеюсь, ты отлипнешь, если, конечно, ты не гей, а я, ещё чего, не специалист по гендерным вопросам в Гронингене и мы не заключали брачный союз!

   Трудно представить Нью-Йорк без дождей. Водичка, падающая с выси, повергается к ногам ньюйоркчанина, а тот опускают очи долу, чтобы уловить момент первых капель и свернуться подобно мимозе. Ливневые осадки круглой формы или морось… дождь предсказывает скорбь. Иногда это работает и в обратную сторону. Например, когда скорбь – предсказатель дождя.

   - Эх, Петюня-Петюня! Никак не пойму, что тебе всё не имёться-то, а? Вроде, уже дряхлый пень, скоро подыхать… и ещё большой шишкой стать пыжишься? Ох уж эта твоя совковая ментальность, шоб её…  Думал, я расклеюсь, узнав детали прошлого? Неубедительно и неэлегантно с твоей стороны упоминать о том, на что мне давно похуй! Из тебя тролль, как из меня премьер-министр арабских эмиратов…

   Большинство “агрессоров”, которые некогда оскорбили главаря банды, за что страшно поплатились, их плавающие в канавах тела… должны были подсказать Хэлвану – нельзя действовать открыто и дерзить, тем более, когда рядом стоит его сокровище, Эми…

   - Да уж. Как бы мне не хотелось это констатировать, но… ты сплошное… разочарование, Джеки! Мифы о тебе преувеличены. Как стилистическая фигура, как символ ты, естественно, чудесен, тебе нет равных в создании иллюзии, а как личность… весьма-весьма посредственен. Боюсь, на этом всё, Джеки. Пора нам с тобой попрощаться...

   …Холодный дождь прорывает небо, окропляя мир. Не спрашивает разрешения, не интересуется, нужен ли, и хозяйничает при иге циклона.
   Он хорошо умеет плакать. Плачет в водосточные трубы, плачет по покойникам, по тем, кому предстоит упокоиться. Слёзы его, величайшие, цепляют и притрагиваются = потому что это дождь, потому что дождь придумали боги.

   Пётр, который всей душой презирал сантименты, который жестокосердно распространялся о своих былых происках, “идейный отец Безумного Джека”, отдал приказ на расстрел дружной парочки. Его reservoir dogs, толпишка грязных эмигрантов из многоквартирных бараков без удобств и российских трущоб, живо наставили стволы.
   Ни Джек, ни Эми не услышали этого, потому что зачуять знамение собственной смерти всегда тяжелее, чем зачуять знамение чьей-то другой.

 


   - Огонь! – крикнул Пётр.

   Спустя тревожное мгновение белая рубашка Джека Хэлвана и чёрная курточка Эми покрылись дырками от десятков автоматных пуль. Из оцепенения парк вывели грохот и звон. И если женщина рухнула на месте, приникнув лицом к сырой траве, то её возлюбленный, хватаясь за горло и хапая воздух немеющим ртом, грузно осел на пятую точку, покачался и выстелился.
   Весь в крови… Джек приложил нечеловечные усилия, чтобы доползти до Эми и остаться с ней при их втором уходе, словно им велело само небо – вместе умирать.

                Небо и дождь…


Когда уходит время вспять
И все вопросы отпадают,
Ты просто ляжешь умирать
И эту землю покидаешь

Когда становишься так слаб
Что, каждый вдох - одно мученье
Ты просто ляжешь умирать
И улыбнёшься на мгновенье

Когда ты все уже успел
И жизнь свою прожил достойно
Ты просто ляжешь умирать
И на душе твоей спокойно

Когда отдал себя всего
Всем тем, кто был с тобою рядом
Ты просто ляжешь умирать
И обведёшь прощальным взглядом

Когда успел от жизни взять
Что предначертано судьбою
Ты просто ляжешь умирать
И с неба упадёшь звездою...

   - У-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Да у нас тут дератизация, господа ****исты! Задача уничтожить всех ебучих грызунов почти уже выполнена! Всех крыс, мышей, полёвок и так далее! У-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!


   И вот снова полил дождь. Где-то на фоне бегали и кричали люди, ошарашенные выстрелами, где-то на фоне бибикала коповская крякалка…
   Всё ещё оскорбленный, Пётр не мог уйти просто так. Ему обязательно требовалось оставить после себя что-то материальнее привычных зложеланий. В смешном итоге, бандит не смог придумать ничего поинтереснее, кроме как мочеиспуститься на жмуры, выссать утреннюю жидкость…

   - Простите, ребятки, я должен совершить над вами церковный обряд кропления священным… ссаньём! Облагородить вас, мочеиспустившись!

