“…но не отнял у них сердца лукавого,
чтобы закон Твой принес в них плод.”
(3Езд.3:20)
Есть в молитве на Литургии странные слова “яко разбойник, исповедаю Тя”. Этот момент отсылает в первую очень к благоразумному разбойнику, распятому с Христом на кресте. При сознательном переживание этих слов, неизбежно возникает вопрос или хотя бы легкое сомнение - почему из всех возможных персоналий Писания (среди которых много и достойных и праведных лиц), речь идет об исповеди разбойника?
Праздные и своевольные.
После прихода народа израильского в землю обетованную, когда умер предводитель Иисус Навин, наступили смутные времена. Со всех сторон Израиль теснили чуждые боги, другие народы и враждебные государства. Более того, случались кровавые конфликты и между самими разрозненными племенами израильтян, в которых некоторые колена едва ли не полностью погибали (Суд.20). В то время у народа не было царя и “каждый делал то, что считал справедливым” (Суд.21:25; 17:6).
В самые опасные моменты, Бог поставлял над народом судью – авторитетного героя, который претворял закон и давал отпор многочисленным врагам. Судьями были земледелец Гедеон, пророчица Девора, силач Самсон… Но был среди судей и главарь шайки разбойников, лидер потерянных людей – Иеффай Галаадитянин.
Сводные братья изгнали его из дома, за то что он был сыном блудницы, и Иеффай был вынужден искать пристанище в пустынной земле Тов. Туда к нему собрались “праздные люди”(Суд.11:3), из которых он организовал банду грабителей.
Но пришло время, когда аммонитяне пошли войной на Израиль, и старейшины, некогда участвовавшие в изгнание сына блудницы, пришли к нему просить о помощи и заступничестве. Так Иеффай оказался во главе народа и повел его в бой с армией захватчиков. Перед решающимся сражением, он неосмотрительно поклялся перед Богом, что если одержит верх, то отдаст в жертву всесожжения первое что выйдет к нему навстречу из ворот дома… Победа была за Израилем, и когда Иеффай вернулся с триумфом домой, навстречу ему вышла единственная дочь, ликовавшая о подвиге отца.
Иеффай был сломлен таким поворотом событий. Он разодрал одежды, но от слов своих отречься не мог. Дочь утешала его и лишь попросила дать ей отсрочку в два месяца, после чего с готовностью приняла свершение обета.
О том, как следует толковать эту историю, существуют разные суждения. Первое состоит в том, что дочь Иеффая осталась служить при скинии, стала своеобразной первой монахиней, которая никогда не узнает замужества и материнства. Другое толкование предполагает, что отец в буквальном смысле осуществил всесожжение дочери.
Сложно однозначно говорить о произошедшем. Поступок судьи в Писании остается без комментариев и оценок, как человеческих, так и божественных.
Однако в первую очередь нас интересует не это, а личность самого Иеффая, “человека храброго”(Суд.11:1), разбойника ставшего защитником народа. Жертва дочери была несчастным стечением обстоятельств, и жертвой этой трагедии была не одна лишь она, но и сам отец, обрекавший свой род на исчезновение, какой бы интерпретации событий мы не придерживались.
Всё это в силу того, что Иеффай был неспособен отказаться от своих слов и клятв, его самоотречение и самоотдача дошли до крайности, быть может, даже до абсурда и кощунства. Но, если бы не эти качества, мог ли он стать судьей и заступником Израиля, несмотря на всю противоречивость характера, и спорной нравственности поступки.
Есть в книге Судей, другой человек, так же бывший лидером “людей праздных и своевольных”(Суд.9:4), и пресекший (точнее попытавшийся) собственный род. Авимеллех, сын судьи Гедеона, убивший 70 своих братьев, ради собственных притязаний на власть. В отличие от Иеффая, много веков спустя названного, апостолом Павлом, в числе героев веры (Евр.11:32), Авимеллех однозначно осужден людьми и Богом, и упоминается далее в Писании только в связи с нелепой кончиной (гибели от камня, брошенного женщиной).
Царь-разбойник.
Царь Давид, в Писании, многократно провозглашается ориентиром и образцом достойного государя. Лишь из его рода впоследствии происходили угодные Богу цари Иудеи, и из его дома, по указанию пророков, родился долгожданный Мессия. Но если взглянуть на жизнь Давида, мы увидим человека внутренне противоречивого, непростого и неоднозначного в характере и образе действия. Он пастух и псалмопевец, царь и бродяга, беспощадный победитель филистимлян и филистимский военачальник. Но он же и разбойник (1Цар.27:8-12), в тот период жизни, когда скрывался от преследований в земле филистимлян. Стоит отметить, что хоть он и не являлся в то время царем по факту, над ним уже свершилось помазание, а значит, он был уже предназначен к этому сану перед Богом.
