Посвящается поколению «лихих 90-х»,
погибшим, сгинувшим в пекле войн
и «горячих точек», потерявшимся и не
нашедшим себя в обычной жизни в
наши непростые времена.
Любая война редко бывает со счастливым концом.
Она всегда есть много искалеченных судеб, смертей
в основном молодых людей на взлёте жизни.
Мне хотелось, что бы люди всегда помнили об этом,
когда устало и равнодушно пробегают по колонкам
военных сводок. Любой войны!
От автора.
Предисловие
На улице шёл дождь. Капли устало барабанили по стенам, окнам и крышам домов, вода шумно стекала по водосточной трубе, дробно стучала по асфальту и, образуя многочисленные ручейки, бежала к близлежащему оврагу. Город, залитый туманом и дождём, притих, затосковали мокрые и почерневшие аллеи, приуныли лица прохожих под широкими зонтами – в осеннюю пору всё грустит и плачет.
Он стоял у окна и безмолвно глядел на приунывший многотысячный город. Погода навевала невесёлые мысли. Они тяжелой плотной массой обволакивали голову, свинцовым грузом ложились на сердце, бередя и без того ноющую рану в груди.
Сложная штука жизнь. Она как огромное многокрасочное полотно, сотканное из тончайших невидимых нитей. В картине, если она сотворена рукой великого мастера, не будет линий, взаимно повторяющих друг друга, так и в жизни нет двух одинаковых человеческих судеб.
Он среди разноликой массы людей был никем, человеком без места и цели. Однажды и не заметил, когда и как жизнь, подобно весеннему половодью, подхватила и потащила его за собой по бурным волнам, швыряя то к одному, то к другому берегу.
Злая фортуна, неудачная судьба… Как трудно это слышать, нелегко осознавать, а ещё тяжелее жить с постоянной мыслью об этом! Он долго не хотел верить в свою несчастливую звезду, отчаянно сопротивлялся, карабкался изо всех сил, падал, снова и снова шел вперед. Иногда после долгого пути, после сплошных падений, ушибов казалось: вот она, долгожданная цель! Ещё немного, совсем чуточку, и - конец твоим мучениям… Но вдруг неожиданный поворот, небольшой зигзаг - и перед тобой снова однообразная гнетущая тишина.
Теперь же, после долгих лет бесплодной борьбы, он смирился со своей судьбой и полностью отдался во власть мощной стихии под названием ЖИЗНЬ. Умудрённые житейским опытом люди говорят, что каждому человеку дан свой крест, который необходимо безропотно пронести через дни и годы земного существования. У кого-то крест непомерно тяжёлый, у кого-то не очень, а у него с первых шагов по этой жизни он оказался таким…
Глава I
Январь. Лютые крещенские морозы. Деревья, покрытые инеем, кряхтели, ворчали и с треском лопались. Всё живое в ожидании более теплых дней попряталось, только одинокий волк, старый и больной, бесцельно бродил по пустынному лесу. Когда-то он был силен, быстр и храбр, водил преданную стаю не на одну удачную охоту. Но постепенно силы покидали отважного вожака, и однажды ему суждено было проиграть схватку молодому честолюбивому самцу. Теперь волк был совершенно одинок посреди безмолвного пространства из мертвых деревьев и снега. Он тяжело вздохнул.
Вдруг движения ноздрей старого волка стали осмысленнее, его чуткое обоняние почуяло там, впереди, желанную добычу. Зверь в мгновение ока преобразился, в глазах появился блеск, мышцы, подобно стальным пружинам, напряглись, и в следующую секунду, набрав полные лёгкие холодного январского воздуха и высоко подняв морду, он взвыл на луну в отчаянном вое.
«У-у-у…», - разнеслось далеко над лесом, и покатился над равниной тягостный вой. «Чу», - насторожилось всё живое в округе. «Стр-а-а-а-шно», - подумало прочее малое и большое зверьё и подальше зарылось в теплые норы. Лошадь, скачущая вдоль леса, ускорила ход. Женщина с грудным младенцем в руках, услышав вой, торопливо перекрестилась. «Ох, не к добру этот вой», - подумала она и крепче прижала к себе малыша. Мужчине тоже было несладко от мрачных мыслей, но он старательно их прятал от сидящей рядом жены и потому нещадно хлестал скотину, стараясь как можно быстрее отъехать от страшного места.
Глава II
В тот роковой день они ехали домой из районного роддома, где неделей ранее появился на свет их сын. Он.
Потом было счастливое, правда, очень короткое детство, в семье.
Но однажды родители ушли в гости к родственникам в соседнее село. У сельских жителей тогда было в порядке вещей отмечать большие и маленькие радости, неизбежные горести вместе, в кругу родственников, соседей односельчан. Дети, оставшиеся дома на попечении старших, как и в другие похожие вечера, не спали, терпеливо ожидая родителей, чтобы потом радостно приветствовать. Угадать этот момент было несложно. Предупреждала песня, далеко разносящаяся в вечернем воздухе: приятный, чистый баритон отца и мягкий грудной - матери. В этот день всё было по-другому.
Молчаливые родители внезапно, появились у порога. Радостные крики детей, готовые сорваться с уст, так и застряли на полпути. Они также, молча, разделись. Отец, мимолётом взглянув на них, велел идти спать, а сам с матерью, бережно поддерживая её, быстро прошёл в спальню. Дети, почуяв неладное, притихли. Всю ночь они слушали, как в соседней комнате мать стенала, металась, бредила каким-то волком, якобы преследующим её. Наутро ей стало хуже, и вскоре приехавшая по вызову «скорая» увезла её, как выяснилось позже, навсегда.
Мать похоронили в конце сентября. С этих самых пор он не любил этот период года. Осень вызывала у него неприятные воспоминания.
В такие минуты в памяти неизбежно вставала одна и та же картина.
Пора золотой осени…На многие километры, радуя человеческий глаз, разливается широкое разноцветье «бабьего лета», начиная от золотисто-ярко-жёлтых тонов до багряно-пурпурных окрасок вдали. На улице необычайно тепло и солнечно. Рядом, неслышно перешептываясь, кружатся в едва уловимом для глаз танце жёлтые, багряные листья клёна, дуба, искрятся в лучах солнца серебряные нити паутины, ноздри приятно щекочет запах прелых листьев. Тихо-тихо на много миль вокруг. Кажется, если чуть внимательно прислушаться, будет слышно, как звенит воздух в округе. Блаженство, рай для души, но чу…
Что за скопление народа в тёмных одеждах и с траурными лицами на опушке леса? Какая нужда вытащила их сюда? Хоронят молодую женщину. Гроб обёрнут в красную материю, а внутри лежит его мать, странно неподвижная…Чуть поодаль сгрудились детки, испуганные и растерянные.
Люди с грустными лицами подходят к ним, что-то говорят, кто-то жалостливо гладит по голове, много незнакомых лиц. Все окидывают детей сочувственными взглядами.
Было очень страшно и одиноко. Он стоял, глухой и немой ко всему происходящему вокруг. Ему страстно хотелось только одного: уйти как можно дальше от этого печального места, убежать домой в надежде встретить там прежнюю живую, любимую маму.
Но мать никто не вернул и не мог вернуть обратно. Отец после той трагедии не смог оправиться и ушёл в глубокий запой. Их, пятерых детей, оставшихся без присмотра родителей, бдительные государственные мужи разместили в детские дома, в разные интернаты.
Он очень тяжело переживал разлуку с близкими, в первое время часто плакал, забившись незаметно в угол, потом перестал и замкнулся. На неизбежные в этих местах придирки ребят научился зло огрызаться и давать сдачу - да так, что с ним боялись связываться не только ровесники, но и мальчишки постарше. На все попытки нянек и воспитателей найти ключ к сердцу, он ещё больше замыкался в себя. И, названный с лёгкой руки детдомовской воспитательницы «волчонком», он нёс это прозвище как пропуск по жизни.
Глава III
Он снова взглянул в окно. Дождь уже перестал. Плотные, низко нависающие облака постепенно освобождали небосклон. На горизонте из-под багрово-сизых облаков блеснули жидкие прощальные лучи осеннего солнца. Ярким огнем заиграли гроздья рябины. Внизу шумно захлопали двери подъездов, и пространство между дворами привычно заполнила неугомонная, затосковавшая по солнцу детвора. Откуда-то из окон раздались крики встревоженных родителей – город после вынужденного безделья снова возвращался к своему привычному ритму.
«Гуль, гуль…», - послышалось совсем рядом. Он скосил глаза и приметил любопытную картинку: совсем рядом, на подоконнике, ворковали два голубка так близко, что дыхание, глядя на них, перехватывало. Самец горделиво выхаживал вокруг самки, попеременно то вытягивал, то втягивал стройную шейку и что-то нежное, наверное, очень важное шептал в невидимое ушко своей возлюбленной. Самка слушала, кокетливо склонив голову, сладко щурила глаза, и даже ему, далекому от биологии человеку, было понятно, что здесь, под его окнами, рождались великие чувства.
