11.
Сергей появился в ординаторской перед самым обедом. В белом чешском костюме, в оранжевом блейзере и туфлях на высоких каблуках, он разительно отличался от того полусогнутого больного в синей, похожей на рабочую спецовку, пижаме, которого привыкли видеть врачи.
Сейчас они занимались «писаниной», скрупулёзно ведя истории болезней своих пациентов. Зачастую «истории» эти напоминали летописи и манускрипты. Они разбухали от всевозможных вкладышей рентгено и кардиограмм, результатов анализов, проб, заключений. Некоторые из них были настолько поучительны и интересны, что их вполне можно было предлагать студентам медвузов, в качестве дополнительных пособий к лекциям и практикумам.
Увидев преображённого и одухотворённого журналиста, «летописцы» оторвались от своих работ и окружили его.
-Хорош, хорош,- торопливо потирая руки, заговорил «Боцман».- Вот сейчас сразу видно, кто есть кто. И эта бородка... прямо хоть в кино снимай!
-Борис Леонтьевич,- засмеялся Зимин.- Вечно вы меня в краску вводите. Ей-богу, я не заслужил такого отношения.
-Ну что вы обижаетесь на меня, Серёжа?- парировал Родин.- Я к вам отношусь очень тепло и искренно. А то, что попадаю иной раз не в «ту степь», так это от воспитания. От зависти, смею вас уверить.
-Чему же мне завидовать?- удивился Сергей.- Живу, как все... пашу, как вол, болею...
-Ничего вы не понимаете,- Родин смешно и обиженно совершенно по-детски, сложил губы трубочкой.- У вас ещё всё впереди! В то время, как мы... как я,- он печально шмыгнул носом,- уже «не жалею, не зову, не плачу»...
-А вот это просто слова, слова!- с жаром опроверг его Зимин.- Это в сорок-то с небольшим, уже «не зову»? Да вас самого ещё на сто лет хватит! И дай Бог каждому из нас заслужить столько добрых слов в свой адрес, сколько заслужили вы.
-Ну, вы и льстец!- развёл руками хирург. Однако по выражению его лица было видно, что признание Сергея пришлось ему по душе.
-Поэтому я и пришёл сказать такие же обычные и вечные слова, дороже которых не представляю... Спасибо великое всем вам... за жизнь!
-Будь здоров, дорогой!
-Постарайся больше сюда не попадать!
-Разве это от нас зависит?- усмехнулся Сергей.- Лошадь о четырёх ногах и то... а тут...
-Спотыкается, спотыкается,- кивнул головой Ветров.- И всё-таки... Желаем вам не знать больше подобных огорчений. Да и мы от этого сами будем здоровее. Знаете, почему по статистике хирурги долго не живут? Слишком много у них шрамов на сердце. И не смотрите на меня так!
-Я знаю,- вздохнул Сергей.- И понимаю вас. А в знак того, что это действительно так, прошу принять на память вот это...
Он достал из кармана несколько длинных полос бумаги и протянул их Ветрову.
-Что это?- не понял Вадим Васильевич.
-Гранки моего очерка. В воскресенье будет опубликован в областной партийной газете. Хотел дать в нашу «Молодёжку», но редактор сама передала его в «Волжскую правду». « Для более широко общественного резонанса», как она объяснила.
-«Герои в белых халатах»- вслух прочёл Ветров.- Ну, вы даёте! Грому-то, грому сколько,- иронически хмыкнул он.
-Но я же говорил, я же говорил,- возбуждённо засуетился Родин.- От этих больных всего можно ожидать. Ну, Зимин, Зимин!- Он изумлённо оглядел Сергея с головы до ног, и, прикрывая любопытство напускной добродушной грубоватостью, поинтересовался:- Обо мне-то хоть пару слов написал?
-А как же,- обнадёжил его Сергей.- Обо всех! И о вас, и о Василии Николаевич, и о Миле... Марии Фёдоровне, Маше... Вале...
-Нет, вы послушайте, что он насочинял,- уцепившись взглядом за какие-то строчки, возвысил голос Ветров.- Вот... «...обыкновенные... как многие из нас. Но если мы живём, работаем, радуемся мирной жизни, которой столько лет живёт наша страна, то эти люди постоянно находятся на передовой. У этой передовой нет границ и флангов. Бой идёт по всему фронту – бескомпромиссный, жестокий, изнуряющий бой со смертью. За жизнь. За здоровье человека. За его высокое бессмертие...» Да-а, громкие слова и голая риторика! Хотя... в общем- то верно. За бессмертие человека – ради этого стоит жить.
-Слова бессильны в передаче чувств,- процитировал Сергея строчку из своего давнего стихотворения.- Музыка – это да! Но я, к сожалению, не композитор. Как сумел... А патетика пусть остаётся. Считайте, что это журналистская симфония – «Медицинская патетическая». И судите о ней не по одному абзацу, а в целом...