Было бы совершенно ошибочно смотреть на Давида исключительно как на разбойника, но также неверно было бы игнорировать эти наклонности его натуры, которые явлены отнюдь не только в упомянутом эпизоде, когда он совершал грабежи и набеги во главе праздных людей. Будучи царем, Давид не лишился разбойных побуждений, что отражает история с его верным воином Урией, у которого царь забрал жену, а самого его обрек на гибель.
Как же мог Бог благословлять и подчеркивать избранность человека, способного на столь гнусный поступок? Но как сказано в той главе, где свершается помазанье Давида, “человек смотрит на лице, а Бог смотрит на сердце”(1Цар.16:7). Важно то, чем для самого помазанника были его поступки, а чтобы в этом разобраться стоит обратиться к его псалмам.
Давид никогда не скрывает перед Богом свои проступки и злые дела (“ибо беззакония свои я сознаю, и грех мой всегда перед тобой” – Пс.50:5).
Не пытается умалить их или оправдать (“прости согрешение мое, ибо оно велико” – Пс.21:11; “постигли меня беззакония мои, так что видеть не могу: их более, нежели волос на голове моей; сердце мое оставило меня.” – Пс.39:13).
Он лишь надеется на прощение и очищение, чтобы более не совершать злого (“Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня.” – Пс.50:12).
Может показаться, что выставлять свои злодеяния перед инстанцией Всевышнего суда, означает бегство от подлинной ответственности. Отчасти, это может быть верно - об этом говорит и сам псалмопевец, в словах о тех кто “льстит себе в глазах своих, будто отыскивает беззаконие свое, чтобы возненавидить его” (Пс.35:3). Но если обращение к горнему суду искренне, оно более важно и значительно, чем людской суд, всегда так или иначе пристрастный, а в отношении царя, возможно, искаженный лестью и желанием непременно услужить.
Так, когда Давид обрек на смерть Урию и забрал его жену, во всём обществе никто не осудил царя (такие поступки свершали многие другие правители в то время и в последующее), и только Бог, через пророка Нафана, обличил перед всеми низость этого деяния и пообещал страшное воздаяние.
Сколь бы ни был внутренне противоречив Давид, он был ищущим Бога, ищущим горнего суда, на котором яростно свидетельствовал против самого себя. Тем не менее, и перед людьми он старался не уменьшать своей вины. Так, когда за разговор с беглецом Давидом, его преследователи умертвили священников и остался жив лишь один, он не переложил всю ответственность на убийц, а сказал – “я виновен во всех душах дома отца твоего” (1Цар.22:22).
Давид был далек от самодовольства, присущего многим царям и людям, и, имея вину, не имел мира “в костях моих от грехов моих, ибо беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя отяготели на мне, смердят, гноятся раны мои от безумия моего” (Пс.37:4-6)
Христос и разбойник.
“Друг мытарей и грешников”(Мф.11:19) – таково одно из прозваний, полученных Иисусом Христом от почтенных людей своего времени.
В самом деле, гораздо чаще в тексте евангелий Он присутствует среди людей отверженных – проявляет к ним сочувствие, ест с ними за одним столом, даже приближает к себе (как например, мытаря Матфея). К людям же уважаемым Христос напротив, будто бы не расположен - винит их во лжи и обличает в лицемерии.
Это может показаться странным. Фарисеи, которых в основном и критикует Сын Божий, были одними из самых морально безупречных людей своего времени, несомненно, действительно верящими в Бога, и усердно почитающими Его соблюдением законов и ритуалов. Однако, они неверно мыслили самого Бога. Их мировосприятие имело один принципиальный изъян – фарисеи считали что благодать можно измерить, этического совершенства достигнуть, а Бога свести к великой, но отвлеченной доктрине.
Христос порицает обеспеченных и благочестивых людей, не потому, что их образ жизни ошибочен, и предпочитает общество людей потерянных, не потому, что нищета или греховность Им одобрены. Дело только лишь в том, что благоустроенные люди чаще забывают живого Бога – Того к кому обращаются, с Кем сопереживают реальность, от Кого черпают смысл наличному бытию.
Мытарям, грешникам, блудницам и разбойникам свойственно мятежное состояние духа, тревога, душевный разлад и боль (если конечно, их чувство внутренней поврежденности, не притупилось окончательно бременем внешней жизни). Как больные, они сильнее чувствуют нужду во враче (Мф.9:12), то есть в Боге.
Фарисеи и богачи, напротив, почитают себя достигнувшими достатка и полноты, будь то полнота духовная или материальная. Живой Бог не очень-то им потребен, даже наоборот, скорее мешает, тем, что вносит сомнения в устоявшуюся картину мира.