Странно, подумал он, даже звери способны на чувства. А мы, люди? Скорее всего, нет. Похоже, времена героев классической литературы безвозвратно канули в прошлое. А что теперь? Теперь всё иначе. На первое место выходят деньги, материальное благополучие, стремление жить в комфорте… А чувства, любовь отошли на третье, может даже на десятое место. Под любовью мы теперь ошибочно принимаем юношескую влюблённость, эгоистическое стремление во что бы то ни стало завладеть желаемым. Если настоящая любовь и зарождается где-то в глубине каменных джунглей современной цивилизации, то она быстро гаснет под ударами житейской рутины.
А любил ли он?
После завершения учебы ему каким-то чудом удалось избежать печальной участи большинства детдомовских выпускников. Он не стал алкоголиком, наркоманом, не воровал по мелочи в магазинах, в чужих домах, не попрошайничал на переходах… Не угораздило ему и отбывать срок в местах лишения свободы. Напротив, удалось устроиться по рабочей профессии. Жил, как вся иногородняя заводская молодёжь, в общежитии. Жизнь здесь развивалась по законам, которые ему были привычны по будням в детском доме. Выходные с почти постоянными вечеринками, гуляньями протекали бурно, но он от всего этого старался держаться подальше. Даже с девушками, несмотря на возраст, особо тесно не общался.
Нельзя сказать, что они избегали его, скорее - наоборот. Высокий брюнет со жгучим взглядом и аскетичной внешностью привлекал противоположный пол. Но он вообще панически боялся «этих самых близких отношений» с любыми людьми. Подруги друзей по общежитию, девушки охотно флиртовали с ним, но всё завершалось ничем - за исключением одной.
Звали её Лена. Встретились они банально - на одной из вечеринок рабочей молодёжи, куда его затащили, несмотря на упорное сопротивление, соседи по комнате. Вечер начинался, как обычно, с застолья, шуток, разговоров. Она весь вечер была рядом, за одним столом. Искоса он мимолётным взглядом отметил необычно милую для девушек её круга красоту и женственность, но, прекрасно помня результаты прежних романов, особых иллюзий на что-то значимое с ней не строил. Однако уже вскоре в его настроении неосознанно произошли перемены, словно там, внутри, хитрый и таинственный механик - «щёлк!» и включил рубильник.
За весь вечер, кроме дежурных фраз, они даже особо не общались, пока.…Зазвучала медленная мелодия, присутствующие стали расходиться по парам, за столом остались они и ещё несколько молодых людей без своих половинок.
- Не хотите, ли пригласить девушку на танец? – она, улыбаясь, с лёгкой иронией взглянула на него и опустила густые и длинные ресницы.
«Она прекрасна!» - мелькнуло в голове. По телу прошёл лёгкий разряд.
- Разрешите, - хрипло выдавил он, в душе страшно ругая себя за неотёсанность.
- А вы всегда такой стеснительный? - спросила она, уже кружась в танце.
- Вовсе нет, - нарочито сердито буркнул он.
Чувство неловкости нарастало. Лёгкой тенью скользнула по её лицу понимающая улыбка и спряталась в глубине, за длинными ресницами.
- Лена, - представилась она и вновь обезоруживающе улыбнулась.
Он ощутил неожиданные приливы тепла и новые порции неловкости. «Какой же я дурак, каким болваном кажусь ей», - продолжал терзать себя.
- Серега…то есть Сергей, - осипшим голосом только и сумел выдавить.
«Она считает меня, наверное, неотёсанным мужланом», - с досадой мелькнула мысль. Он не узнавал себя. С ним творилось что-то неведомое, незнакомое ранее. «Господи, я же зрелый мужчина, а млею перед девчонкой, которой, похоже, нет и восемнадцати, млею, как сопливый пацан-малолетка», - обескуражено в душе ругал себя.
- Пойдёмте.
- Куда? - неожиданно очнулся от мыслей.
- За стол, - просто ответила она, - танец уже закончился, - и снова улыбнулась милой улыбкой.
«Опять в который раз в глупом положении», - с досадой подумал и послушно направился к столу.
Дальнейший вечер он сидел как на иголках и с ужасом ожидал окончания вечеринки, но ситуацию снова разрешила сама Лена.
- Серёжа, не проводите меня домой? - просто спросила она. - Я живу в другом конце города, а теперь уже поздно.
Большие синие глаза испытующе остановились на нём. «Океан! Ну и пусть», - мелькнула обречённая мысль. Непослушными ногами подошёл, словно заворожённый, продолжая утопать в её глазах, подставил руку, она с благодарностью оперлась и, наконец, к его великому облегчению они вышли на улицу.
В лицо дохнуло вечерней прохладой. Сумбур в голове постепенно развеялся. «Хорошо», - облегчённо вздохнул он и с интересом взглянул на девушку. Милое личико с копной непокорных светлых прядей, спадавших забавными колечками сбоку и спереди… Под мягким овалом бровей огромные синие глаза. Аккуратные ямочки на щёчках. Она становилась ещё привлекательней, когда улыбалась. Ветер-задира шаловливо развевал лёгкое розовое платьице, под которым угадывались стройные девичьи линии.
Было прохладно. Чувство неловкости окончательно исчезло. Он накинул на зябкие плечи девушки куртку, она с благодарностью приняла ухаживание, и дальше они просто шли, наслаждаясь ощущением близости, чудесным вечером и неспешной прогулкой по ночному городу. Он смутно помнил, о чём они болтали в пути, да это было и не важно, но эти часы, минуты были, пожалуй, самыми счастливыми в его жизни.
- Вот и пришли, - с сожалением произнесла она, - здесь я живу.
И махнула рукой на многоэтажку напротив.
В голове мелькнула смелая мысль: «Сейчас или уже никогда».
- Лена, я… то есть мы… Можно, мы будем встречаться? – виновато, с надеждой взглянул он ей в глаза.
- Да, - тихо потупилась она, сделала паузу и неуверенно спросила: - Я пойду?…Поздно уже!
Он молча кивнул. Она ещё какое-то время постояла рядом, потом решительно повернулась и побежала к дому, на секунду исчезла за дверью, и оттуда снова появилось милое личико.
- Приходи завтра в восемь. Здесь, во дворе, я буду ждать! - крикнула она напоследок, задиристо засмеялась и исчезла в темноте подъезда.
В комнату он возвращался как на крыльях. «Приходи завтра, я буду ждать!» - непрерывно звучал в голове её голос.
Глава IV
Их роман с Леной длился чуть больше года. Такие серьёзные чувства он не испытывал ни до, ни после неё. Ему нравилось в своей Лене буквально всё, начиная от нежной улыбки и заканчивая незначительной деталью её одежды, движением рук, взглядами. Каким счастьем, блаженством было чувствовать рядом её ровное дыхание, запах милого тела да просто знать, что она здесь, рядом. Любил ли он её? Скорей всего, да. А она? Возможно, тоже, по крайней мере, в первое время. Но отношения у них так и не сложились. Он сам всё испортил. Образ «замкнутого нелюдима», «одинокого волка», намертво прикрепившийся к нему после смерти матери, преследовала его по пятам, не давала покоя и здесь. Эту ненавистную черту своего характера он не смог преодолеть даже в отношениях с любимой девушкой.
По этой причине роман у них развивался странно, подобно морскому прибою. Были периоды, когда чувства переполняли его, эмоции перехлёстывали через край. В такие минуты он готов был на всё ради неё! Но затем неизменно наступала другая полоса. Подступало чувство страха, неопределенности, боязни раскрыться, и тогда кто-то «невидимый» изнутри нажимал на тормоза…
И он вдруг исчезал на непродолжительное время. Возвращался к Лене только тогда, когда утихали эмоции. В первое время она не придавала этому большого значения, считала их типичной причудой парней, втайне, конечно, надеялась, что время излечит.
Однако один день сменялся на другой, а «приливы-отливы» его странного характера не исчезали, а наоборот, усиливались. Даже заветные слова «я люблю тебя, ты мне нравишься» так и остались невысказанными. Мужчины могут долго, а некоторые и всю жизнь обходиться без этих слов, женщины - нет. Им важно подтверждение любви в словах, возможность опереться на крепкие мужские плечи, найти взаимопонимание. Он как раз ничего этого, видимо, не мог ей дать. Да и с пониманием у них тоже был большой дефицит, особенно в последнее время. В какой-то момент ей надоело ждать, и она ушла к другому.
Это случилось после привычных очередных «отливов»…
Он лежал в тесной комнате заводского общежития и перебирал в памяти прежние встречи. Разлука явно затягивалась. Надо было решиться, закончить раз и навсегда с недомолвками. Лена нравилась ему, он любил, не мог жить без неё. Следовало бы прямо сказать ей об этом. Решено, он пойдет к ней прямо сейчас!
Купив по пути огромный букет белых роз, словно на крыльях помчался к ней. Мысленно перебирал слова, которые скажет при встрече. Вот и её микрорайон, дом, знакомая до мельчайших неровностей дверь. Привычным движением нажал на звонок, послышались знакомые шаги… Щелкнули дверные открыватели, и на пороге показалась она.