   Джек позаимствовал грязные манеры отчасти у Петра, отчасти – у других отмороженных. Обоссывать чужие останки он пристрастился, насмотревшись на Петю, который после очередной пьянки вытворял такое, что никому и присниться не могло, и даже не такое вытворял…

   - Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!


   Моча, как и многие иные выделения организма, вызывает самые разнообразные ассоциации… Моча обрызгала курточку Эми и рубашечку Джека. Попала Эми на лицо, а Джеку на волосы. Моча, обжёгшая кожу убитых, была горячей, оттого приятной…)…)…)
   - Нас больше здесь ничего не держит, мальчики. Дуем к выходу, а то легавые скоро прибудут…
   “Хех, я уже чую сирены…”


   Бандюги переглянулись, убрали стволы под куртоны и оседлали мотоциклы. Моторы быстро завелись! Все ждали Петра, который, чтобы выглядеть уверенно, старался не спешить. И надо сказать, зря, потому что то, что случилось позднее, поставило жирную точку в его преступной деятельности: Пётр услышал слабое колыхание травы, а также звук поднимающегося тела и предусмотрительно обернулся назад.
   - Что…?

   В увиденное было невозможно поверить: женщина, которую они порешали, стояла на ногах, абсолютно живая. Бедняжка громко дышала, она дёргалась, она… с простреленным лёгким выплевывала кровь, и она что-то лепетала…
   Челка, плотно закрывающая её пооранжевевший левый глаз, сплачивалась с разражающейся полновластной субстанцией рии – с гневом из древности. Эта жажда запредельности, за границей земных опытов, превзошла во всех отношениях и взяла все верха.

   Жажда = месть, расчёт… и Эми.
   Жажда, месть, расчёт…

   Русские не решались что-либо предпринимать. Они смотрели на неё, как завороженные. Да и сама воскресшая, похоже, ещё толком не пришла в себя, посему не знала, что со всем этим делать – с трупом возлюбленного, лежащим возле её ног, с ними, с собой, с окружением...
В зыбкой ясности жизнесмертных рубежей постепенно прорисовывалась тоненькая линия – “тонкая” подсказка, как нужно поступить: кто тот человек, что лежит, весь изрешечённый, а кто, собственно, они. Эти типы на байках, с тату и серёжками, с заморским юродивым акцентом…

   “С девочками нужно быть осторожнее. Некоторые из них очень опасны. Зажгутся и не потушить”.

   Уставляясь на иродов, вонзаясь в них взглядом-колючкой, Эмилайн проговорила каким-то не своим, полумужским голосом, принадлежавшим будто самому (!!!) огню:
   - Вы этого хотели? Вы это и получите. Получите все! Сегодня не выживет никто!

   Огню древнему. Жадному и жаждущему!

   - НИКТО!

   
   Первый, кому выпало “везение” истлеть, не успел что-либо приметить, когда твёрдый ком непонятно чего врезался ему в висок, вминая тонкие кости внутрь черепа. Чурбаны, стоявшие поблизости, также остались не у дел: их, как стол скатертью, накрыло анасеймой шарлаховой. Можно сказать, от матушки до пяток, только ни макушки, ни пяток не видать после вала, после высокой волны!
   Демоница расхохоталась, и хохот её размахнулся сквозь мятежные бури всех людских страхов. Огонь выстилал и укладывал, огонь закрывал очевидность… огонь поедал русских. Те, подобно муравьям, спешащим в муравейник, бежали от неизбежного, спотыкаясь и падая. Анасейма их догоняла, уволакивая!
   Парк перекрасился в оранжево-красный – в цвет гнева. В воспалённом уме рии произошла стигматизация:
   смертные – мрази,
   рождаются – чтобы сгореть,
   Земля – большое кладбище.
   счастье – враньё.

   Эми дёрнула одной рукой – сгорело пятеро русских.
   Дёрнула другой – сгорело ещё шестеро.
   И так до тех пор, пока единственным уцелевшим не остался вожак стаи, ответственный за выход сил рии, за фейерверк угроз, состоящий из вариаций вроде “ты сейчас сдохнешь”, “зря ты меня тронул”, “твоей души сейчас не станет. Я выжгу её дотла. И всё, что ты здесь натворил, обязательно зачтётся в Аиде”.

