ВОСПОМИНАНИЯ
Верующие люди утверждают, что душа умершего на сороковой день после кончины отлетает в небеса. Я человек неверующий. Но и к воинствующим атеистам себя никогда не причислял. А потому мне очень хочется, чтобы душу замечательного, очень почитаемого мной человека Таисии Трофимовны Гвоздевской ничто на этой грешной и крайне неспокойной земле не держало. И она могла бы в положенный для отбытия срок легко и свободно воспарить туда, где мир, благодать и порядок.
Пусть все это звучит по-детски наивно. Но она жила в нашем далеком от идеала мире так чисто и порядочно, что к ней за все ее 89 лет никакая грязь не пристала. В годы советской власти, как мне представляется, было неплохо поставлено нравственное воспитание. С раннего детства малышей убеждали, что хорошо, а что плохо. Причем в детских книжках было столько примеров порядочного поведения. И эти примеры выглядели настолько привлекательно, что многие всю жизнь стремились им подражать.
Не хочется приводить примеры из жизни Таисии Трофимовны. Да у меня их крайне мало. Долгие годы мы работали в одной редакции, и приглядеться друг к другу, понять и оценить человеческие достоинства каждого времени было предостаточно. Мне теперь кажется, что она была героиней из тех книг не на бумажных листах, а в обыденной жизни.
В Калачеевской редакции того времени преобладали мужчины. В типографии работали в основном женщины. И в том, и в другом коллективах случалось разное. Бывало, кто-то кого-то нечаянно обидел. Сказал невпопад. Вот тебе и обиды. А иногда и перепалка.
Сколько помню, Таисия Трофимовна никогда к этому не была причастна никаким боком. Она от всего этого держалась в стороне. В моем представлении она была гордая и легкоранимая. Все обиды переносила в себе, не ввязываясь в выяснение отношений, не упрекая в напрасных обидах.
Зато, когда случалась радость, проходило торжество, Тая так заразительно смеялась, что просто завидно было слушать. У человека такой счастливый миг. И она отдавалась этой радости всем своим существом.
Таисия Трофимовна отличалась отменной дисциплинированностью. Весь рабочий день она была занята делом. Беспрестанно вычитывала гранки, которыми бывший ответственный секретарь редакции Георгий Иванович Редько пользовался почти до конца своей работы в редакции. Потом читала оттиски сверстанных полос.
В таких случаях от работы ее мог оторвать разве что приход ее отца. Говорили, что он жил одиноко. Чувствовал себя неуютно. Они тихо и долго разговаривали во дворе. Потом Таисия Трофимовна приходила в бухгалтерию, где располагался ее корректорский стол, очень печальная. Но, насколько мне было известно, ни с кем об отце она не делилась своими горестями. Говорили, что у нее не было возможности забрать к себе отца домой. Но эту тему лучше не поднимать. Таисия Трофимовна никогда никому не перемывала кости. И нам не следует копаться в ее семейных бедах.
О себе она практически никогда не заговаривала. Поэтому у меня скудные сведения о ней. Думаю, что она имела среднее образование. Но Таисия Трофимовна отменно знала русский язык. Я считал, что в этом плане тоже не лыком шит. Иногда у нас с корректором возникали диспуты. Чаще получалось, что в правильном написании слова, в правильности его смысловом использования она оказывалась права. А я ведь имел на руках университетский диплом. Тогда чувствовал себя неудобно. Щемило самолюбие. Теперь горжусь, что пришлось работать с человеком, который отменно разбирался в русском языке.
У меня не получилось проводить Таисию Трофимовну в последний путь.
Следовательно, я не попрощался с близким мне человеком. У меня остались впечатления о ней живой. Было время, когда в редакции торжественно отвечали дни рождения, проводы на пенсию. По этому торжественному случаю выпускалась своего рода стенная газета. Только не рукописная, а отпечатанная типографским способом. У меня сохранились эти газеты. Прочитал то, что написал тогда о Таисии Трофимовне и понял, что в ней все то, что можно о ней сказать и сегодня. Предлагаю все без правки. Править и обновлять просто нечего.
* * *
В редакции все как прежде. В положенное время стрекочут свою монотонную мелодию печатные машинки. От¬ветственный секретарь периодически напомина¬ет сотрудникам о не¬хватке материала в оче¬редной номер, коррек¬тор, как неутомимый челнок, курсирует меж¬ду своим кабинетом и типографией. Но не¬вольно вслед за знаме¬нитым поэтом постоян¬но спрашиваешь' себя: почему все не так? И, если уж точно следо¬вать его тексту:
...Вроде все как всегда:
То же небо — опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода...