Слова, готовые вылететь с губ, застряли на полпути. Перед ним стояла другая, не прежняя Лена.
- Здрасть… я к тебе, - неуверенно вымолвил он.
Прежнее приподнятое настроение исчезало.
- Здрасте, - холодно ответила она и отвела глаза.
- Лена, ты прости, пожалуйста, за всё. Я виноват, очень перед тобой. С самого начала вёл себя как последний глупец, - неуклюже подбирал он слова, - прости, пожалуйста, если сможешь,- с надеждой взглянул в глаза.
Прижавшись спиной к закрытой двери, она отрешённо смотрела в сторону.
- Я многое передумал в последнее время и только теперь понял, как тебя мне не хватает. Мы будем счастливы и можем начать всё с начала, потому что, Лена, я тебя…
- Серёжа, - внезапно прервала она на полуслове, - а ведь знаешь, я так долго ждала этих слов. Вечерами, когда ты исчезал, одна в пустом доме, в мечтах представляла, как ты произносишь их мне. Всего лишь месяц назад была бы, наверное, безмерно счастлива, услышав, а теперь…, - Лена нервно поправила волосы, - пусто, ничего.
Она горько улыбнулась. На душе Сергея было паршиво, но надежда ещё не покидала его.
- Лена, я был глуп! Знаю, сам всё испортил, но изменюсь. Ты увидишь, я всё исправлю! Лен, я люблю тебя, мы … - не теряя надежды, буквально выпалил он заветные слова. Хотел продолжить, но…
- Серёжа, не надо, - снова оборвал его бесстрастный голос Лены, и, почти как приговор, она закончила: - Слишком поздно.
- Слишком поздно, - обречённо повторил он.
- Да, теперь поздно и ни к чему, - эхом отозвался её голос в голове.
Окончательно угасла надежда. Он бессмысленно взглянул на ненужные теперь цветы.
- Это тебе…думал помириться…Теперь…как-то так…некуда, - он виновато улыбнулся и протянул ей.
Она молча взяла букет, приложила к лицу.
- Спасибо, Серёжа, за всё, особенно за цветы. Они прекрасны и пахнут чудесно…
Голос её предательски дрогнул, в глазах блеснула слеза. В следующую секунду он почувствовал на своих плечах знакомые руки, губы обжёг неожиданный поцелуй.
- А теперь, пожалуйста, иди, Серёжа, - умоляюще попросила она.
Угаснувшая было надежда, снова затеплилась в груди. Перед ним снова стояла прежняя Лена.
- Лена, Леночка, я знаю, ты ещё любишь меня, - быстро заговорил он, с силой обхватив её за плечи. - Ещё ничего не поздно, всё можно исправить, вернуть, - с жаром продолжал, целуя в губы, лицо, солёные от слёз глаза.
- Серёжа, пожалуйста, уходи. Поздно, ничего нельзя уже изменить, - отчаянно вымолвила она и почти с мольбой выдохнула: - Господи, где же ты был неделю назад?
Неожиданно дверь в её квартиру приоткрылась. Оттуда слышался чей-то непринуждённый смех, лилась лёгкая музыка.
- Лена, ты идёшь? Гости заждались нас, - позвал незнакомый мужской голос.
Он понял всё.
- Ты права. Да, действительно, слишком уже поздно что-либо исправить, - глухо повторил он её слова, медленно повернулся на ватных ногах и зашагал прочь.
- Серёжа, прости меня. Я люблю и буду любить тебя всегда, - тихо прошептала она вслед, но он уже не слышал этих слов.
Дальнейшее происходило с ним как во сне. В памяти всплывали только отдельные фрагменты: скользили чужие равнодушные взгляды, лицо припорашивало снегом, мелькали дома, проезжающие машины… Очнулся в центре города, перед зданием кафе. Заманчивые огни настойчиво приглашали к себе. В тот вечер он впервые по-настоящему напился. Впоследствии привычка залить горе спиртным стала постоянной.
Ежедневные выпивки сказались на нём: исчезла безупречность в одежде, лицо приобрело характерный нездоровый цвет. Прежние друзья и товарищи стали сторониться и постепенно отошли от него. Он медленно спивался. Скорее всего, при такой жизни его ожидала «канава» - печальная участь местных алкашей, если бы не сон однажды…
Глава V
Ему снился полузабытый деревенский домик. Ярко светило солнце. Во дворе благоухала сочная зелень. Где-то привычно шумел инструментами отец, рядом резвились ребятишки. Долгие годы разлуки не изменили родные лица и места - всё здесь было, как прежде. Неожиданная новость обрадовала его. Он по привычке окликнул по имени своих братиков и сестёр, но ответа не последовало. Детвора продолжала увлечённо копошиться в песочнице, отец также стучал в сарае. И тут его осенило. Звуки… Несмотря на монотонное перестукивание тяжёлого молота - их не было. Он был чужим в чуждом для него мире. Это открытие потрясло его, к горлу подкатил знакомый ком, захотелось, как в детстве, заплакать, излить слёзы незаслуженной обиды. Вдруг в саду скрипнула дверца предбанника, и на пороге показалась мать.
- Мама…? - удивлённо воскликнул он. - Разве ты не умерла?
Мать горестно вздохнула.
- Конечно, нет. Разве вас можно оставить одних, вы же пропадёте без меня. Вот и ты, пока меня не было, пошёл по кривой дорожке, - она укоризненно покачала головой. - Говорят, и от водки уже не отказываешься. Отец, поди, насколько старше тебя, и то только по праздникам позволяет.
- Мам, я больше не буду честно-пречестно, - быстро залепетал он. - А ты, правда, живая и не уйдёшь больше? - с недоверием посмотрел на неё.
- Куда же я могу деться от вас? - по её лицу скользнула тень печали. - Я всегда была рядом. Тяжело пришлось тебе, сынок, осунулся весь.
Он судорожно кивнул.
- Иди ко мне, и тебе полегчает, - протянула мать руки. - В детстве, бывало, плачешь, не остановишься, а как в руки возьмешь, сразу успокоишься. Иди сюда, сыночек, - снова ласково поманила она.
Он уже захотел подбежать, обнять её, укрыться в подоле вкусно пахнущего платья, но неожиданно налетел холодный порыв ветра. Внутри стало зябко, в глазах потемнело, а когда снова их открыл, матери уже не было… Вместо неё перед ним – голова матёрого волка.
- Ну, здравствуй, мой мальчик. Я давно ждал этого момента, - заговорил зверь вполне человечьим голосом.
- А ты кто? - испуганно спросил он, пятясь назад.
- Я тот, кто всегда был с тобой, - благодушно ответил хищник.
- Я не помню тебя, - попытался он отмахнуться от неприятного собеседника.
- Нет, помнишь, - широко заулыбался волк, - и ты знаешь об этом. Я всегда присутствовал рядом с тобой. И в первую неделю твоего рождения, когда ты, мать и отец возвращались домой из роддома. Помнишь этот день, сынок? - волк внимательно посмотрел на него и, не дождавшись ответа, продолжил. - Ты мал был тогда, но помнишь. Я стоял рядом с тобой на кладбище, когда хоронили твою мать. Рано она ушла из жизни, - зверь удовлетворённо ощерился. - Я везде непрерывно следовал за тобой, где бы ты ни находился: в школьные годы там, в далёком детдоме, шёл по пятам за тобой. Здесь в городе. Даже когда ты встречался с девушкой, незримо присутствовал, только времени для встреч не было. Теперь наступило.
Хищник ещё раз удовлетворительно скользнул по нему взглядом. Остался довольным.
- Как видишь, мы одно целое с тобой, мой мальчик. Иди же теперь за мной, - позвал волк и, не дождавшись ответа, пошёл вперёд.
Он, как под гипнозом, последовал за ним. Путь пролегал через лес: чем дальше, тем гуще деревья. Он спотыкался о корни, больно поранил колени, но незримая сила толкала его вперёд. Ветви всё теснее сгущались над головой, они уже почти закрыли всё небо, становилось темно. Рядом слышались подозрительные шорохи, звуки. С каждым шагом они становились ближе. В душу закралась тревога, и тут он услышал далёкий голос: «Сынок, остановись, не иди за волком – эта твоя погибель». «Мама!» - догадался он и остановился. Волк подозрительно оглянулся назад.
- Чего остановился, мой малыш? Пошли, осталось совсем чуть-чуть, - вкрадчиво позвал он.
«Сынок, послушай меня, не иди», - продолжал звучать в голове еле слышный голос, пока совсем не исчез вдалеке. «Что я делаю в этом богом забытом лесу?» - неожиданно очнулся он.
- Уже немного, за тем бугром, - требовательно показал волк лапой куда-то вдаль, - пошли.
- Нет! - решительно возразил он зверю и остановился как вкопанный.
Силы и разум возвращались к нему.
- Ты пойдешь за мной, я заставлю тебя идти туда, - нетерпеливо и зло оскалился хищник.
- Ты будешь подчиняться моей воле, мой мальчик, и будешь следовать за мной, - повторил волк и протянул к нему огромную лапу.
