(КНИГА О СОВЕТСКОЙ ОККУПАЦИИ ЧЕХОСЛОВАКИИ В АВГУСТЕ 1968 г.)
Я на эту книгу наскочил случайно. В моей мемуарной повести «Мужская школа» рассказано о встрече нашего 10-го класса (1949) харьковской 131-й мужской средней школы с двоюродным братом одного из нас – московским поэтом фронтовиком-инвалидом Виктором Уриным, тогда только что окончившим Литературный институт Союза писателей СССР. В то время он был довольно известен и даже (чуть позже) прославился редким в СССР автомобильным путешествием за рулём легковушки, но впоследствии с течением лет был полузабыт, а в конце 70-х и вовсе эмигрировал и жил много лет в США. Так случилось, что по прихоти судьбы мы не сговариваясь встретились в Харькове в доме его кузена, приехав в гости к родным: я – из Израиля, он – из Штатов. После чего я включил впечатления от встречи с ним и ещё – от чтения нескольких статей о нём, в текст своей упомянутой книги. Её, не издав, послал для рецензии двум близким друзьям-одноклассникам, в том числе его кузену.
Однако этот текст, отпечатанный на компьютере и принтере с двух сторон листов книжного формата, я переплёл, обрезал на типографской гильотине, придав получившейся книжке почти товарный вид. Оба приятеля, приняв рукопись (ну, машинопись, компьютеро-ПИСЬ ;! ) за тиражированное издание, высыпали на меня кучу ОСКОРБЛЕНИЙ: якобы я (человек без чести и совести) выболтал чужие тайны…
Один из них написал мне такие вещи, что потом уже не мог бы и оправдаться. А может, и просто не успел, т. к. взял да и … умер. Другой (кузен поэта; он жив, слава Богу, и до сих пор) всё же продолжал со мной общаться, и я, не считая его неисправимо виновным в ошибке, тихо простил ему те обвинения. Выполнив, впрочем, некоторые их требования, то есть исключив из книги отдельные факты, я издавать её на бумаге уже и не пытался, опубликовав лишь в Интернете (на портале proza.ru ).
Тем не менее, несколько фактов, относящихся к личности и облику В.Урина, о которых я узнал из прессы, вызвали у меня полное доверие. Мне также казалось несправедливым оставить фигуру покойного (он умер в США в 2004 г.) и дальше в забвении, и я заново написал очерк о нём, в том числе о наших встречах, использовав и те сведения из прессы, в истинности которых у меня не было оснований сомневаться. Результат – вот по этой ссылке: http://proza.ru/2017/02/08/1604 Очерк называется «Чудаковатый талант. Виктор Урин» - прошу обратить внимание на точку, которая в заголовке на сайте «Проза.ру» по техническим причинам отсутствует.
Ссылку на очерк, а потом и скан газетной его публикации я отправил кузену поэта, в надежде на то, что он оценит мою попытку всё же сохранить память об интересном поэте и человеке. Я понимал, что те его неприятные или иногда непонятные поступки, о которых рассказано в опубликованном в печати документе и заметках, не доставят удовольствия его родственнику, но они, с моей точки зрения, характерны для своего времени, улучшать картину которого я не намерен.
Результат: мой старый друг вернулся к своим старым ярлыкам, обвинив меня в том, что я, не имея чести-совести, воспользовался сомнительными источниками. Формальное основание у него, должен признать, было, но – чисто формальное: я воспользовался публикацией одной из газет Израиля, перепечатавших из российского источыника храняшуюся в российском архиве ябеду Урина (1968)на собратьев-писателей, не признававших обоснованным ввод советских войск в Чехословакию. В публикации не было ссылок ни на архивный источник, ни на опубликовавшее документ российское издание. Я, однако, знаю нравы русскоязычных журналистов в Израиле: отсутствие e у них ссылки вовсе не означает, что публикация – это фальшивка. Нет, «просто» редакция, скорее всего, опасалась материальных претензий к ней в международно признанных юридических инстанциях. Однако я, уязвлённый и обиженный упрёками друга, принялся искать ссылку на источник – и, при помощи компетенного друга в России, нашёл не только российскую публикацию текста письма – ябеды Урина в ЦК КПСС, НО и ССЫЛКИ НА ИСКОМЫЕ АРХИВНЫЕ ДАННЫЕ!