Сам же Христос ко всем относится с одинаковым сочувствием и любовью. Он ест за одним столом и с фарисеями, когда они Его приглашают, и с живым интересом отвечает на их вопросы, когда они не ставят цели Его погубить.
Конечно, далеко не всегда грешный образ жизни пробуждает жажду богообщения. Можно взглянуть на одного из разбойников, с которыми был распят Христос - как беспощадная толпа, он насмехался над невинно осужденным. По всей видимости, грехи жизни не обострили в нем религиозного чувства, а лишь ожесточили душу.
Тем важнее пример другого разбойника, о котором Сын Божий сказал “истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю.” (Лк.23:43). В то время как один из распятых злословил Христа, этот его унимал. Несомненно, он верил, ведь просил Иисуса помянуть его в Царствие Своем. Разумеется, раскаивался, без чего не мог бы искренне верить. Но в первую очередь не эти слова он говорит, когда унимает другого разбойника, а - “мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал.” (Лк.23:41).
Разбойная душа.
Все люди, так или иначе, творят разбой на дорогах жизни – если не непосредственно по роду деятельности, то по многим последствиям своих поступков. У одних ими отнято время или душевный покой, другие претерпели от них заслуженную или нет обиду, третьи лишены по их вине каких-либо возможностей. Может, все эти дела не столь уж значительны, совершены невольно, и, наверняка, не имеют под собой злого умысла. Однако это не отменяет их характера.
Если же сопоставить с чем-либо мир людских умонастроений, затаенных помыслов и глубинных, невнятных побуждений, то сопоставлять надо, по меньшей мере, с лихой, разбойничьей вольницей. Много всяких неоформленных мыслеобразов обретается на поверхности и задворках человеческих душ.
Сам святой апостол Павел молил Бога, чтобы тот освободил его от влияний личного “ангела сатаны” (2Кор.2:7), но получил ответ “довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи” (2Кор.2:19)
Да, в немощи. В состоянии внутреннего кризиса, раздвоенности, тревожной печали или экзистенциального ужаса перед каким-либо фактом жизни, в людях возникает осознание своей душевной незавершенности, поврежденности, и, как следствие, приходит потребность в цельном, осмысленном, оправданном вечностью бытие. Пребывая в рискованной ситуации, с конфликтом в душе, человек более склонен к поиску живого Бога. Но способен ли он Его в своем критическом положении принять или хотя бы с Ним соприкоснуться?
В Иеффае (чье имя значит “Бог открывает”), предводителе преступного сброда, Бог открывает, что и разбойник, как и всякий человек, призван к ответственности за весь мир, и от него непосредственно зависит – примет ли он свое предназначение или сбежит от него тропой Авимеллеха, в самоутверждение и мирские услады.
Книга псалмов открывается словами “Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей” (Пс.1:1). Тем не менее, всякий человек “ходит на совет”, если не к каким-либо нечестивцам, то к своим запрятанным темным побуждениям или злым домыслам, которым излишне доверяет. Он способен их отвергнуть, но не всегда это ему удается. Однако хуже когда человек “стоит на пути”, то есть придерживаемся некоторой ошибочной позиции, имеем убеждение в заблуждении. И всё же, с пути есть возможность свернуть, а значит это еще не столь гибельно как “сидеть в собрании”, то есть упокоится в злых соображениях, обосновать их философией, бытовой моралью, или чем-либо еще; отстраниться от обличений цинизмом и самодовольством.
Иногда человек убеждает себя, что необходимо совершить некоторое зло по тем или иным соображениям – чтобы кого-то спасти или избегнуть еще большего зла. Он может ошибаться, но всё же это не делает его окончательно отверженным, пока он признает, что совершил зло. Порою люди сильно путаются и во многом ошибаются касательно понятий правды и истины, но это еще не обрекает их на вечное заблуждение, пока в них есть желание обрести ясность.
Неверные представления об Истине не так погибельны для разбойника-человека, как желание вообще отказаться от существования Истины – упразднить ее, или подчинить неким теориям, или признать за ней лишь относительный статус, лишив вечности и непреложности.
Пусть мы не в силах самостоятельно изменить в себе всё, избавить себя от всех дурных черт или сбросить груз всех неверных поступков. Но, во всяком случае, не стоит это прятать, или, того хуже, обосновывать всякого рода концепциями. Не всегда необходимо уничижаться как Давид, именовавший себя “червем”(Пс.21:7), иногда достаточно и просто честного признания, как у распятого разбойника.
Пусть Бог это всё видит. Не только хорошее что в нас есть, но и всё сомнительное, уродливое, искаженное и негодное. За всё следует принять ответственность. И тогда Бог, который, конечно же, не только лишь величественный Абсолют и неумолимая Истина, но и наш личный собеседник, посмотрит на предъявленное существо, быть может, тем же взором что Христос на распятого разбойника.