…Французская линия моей биографии продолжалась в отдельный момент жизни, благодаря бывшему однокашнику с факультета ИНЯЗа. Дима не очень преуспел во французском, но благоговел перед ним. Меня он ценил за превосходящие способности, склонность к эстетике и товарищество. Личными тайнами мы не делились, но неоднократно сидели где-нибудь на балконе, пили коньяк и курили по очереди его трубку за бесконечной беседой. Дима любил красиво переплетать книги, держал дома станок, хотя по профессии был инженером, а работал в большой индустриальной конторе, в протокольном отделе. Он гениально переплел мне два самиздатовских тома воспоминаний Надежды Мандельштам и подарил томики своего изготовления: словарь французского арго и французский словарь неприличностей. Раз в десять лет я роюсь в них в поисках значения диковинного слова.
Дима был суровым критиком моих нарядов и имиджей. Если они были ему не по вкусу, он был ядовит и беспощаден. Склонен он был к классике, Вогов не читал, поэтому часто не понимал меня, зато у него было своеобразное чувство юмора, потому мы много смеялись.
Однажды Дима позвонил, предложив поехать переводчиком с его начальством во Францию. Себя он забраковал и, надо отдать должное, поступил честно.
Был глухой ноябрь с короткими сумеречными днями, но я осознала это лишь раз… Нас поселили в Дефансе, куда однажды в конце дня мы решили отправиться пешком с Елисейских полей. Прогулка была долгой, и когда мы брели последним переходом между небоскребов, издалека, из темноты, донеслось пение соловья. Мираж? Компания моя ничего не слышала. Пройдя ещё метров двести, они признали, что я была права: мы приближались с источнику звука. Ещё несколько шагов, и мы замерли перед темным, вымершим небоскрёбом банка. Сверху лилась непрерывная трель электронного соловья, круглосуточно работавшего на имидж этой богатой конторы. Противоречивое чувство охватило меня: смех и обида обманутого доверия.
Программа наша была интересной: веселило название принимавшей огромной фирмы "Изовер", где, конечно, хотелось поменять "о" на "у", любопытна была череда шикарных парижских офисов и населявшие их люди. Фирма известна в мире, она производит изоляционные материалы буквально из ничего. Московские начальники моего приятеля и глава их самарского филиала тоже были специалистами по теплоизоляции. Мне была неизвестна цель их поездки. Я так ее и не поняла, даже вернувшись в Москву. Единственным деловым моментом была ремарка самарского директора на обеде в маленьком городке на Луаре: "Этого вина я покупаю фуру".
В том городке нам показали всю подноготную производства: в бункер засыпают песок, нагревают до плавления, выливают и дуют на струю - она распадается на тонкие нити, которые тут же застывают, - вот вам и миллиарды долларов. Стекло в Венеции делают из того же песка, тоже плавят, но исполняют цирковые номера на трубе, чтобы вышли уникальные шедевры.
Кто зарабатывает больше: лапидарно дующие французы или витиевато дующие итальянцы? Если такой песок есть везде (стаканы делают повсюду в мире), то продули явно мы.
Если бы мне попали в руки деньги, я бы смогла построить этот заводик, не сложнее кирпичного, чтобы не тратить валюту на покупку рулонов с маркой "Изовер", но такая мысль, кажется, не пришла в голову ребятам, ездившим во Францию в начале девяностых. Меня не удивляет, что их концерн исчез с лица земли. Денежки они, наверняка, положили под большой процент и плевали на весь мир. C язвительным интересом я фантазирую: сейчас 2017, а что, если учетная ставка станет нормальной, а курс перестанет дергаться, негде станет спекулировать деньгами – неужели придется строить заводик?
…Мне пришлось покраснеть маковым или раковым цветом в момент, когда в перерыве между длинными заседаниями «ни о чем», был объявлен перерыв. Все вышли в холл. С чашкой кофе я стояла, болтая с группой французов - инженеров и экономистов. Моя московская команда куда-то скрылась на момент, поэтому пришлось поддерживать легкую беседу. Общих тем не было, потому они спрашивали стандартное "были ли вы раньше", "где вы учили". Я могла бы долго развлекать их банальными ответами, но черт дернул меня действительно ностальгически вспомнить первый приезд в Париж в 1976 году.
Первые впечатления так ярки, так врезаются в память. Я как сейчас вижу поразившую меня точеную юную парижанку в чёрном одеянии невиданного фасона, пересекающую Авеню Фош. На языке ещё свеж вкус первого Кира и первой устрицы белон. Вспомнив все разом и очень живо, я поведала французским слушателям, что вижу огромную разницу между тем Парижем и нынешним: теперь все мрачно и скучно, а тогда было весело, и даже парочки повсюду целовались: на улицах, в метро - везде! Конечно, может быть сезон другой.... Договаривая это, я заметила волну судороги, пробежавшей по лицам всех французов, и осознала свой грандиозный прокол. Наивнейшим образом , я употребила слово "baisaient", говоря о том, что парочки "целовались", забыв, что лишь словари толкуют это как первое значение слова. Для французов первым значением уже давно стало то, что в разные эпохи у нас называли от "жить" до нынешнего “чпокаться”. Воображение успело нарисовать им то, что происходило в метро и на улицах, и хотя они быстро поменяли контекст на классический, я успела заметить судорогу, а они, в свою очередь, заметили, что я поняла, потому я стала пунцового цвета и что-то забормотала о цветочках.
Димочка, подаривший мне ценные словари, конечно, был прав, сделав это, а я - ленива и нелюбопытна, забывчива и суетна. Хотя, надо мне все же отдать справедливость: я брала в Иностранке фильмы, выясняла забавные вещи: что, например, знаменитые "Вальсирующие" Бертрана Блие на самом деле переводится с арго как "яйца". Меня восхищает уличная выразительность этого арготизма, как и всего арго, словарь которого можно читать как метафоры, как рэп.
Честно говоря, я люблю свои языковые конфузы. Наименьший состоялся в 1969 году на английском , когда я на огромном приеме перепутала предлог, переводя тост. Меня простили за возраст, но я помню стеклянный аквариум ресторана погибшей гостиницы "Россия", своё коричневое платьице с белым воротничком, огромную компанию англо-испанских партнеров и неожиданное объявление: сейчас она переведёт мой тост на английский с испанского! Ну, перевела, - в момент речи поняв c ужасом, что я забыла язык Сервантеса, Лорки и моей учительницы Пакиты. Как в кошмарном сне, где тебя неожиданно выпускают на сцену играть в спектакле, о котором ты ничего не знаешь и ты пытаешься делать вид, что так и должно быть, валяешь дурака, ищешь предлог удрать за кулисы.
Мои французские конфузы случались трижды в жизни, пока однажды один из них не попал в довольно известное в Европе и родившееся там же в 2006 году поэтическое произведение франкоязычного автора, с которым довелось общаться. Этот тонкий и мудрый сонет вызывает улыбку элегантностью юмора если вы проникли в его тайный смысл.
С итальянским, увы, таких смешных конфузов не было.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/09/02/1744