Книгой, где всё это числится, стала та, о которой речь в этой дневниковой моей записи. Но уж не прочесть её я не мог, настолько она интересна.
Леонид Иосифович Шинкарёв – известный советский и российский журналист, много лет проработавший в советское и постсоветское время корреспондентом «Известий». Ещё в годы, предшествовавшие советской оккупации Чехословакии, познакомился, сдружился и совершил совместные поездки по Сибири, Северу и дальневосточным районам СССР с легендарными чезословацкими путешественниками Иржи (Юрием) Ганзелкой и Мирославом Зикмундом. После того как советскими танками была задавлена пражская война 1968 года, а патриоты своей страны Ганзелка и Зикмунд осудили это как грубое вмешательство СССР под видом «братской помощи» во внутренние дела Чехословакии, они были верхушкой КПСС и советской печатью объявлены «предателями», «ревизионистами» и «врагами социализма «, претерпели множество несчастий, в том числе вынужденную безработицу и преследования…
Жанр книги определён автором как «Опыт психологических очерков событий в Чехословакии» 1968-го и последуюших лет. Хотя автор и говорит, что не ставил задачей дать хронику событий, всё же она очерчена достаточно чётко. Отлично знающий советскую жизнь, друживший со многими известными современниками Л.Шинкарёв показывает коренную ментальную разницу между представителями двух немногочисленных народов центра Европы – чехами и словаками, с одной стороны, и огромной «титульной» нацией России. Он не формулирует, но показывает советских руководителей как носителей (отдают ли они себе в этом отчёт или, скорее, не отдают) имперской идеи, психологии «старшего брата», возмущённого своеволием и стремлением к самостоятельности «младших», «меньших» народов, их якобы «неблагодарностью». Показывает непривычку российских лидеров и народа к духовной свободе, непонимание самоценности чувства собственного достоинства, столь присущего чешскому и словацкому народам. Вместе с тем, отражена правдиво та высокая степень доверия, какую питали чехи и словаки к советским людям, к русскому народу, действительно, освободившему их от господства ненавистных германских нацистов. И каким ударом было вооружённое вторжение «братьев-освободителей» в Прагу и вообще в Чехословакию.
Мне хорошо памятны те дни. Близкий (через сестру, но, как оказалось, и не только через неё) к самым верхам формирующегося движения самостоятельно мыслящих людей, я, вместе с многими в стране, приглядывался к попыткам западных соседей построить социализм с «человеческим лицом» (нечеловеческую морду советского квази-социализма я уже давно не просто видел перед собою, но ощущал на себе его зловонное дыхание). Ведь, с одной стороны, были надолго брошены в лагеря и, фактически, безвременно замучены родители: отец умер почти сразу после освобождения по реабилитации, а мать вышла на волю обессиленная, частично обезумевшая , - и это люди, отдавшие себя смолоду соблазну коммунизма! С другой – уже на собственном жизненном опыте я, будучи евреем, убедился в том, что звериная волна юдофобии в СССР, казавшаяся проявлением сталинской политики, благополучно пережила его кончину и продолжает захлёстывать страну. Я обречён, живя в ней, смириться с постоянной собственной второсортностью, в то время как сущие ничтожества, меня окружающие, но имеющие передо мною преимущество принадлежности к «титульной нации», мною помыкают и только терпят меня…
Между теми, эта страна, эта идеология поначалу обещала сосем иное, прокламировала действительное равенство наций, и такую идею я, как и многие, считал истинно коммунистической, ленинской… А вдруг, мнилось нам, наши европейские друзья, свободные от вековых предрассудков российской отсталости, обернувшейся к Европе, как писал Блок, «своею азиатской рожей», - вдруг именно они придадут социализму и коммунизму лицо человеческое?!