Впрочем, дальше можно не продолжать, потому что никакого боя не было. Произошел вполне тривиальный для многих организаций и учреждений случай — член ''коллектива по причине возраста ушел па пенсию, грустно, но неизбежно. Все по этой дорожке идем. Только для редакции районной газеты с уходом кор¬ректора Таисии Трофи¬мовны Гвоздевской за¬кончилась эпоха. Найдутся те, кто не преминет сказать: «Эко загнул — эпоха!».
Но тут нет никакого преувеличения. Таисия Трофимовна впервые пришла в редакцию в 1952 году и проработа¬ла в газете по сегод¬няшний день. Правда, с небольшим переры¬вом, если уж быть до конца точным. Но при¬чина вынужденной раз¬луки с газетой вполне уважительная — болезнь.
Таисия Трофимовна. А язык просто не поворачивается так называть, потому что для многих поколений га¬зетчиков она всегда была просто Таей. Она настолько своя в газет¬ной семье, что иначе и обращаться к ней для старых газетчиков бы¬ло бы просто обидно.
Да, целая эпоха. В ней более удачливые обзавелись почетными титулами, наградами, часто персонально и незаслуженно поощря¬лись премиями.
Ничего этого у Таи отродясь не было. Ес¬ли уж премия — то к 8 Марта — в числе всех женщин коллектива. А благодарности и прочие почетные грамо¬ты в редакции были как-то не в моде.
Зато была сорокалет¬няя кропотливая и до озверения утомительная работа. Да приходили периодически обзоры, написанные учеными-словесниками Воронеж¬ского университета, в коих постоянно отмеча¬лось, что Калачеевская газета заметно выделя¬ется исключительной грамотностью среди дру¬гих газет области. Об¬зоры читались. Все самодовольно поглаживали животы — и мы, мол, пахали. И как-то ни у кого не возникала мысль воздать поистине должное корректору Гвоздевской за то, что это именно она вылав¬ливает в каждом номе¬ре всех «блох» — от самых очевидных до самых коварно незаметных.
Так почему же не сказать о том, что в ре¬дакции Калачеевской районной газеты была эпоха образцовой гра¬мотности, которой отда¬вали должное даже ученые университета? А уж они-то русский язык знали досконально.
Поистине Таисия не знала себе цепу. Она пришла в редакцию с ощущением, что приоб¬щается к таинству свя¬тости художественного творчества. С этим ощу-щением и проработала в газете сорок с лиш¬ним лет. В те далекие времена газету делали действительно незауряд¬ные люди. Тая вычитывала в полосах матери¬алы ныне покойных журналистов Петра Ан¬тоновича Брехова и Алексея Иосифовича Багринцева. Найдите сейчас их очерки и фельетоны в старых подшивках, вы их бу¬дете читать как худо¬жественную прозу.
Ей довелось править материалы ныне извест¬ного воронежского пи¬сателя Василия Алек¬сеевича Белокрылова.
Тогда к газете и га¬зетному слову относи¬лись благоговейно. Вспоминается один по¬истине анекдотический случай. Едет жена жур¬налиста районной газе¬ты в автобусе. К ней подсаживается знакомая и сразу огорошивает:
— Какой у тебя муж умный!
- А ты его откуда знаешь?
— А я его никогда и не видела,
— Тогда почему су¬дишь, что умный?
— Так он же у тебя в газете работает.
Тая за сорок лет имела возможность убе¬диться, что в редакции в разное время работа¬ли разные люди: одни действительно выделя¬лись умом, другие — непроходимой глупо¬стью. Но к самой газе¬те она всегда относилась благоговейно первых и до последних дней работы. Она ни¬когда не мирилась с тем, что можно опреде¬лить: «И так сойдэ».
Я работал вместе с Таей в газете не годы - десятки лет. И сколько ни копался в своей памяти, так и не вспомнил, чтобы она хоть раз была инициа¬тором какой-то чисто женской Сплетни. Она не имела врагов. И ес¬ли уж кого в редакции когда обижали грубым, неосторожным словом, то чаще — ее. Она не умела постоять за себя. Но она очень хорошо умела одно — несмот¬ря ни на какую пого¬ду, настроение, голов¬ную боль — отменно работать.