- Не-е-ет! - истошно завопил он и проснулся.
Больше после этого случая он к спиртному не притрагивался.
Глава VI
Облака за окном окончательно очистили небо. Солнце уже село, сгущалась темнота. Он закурил сигарету. В окнах напротив зажглись огни. Город после тяжёлого трудового дня замирал у телевизоров.
Попытка начать с нового листа в тот раз не получилась. Жизнь через некоторое время снова пошла наперекосяк.
Наступили 90- е годы, а с ними исчезла страна, в которой он жил всё это время, отдал для её защиты лучшие два года. Теперь, уже в новой стране, с новыми политиками, начался кризис, волна закрытий промышленных предприятий. Не избежал печальной участи родной завод. Он оказался одним из первых, кто попал под нож повальных сокращений.
Безработица сама по себе тяжёлое испытание для любого человека, а для него, без всякой надежды на помощь со стороны, – эта была катастрофа. Он сразу же лишился места в общежитии – благо, прежние товарищи позволяли ночевать в комнате. Кроме как работать электриком, ничего он не умел: торговать не приучен, грабить и заниматься мордобоем не хотел, попрошайничать не позволяла гордость. Денег катастрофически не хватало, и каждое утро начиналось с привычной мысли: « Где найти ещё кусок хлеба на день?».
Приходилось кормиться случайными заработками: подрабатывать на рынке у торгашей, у «чёрных», терпеть хамство, плевки окружающих, и поэтому, когда возникла возможность отправиться на Северный Кавказ, он ни на минуту не раздумывал.
Война…Он не любил это слово, тем более не любил рассказывать о ней. Только неопытные юнцы, начитавшись романов и наглядевшись фильмов о ней, могли мечтать об этом как о месте подвигов, романтики и героизма. Ничего подобного он здесь не видел. Был тяжёлый, изнурительный ежедневный труд, физически и морально опустошали марш-броски, боевые выходы в горы. Видел много ранений, смертей, глупых и не очень. Видел развороченные взрывом тела ребят с разбросанными вокруг внутренностями, оторванные конечности. До боли в ушах отдавались истошные крики раненых о помощи. От всего этого иногда хотелось выть на луну, но нельзя - он солдат, он давал присягу (будь она трижды неладна!) «стоически переносить все тяготы военной службы». Как издёвка звучал теперь знакомый текст. Был, правда, один плюс от войны: отношения между людьми были здесь предельно просты, понятны и ясны. Там где-то находится враг - и с ним надо быть настороже. Если надо убить, то это надо сделать, ни секунды раздумывая, - иначе будешь убит сам. А рядом есть свои ребята – их нужно прикрывать, порой ценой своей жизни. Вот такая простая философия жизни, её не надо было зубрить в университетах, чтобы выучить, - она сама постигала тебя.
Глава VII
Только война и экстремальные будни рождают настоящую мужскую дружбу. Здесь они находили боевых товарищей, здесь же их потом навсегда оставляли, как он Сашку.
Впервые они познакомились после очередного выхода в горы. Он лежал, отдыхая в палатке, опустошённый и мрачный после задания. Опять ошибка в донесениях разведки и, как результат, «незапланированные потери» - несколько раненых и пара «двухсотых». Все совсем ещё пацаны, «карандаши» как их называли ребята постарше и "контрактники", годик даже не отслужили. «Незапланированные потери» - как он ненавидел это слово! В морду бы ткнуть этой бумажкой тому, кто его придумал, и заставить потом проглотить всё до последней крошки. Сергей зло сплюнул, и тут появился он.
- Товарищ сержант, разрешите обратиться, - раздался бодрый голос в дверях.
- Давай, - не повернув головы, процедил он сквозь зубы.
- Товарищ сержант, рядовой Н… явился в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы, - также бодро отрапортовал голос.
- Ну? - мрачно переспросил он и приподнялся с кровати.
Перед ним стоял долговязый новобранец, совсем ещё юнец, как пить дать вчера со школьной скамьи.
- Рядовой Н… прибыл для прохождения дальнейшей службы, - уже не так бодро повторил пацан.
- Ну и чё ты припёрся сюда? - без особого энтузиазма выругался он.
- Служить… Родине, - неуверенно, сбитый с толку, пробормотал пацан.
Ответ, словно солью, разбередил недавнюю рану.
- А где эта твоя Родина, солдат? Может эти… сытые хмыри? - он со злостью ткнул в улыбающиеся лица политиков и генералов на первой полосе армейской газеты «Красная звезда».
- Родине служить, - насмешливо передразнил юнца. - Ты хоть знаешь, куда попал?
Он вызывающе посмотрел на солдата, тот весь сжался.
- Так точно, на Северный Кавказ, - обиженно промямлил пацан.
- Нет, ты не на Кавказ попал, а в Ч-е-ч-н-ю, - чётко по буквам произнёс он, голос буквально звенел. - Забудь учебники, Чапаева, ты здесь не герой, а оккупант. Видишь горы? Там твой враг, духи, «чехи» называем мы их. Так вот они готовы с удовольствием резать наши, мою и твою башку, медленно, от уха до уха.
Он провел характерное движение по шее.
- А потом пропорют животы, - продолжал, испытывая необычайное возбуждение, - намотают кишки вокруг туловища и положат под задницу гранату Ф-1, чтобы подорвался ещё кто-нибудь такой, как ты, лопоухий.
Он саркастически улыбнулся. Пацан окончательно сник. Он глядел теперь на него, жалкого, растерянного, и злость моментально улетучилась. «Чего это я так разгорячился? Похоже, нервы ни к чему, совсем ошалел. Причем здесь "молодой"? - устало подумал. - Его так же, как и других «карандашей», пригнали сюда по приказу, как стадо на убой. Спасибо за это Пашке Грачёву и обоим Борисам в Кремле», - он мысленно выругался.
- Откуда родом? – спросил уже примирительно.
- С Астрахани, из области, - тихо ответил молодой.
- Я тоже с Волги, земляками будем. Серёга зовут меня, - протянул он руки.
- Рядовой Н…, то есть Саша, - неуверенно представился солдат.
- Будем знакомы, - бодро похлопал юнца по плечу. - Занимай любые свободные места.
«Их сегодня много», - с тоской подумал он, но промолчал.
- Подожди!
Новобранец остановился.
- Иди сюда. Займешь койку рядом, эта будет твоя теперь.
Сашка сразу понравился ему. Хороший пацан, честный, по-детски доверчивый и непосредственный, любил мечтать, может, даже больше, чем положено солдату. Для других это было бы предметом шуток, придирок сослуживцев, но ему проходило. Увлечённо и помногу рассказывал о семье, о родных местах. Приглашал в гости.
- Знаешь, тебе непременно у нас понравится. А мама как будет рада тебе! Она у меня такие пироги печёт, объедение! - Сашка мечтательно закатывал глаза. - Потом пойдем на рыбалку. Рыбы у нас много! Разная! И такие большие есть! - во всю ширину растягивал руки. - И столько! Хоть голыми руками лови!
Иногда после утомительных боевых выходов так доставал разговорами, что в сердцах, бывало, вскричишь на него. Ненадолго умолкал, а потом снова продолжал в том же духе. Мечта у него была - на геолога непременно выучиться. После службы в армии надеялся поступить, звал с собой, совета спрашивал. «Тоже нашёл советчика, авторитета по выбору жизненного пути», - с иронией думал он. Теперь никогда и никуда не поступит. Есть люди, которые могут предчувствовать свою смерть, вот и Сашка как в воду глядел тогда…
Глава VIII
Однажды они лежали в густой траве рядом с расположением роты. Была весна. Перед глазами простиралась бездонная синь неба. Ноздри приятно щекотал запах из разноцветья горных трав. Грудь распирало от счастья, рядом гудел трудолюбивый шмель, высоко в небе щебетали птицы. Было спокойно, тихо, по-домашнему умиротворённо, а где-то по-прежнему шла война, гибли люди…Не хотелось даже думать об этом.
- Серёж, Серёга, а как ты думаешь, есть после смерти жизнь? - раздался рядом голос Сашки.
- Не знаю и тебе советую не морочить попусту голову глупыми идеями, - с неохотой оторвался он от своих мыслей.
«Опять понесло в философию», - устало подумал ещё.
- А я думаю, есть, - не слушая, продолжал Сашка, - и Бог есть. Ведь ради чего-то всё это вокруг создано, - обвёл руками вокруг. - Но не для того же, чтобы люди бессмысленно убивали друг друга, иначе всё теряет смысл. Нет, есть там что-то за смертью, а что … - он поудобнее расположился. – И это, по-видимому, зависит от самого человека. Если, допустим, он атеист, не верит в жизнь после смерти – так тому и быть: будет там пусто. Но если человек верующий, с душой – будет ему вечная жизнь, а может, как в Библии, рай. А может..., - наступила непродолжительная пауза. - Только всё равно неохота так рано умирать, я ведь по сути ничего хорошего не успел ещё сделать, - быстро закончил он.
Сашка замолчал, перевернулся на спину и снова обратил отрешённый взгляд на небо. Сергей подозрительно скосил глаза. Мысль товарища настораживала его.