   Из-за пекла, способного растопить любые замёрзшие потоки, из-за страха и необъяснимой физической боли, повелевшей ознобиться, Пётр бацнулся бочком на пожухший газон и заткнул ладонями уши, храня мозг от пронзительных звуков, от пронзительной рии!
   Теперь, когда вся его братва мертва, когда все кореши погибли… от рук проклятой ведьмы, жестоко оставившей его в дураках, ему не будет покоя на Земле. Ему нигде не будет покоя. Нигде! Как сказал Джек – “совковая ментальность”…

   

   …Эх, как всё-таки жарко!
   Кровь ярко-алого цвета вытекает непрерывной струей. Это кровотечение не хочет останавливаться само по себе… а Пётр не старается кровь остановить. Русский смирился с участью картошки на костре…
   Эми осталось поддать огоньку!   

   …Болезненно переворачиваясь на спину, Пётр задал свой последний вопрос, с хрипом, с плевками кровью на траву:
   - Что… что ты такое?
   И получил ответ, единственно верный:
   - СМЕЕЕРТЬ!!!

   В следующий миг изо рта и из глаз рии вырвалось пламя. Пламя Судного Дня!

   Even in the most hard times they in him supported life, protected him from bad weather and floods, transferred him through the rivers and swamps; bluish by the light of day and crimson at night, he never left them. His mighty person put to flight lions, cave and gray bears, a mammoth, a tiger and a leopard. His red teeth protected the person from the extensive terrible world; all pleasures lived only about him! He took tasty smells from meat, did firm the ends of bear spears, forced to burst stones, he encouraged people in the dense woods, in the infinite savanna, in the depth of caves. It was the father, the guard, the savior; when he escaped from a cage and devoured trees, he became more cruel and wild, than mammoths. Joseph Henri Roni Sr. Fight for fire
   (Даже в самые тяжелые времена поддерживали они в нем жизнь, охраняли его от непогоды и наводнений, переносили его через реки и болота; синеватый при свете дня и багровый ночью, он никогда не расставался с ними. Его могучее лицо обращало в бегство львов, пещерного и серого медведей, мамонта, тигра и леопарда. Его красные зубы защищали человека от обширного страшного мира; все радости жили только около него! Он извлекал из мяса вкусные запахи, делал твердыми концы рогатин, заставлял трескаться камни, он подбадривал людей в дремучих лесах, в бесконечной саванне, в глубине пещер. Это был отец, страж, спаситель; когда же он вырывался из клетки и пожирал деревья, он становился более жестоким и диким, чем мамонты. Жозеф Анри Рони-Старший. Борьба за огонь)

   …Вскоре вся пресса затрубит: Нью-Йорк подвергся беспрецедентному террору – диапазон вспышки увеличился до многих миль и километров, охватив соседние районы, чуть не охватив весь штат целиком!
 

   БЫВАЕТ, НАШИ МЫСЛИ ПРИОСТАНАВЛИВАЮТСЯ. В МОМЕНТЫ ПОТРЯСЕНИЯ ТАКОЕ СЛУЧАЕТСЯ. ИЗ ПОТРЯСЕНИЙ СОСТОИТ ВЕСЬ НАШ МИР. НАША ЗАДАЧА – ПРИНЯТЬ ЭТУ ЖИЗНЬ, ИБО НЕПРИНЯТИЕ ЗАТРУДНЯЕТ ЛЮБОЙ ПУТЬ, И МАЛЫЙ, И ДЛИННЫЙ.

   Для французских полисменов сегодняшнее утро началось с бумажного пакетика, в который можно вытошнить, да с нудных разговоров о неудаче и судьбе. Убийство богатой пары в Париже стало самым громким преступлением года, в первую очередь за счёт неописуемой кровавости: собирать разбросанные части тела в одну кучу задача, сказать прямо, не из сладких, а сохранять при этом деловую сдержанность… удаётся единицам, немножко садистам.
   - Oui vraiment. Quelqu'un n'avait pas de chance. ; vrai dire, je me suis habitu; ; me trouver невезунчиком… attend en avant la mer du travail d'instruction. Le vrai remue-m;nage…
   (Да уж. Кое-кому не повезло. Правда, я привык считать невезунчиком себя. Нас ждёт впереди море следственной работы. Настоящая возня) – так говорил тридцатипятилетний жандарм Жюлиан Дефоссе, не разглядевший всей картины. Зато, “разглядев” её, он запел иначе. Дефоссе прибздел и перетрухнул, зайдя в ванну по просьбе коллеги.

