Моя подруга, диссидентка Татьяна

Клим Ким
Мы с Татьяной Михайловной Великановой были друзьями  и   в тоже время непримиримыми идейными врагами.   Такие отношения складываются часто.  Умным людям они особенно не мешают. Просто с друзьями и знакомыми  не надо выяснять отношения  по принципиальным вопросам.  С   Татьяной такие номера не проходили. Она осознано заводила разговоры на нужные ей темы. Если выразиться грубо, она меня постоянно пыталась «завербовать». Наверное,  во времена нашего знакомства она находилась в активной фазе своей диссидентской работы.
       Наша семья  нравилась московским  интеллигентам. Но еще больше вызывала  любопытство.  Мы с женой по сравнению с ними были  другими,  натуральными,  открытыми, немного простоватыми  провинциалами. Она  румяная офицерская дочка, он, умный от природы этнический кореец,   закончил школу где-то на краю земли , за полярным кругом, рядом с колючей проволокой Гулага.  Познакомились и родили первую дочку в общежитии на Ленинских горах.  Вышли во взрослую жизнь с  одним чемоданом и маленькой дочкой на руках.
       Когда мы познакомились с Татьяной,  я уже  сумел получить квартиру в доме молодых ученых,  которую  целый год строил по ночам после работы вместе с такими же бедолагами ,   как я.  После войны,  перед  наукой  были поставлены грандиозные задачи, и она засасывала в свои ряды   способных молодых людей со всего Союза.   Для нас это был рост,  успеха, положительная динамика жизни. Так жило большинство населения. Страна развивалась. Но повседневная жизнь   была трудной.    У Татьяны,   так же как и у нас,   было двое маленьких детей, в скором времени у нее родилась еще дочка. А через пару лет и у нас.  Мы сидели с Татьяной в Вычислительном центре, в одной комнате за соседними столами.  Частенько начальник заставал нас спящими за столом. Мы уставали от непомерной работы и от бытовой нагрузки. 
      В один прекрасный день  Татьяна явилась на работу с горящими глазами. И с тех пор ее глаза оставались такими до  конца жизни. Через много лет она  рассказала мне,  что в этот день она познакомилась с Сергеем Адамовичем Ковалевым, и жизнь  ее изменилась коренным образом.
        Татьяна стала приглашать нас с детьми к себе домой. Обычно там собирались ее знакомые, друзья.  Многие с детьми.  В гостях у Татьяны было интересно и весело. Обсуждались недавно прочитанные самиздатские книжки.  Даниэль,  Синявский. Восхищались, рекомендовали почитать и нам. Мы как-то раз вежливо взяли. Мы с женой были целомудренные провинциалы, были у друг друга единственными женщиной и мужчиной. Когда я прочитал повесть Даниеля  «Говорит Москва», я невольно испытал отвращение к прочитанному.  В книге смаковался  гипотетический «День открытых убийств». В этот  день герои  повести привычно вступают в интимные отношения   в гараже. А потом  хозяйка дома  цинично предлагает любовнику убить ее мужа. «Ведь сегодня можно!»    Пролистал и Синявского. Тоже охватил ужас от сцены, в  которой Ленин сидит на крылечке и воет как волк. Книжки вернул, лицемерно сказав - интересно.   
Как-то Татьяна подсунула мне подписной лист. «Ты же знаешь Алика Есенина-Вольпина. Он опять в психушке.   Мы, друзья, пишем ходатайство на имя министра   здравоохранения, подпиши.»  Я знал, что у Алика бывает немного того. Подписал. Психические заболевания нередко бывают у математиков, надо помочь.
        Утром меня вызвали в партком.  «Твоя фамилия в числе 150 математиков была этой ночью упомянута Голосом Америки. Там рассказали, как вы выступили  в защиту известного математика,  жертву политических репрессий. Извини твои документы на должность завлаба, пусть немного полежат» Они лежали семь лет. Мне было наплевать. Я давно руководил лабораторией по факту  и получал зарплату старшего научного.  Слава богу нам ее  хватало.

 Но на Татьяну затаил обиду.   Вечером  встречаю. 
- Ты знала? 
- Конечно, я сама передавала все списки для срочной отправки.
- А почему не сказала мне правду?
- Ты бы  тогда  не подписал.  Точно!
Я не стал дальше говорить, повернулся и ушел. Терпеть ненавижу, когда из меня делают дурака!