- Сашка, ты это чё? - приподнялся он на локте. - Какая такая, твою мать, смерть, жизнь после смерти? Ты это давай прекращай… рано ещё нам об этом думать.
Он ободряюще улыбнулся. Благодушное настроение окончательно развеялось.
- Мы с тобой ещё на свадьбе твоих детей будем танцевать, - попытался шутить.
Сашка ничего не ответил, лишь горько улыбнулся.
Через несколько дней его не стало. Он был убит пулей снайпера. Выстрелом прямо в голову. Буднично и просто, словно аккуратный садовник срезал под корень молодой цветущий бутон капризным дамам на утеху. Жизнь оборвалась на самом многообещающем месте.
Сергей тяжело вздохнул.
Смерть Сашки для него стала началом новой полосы невезения. Будни, обретавшие смысл, снова вернулись в привычную неудачную колею. Он стал пренебрегать жизнью, напрашивался на самые рискованные задания. По казарме побежали разговоры: «Ещё один пошёл искать свою пулю!»
И однажды их БМП при возвращении с задания подорвался на мине. Тяжёлую броню разворотило на части, раненых и убитых раскидало на многие метры от машины, а его и ещё нескольких пацанов, выживших после взрыва, долго потом собирал в госпитале опытный, видавший многое за свою жизнь полковой хирург. Только он из всей группы выжил. На этот раз костлявая прошла мимо него, только холодом обдало на мгновенье. Тот лечащий его врач во время обхода подолгу останавливался возле кровати и удивлённо качал головой: «Ну ты, солдатик, в рубашке родился». А он в ответ лишь иронично усмехался: «Знал бы этот многоопытный костоправ, что сталось с его рубашкой, если она вообще была у него».
После выписки из госпиталя ему дали увольнительные - поправить здоровье. Так он оказался здесь и теперь ждал конца отпуска - с неутешительными мыслями у окна.
Глава IХ
Наконец-то за два года отсутствия он снова в родном городе, но радости от долгожданной встречи не было. Здесь всё изменилось до неузнаваемости. Вокруг только хмурые лица, апатия. Масса нищих, попрошаек на вокзалах, в подземных переходах. Хамство, ругань в общественном транспорте, в очереди в магазинах. Остановились или работали в полсмены все известные ему предприятия, в том числе его родной завод.
Половина города бездельничала, перебиваясь припасами с летних огородов, случайными заработками, пенсиями бабушек и социальными выплатами, что хоть и нерегулярно, но государство ещё продолжало платить. От такой безысходности мужское население повально пьянствовало. К ним, к большому сожалению, присоединялось всё больше женщин.
Другая половина города, как могла, приторговывала. Причём торговали везде: на рынке, в магазинах, в бывшем помещении детского садика, на стадионе. Единственное место, где не было торговли, – это проезжая часть дороги.
Была, правда, третья часть города, не самая многочисленная, но влиятельная. Их жизнь, на зависть первым и вторым, протекала неспешно, на дорогих иномарках, в шикарных особняках, преимущественно вечерами и ночью. Они развлекали и баловали себя в ночных клубах, ресторанах и на праздничных ужинах, облепленные бесчисленным количеством «прилипал» и любителей петь дифирамбы, когда угодно и где угодно, лишь бы деньги платили.
О том, что где-то идёт война, гибнут люди, большей части забитого житейскими невзгодами населению было до «фени». Но находились среди них и те, кто считал их «отмороженными», подонками и убийцами. Как-то довелось ему смотреть передачу о Чечне с очень популярным и уважаемым с прежних ещё лет журналистом. Пригласили на шоу паренька, воевавшего на Северном Кавказе, хромавшего на одну ногу,- видимо, последствия ранения «оттуда». Он, несчастный, слова не мог вымолвить. Зал накинулся на него: «Подонки, убийцы, почему выполняете преступные приказы? Бросайте оружие, уходите», - неслись отовсюду. Особенно, неистовствовала женщина из какого-то комитета вроде солдатских матерей. Больно.
Они такие же, как мы, только судьба по-иному распорядилась: «жизненная фишка ВЗЯЛА ДА УПАЛА не на ту масть». Дома у них остались обычные мамы, простые женщины из глухих деревень, городских рабочих окраин. В безутешном страдании, страхе и надежде бессонными ночами молятся, ждут возвращения своих любимых чад живыми, невредимыми. К сожалению, не всем суждено вернуться.
К кому-то сыновья вернутся траурным подарком, обёрнутые в цинк «груза 200». И застонет, рухнет тогда земля под тяжестью горя матери, выскребет всё без остатка из разрывающей грудь женщины. И вконец разверзнется, обнажится безжалостная, снедающая всё пустота, тоска-печаль. А у кого-то из них погибший сын был единственной радостью в жизни…
Негоже нам, сытым, довольным, не слышащим здесь пронзительного свиста пролетающих над головой пуль, ухающего рядом снаряда, ежедневно не видящим убитых в бою, раненых товарищей, корчащихся от нечеловеческой боли, навешивать на них ярлыки. Ведь пацаны, такие, как Сашка, воевали и гибли там не потому, что хотели убивать, а потому, что так вышло: Родина приказала, денег не нашлось, чтобы «отмазаться», дурак был, верил в справедливость, романтику.
После этого случая он не смотрел подобные передачи и не верил никаким сердобольным «комитетчикам».
Страна, которую он знал, исчезла не просто в названии, а в людях. Жаль, а они ведь там, в Чечне, воевали, положили свои жизни и за первых, и за вторых, и за третьих, и даже за четвёртых. Быть может, пройдут десятки, может, двадцать или чуть больше лет, Россия встанет с колен, и тогда благодарные потомки вспомнят имена простых парней, которым не повезло, когда наводили «конституционный порядок» на Северном Кавказе.
В соседней квартире из динамика неслась песня Маши Распутиной «Отпустите меня в Гималаи», слышался громкий смех, возбуждённые пьяные выкрики...
Но он верил в счастливые времена, верил: несмотря ни на что, они обязательно наступят! Иначе не могло быть.
Глава X
На улице стемнело. В кухне слышались звяканье посуды. Это сестрёнка, вернувшись с работы, готовила ужин для мужчин.
После выпуска из детского дома и службы в армии он настойчиво пытался отыскать следы близких людей. Нашёл только младшую сестру и лишь потому, что она ещё продолжала учиться и жила в детском доме, а остальных, видимо, судьба раскидала по необъятным просторам страны.
Он вспомнил, как пришёл сухой ответ на один из его многочисленных запросов: «Сообщаем тчк Ребёнок с похожими личными данными обучается в нашем учебном заведении тчк…». На следующий же день поехал в тот самый детский дом. Сгорал от нетерпения, когда ехал, волновался, ожидая в вестибюле общежития. «Может, снова ошибка? Если это сестрёнка, признают ли они друг друга? Всё же столько воды утекло с тех пор, как виделись в последний раз… Вопросы, один тяжелее другого, одолевали его.
Наконец, в фойе появилась угловатая девочка-подросток. Он вздрогнул - эта была она! Несмотря на долгие годы разлуки, Сергей узнал в ней смешную пузатую девчонку, с которой так любил играть, любил дразнить её в детстве. «Маша?! – полуспросил, полувоскликнул он. Внутри что-то кольнуло.
- Я твой брат. Ты меня помнишь?
Она в нерешительности остановилась. Вдруг её лицо засияло, и с криком: «Братик!!!» - она бросилась на шею.
- Я знала, верила, что придёшь, - непрерывно лепетала девочка. - Серёжа, ты же не уйдёшь, не оставишь здесь одну? - с тревогой посмотрела ему в глаза. Он кивнул:
- Я буду приходить к тебе, как можно, часто, а после школы заберу к себе, буду помогать.
Сестра благодарно вздохнула. Правда, помощник из него оказался никудышный, впоследствии больше ей приходилось оказывать поддержку непутёвому братцу. Вот и сейчас уже в который раз он снова, как, выпутавший из смертельной ловушки раненый зверь, зализывал раны...
Он мрачно вздохнул и вернулся в зал. Там сидел уже муж сестры, свояк. Они молча обменялись взглядами. По телику показывали какую-то пародийную муру. Правильный оказался у него свояк: не брехун, не пустослов. Лишних вопросов не задавал, понимал с полуслова. Удачный выбор сделала сестра. По крайней мере, за это он был благодарен судьбе.
В доме царила напряжённая тишина. Подошла сестрёнка.
- Пойдёмте к столу. Я уже накрыла, - она взглянула на мужчин.
Те, не проронив ни слова, прошли на кухню.
- Серёж, завтра во сколько у тебя поезд? – нарушила неприятную тишину Маша.
- В десять тридцать, - с удивлением напомнил он. Сестра сама недавно проверяла содержимое сумки и билеты.
- Я тут вещи твои уложила. Кое-что постирала, - продолжила она, - положила тёплые носки, свитер вязаный - в солдатском не больно согреешься. Прогноз передавали – скоро холода, снега пойдут…
Последовала пауза.