   Кровь из отрезанной мужской головы, помещённой в крупную удлиненно-овальную раковину, всё ещё сочилась. Кровь была горячей… Открытые глаза с открытым ртом передавали весь ужас пережитого!

   …Адам лишился возможности передвигаться и усёк, что ему осталось только наблюдать!

   В шоке озираясь, слабак Дефоссе принялся бранить своего товарища всевозможными глупыми ругательствами.


   В другой части жилища было не многим выносимее, чем на кухне или в коридоре. В другой части лежало тело без головы, рук и ног, лежало на кровати. Полицейские, осматривая спальню, узнали убитую по её наряду. Для парижан, хоть раз включавших телевизор, не секрет, что Абель Мармонтель часто выходила в свет в тёмно-зеленом сексуальном платье.

   - Однажды Дарейдас сказал, что вырвал у тебя крылья, а я, стоя рядом, поспорил. Сказал, что вырву у тебя всё!

   - Tu connais que… retourne le cadavre par le dos… - зашептались парижские легавые.
   У них возникла безумная теория, которую, как они думали, есть смысл проверить. Виной всему – книжка, лежащая на краю маленького столика, на самом виду. Роман, написанный четой Мармонтелей, проданный тиражом свыше тридцати миллионов экземпляров и ставший крупнейшим бестселлером десятилетия, запомнился читателям страданиями протагонистов, их крепким тяготением, а также невозможностью преодолеть смерть. Книга была открыта на странице с картинкой, где Ева стоит к Адаму спиной, а на спине отвратительные следы от вырванных крыльев.

   Когда жандармы перевернули Абель, чтобы удостовериться в своих мутных гипотезах, то увидели те же следы. ПОТРЯСЕНИЕ!!!


   ЧТО ТАКОЕ “ЧЕРНАЯ ПОЛОСА В ЖИЗНИ”, НЕ ПОНАСЛЫШКЕ ЗНАЕТ ПРАКТИЧЕСКИ КАЖДЫЙ. В ОПРЕДЕЛЁННЫЙ МОМЕНТ НАЧИНАЕТ КАЗАТЬСЯ, ЧТО ВЕСЬ МИР НАСТРОЕН ПРОТИВ ТЕБЯ. ИНОГДА ТАК И ЕСТЬ, И КОГДА ЭТО ТАК, НУЖНО ПОДОЙТИ К МИРУ И СКАЗАТЬ, ЧТО ЕМУ НЕ ПО СИЛАМ СЛОМАТЬ ТЕБЯ, ЧТО ЕЩЁ НЕ ВСЁ ПОТЕРЯНО…
   ПЕРЕТЕРПЕТЬ НЕ САМЫЕ ЛУЧШИЕ ПЕРИОДЫ И ВЕРНУТЬСЯ НА БЕЛУЮ ПОЛОСКУ – ПЕРВОЦЕЛЬ ВСЕХ СТРАДАЮЩИХ.

   …Попытки установить число погибших в результате “вспышки” остаются неудачными. По предварительным данным – таковых двадцать тысяч. Всё, что известно нью-йоркским властям, укладывается в потерю нескольких территориальных единиц. Эти районы были сожжены, как будто на город красным диском обрушилось солнце. Для страны это, несомненно, трагедия небывалого масштаба (не учитывая уничтожение Мракан-сити, разумеется),

   …Общество возненавидело людей с суперспособностями. Американцев не смог уговорить даже Героймен, заинтересованный в том, чтобы играть роль примирителя. Выступив перед камерами в коридоре Белого Дома, Бэннери сказал людям “не все из нас монстры”, что не произвело никакого эффекта на толпу…

   Как народ узнал, что виновницей возникновения “красного диска”, нанёсшего столь колоссальный ущерб, является бывшая сотрудница полиции, некогда уволенная с формулировкой «об утрате доверия»? Женщина сама ему сказала, выступив по радио, а также огласила свой адрес, поскольку хотела, чтобы к ней кто-нибудь пришёл, наконец, и убил, чтобы прекратить её гонения, её муки… её инопланетный истый гнев, после которого не остаётся ни черта, кроме пепелища.

   Что с Эми только не делали, мечтая отплатить за гибель близких.
   К ней приходили…
   - Ну, всё, хватит!

   Её били ногами, по голове, по лицу, хватали за волосы и волохали по полу, из угла в угол комнаты. И хотя Тёрнер порой выкрикивала “хватит”, она никак не сопротивлялась, а её взгляд просил добавки. Снова и снова!