-Да уж, естественно, в целом,- заверил его Родин.- Слава Богу, что хоть не фельетон. Спасибо вам!
-Вам спасибо!- растроганно глядя на врачей, улыбнулся Зимин.- И я, наверное, пойду... Там меня ждут... понимаете...
-Понимаем,- улыбнулся Ветров.- До свидания, Серёжа!
-Желаю вам стать классиком и издать тридцатитомное собрание стихов и прозы,- пожелал Борис Леонтьевич.- Выйду на пенсию , обложусь вашими книгами, и буду рассказывать внукам, как мы с Ветровым потрошили вас во имя будущего Литературы. Голубая мечта! Дерзайте!
-Буду!- пообещал Сергей, и вышел из ординаторской, осторожно прикрыв за собой дверь.
Голова его слегка кружилась от пережитого волнения, разговора, впечатлений, радости возвращения домой.
У скамейки, стоящей возле крыльца, его встретили Светлана и Костя с Таней.
-Наконец-то!- радостно воскликнул шофёр.- Живой и здоровый! Ты, погляди, Танюша, какой парень! Ну, Светочка, держите его крепче, не то украдут.
-Пусть только попробуют, я его где угодно найду,- шутливо пригрозила Светлана.
-Куда я от тебя денусь,- засмеялся Зимин. -Ну что, братцы, потопали?
-Мы на «жигуле»,- торжественно объявила Татьяна, протянув Сергею букет ярких пионов.- Так что, сначала едем к нам. А потом Костя доставит вас в Славгород.
-Спасибо,- поблагодарил Зимин.- Только не стоит себя утруждать.
-А утруждать и не придётся,- усмехнулась Светлана.- Рита Павловна прислала вашу редакционную «Волгу». Да, да, ту самую! Поедешь на ней?
-А почему бы нет?- Сергей поднёс букет к губам, с наслаждением вдохнул нежный аромат цветов, и передал букет ей.- Почему бы нет? Машина не виновата. Да и за рулём, наверное, буду не я, а Валера...
-Валера, Валера,- подтвердила Светлана.- А иначе бы я ни за что не согласилась. Идём...
-Сергей Николаевич!- послышался за спиной у них робкий женский голос.
Все оглянулись. Сестра Мила, как-то зябко прижав руки к горлу, стояла у крыльца отделения и смотрела на них.
Сергей растерялся и беспомощно взглянул на жену.
-Чего же ты стоишь?- прошептала Светлана.- Иди! И вручи ей этот букет!
Она сунула цветы в руки Сергею и, слегка подтолкнув его, повернулась к молодожёнам.
-Идёмте, а он нас догонит...
-Милочка... милая,- Сергей подбежал к крыльцу и, протянув букет девушке, слегка обнял её.- Милочка, спасибо за всё! Я никогда не забуду вас!
-Я тоже,- прошептала Мила.- Тоже.... А теперь идите, а то я...
-Ну что вы, что вы,- забормотал Сергей, видя, как её глаза наполняются слезами.- Вы такая красивая... у вас всё впереди... А я... я...
-Да идите же!- тонко вскрикнула девушка.- Сколько можно...
-Хорошо, хорошо...- Сергей торопливо кивнул и резко повернувшись, поспешил к своим, бессознательно отмечая всё, что происходит вокруг.
Сбоку, за забором, гудел маслозавод. Носились стрижи над деревьями. Больные в халатах и пижамах тянулись из парка на обед. Всё, кажется, было таким, как всегда, и в то же время не таким.
Что-то незаметно изменилось в огромном мире, в жизни, в самом Сергее. Только сейчас он осознал это. И не найдя ещё точного определения произошедшему , он подсознательно, каким-то шестым чувством понял, что это было прощание с юностью. В единый миг он почувствовал себя не только возмужавшим и умудрённым летами и опытом, но и очень постаревшим человеком, лишившимся самых дорогих и наивных юношеских иллюзий. Они жили в нём до этого часа, и вот теперь их нет, они ушли безвозвратно.
И всё-таки он не жалел ни о чём. Так, видно, и должно быть. Так было, и так будет со всеми.
Медленным взглядом он обвёл парк, больничные постройки, двухэтажный свой корпус с позолоченной вывеской над дверью «2-е ХИРУРГИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ», вздохнул, и направился к воротам.
Однако на изгибе дороги, возле урологии, неожиданно обернулся.
На крыльце хирургии по-прежнему стояла тонкая девичья фигурка с букетом ярко-красных пионов, прижатых к груди.
А впереди, у ворот, ему махали руками Света, Костя с Таней и редакционный шофёр Валера.
Сергей ускорил шаг. Тяжёлая решительная складка, которой не было до сих пор, прорезалась у него между бровей.
Жизнь продолжалась.
И надо было жить и хорошо делать своё дело на этой прекрасной и доброй земле, озарённой солнцем, продутой всеми ветрами, полной злаков, плодов, и цветов, и деревьев, и птиц...