- А может, Серёж, останешься? - вопросительно взглянула на него. - Устроишься на работу. Вот у Лёшки, давеча говорил, требуются опытные электрики. Правда, Лёш?
Она бросила многозначительный взгляд на мужа. Свояк неопределённо хмыкнул.
- Контракт у меня, ещё год надо служить, - не поднимая головы, ответил он.
А сам подумал: «А какая здесь, к чёрту, перспектива? В лучшем случае ждёт участь пополнить и без того огромную армию городских бездельников или сшибать, как прежде, случайную работу у торгашей на рынке вместе с болтающимся там сбродом? А в худшем- бомбить тех же «торгашей» по требованию местной шпаны или спиться. Нет, с него хватить, уж лучше «там» словить пулю, чем снова влачить такое существование».
- Я ещё сверху несколько банок варенья положила. Вишнёвого да из малины немного…, - меланхолично продолжила сестрёнка, характерным движением нервно поправляя волосы.
«Как Лена когда-то», - мелькнуло в голове.
- Ты это… поаккуратней, не разбей их…, - голос дрогнул.
На глазах появилась влага.
«Ты там поаккуратней, береги себя…», - не надо было особых способностей, чтобы прочесть мысль сестры. Он отложил ложку, есть расхотелось. Поднялся, тихонько обнял сестру за плечи.
- Маш, ну что ты? Вот увидишь, всё будет нормально. Год пролетит незаметно. Контракт закончится, и я вернусь. Устроюсь электриком, как давеча говорила, к Лёшке, – поискал взглядом поддержку у свояка.
Тот поспешно закивал головой.
- Да, да. У нас как раз новый цех строится, к этому времени будет готово.
- Маш, видишь, даже Лёшка говорит: будет хорошо.
- Действительно, всё будет, как вы говорите, х-о-р-о-ш-о. Что это я здесь сырость развела? - чересчур спокойно, даже слишком, ответила сестра, пальцами убрала недавнюю слезу, парой лёгких движений поправила невидимые складки на платье и добавила нарочито сурово:
- Пойдёмте спать, мои заговорщики, поздно уже. Завтра рано вставать.
«Вот, опять расстроилась. Не повезло ей с братом, ох, не повезло.…А тут завтра ехать», - невесело подумал он. Потом ещё долго ворочался в постели. Не спалось: в голову лезли разные мысли, предстоящие проводы.
Он чувствовал, день будет жарким.
Глава XI
Поезд подъехал строго по расписанию. «Пассажирский поезд «Казань – Волгоград» прибывает на первый путь, - прозвучал бодрый голос диктора в громкоговорителе. Пассажиры с огромными сумкам, баулами заспешили к вагонам. За ними напирали гости и провожающие, а между - суетились шустрые старушки с нехитрым товаром. Сестрёнка уже который раз повторила, как нужно беречь себя. Он послушно кивал. Пора было прощаться. Перекинулись взглядами со свояком, крепко обнялись.
- Ты это, Серёж, может, действительно пора тебя завязывать с «войнушкой»? – виновато, точно оправдываясь, начал свояк. - А насчёт работы не переживай, что-нибудь придумаем. С начальством у меня отношения хорошие, может, работёнку какую подкинет.
Он не успел ответить.
- Пассажиры, по вагонам, через минуту поезд трогается. Провожающих, прошу отойти от вагонов, - требовательно торопила элегантная проводница в фирменной спецодежде.
Толпа засуетилась.
Кто-то из проходящих мимо задел его со спины. «Берегись!!!» – с шумом пролетела карета с ручной кладью. На шее повисла сестрёнка. Худшие опасения сбывались.
- Серёжа, братик, не уходи.…Не пущу, никуда не отпущу! - в истерике запричитала она. Тело сотрясали конвульсии.
- Маш всё будет нормально. Всего лишь год небольшой, немного ещё осталось, совсем чуть-чуть, - зная, что это бесполезно, попытался успокоить сестру.
Народ постепенно рассасывался с перрона, проводница уже с нетерпением поглядывала на них. На душе было паршиво и отвратительно. Он беспомощно огляделся вокруг. Проводы явно затягивались. С помощью подошедшего свояка, наконец, удалось оторвать сестрёнку. Он благодарно взглянул на него.
- Лёш, я подумаю над твоим предложением, - искренне ответил он, вспомнив недавний разговор. - Правда, надо что-то менять в жизни, возможно, жениться. Пока. До встречи! Прощаться не буду. Маш, я люблю тебя, очень, очень…, - и, чтобы не показать подступившие слезы, развернулся и быстро поднялся в свой вагон.
- Господи, пресвятая Богоматерь, только верни его оттуда, раненого, хоть какого, только верни! Возвращайся живым! - продолжала причитать сестрёнка вслед.
Перед самым входом, дёрнула нелёгкая, он оглянулся и последнее, что увидел за собой, – это были пустые, безжизненные глаза Машки, словно навсегда провожавшие его.
«Эх, знал же, дурная примета - оглядываться назад, - в сердцах выругался и прошёл внутрь.
В купе он занял место на верхней полке, свою уступил мамаше с ребёнком. Из окна увидел родных, ещё раз помахал рукой. Лёшка с перрона что-то пытался донести движением губ и рук сквозь толстые стёкла вагона, но получалось плохо: он ничего не понял – всё его внимание приковала сестра. Взгляд, абсолютно отрешённый, продолжал созерцать невидимую точку пред собой. «Пройдет, должно пройти, - попытался успокоить себя, но настроение не улучшилось. Грустные мысли продолжали витать в голове.
Состав тронулся. За окном замелькали знакомые строения, деревья, и через несколько минут поезд, вырвавшись в просторы за город, привычно застучал колёсами. Всё, теперь только вперёд.
Аккуратно распределил вещи по местам. Знакомые, неспешные движения успокаивали нервы. Познакомился с соседями, то есть они с ним. Раздался стук в дверь, и на пороге предстала знакомая уже проводница, проверила билеты.
- Берём постельные принадлежности. Есть горячая вода для чая. Вагон-ресторан, кто желает перекусить, всего через вагон, - привычно сообщила она и пошла дальше по своим делам.
Закончив с делами, он отправился за постелью, чаю не хотелось. Там уже стояла очередь из пяти-шести пассажиров.
- В Волгоград? – спросила женщина, протягивая чистые и аккуратно отглаженные простыни и наволочки.
Он кивнул.
- Ночью будем. За полчаса разбужу, - предупредила она.
Пара опытных, испытывающих глаз остановились на его молчаливой фигуре.
- А потом? ...На Кавказ?
- Откуда узнали? - удивился он.
- Оттуда, мил человек. Не первый десяток уже сопровождаю людей в поездах, - она сделала многозначительную паузу и добавила без оптимизма в голосе: - И на вашего брата, ох, сколько насмотрелась, туда и обратно. А на перроне кто провожал?
- Сестра, - ответил, ощущая, как снова наполняет его недавняя прощальная горечь.
Многоопытная женщина понимающе отвела взгляд.
В купе он с удовольствием растянулся на постели. Мягкая, прохладная ткань свежего белья располагала к покою. Тело зудело, как после тяжёлой физической работы. Сказывалось напряжение последних минут.
«Всё позади, - облегчённо вздохнул, с неохотой вспоминая недавнюю сцену прощания, - осталось заехать к родителям Сашки, и - вперёд…, - устало подумал он. - А куда вперёд? Туда…тук-тук…туда…тук-тук, - и погрузился в сон.
Ему приснился снова, уже в который раз, один тот же сон.
Он опять в Чечне, в горах. Его взвод вновь ведёт нескончаемый, неравный бой с «духами». Падают один за другим убитыми его товарищи, в конце концов, только он остался в живых. Надёжный, видавший виды АК-74 послушно поливает врагов смертоносным огнём и вдруг неожиданно замолкает. Наступает оглушительная тишина.
В досаде он отстегнул магазин – пусто, в бессилии отшвырнул. На противоположной стороне оживились: «Рускый сдавайся, иначе будем мало-помалу резать тебя». Боевики осмелели, идут в полный рост. Они уже совсем близко, Сергей смог даже различить холодные безжалостные глаза «бородачей». Чуткие пальцы на спусковом крючке.
«В плен хотят - не дамся!» - мелькнула отчаянная мысль. Вопреки всему паники не было, мозг на удивление рассуждал чётко и хладнокровно. «Как часики, тик-так, тик-так», - некстати пришла мысль. Спокойными движениями достал гранату. Тик-так… Духи подобрались ещё ближе, даже слышно напряжённое дыхание одного из них. Тик-так… Вытащил чеку. «Бородачи» в злорадном предвкушении, с криками: «Аллах, акбар!» - бросились к нему. Рука машинально отпустила предохранитель. Тик-так…раздался хлопок…Смерти он не почувствовал - просто вдруг стало необыкновенно легко и свободно. Тело вмиг стало невесомым…
- Солдатик, вставай, пора! - неожиданно окликнул его кто-то посторонний.
- Конечная станция, тебе выходить, - повторил снова голос и вернул к реальности.