        Татьяна перестала ходить на работу, она была занята организацией судов над писателями. Я не оговорился. Показательные суды над диссидентами были нужны не только властям, но и самим диссидентам. Работы у них было много.  Пригласить свою нужную публику, иностранную прессу, выступать на суде.  Думаю, что диссиденты вели переговоры и устраивали сделки с КГБ, с милицией, с прокуратурой.  Как-то промелькнула фраза   «они сказали, что пока меня не будут сажать».
       Когда ее решили посадить,  к ее  делам меня привлекли наши общие знакомые. Я  написал пояснительные записки о наших совместных работах.  Оказывается ей шили обвинения, что она не выполняла работу, за которую получала зарплату. Это было не так. Она была отличной программистской. Мы публиковали совместные отчеты.
      Я встретил ее в начале двухтысячных. Мой друг академик Толя Витушкин писал свою знаковую статью «Математические события 20 века»  Он был очень авторитетен и независим, позволил написать о самых  интересных работах своих учеников и друзей. Я должен был принести ему фотографию к одной фразе про мой крохотный результат. Захожу к Толе, а там на кухне Татьяна и  пьет кофе. Оказывается они вместе учились. Толя  в свою статью включил разных людей. И Татьяна попала туда, как «математическое событие» в форме отсидкой за колючей проволокой.

     Я уговорил Татьяну поехать со мной в деревню, навестить мою жену.  Была зима. Мы сидели в теплой избушке  у горящей печки и предавались воспоминаниям.  Спрашивал в основном я. Причем в стиле  «Ну что сынку, помогли тебе твои ляхи?». Примерно. Мы поговорили о многом.  Приведу лишь то,  что для меня было самым главном.

- Скажи, чего вы добивались? За что ты сознательна пошла в тюрьму?
- Нашей целью было свержение советской власти любой ценой.
- С тобой советская власть поступила несправедливо?
- Поступила, как надо. Как со своим врагом.
- Тебе благодарна новая власть?
- Да. Дали квартиру, разрешили преподавательскую работу.
-  Ты довольна делом рук твоих?
- То,  что получилось мне не  нравится.

Я увидел на ее лице  выражение грусти и покорности. Покорности своей судьбе.
Она умерла вскоре после нашей встречи.

Большие события,  происходящие в мире, вряд ли являются результатом действий отдельных людей. Напротив,  люди попадают в гущу событий, и их судьба складывается по сценарию этих событий. А кто пишет этот сценарий нам не ведомо.  При всем при этом нам приятно думать, что именно мы, именно наши подвиги определяют судьбу мира.
     Прекрасная, талантливая женщина Татьяна   прожила яркую  жизнь. Пусть и она в другом мире, и ее потомки в этом мире  верят в то, что она прожила эту жизнь не зря! 

Послесловие. Я не собирался обсуждать ее взгляды. Как относились к ней друзья по оружию и власть, против которой они воевали, можно узнать в http://polit.ru/article/2007/02/03/velikanova/
Я поделился тем, что помню об этой неординарной женщине.  Я очень много знаю о ее отношении к жизни, о желании быть полезной окружающим ее людям. Главное в ее жизни - неистовое  желание служить делу, в которое она верила. Ее статья о преподавании математике в школе тому подтверждение.

     Что касается подробного описание шоу, которое устроили власти при активном участии диссидентов, одно - любопытно, но не более.  Подробное описание публичной схватки непримиримых врагов не только не говорит о сути дела, но скорее напускает на него много тумана. Мне кажется в этом тумане гораздо больше заинтересованы враги власти. Привлекая в эти подробные записи мелкие второстепенные эпизоды, многозначительно придавая им  скрытый смысл, диссиденты выдают за благородную защиту прав человека простую цель - уничтожить власть. А власть неуклюже разыгрывая законность своих действий,  хочет этого не допустить.  Раньше поступали жестоко, но понятно. Плаха, гильотина, стенка. 
   Татьяна достойно шла к цели, во многим любыми средствами, которыми она владела.
 И считала допустимыми правила игры. Так она, не моргнув глазом, использовала меня, близкого друга, как последнего лоха для получения  лишней подписи в своей известной акции, которую до сих пор помнят и считают важной в политической борьбе. Я понял ее и не осуждаю за некрасивый поступок, сделанный ради ее святой цели. И все-таки  она в последней дружеской и острой беседе честно сказала мне, что она хотела на самом деле.  И надо признать, она преуспела в своей борьбе. Была ли радость победы - это ее проблема.
     Да ладно, я ведь пишу о Татьяне, а не о судьбе России.