   …Её закидывали просроченным фастфудом, когда она выходила погулять.

   …Вокруг дома, где она жила, скапливались своры жаждущих мучения и крови “уродки”.

   …Её синяки и раны, заживающие быстрее, чем у простых смертных, не успевали заживать, поскольку на их местах появлялись свежие побои. Снова и снова!

   - СДОХНИ, НИЧТОЖЕСТВО ПАСКУДНОЕ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! СДОХНИ!!!!!!!!!!!!!!!!!! СДОХНИ!!!!!! УРОДКА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! СДОХНИ!!! СДОХНИ!


   Однажды к Эми постучались. Невзирая на то, что дверь была выломана. На страстоносицу нашло удивление, ибо прежде люди входили без спроса, а тут вдруг спросили, есть ли внутри кто. Тёрнер отбросила в сторону бутылку виски, сунула руки в порванные брючины и расхлябанной походочкой местной хулиганки, вздыхая и порыгивая, приблизилась к стучавшим.
   Эти неизвестные оказались сотрудниками Симендиана – тюрьмы строгого режима для существ, наделенных сверхъестественными способностями, где, по решению общества, должна находиться такая, как Эми. Их формы до боли напоминали спецназовские, а в их руках было специализированное мощное оружие, предназначенное для пальбы по “суперфрикам”.
   (Впервые тюрьма Симендиан появилась в романе “Спаун и Героймен - на Заре Правосудия”. В Симендиане побывали Ханк и Радиоактивный Человек)

   - Извините нас, мэм, мы выполняем нашу работу. Вы обязаны проехать с нами на остров. Пытаться бежать, сопротивляться... не советую. В общем, вы и сами это понимаете!

   Жалость – чувство двоякое. С одной стороны это сострадание и сочувствие к тем, кому плохо. А с другой стороны жалость способна унизить как жалеемого, так и жалеющего. Эми вызвала жалость одним своим видом. Бойцам Симендиана ещё никогда не было столь неловко, столь неудобно и даже… столь стыдно.
   Эми протянула руки вперёд – продемонстрировала порезы от бритвы, окруженные страшным покраснением, а ещё она показала им кухню, залитую её кровью. Крови было столько, что в ней легко утонуть.

   Тихонько всхлипывая, ожидая боли, ожидая, что ударят снова, сломленная свалившимися бедами, Эми широко открыла рот и набрала воздуха для целой речи, но с первым же словом выпустила воздух:
   - У меня… у меня… не выходит. Я… в общем, я… стараюсь согласиться с тем, что - да, придётся быть так, пытаюсь покончить с собой… и ничего. Я оживаю каждый раз. Даже умереть не получается… простите!

   Минуту спустя.
   - Это всё пустое… - продолжала Эмилайн, заливаясь слезами, - Это я после вчерашнего так... но не может этого быть, вы же сами видите. Не может!

   Тот солдат, что стоял впереди, неожиданно резко развернулся и спустился обратно по лестнице. Его старый друг последовал за ним, спрашивая, почему он ушёл вдруг. В итоге, бойцы заварили кофе из возражений и реплик. Прямо на лестнице!
   - Ты чего это зарефлексировал, а? Мы в любом случае должны её забрать и отвезти в Симендиан! Эта дамочка опасна!
   Солдат, проникшийся сочувствием к невзгодам Эмилайн, выразил категорическое несогласие и отказался следовать их распоряжению.
   - Нет, Сэм! Ты как хочешь, а я не буду принимать в этом участие! Это моё окончательное решение, ок, да?


   ЧТО ТАКОЕ “ЧЕРНАЯ ПОЛОСА В ЖИЗНИ”, НЕ ПОНАСЛЫШКЕ ЗНАЕТ ПРАКТИЧЕСКИ КАЖДЫЙ…

   …Эмилайн, не видевшая иного варианта, помимо добровольной неволи, чтобы никогда больше никому не сделать плохо, догнала мужчин. В её измученном взгляде читалась ненависть к себе. Её трясло, но она смогла это произнести, скрипя зубами, через силу:
   - Подумайте, просто представьте, я уже восемьдесят девять раз это делала… восемьдесят девять раз! Восемьдесят девять… кончала все расчёты с жизнью! Подумайте… Вдруг получится на какой-нибудь сотый! Если хотите спасти меня, пожалуйста, заприте там, где я не смогу причинить себе вред. Ни себе, ни окружающим! Пожалуйста, прошу!