Он в купе поезда. Пред ним - знакомая проводница.
- Через несколько минут прибудем на вокзал, собирайся, - тепло напомнила она и участливо спросила: - Сон снился? Спал нервно, ворочался.
Он не ответил.
- Эх, война, что она делает с людьми, - женщина сокрушенно покачала головой.
За окном замелькали промышленные пригороды большого города. Он быстренько собрал сумку и поспешил к тамбуру. Там уже толпились пассажиры купе. Состав, глухо лязгнув тормозами, остановился. Проводница привычными движениями подняла люки, открыла двери, народ потянулся к выходу.
- Удачи тебе, солдат, счастливого возвращения, - как старому знакомому, пожелала вслед женщина.
- Спасибо! Вам тоже, - улыбнулся он в ответ.
От нехитрых знаков внимания на душе стало светло, и с хорошим настроением он ступил на перрон, спеша к центральному автовокзалу. Тишина. Была самая рань. Над городом стелился предутренний туман. Навстречу попадались лишь редкие прохожие. Дул лёгкий северный ветер. Прохладно. «Как тогда», - вспомнился первый день их знакомства с Леной.
Глава XII
Автобус высадил его посреди пустого пространства и поехал дальше по маршруту в Астрахань, оставляя за собой клубы жёлтого дыма. «Солодники», - прочитал он надпись крупными буквами над одиноко стоящей будкой. На много километров вперёд простиралась безжизненная степь, покрытая чахлой жёлто-бурой растительностью. Солнце, несмотря на позднюю осень, нещадно жгло. Лёгкие вмиг наполнил запах терпкой степной полыни. «Эх, дороги… Пыль да туман, холода тревоги, да степной бурьян», - неожиданно пришли в голову слова из популярной песни военных лет и так же внезапно погасли.
По левую сторону от остановки тянулись серые строения населённого пункта. Виднелись стройные ряды пирамидальных тополей. Посреди села возвышался полуразрушенный остов старинной церкви. Где-то вдалеке, между домами и деревьями, мелькала и пропадала серебряная излучина Волги. Он, закинув тяжёлую сумку за плечи, поспешил по направлению к селу.
Несмотря на полдень, навстречу никто из жителей не попадался. «Пусто, как будто вымерли, - пришла неожиданная ассоциация, - и спросить не у кого».
Наконец, из-за поворота показалась девчушка лет десяти-двенадцати. Она шла, весело размахивая сумками. Тонкие косички торчали в обе стороны и смешно подпрыгивали в такт её движениям.
Он окликнул. Девочка остановилась, косички замерли. Курносый нос и пара задорных, готовых вот-вот прыснуть заразительным смехом глаз внимательно оглядывали незнакомца. Он назвал адрес. Девочка задумалась, при этом её маленький лоб смешно наморщился.
- А-а-а, это к тёте Маше. Вам - за Советской, там улица пролегает над Дубовкой! - радостно воскликнула она и охотно стала объяснять. Потом махнула рукой:
- Да нет, лучше давайте я вас всё же провожу. Тут недалеко мне!
Он, поблагодарив доброжелательную попутчицу, последовал за ней.
Глава XIII
Домик родителей Сашки располагался над самой низиной реки. Он несколько минут полюбовался пейзажем. Дорога от села и несколько извилистых тропинок чуть далее петляли по крутому обрывистому берегу и сходились у небольшого населённого пункта внизу, на пойме. «Дубовка!» - вспомнил недавнюю попутчицу.
За домами, как солдаты, выстроились стройными рядами пирамидальные тополя, то тут, то там блистали на солнце мелководные ильмени, и далее, до самой Волги, - окрашенные в осеннее золото и пурпур ленточные леса.
«А места, какие у нас красивые! Знаешь, тебе непременно понравится. Мама, как она будет рада тебе!» - на память пришли слова Сашки. Вот насчёт мамы не был уверен. Внутри тревожно кольнуло, напоминая о цели поездки.
Он толкнул калитку. «Скр-ы-ы-ы-п», - натужно ответили проржавевшие петли. Его взору открывалась грустная картина: сарайчик, некогда основательный, но теперь подкосившийся на один бок, крыша дома прохудилась и требовала капитальной починки, сплошь и рядом мелькали дыры в заборе - всё указывало на давнее отсутствие в доме крепких рук хозяина. Ощущение собственной вины усиливалось. Сергей с недобрыми предчувствиями последовал в дом.
Узкая дорожка вела через небольшой сад. Под ногами шуршала опавшая листва. На деревьях висели сочные плоды яблонь поздних сортов. Осторожно постучал. «Да, да, заходите», - раздался юный голос из-за дверей.
Он прошёл.
Темнота. «Я сейчас, подойду. Вы пока скидывайте одежду, - послышались торопливые шаги. - Мы, правда, ждали только назавтра прихода…», - внезапно голос осёкся. Глаза с трудом привыкали к сумраку.
- Здарст…е. Вы к нам? – пара вопросительных глаз с удивлением смотрели на молодого человека в военной форме.
- Я из отпуска, по дороге…это…решил заехать, - почему-то слово «обещал» не шёл с языка. - Мы с Сашкой служили…вместе, - путано объяснился он.
- Наташа, к нам гости? – вопрошал немолодой голос из зала.
«Сестрёнка, Наташей зовут. Я её в шутку Наталья Гончарова, по Пушкину, из книг, называю. Обижается, не любит, когда её сравнивают», - пришли на память слова Сашки. Глаза потихоньку привыкали к темноте. Перед ним предстали смутные очертания девичьей фигуры. «А ведь Сашка верно приметил - вспомнил знакомый со школьной скамьи образ возлюбленной Александра Сергеевича. На душе по-прежнему было неловко, тревожные чувства не отступали.
- Да что это вас в дверях держу. Вы проходите внутрь, - смущенно пригласила девушка.
- Здравствуйте, - поздоровался он с женщиной в зале.
Хозяйка дома полулежала на диване, видимо, хворала. При виде гостя женщина с усилием приподнялась с места и внимательно оглядела незнакомца.
- Мама, это… - Наташа вопросительно глянула на него.
Неловкость от первых минут прошла.
- Серёжа, - представился он.
- Они вместе с Сашкой нашим…служили там, - с неподдельным интересом разглядывая гостя, продолжала девушка.
- Серёжа, ты это, проходи, садись, - женщина оправилась и обратилась уже к дочери: - Наталья, сходи на кухню, посмотри , что-нибудь на скорую приготовь. Гость, небось, сдалека, с дороги проголодался.
Девушка ушла. Они остались вдвоём.
- Захворала я чуток…Мы давеча ожидали врача. Не прибрано здесь, - виновато оправдывалась хозяйка. - Наташенька старается, - она глянула в сторону кухни, - но тяжело ей одной по дому справляться. Тут ещё выпускной, к экзаменам надо готовиться. Она хоть молчит, но вижу…тяжело ей, - женщина вздохнула, - подруги у неё всё по дискотекам, в город ездят на выходные, а Наталья вот со мной мучается.
Наступила тишина. Слышно было только, как громко тикают старинные часы на стене.
- А ты, сынок, как надолго или…? – женщина вопросительно глянула на него.
- Из отпуска я, Мария Сергеевна, - вспомнил он имя хозяйки.
Снова последовала пауза. По комнате распространился запах свежеприготовленной пищи. Пришла Наташа с подносом.
- Мне, дочка, только чуток. А ты, Серёжа, кушай. Тебе с дороги и дальше ехать, - строго остановила женщина его неумелую попытку возразить.
- Много, Серёжа, тебе осталось до конца службы? – спросила хозяйка, внимательно наблюдая, как он кушает.
- Год…Я по контракту.
Мария Сергеевна задумалась.
- Сашке-то тоже около года оставалось, а вышло как…, - на глазах блеснули слёзы.- В детстве помню, измотаюсь за день, не сдержусь и по попке ударю… несильно так, слегка, а он насупится, не плачет, молчит, только с укором смотрит на меня, словно спрашивает: «За что же ты меня, мамка?»
Женщина всхлипнула:
- Сколько раз ругала себя за этот поступок…Я же их растила одна. Думала, в будущем Сашка опорой мне будет, вместо отца…
- Мама! Ну, хватит! У нас же гость, - умоляюще взглянула Наташа.
- Да чего-то я, правда. Вы, Серёжа, кушайте, не слушайте старую, - Мария Сергеевна суетливо заспешила, украдкой смахнула слезу.
Он промолчал. Слова поддержки не приходили в голову - да и помочь особо было уже нечем.
Глава XIV
После обеда они с Наташей отправились на кладбище, проведать могилу Сашки. Девушка непринуждённо болтала о школьных и сельских новостях, по большей частью, видимо, не для того, чтобы сообщить что-то важное, а лишь бы заполнить неловкую пустоту. Внезапно она замолкла и, неожиданно посерьёзнев, спросила:
- Серёж, а на войне…вам лично…страшно было?