Перед этим совсем недавно, как раз когда я возвратился с действительной воинской службы, советскими войсками уже была раздавлена одна такая попытка: в «братской» Венгрии. Но венгры во время недавней войны массово сотрудничали с нацистами, даже участвовали в оккупации советских республик… Кроме того, их движение 1956 года было во многом откровенно антикоммунистическим, вплоть до того, что коммунистов начали в Будапеште вешать на фонарях… А ту т ведь сами коммунисты, чехи и словаки, а также и тамошние евреи, создали программу действий по коренному переустройству жизни на началах социализма, против которого мы, дети коммунистов, вовсе не выступали…
И вот, 21 августа 1968 года выхожу из трамвая и при входе в проходную встречаю своего сотрудника – монтёра-радиотехника с радиоузла (я там был редактором радиовещания) – бывшего фронтовика времён Отечественной войны Николая Филипповича Скорика. Физиономией, курносостью, нескладностью фигуры, неторопливой речью с преобладанием хохлацко-кацапского суржика он весь наш, харьковский, пригородный, слобожанский, с хитроватой селянской улыбкой. И он-то мне и сообщает, с явным удовольствием:
– Чулы, Двыдовыч? Наши танки уже увййшлы у Прагу!!!
И даже рукой удовлетворённо махнул, с ловно ладонью комара словил…
Чувство брезгливости и досады, меня охватившее, передать не берусь. В моей памяти не сохранилось: собирали ли по этому поводу митинг «всеобщего одобрения и поддержки»…В подобных случаях нам, заводским журналистам и газеты-многотиражки, и радиовещания, приходилось писать выступления ораторам: бездарные инструкторы парткома, обычно – из военных политработников-отвтавников, с этим не справлялись. Зато мы прекрасно писали для выступающих на митингах то, что было противно нашей совести… Однако думали ровно то же, что и московские смельчаки, вышедшие на известную теперь миру демонстрацию протеста.
Считать ли случайностью, что из тех СЕМИ, ставших к Лобному месту на Красной площади советской и российской древней столицы с протестом против вторжения советских войск в Чехословакию, ДВОЕ – близко мне знакомы: это – давняя подруга моей сестры Лариса Богораз и наш ОДНОКЛАССНИК по шестому году учёбы в школе – Виктор Файнберг (мы и жили в соседних домах ? Если и случайность, то уж больно удивительная статистически!)
Мне кажется, именно утром 21 августа или на несколько дней раньше я по дороге к трамваю встретил на улице жившего неподалёку от нас Валю Соболя – сына бывшего директора завода, на котором я работал, а к этому времени (я говорю о Соболе Николае Александровиче, Валином отце) – одного из республиканских высших партипйно-государственных руководителей советской Уераины. Соболь-папа, круто взмыв вверх в 1937 году, побывал и директором завода, председателем Харьковского, а затем и Украинского совнархозов, и 1-м секретарём обкома партии, и 2-м секретарём ЦК Компартии Украины… К этому моменту он был замом председателя Совета министров Украинской ССР.
Сын этого крупного советского бонзы, окончив Политехнический институт, поступил рядовым инженером на тот же завод им. Малышева, под начало моего школьного близкого друга Толи Новика. Толя почти всю жизнь (и вот, так уж совпало, как раз до этого, 1968 года), работал в конструкторском отделе по тепловозостроению. Со второго квартала 1968 года, во многом в результате подковёрной борьбы тепловозостроителей со строителями танков, военный «вектор» одержал победу, и тепловозостроение на этом заводе, бывшем головным в стране не только по танкам, но и по дизельным локомотивам, былоявочным порядком отменено, и опытнейшие специальные кадры конеструкторов и технологов-тепловозников остались не у дел, стали заниматься не своими, другими задачами…
Анатолий Абрамович Новик был одним из ведущих в тепловозостроении на своём заводе. Но даже начальником цеха он так и не побывал. А поступивший в его подчинение сын сановника (впрочем, не дурак и не бездарность, но и не столь талантливый, как его первый в жизни начальник) немедленно пошёл в гору. Прежде всего, его избрали председателем совета молодых специалистов завода: для анкеты очень важная, заметная должность. А там – пошло: зам. нач. цеха – начальник – зам главного инженера… Дальнейших этапов восхождения просто не знаю. К этому времени молодая семья сына зам.председателя Совета Министров республики занимала очень удобную полногабаритную (не с низкими, как в хрущёвке, потолками, с просторными службами, трехкомнатную квартиру… Сам Валентин заметно округлился, приобрёл характерную начальническую степенную осанку, барственные нотки в голосе…
Он сам заговорил со мной о том, что его (как и меня) очень волновало. Но волновались мы по-разному. Я беспокоился, не сорвались бы попытки чехов гуманизировать социализм. А он стал выкладывать мне те резоны, которые сами руководители СССР жаждали услышать от поставщиков информации: будто американское ЦРУ, а также руководство НАТО готовят антисоциалистическое вторжение в Чехословакию и будто оно вот-вот произойдёт. Как известно, ничего подобного не было, никто, кроме Советов, нападения на Чехословакию не готовил. Просто хозяева квази-социалистического СССР смертельно боялись освободительного (от их власти и влияния) нового опыта реформаторов в соседних странах и искали поводов для вторжения.