   Эми опять разрыдалась. Опять. В этот миг в вопросе её будущего
принципы бойцов перевесили чашу весов на сторону исполнения её ясной просьбы.


   ПЕРЕТЕРПЕТЬ НЕ САМЫЕ ЛУЧШИЕ ПЕРИОДЫ И ВЕРНУТЬСЯ НА БЕЛУЮ ПОЛОСУ – ПЕРВОЦЕЛЬ ВСЕХ СТРАДАЮЩИХ…

   Сколько длилась поездка – столько Эми знобило, столько Эмми плакала, столько Эми что-то поведывала вслух. Один солдат сидел за рулем, а второй сидел с рии, пытаясь вслушаться в визгливые стенания и разобрать слова мученицы. Выходило откровенно никчёмно. Казалось, женщина ещё не отошла от своего состояния, от состояния психической встряски, и бредит, что вполне похоже на правду…
   Когда бронированный внедорожник, оснащённый боевым модулем со стрелковым оружием, доехал до арочного моста через пролив Хелл-Гейт, соединяющий остров Уорда, принадлежащий боро Манхэттен, и Куинс, водитель спросил Эми:
   - Вы точно уверены, что хотите этого? Смотрите… я могу прямо сейчас вас отпустить. Я совру начальству, что вы убежали. Вы сможете на время затаиться, а затем… начнёте свою жизнь с чистого листа, если примиритесь с собой.
   И Эми ответила с похвальной несгибаемой твёрдостью:
   - Какая разница, чего я хочу? Меня надо изолировать!

   Водитель спорить не стал…


   ПЕРВОЦЕЛЬ…

   Когда внедорожник пересёк шумный мост, и впереди мелькнуло место предполагаемой парковки, боец нажал на педаль тормоза. Брюнетка спросила, в чём дело. Через минуту, может, через две, мужчины получили звонок от кого-то неизвестного, после чего их планы поменялись. Некто влиятельный и вольный распорядился судьбой Эми Тёрнер.
   Едва она успела бы поинтересоваться, почему машину остановили здесь, не доезжая до острова, ей вручили носитель контактной информации – корпорационную визитку с логотипом Wayne Enterprises. Вот так сюрприз!)))

   ИНОГДА НУЖНО ПОДОЙТИ К МИРУ И СКАЗАТЬ, ЧТО ЕМУ НЕ ПО СИЛАМ СЛОМАТЬ ТЕБЯ, ЧТО ЕЩЁ НЕ ВСЁ ПОТЕРЯНО…

 


















   




   ЭПИЛОГ 1

   Слова Каина, адресованные Водяной Нимфе в Англии врёмен восемнадцатого века:
   - Тот, кому я служу, едва не старше жизни, едва не старше космоса! Если одумаешься, клянусь тебе, ты не пожалеешь! Тебе достанется источник вечного могущества, как мне когда-то! Ты научишься творить, создавать новые реальности, как научился я, Аид создавший!

   - Дарейдас… Дарейдас всем отец, всем бог! Сморд покровительствует над нашей Вселенной в Синей системе, рядом с Синей Звездой! Он по одному и тому же принципу дарит жизни и забирает их всю долновременность, всё мироздание! Сопротивляться нам бесполезно! Твой меч и твоя магия ничто против воли камней!


   В этих словах - известная доля истины. Вселенной пора подготовиться к нашествию зла!
   Лорд Шрейден не следователь и не судья, он только исполнитель приговора, а приговор назначает Его Величество Дарейдас – всегосударь, всемонарх, правящий над всемью и над всем! Но разве этого мало для выстраивания прочной репутации?

   Лорд Шрейден…

   Самоотверженный убийца, сочетающий жестокость с пристрастием к прогрессу, некогда развязавший войну людей и машин в родном мире, не отказал себе в наслаждении похвастать, как он “отчесал” шанс сделать с ней это у других жнецов, в наслаждении поделиться с ней планами на её тельце.
   Шрейден попросил тирана о задании, которое подразумевало устранение Адама и Евы, чтобы он мог реабилитироваться в собственных глазах после провала, допущенного при попытке устранить зеддерианского младенца - сына Айдока Бэннери.