Мы еще до конца не осознали, что для пас «словно ветром задуло костер». Иными слова¬ми, мы еще не прочув¬ствовали, что для газе¬ты кончилась длитель¬ная эпоха приличной грамотности и элемен¬тарной газетной поря-дочности. Мы это пой¬мем позднее.
Но уже сейчас наши чувства говорят: нам жаль расставаться с замечательным челове¬ком. Хоть и неизбежное это расставание, — а до слез жаль.
1995 год.
* * *
В свое время приходилось слышать, что муж Гвоздевской был властный человек. Жена ему не перечила ни в чем. Не знаю. Семейная жизнь – дело интимное. И подсматривать за ней в щелочку дело отвратительное. Мне пришлось узнать, что Таисия Трофимовна – женщина довольно настойчивая. Открыл я для себя это, когда меня пожаловали в редакторы. Мне надо было идти на заседание бюро райкома партии. Все оригиналы в номер мною были прочитаны заблаговременно. Тогда в редакции существовало правило. Редактор первый раз читает и правит материал, если это требуется, до сдачи в набор. Потом делает то же самое в оттисках страниц.
На вторую читку в полосе просто не было времени. Решил, что в этом нет необходимости. При таком опытном коллекторе ошибок все равно не будет. И я собрался идти в зал заседаний райкома партии. И тут в дорогу Таисия Трофимовна принесла мне полосу для читки. Попытался возразить:
- Тая. Там читать неудобно. Будет неуважение к районной партийной власти.
Она стояла на своем:
- А если останутся ошибки? Как людям в глаза глядеть? Я кого-нибудь пришлю забрать у вас полосу.
Все мои попытки лести со словами, что она лучший в области корректор, и не пропустит ни одной ошибки и без моего чтения, не имели успеха. Она так и настояла на своем. После не раз имел возможность убеждаться, что она не просто не любила, она панически боялась допущенной в газете ошибки.
Таисия Трофимовна ушла на пенсию на семидесятом году жизни. После прощальной вечеринки в редакции я ее больше никогда не видел. Все понимали ее состояние. Более сорока лет быть в коллективе. Сработаться и сдружиться с редакционными. И вдруг она вне этой семью.
Правде, через несколько лет довелось услышать, будто кому-то Гвоздевская говорила: «Зря я раньше на пенсию не ушла. Теперь хоть ночью сплю спокойно. А то, что ни ночь, вскакивала вся в поту. Все мерещилось, что мы допустили ошибку. Утром бежишь и дрожишь. Посмотришь в полосу – а там все нормально».
Вот почему она так настойчиво заставляла читать полосы на бюро райкома.
Только мне почему-то не верится, что она радовалась выходу на пенсию. Мне кажется, что Таисия Трофимовна до конца дней своих скучала по обществу газетчиков. Тяготилась своей оторванностью от них. Мы не часто с ней встречались. Но на день ее рождения небольшая группа редакционных обязательно ходила ее поздравлять. И каждый раз хозяйка, несмотря на свою слабость, заполошно металась по дому, чтобы на столе все было достойно. И лицо ее, отмеченное страданиями от болезни, буквально сияло от счастья.
Таисия Трофимовна была очень застенчивым человеком. Некоторые женщины редакции, хоть и крайне редко, встречали своего корректора в городе. Лицо ее было закрыто платком. Когда ее спрашивали, почему, она стыдливо отвечала:
-Не хочу, чтоб меня такой старой видели.
Хотя старость ее не делала безобразной.
Мне кажется, что в последние годы Таисия Трофимовна очень страдала от одиночества. Ее муж давно умер. Дети уехали далеко в Сибирь. Осели там. Обзавелись семьями. И потому маму навещали не часто.
Доводилось слышать, с годами человек становится мудрее. Может, и так. Только приходится наблюдать, что с годами все реже становится круг друзей с которыми длительное время приходилось работать, дружить встречать праздники, переносить невзгоды. В тогдашнюю Калачеевскую газету «Ленинский путь» меня перевели в декабре 1972 года. Из тех, с кем мне тогда пришлось познакомиться поближе, в живых никого не осталось. Была одна Таисия Трофимовна. И та ушла в мир иной.
Горько. Очень горько, Старость мало дает. Зато много забирает.