Почему я родилась? В эзотерическом, кармическом черти-в-ступическом смысле? В какой забытой Богом дыре это было? Кто мог подумать, что это никому не нужное в данной стране создание будет через положенное ему время открывать пинком офис "Кристиан Диора" и "Фенди"? И это тоже – зачем?
В то глухое время главным было - выжить при родах. Это в равной степени касалось моей мамы и меня, младенца. Не буду врать, я достаточно поздно стала осознавать себя в мире. Первые воспоминания, которые отпечатались в моей трехлетней памяти: пожар и переезд. Две катастрофы. То, что я помню, как вчера. Свой вопль не на жизнь, а на смерть, когда вынимают из кроватки и уносят в неизвестность... Полыхание пламени в окнах избы. Позднее мне говорили, что это были два разных события: пожар и переезд, но в моей внутренней биографии они слились в одно бедствие.
Было еще одно постыдное не-воспоминание. Об этом рассказывали, но я не помню такого случая. Говорят, что мне было два года, и что меня оставили одну родители (они, бедные ребята, были еще так молоды) и пошли смотреть кино в деревенский клуб. "Молодцы!", - думаю я сейчас, "Слава Богу, что жив был в вас интерес к жизни, надежда увидеть прекрасное." Меня оставили, двухлетнюю, откормленную, спать, в окружении железных кроватных сеток (тогда все знали, а теперь уже забыли, что они называются "панцирными"), за которыми сидели в импровизированном вольере желтые цыплята - наша надежда на дальнейшее выживание в ссылке.
В те сталинские времена родители добывали еду натуральным хозяйством, вдали от железной дороги, электричества и денег. Сейчас никто не знает, что это такое. Позвольте вновь намекнуть: еще не было шариковых ручек (писали деревянными), в магазине заворачивали все в грубую бумагу. Все было натуральным, потому что не было синтетики, но одежды было страшно мало, ее занашивали до дыр и не было понятия моды. В то время в ссылке все готовили в печи, на дровах. О телевидении не знали еще даже в Москве. Изредка – раз в год – в небе появлялся какой-нибудь “кукурузник”, производя эффект НЛО, и сбегалась вся деревня, хором крича: “Ероплан, ероплан, посади меня в карман!”
Все только начиналось? А возможно и кончилось тогда же, не начавшись?
Так вот, мой двухлетний позор, которого не сохранила моя собственная память: вернувшиеся родители застали сцену жестокости, которую я дарю фестивальным борзо-режиссерам...
Откормленная (спасибо двум козам) двухлетняя баба стояла перед кроватными сетками ограждения, держа за шеи и гордо протягивая родителям двух задушенных цыплят. Самых крупных, кстати, - охота была осознанной. Два года - два трупа на совести. Мое страшное начало жизни.
И вы говорите об интеллигенции, примате души... Когда и откуда это берётся? Стихи ведь та убийца читала с полутора лет, но объяснить свой жестокий поступок позже никогда не могла и вытеснила это воспоминание (ликуйте, психоаналитики). Мог ли в те довиниловые времена этот случай считаться драмой и проблемой? Не смогу дать ответа: возможно, что и нет - людей убивали миллионами... А как бы оценили теперь: девиантным поведением?
Стоит ли уделять дальнейшее пристальное внимание детству, потакая мастерам бессознательного, или перескочить в более актуальную эпоху? Может продолжить со слома судьбы? О том, как в середине легендарных 60-х школьница, успевшая полюбить Шекспира, со свежим аттестатом зрелости бежит поступать? Как сдает одновременно в МГУ и в МГИМО, прикрывшись нотариальной копией аттестата для одного из ВУЗов и подав оригинал в другой? О том, что ее не ждут в МГИМО, не ждет журналистика, несмотря на отличное сочинение на свободную тему и отлично сданный английский? О том, как двое матерых шакалов тонко валят до тройки на устной географии, задавая вопросы о юридическом стаусе Окинавы, не удовлетворяясь школьным ответом об “оккупированности”? О том, что она не хочет в МГУ, несмотря на все шансы, и не понимает, что это – развилка?
МГИМО манит языками, а еще - компромиссом уже состоявшегося поступения, пускай не на журналистику, а на ненавистное МЭО - экономическое, где проходной балл был ниже. Выбор определила любовь к иностранным языкам. Мир бюрократической номенклатуры раскрыл свои фальшивые объятья на долгие десятилетия. Высоколобый академический мир с презреньем фыркнул, забыв в ту же минуту, как только что приглашал в университетский театр, ожидая моего последнего экзамена, чтобы приступить к репетициям Шекспира, - ведь я читала его при поступлении…
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/09/03/950