   …Лорд Шрейден прошёлся по мостику сути, по мосту смысла, по сооружению жизни и смерти, и при этом не сгорел, чем можно и нужно гордиться! Длинный синий плащ Лорда, выпячивающий его подлинное неизменное величие, подбирал прыгающие с обоих краёв искры.
   Перекрёсток Миров - место, где совещались Мастера Всезла. Там они обговаривали планы, высказывали предположения и делились мнениями. Но сегодня произошла встреча только двух Мастеров, согласно замыслу…

 
 
   
   Огромный злобный великан, чьи глаза – рубины, а кожа из камня, восседал на гигантском троне, и был готов пообщаться со жнецом. Жнец же (Лорд Шрейден), ничего не промолвив, пал к ногам сморда, потому как помнил и чтил обязательства. Лишь затем, когда ему разрешили раскрыть рот, он начал перечислять свои подвиги, перечислять вслух количество ударов, нанесённых Еве острием текаг, попутно удивляясь своему гению.
   Тирану было в радость узнать, что его детишки наконец-то мертвы, и вдвойне радостнее, что их смерть прошла в муках. Двумя беспокойствами меньше…
   - Надо же, я уж думал, что воскресил тебя напрасно, боялся, что зазря потратил на тебя магию, а, нет, ты не обманул моих ожиданий! Адам и Ева освобождены от груза жизни! Но что стало с другим, чей путь я поручил тебе облегчить? Что стало… с Каином? Он тоже мёртв, да?
   Шрейден встал на колени, снова, не стесняясь:
   - А, с этим-то… Ты не поверишь, мой господин, но мне не пришлось его убивать. За меня это сделала Ева! Её изобретение стёрло его клетки!
   Закрыв глаза от восхищения, Дарейдас сказал медленно:
   - Всю троицу одним махом? Невероятный успех…

   Шрейден:
   - Интересно… каким будет моё следующее поручение? Есть идеи, к воплощению которых мне не терпится приступить, мне не терпится приступить к новой миссии…
   Дарейдас:
   - Твоя новая миссия – старая миссия. Ты должен выполнить то, что у тебя не вышло в прошлый раз, то, из-за чего ты погиб! Твоя цель осталась прежней. Дитя Зеддера. Бэннери… Кэйл…
   Шрейден:
   - Клянусь, повелитель, я не предвидел! Я… не мог знать о защитных чарах, наложенных на мальчика! Приношу извинения и обещаю, что в этот раз я буду подготовлен и не проиграю… ни за что!
   Дарейдас:
   - Смотри, лорд. Малыш повзрослел, возмужал… В Кэйле сконцентрированы способности богов, некогда уничтоженных проблемным Гадесом. Будет не так уж и просто облегчить его путь…


   Перед тем как закончить диалог с верховным смордом и отправиться на поиски Бэннери, приступить к выполнению своей “новой миссии”, Шрейден осмелился полюбопытствовать:
   - Господин, я, конечно, всё понимаю… но почему бы не говорить прямо, что мы убиваем? Зачем нужны эти обманчивые фразы про облегчение пути и всё в таком духе?
   А Дарейдас удовлетворил интерес слуги, моргнув глазами-рубинами и резво покачавшись:
   - Потому что только я один могу… жить вечно!

   Хотя это не было прямым ответом, да и ответом вообще, настаивать Лорд не решился. Он спокойно пошёл себе, прикидывая в уме, сколько сил и смекалки потребуется, чтобы победить Героймена и всю эту супер-братию, включая бегуна Крэйта, крепыша Сплава, Дендока, Зелёную Свечу, Доктора Фрэнджа, Хэллу Визари и так далее по списку!...
   












   ЭПИЛОГ 2

 

   После нескольких недель, проведённых в мире смертных, Миркур Фрэндж телепортировался в замок, расположенный на неизвестной земле, омываемый неизвестным озером. Сообразно внутреннему убеждению мага, рии справиться со всеми невзгодами, в чем ей помогут её лучшие друзья, о существовании которых она пока не догадывается.
   У Фрэнджа имелись небольшие задолженности – пользование редкими источниками манны никогда не было бесплатным удовольствием. Чтобы и дальше свободно путешествовать между измерениями, в обязанности Доктора входило их погасить. Как же однообразны и занудны описываемые в учебниках добыча ингредиентов, смешение свойств разных разностей, прозябание над чугунным котелком с полукруглым донышком…
   Впрочем, однообразность и занудство, отнюдь, не самое противное в жизни чародея. Самое противное - визуальные и звуковые уведомления о рисках и угрозах, всплывающие напоминания о том, чего чародей когда-то не сделал, но мог сделать, прояви большую решительность.