Валя Соболь потешно втолковывал мне байки про агрессивные намерения ястребов неонацизма в ФРГ. «Конечно (думал я), ты испугался за свои привилегии»…
Примерно тогда было раскрыто неприглядное сращение некоторых крупных руководителей Харькова с ворами и расхитителями. Дело дошло до разоблачений во всесоюзном сатирическом журнале «Крокодил». Секретарь харьковского обкома КП Украины Нина Андреевна Пернач (дочь б. директора фабрики-кухни, обслуживавшей завод им. Малышева , - кстати, её отца Андрея Ивановича, я хорошо знал, он был словак, из солдат австро-венгерской армии, оставшийся в гражданскую войну в Советской России – вот эта его дочь была, как писали в прессе, застукана , при покупке по бросовой цене продукции харьковского мебельного комбината им. Щорса… И не она одна!
Я присутствовал на собрании партийного актива Харькова, где выступал прибывший из Киева Н.А. Срболь. На вопрос (тогда актуальный) о мебельном «деле» республиканский руководитель явно стал на защиту харьковских коррупционеров, заявив, что журналисты «перестарались» (я не цитирую, а передаю смысл сказанного, как его понял и запомнил).
Советский «социализм» всё глубже увязал в разложеннии и коррупции, и его руководители никак не были заинтересованы в реформах и коренных переменах. Спасение своё видели только в подавлении свободы внутри страны и вне её. Именно тогда я пришёл к разочарованию в идее, которой слепо служили наши родители. Именно в тот момент приступил к своим запискам о жизни, пытаясь хотя бы рассказать людям будущего, как мы жили.
Автор книги Леонид Шинкарёв показывает, до чего бессовестно повело себя брежневское руководство, оболгав даже искренних и надёжных друзей советского народа и советской страны – чистых душой путешественников и талантливых писателей Иржи Ганзелку и Мирека Зикмунда. Полагаю, именно их пример вызвал у Виктора Урина попытку подражания, когда тот пустился в своё, с профессиональным московским шофёром, транссибирское путешествие. По некоторым свидетельствам, это дало ему средства на гонорарах от корреспонденций в «Космомольскую правду и другие газеты сколотить нужную сумму для покупки в Москве кооперативной квартиры. Но, к сожалению, книга, которую написал Урин, никак не может сравниться с откровенными отчётами о своих экспедициях, составленными чешскими партнёрами. Книжка Урина изобилует обычным советским журналистским фуфлом, тогда как Зикмунд и Ганзелка составили (специально для советских руководителей) объективный отчёт о виденном, не скрыв, а , напротив, выпятив замеченные в дружеской стране недостатки и высказав предложения, как их исправить.
На что самодовольные советские вожди ответили тем, что объявили своих доброжелателей «врагами социализма»…
Испортить, сломать сложившуюся дружбу удалось в момент. А вот вновь завоевать доверие народа, действительно, братского – на это, наверное, потребуются века, - минимум десятилетия…