Он задумался. Ему не приходилось так прямо и открыто отвечать на этот вопрос. Боялся – да. Страшно – может быть, перед боем, когда стоишь за неизвестностью и знаешь, что следующая шальная пуля может стать твоим последним мгновением, но страх исчезал, пропадал в горячке сражения и возвращался снова уже после. Всё позади, подразделение подсчитывает раненых…убитых, и в эту минуту невольно закрадывается осознание, что ты мог быть одним из них. Вслед душу заполняет пустота, бессилие, отчаяние и ненависть одновременно.
- Да страшно, иногда очень, - ответ как-то сам собой пришёл в голову, без особого желания приукрасить, уйти от него.
Наташа задумчиво посмотрела на него.
- Я думаю, вы есть там наши настоящие герои, защитники. Сашка с детства был таким – всегда старался защищать слабых. Опекал меня, боялся, что соседские хулиганы обидят, - Наташа улыбнулась, через секунду посерьёзнела и категорично добавила:
- Но он герой и всегда останется таким для меня. И ты, Серёжа, и все, кто там воюет… А не то, что болтают здесь и показывают по телевизору.
Он с неподдельным вниманием взглянул на Наташу. Она всё больше удивляла и восхищала его. Легкомысленная девушка, весело болтающая о сельских сплетнях, исчезла, и теперь рядом с ним шла умудрённая жизнью женщина. Насчёт геройства не был уверен. Не были они там никакими героями! Неудачники, выброшенные на обочину жизни, – да, но разуверять не стал.
- Сашка много раз писал в письмах о вас…, - Наташа искоса посмотрела на него. - В мыслях почему-то вы представлялись именно таким.
Последовала непродолжительная пауза. Слышно было, как под ногами хрустнул раздавленный глинозём, увядшая трава.
- Серёж, а у тебя девушка есть? Ну… та, которую любишь, - неожиданно спросила она.
Он отрицательно покачал головой.
- Была, но мы расстались.
В голову нахлынули болезненные воспоминания.
- Почему? Она бросила? - с сочувствием посмотрела на него и, не дожидаясь ответа, осуждающе закончила: - У нас в классе тоже есть несколько девчонок… Не стали ждать своих ребят из армии. Мне они не нравятся. Я считаю, это подлость - бросать парней, когда они, рискуя жизнью, защищают нас.
- Нет, здесь, скорее, я виноват. Да и случилось это до службы, - поправил он свой ответ.
Хотя Лена была «бывшая», но не хотелось, чтобы Наташа сделала скорые выводы.
- Всё равно. Если бы я полюбила Вас, то этого не сделала бы никогда.
Невольно она зарделась, вовремя и кстати упавшая челка слегка прикрыла багрянец на щеках. Его осенила неприятная догадка. Он чертыхнулся. Роль рокового сердцееда несовершеннолетних его не прельщала, тем более по отношению к сестрёнке погибшего товарища. Да и что мог он ей предложить в ответ? За ним, как тень, неотрывно следовал шлейф сплошных неудач: тёмная история в детстве, смерть матери, страдания родной сестры… Сашка погиб, а теперь ещё она, невинная девушка-подросток, – нет, с него хватит!
Они одновременно замолчали, каждый думал о своём.
Так и дошли. Их встретила кладбищенская тишина. Недавние мысли исчезли. В воздухе нависала особая, характерная только для этих мест безмолвная гармония из соединения природы и человеческих душ - синтез смерти и воскрешения от прошлого к настоящему и будущему. Вечный покой.
Ветер неспешно прогуливался между крестами и памятниками. В спину сурово глядели, созерцая, обитатели этих мест. Он стоял у надгробия без привычного «третьего тоста», искал и не находил ответов на свои бесконечные ПОЧЕМУ и ЗАЧЕМ?
Вернулись домой поздно, только к заходу солнца. Мария Сергеевна украдкой взглянула на насупленные лица молодых, что-то хотела спросить, но, следуя женской интуиции, промолчала.
Глава XV
Утром, едва проснувшись, наскоро простился с хозяйкой, и вместе с Наташей они пошли к автобусной стоянке. Стояли молча. После вчерашней прогулки разговор как-то не клеился.
Наконец подъехал автобус.
- Пока, Наташа. Может, и свидимся когда, - неуверенно протянул руку.
Ладонь остановилась на полпути. На него взирали полные мольбы и отчаяния глаза девушки.
- Серёжа, пожалуйста, возвращайся.
От неожиданности он растерялся и замер.
- Я люблю тебя. Буду ждать всегда, всегда, несмотря ни на что, - губы её беспомощно задрожали.
Внутри у Сергея вдруг всё всколыхнулось. Забылось. Ушли в прошлое многочисленные неудачи, несчастная любовь, Лена. К сердцу, в голову хлынули неудержимые потоки тепла и надежды. Далёкая и такая недостижимая цель, смысл существования - всё это было, оказывается, так близко, совсем рядом.
Он одним рывком преодолел небольшое пространство, разделявшее их, схватил девушки за хрупкие плечи.
- Наташенька, милая, повтори, что сказала!
- Я люблю тебя, ты мне нравишься, Серёжа. Хочу, чтобы вернулся живым оттуда.
Тело её обмякло, глаза заволакивал туман. Он в безумном порыве смотрел в них и утопал, пьяный от счастья, совершенно не страшась остаться там навсегда.
- Сколько же надо падать и пройти дорог, чтобы понять, где твоё счастье! - Чувство умиления переполняло его, он обнял покрепче девушку. - Я теперь знаю. Это же ты, Наташа, являлась мне в далёких мечтах детства в образе прекрасной девушки из моих сказок. Я уже тогда верил, что люблю и буду любить только одну тебя на свете. Какой же я дурак! Сентиментальным глупцом, наверное, выгляжу сейчас со стороны.
Он сокрушённо, но без сожаления покачал головой.
- Ты совсем не глупец, Серёжа. И слова твои прекрасны. Я готова слышать их до бесконечности.
Наташа счастливо улыбнулась, прильнула к нему, неумело ткнулась в подбородок. Сергей поцеловал горячие податливые губы. Сзади раздались нетерпеливые гудки водителя. Надо было спешить.
- Я вернусь, обязан вернуться. Потому что люблю тебя, Наталья.
Он ещё раз поцеловал её, с трудом оторвав от себя девушку, заскочил в автобус. Через несколько секунд оттуда снова показалась его голова с короткой причёской. Поймал взглядом неподвижную фигуру на остановке и крикнул напоследок:
- Наталья, жди, я обязательно вернусь вместе с первыми весенними облаками…
Автобус тронулся. Сергей что-то ещё продолжал кричать вслед, но в шуме моторов уже было невозможно расслышать слов. Двери закрылись. Одинокая фигура девушки ещё долго была видна на дороге. Наташа провожала отъезжающий автобус, пока он не превратился в крохотную точку на горизонте и исчез.
Он уехал и больше не вернулся.
Эпилог.
Однажды они возвращались с очередного задания. По бокам мелькали серые строения полуразрушенного города. Вечерело. Была ранняя весна. Под ногами хрустели остатки подмёрзшего снега. Ему оставалось до окончания контракта совсем немного. В предвкушении скорой встречи с близкими, с Наташей, с сестрёнкой он счастливо улыбнулся.
И вдруг из близлежащих домов напротив раздались выстрелы. Он и ребята успели отойти и спрятаться за груды обломков, но замешкался пацан. Его тело корчилось посреди открытого пространства. Из открытой раны сочилась кровь, окрашивая несвежий снег в ярко-рубиновый цвет. Взгляд, наполненный ужасом и болью, был обращён к ним и просил помощи.
По спине пробежал скользкий, неприятный холодок, всю его сущность, каждую клеточку тела стало наполнять омерзительное состояние осознания собственной слабости и ничтожества. Прежний мир рушился. И тут перед глазами одним мгновением пробежала вся жизнь, лица, до боли знакомые и родные: мама, сестрёнка, Наташа и Сашка... В них не было сочувствия, только укор и сожаление.
Пацан сник, взгляд потух и больше не смотрел в их сторону. "Успею", - как молния мелькнула шальная мысль. В следующую секунду он, точно зная, что будет делать дальше, рывком заставил подняться себя из укрытия и короткими зигзагами побежал к одиноко валяющему телу. Сзади раздались истошные крики ребят: «Серёга, куда?! Вернись! Назад!» Но было уже поздно.
Из ближайших домов спереди одновременно раздались два хлопка, характерных, глухих и раскатистых. Выстрела он не почувствовал, был просто неожиданный толчок в грудь - и тело, ставшее непослушным, начало медленно оседать на грязный снег. В голове зазвенели колокольчики. Дзин…дзинь…дзинь-дзинь... Откуда-то издалека приближались кони с бубенцами, и сознание, наконец обретшее свободу, устремилось ввысь, к плывущим вдали облакам.
Наступило утро. Второе. Третье… Над Волгой снова поднималось солнце, согревая людей щедрыми лучами. Меж домами и деревьями стелился предутренний туман, где-то прокукарекал петух, мычали коровы, слышались ранние голоса, лай собак. Так было здесь сотни, тысячи лет, всегда.
А с юга по небу плыли белоснежные облака. Один, два, три… Господи, как же их много!