   - Корналл Дэстраут… - вдруг напомнилось Миркуру.
   Это имя, которое маг предпочёл бы навсегда забить, обещало стать его основной целью на ближайшие год-два, пока он не устранит старого врага, пока не накопится мужества!
   ЭПИЛОГ 3

   Эмилайн Тёрнер не понимала, что с ней происходит, не понимала, где находится. Она не понимала ничего, да и всячески отгоняла осознание, боясь спятить окончательно! Кто все эти существа, что её окружают? Хм. Странновато. Единственное логичное объяснение, которое лезло в её неискушенную головку, что всё это – сон, а иначе и быть не могло!
   Помещение, куда её привезли, предварительно закрыв глаза повязкой, смахивало не то на бункер подземный, не то на авиагараж… В общем, на много чего оно смахивало!

   - Где я? Откликнитесь! Ну, же!

   К умопомрачению Эмилайн, организатором сего мероприятия оказался сверхизвестный плейбой (!!!), миллиардер и филантроп Джон, мать его, Вэйн, считавшийся погибшим во время нападения Апокалипто на Нью-Йорк. А раз жив Джон Вэйн, значит, и его тайное альтер-эго, вездесущий Спаун, тоже живёт, и Джон довольно быстро  решился раскрыть новоприбывшей свой “маленький секретик”, чтобы между ними с первых же минут образовалось крепкое доверие.
   В дальнем углу зала зажёгся свет настольной лампы!

   - Сколько себя помню, я всегда считал внешность самым обманчивым из того, что было, есть и может быть у человека. Надеюсь, мисс Тёрнер, вы оцените мою готовность сотрудничать и не раскритикуете, если я надену вот это… - Джон хитро усмехнулся, а после натянул на голову маску демона-защитника. Весь остальной костюм уже на нём сидел, чего Эми не видела ввиду плохого освещения.
   Кроме них, здесь было ещё несколько персон, жаждущих скорейшего знакомства с брюнеткой. Спаун выпрямил руки вперёд с раскрытыми кверху ладонями, которые незаметно шевельнулись, представляя Эми её новых друзей – Союз Супергероев.

   Королева подводного королевства, воительница, полуэнгел >>>               
   Магистр мистических наук, мудрый гуру и противник чёрной магии >>>               
   Самый быстрый человек на Земле, удачно шутящий, спидстер-оптимист и спидстер-аннулятор >>>               
   Последний представитель Зеддера, самый могущественный и благородный из супергероев, тот, в ком сосредоточены силы богов >>>               
   Человекоподобное существо с непробиваемой кожей, с характером маргинала-бунтаря и весёлыми повадками >>>
 

   Спаун потихоньку вводил Тёрнер в курс, и начал он с создания геройского альтер-эго для неё.
   - Боюсь, в нашей работе не обойтись без псевдонима. Просто Эми – не пойдёт. Как себя назовёте?
   Недолго думая, брюнетка ответила ему и улыбнулась при этом широко-широко, с несвойственной ей девчоночьей задорностью, улыбнулась так, словно родилась заново:
   - Зовите меня… Огонёк!

   Огонёк – прозвище новоиспеченной героини!   

   Ах, да. Рядышком лежал генно-модифицированный английский бульдог со смешной кличкой Плюх, выменянный
на время у русских супергероев для поддержания командного настроя. Лежал и занимался потиранием лапкой своего треугольного крупного носика – ежедневный уход за мордочкой у всех генно-модифицированных псов))

 
   
   Такая вот чудная компания у них собралась. Очень эклектическая!

   ЭПИЛОГ 4

   Увы, Лорд Шрейден не был до конца честен с господином. Есть одна вещица, которую он нарочно от сморда утаил, которая, по его мнению, должна была достаться лишь ему и никому больше. И эта вещица – божественный ИФФИЛС,.
   Данный артефакт, хранившийся в доме у Адама и Евы, мог сделать Лорда самым могущественным существом во всей вселенной, а также помочь ему сместить Дарейдаса с трона и подчинить остальных Мастеров.

   - О, да! Наконец-то власть со мной!

   Лорд ни за что не упустит шанс возвыситься над высями, он обязательно придумает стратегию по порабощению миров, по причислению себя к лику богов, по раскрытию таинств жизни и смерти, по нахождению ключей от невидимых шкафов, от незримых дверей.
   Лорд ещё проявит себя в будущем… и ужаснётся бытие, и языки надежды стухнут, и задрожат супергерои!

 

                Продолжение следует…