Сатвир
Дворец сиял, издалека приковывая взор. Окутанный темнотой и тишиной, этот последний оплот света по-прежнему открывал двери каждому. Никаких секретов и недомолвок. Кастилос в новом мундире, соответствующем званию, поднялся по ступеням Северной лестницы. Слуги, мимо которых он проходил, кланялись, и лорд кивал им в ответ. Взгляд скользил по картинам на стенах. Возле одной из них он ненадолго задержался. Лорд Эрлот и король Эмарис бок о бок врывались на боевых повозках в город.
«Нас всегда было трое, – вспомнил Кастилос слова Освика. – Эмарис, Эрлот и я. Как будто сама Река отметила нас и велела держаться вместе. Эмарис оказался мудрым правителем, Эрлот – бесстрашным и беспощадным воином, а я стал между ними недостающим звеном. Я мог заставить Эрлота стать более мягким, а Эмариса – более решительным и твердым».
Освика не было на картине. Он не участвовал в сражениях. Как он говорил, Река создала его для других целей.
– Спасибо, что зашел, Паломник! – послышался голос короля. Эмарис шел к Кастилосу, чуть расставив руки для приветствия.
Кастилос смутился такой откровенности, но ответил на объятие короля.
– Вы все еще зовете меня так? – сказал он, чтобы нарушить тишину.
– Извини, – улыбнулся король. – Просто среди всех нас ты – действительно Паломник. А уже потом – лорд. Но давай все же выйдем на улицу. Я вижу, ты предпочитаешь передвигаться как человек. Тебе приятнее будет дышать свежим воздухом.
Король Эмарис провел его через съежившийся в ожидании снега сад, и остановился возле пруда. Кастилос огляделся. Красивое место, малозаметное для посторонних глаз. На каменной площадке, подходившей вплотную к пруду, две скамьи, но король не стал садиться. Заложив руки за спину, он смотрел на пруд, поверхность которого серебрилась в лунном свете.
– Это было любимым местом моей дочери, – сказал король тихо.
– Было? – переспросил Кастилос. Чувствовал, как резко изменилось настроение Эмариса, но не мог понять, с чем это связано.
– Именно. Но об этом позже. Расскажи, как у тебя дела.
Кастилос пожал плечами, обдумывая вопрос.
– Мне вернули все, принадлежавшее Освику. Последний месяц я осматривал деревни. Нашел их в удовлетворительном состоянии. Кровь сдается регулярно, настроение среди людей умеренное. Исключение – Сатвир. Мне пришлось дать им вольную на неопределенный срок…
– Что послужило причиной?
Кастилос поморщился. В памяти всплыли чудовищные картины той ночи, когда закончилась его человеческая миссия.
– Это из-за процедуры подавления бунта, – тихо сказал он. – Тогда не все прошло гладко, и у людей остались не те мысли, которые должны…
Король Эмарис повернулся, и Кастилос вздрогнул, пронзенный острым, как меч, взглядом.
– Почему бы не назвать вещи своими именами? – спросил король. – Вместо того чтобы спокойно дождаться конца процедуры, ты раскрылся, и люди почувствовали себя обманутыми. Вместо того чтобы потушить костер вольномыслия, ты раздул настоящий пожар, а теперь пытаешься забросать его дровами.
Кастилос наклонил голову.
– Это моя ошибка. – Он остановил сердце. Хватит прятаться за маской смертного, искать оправданий. Не для того принял дар и совершил паломничество.
– Считаешь, ты достоин быть одним из лордов?
– Я не просил такой чести, ваше величество.
– Верно, – кивнул король. – Так почему бы не назвать вещи теми именами, которые им поистине присущи, и которые знаем мы оба. Лорд Эрлот спровоцировал тебя, ведь так?
– Я этого не говорил.
– Я бы не уважал тебя, если бы ты сказал. Но это так. Он совершил одну ошибку, а ты совершаешь другую. Ты должен отменить вольную.
Кастилос ответил после короткого молчания:
– Только не подумайте, что я пытаюсь оспорить… Но разве мне не дана полная свобода в управлении своими ресурсами?
– Так и есть. Но речь идет не о приказе. Считай это советом. Знаешь, чего стоит совет того, кто вышел из Алой Реки на заре времен? Скажем так: когда ты поймешь, что я прав, будет поздно. Ты потеряешь Сатвир. Люди живут спокойно, пока сверху есть необходимая мера гнета. Иначе они обретают свободу и начинают паниковать. Человек в панике убивает сам себя. Поэтому не увлекайся, лорд Кастилос. Дай им небольшую передышку и отмени вольную.
– Да, ваше величество. Я так и поступлю.
– Теперь второе. – Взгляд короля снова устремился на поверхность пруда. – Я объявил об этом на совете, так что ты – единственный, кто не знает. Я назначаю тебя герцогом. Это означает, что ты становишься вторым после меня. Шесть остальных лордов – твои вассалы. Ты ознакомишься с новыми правами и обязанностями.
Кастилос смотрел на короля широко раскрытыми глазами.
– Но ваше величество, – проговорил он. – Такая честь…
– Это не честь, – перебил король. – Так получилось, что ты – единственный, кому я могу доверять. Не считая Аммита, но он лишь воин. А ты – ты другой. Освик не выбрал бы того, кто хоть немножко не напоминал бы его самого.
Кастилос хотел задать вопрос насчет герцога Освика, но не придумал, как сделать это, не задев королевского самолюбия. Молча смотрел на Эмариса и думал, что тот выглядит плохо. Глаза будто провалились в глазницы, морщины глубоко врезались в кожу. Кастилос понял, что видит старость вампира. Не человеческой составляющей его, а бессмертной. Должно быть, когда иссякает дух, тело не спасет ничто.
– Наконец, главное, – вздохнул король Эмарис. – У меня есть к тебе просьба, лорд Кастилос. Не приказ – просьба. Но это такая просьба, отказать в которой нельзя.
– Что вам угодно?
– Найди мою дочь. Защити мою дочь.
В тишине три раза прокричала сова. Кастилос тряхнул головой, пытаясь осмыслить услышанное. Король говорил тихо, но слова раскаленным клеймом врезались в сознание.
– Что значит…
– В ночь, когда закончилась процедура подавления бунта, принцесса Ирабиль исчезла.
– Но это же было месяц назад! Почему вы…
– Скольким вампирам я могу доверять?
Кастилос опустил взгляд.
– Двоим, – шепнул он.
– Именно. Я тщательно скрываю пропажу, но слухи уже поползли. Я могу пустить их по ложному следу, но... Ты должен найти ее прежде, чем это сделают они.
Кастилос не обратил внимания на слово «они». Ощущение, что это – скользкая тема заставило его заговорить о другом:
– Найти ее, привести сюда…
– Нет, ни в коем случае. По крайней мере, не сейчас. С тобой пойдет Аммит, у которого более подробные инструкции. Он постепенно раскроет тебе их. Просто ему я доверяю больше. Ничего личного, но мы с ним знакомы так давно, что я даже не помню, с чего все началось.
– Хорошо, но как, где мне ее найти? Если даже примерно не…
Кастилос осекся. Лицо побледнело, рот приоткрылся. Вспомнил, как обостренным чутьем новообращенного почувствовал присутствие в колодце двоих: живого и мертвой. Испуганного и Ждущей. Значит, принцесса не вернулась. Пропала вместе с мальчиком той ночью.
– Не произноси догадку вслух, – попросил король. – Ирабиль умная девочка, она наверняка спланировала все заранее, но в ее планы вмешалось что-то еще. Поэтому прошу тебя найти ее и защитить. Не нужно отправляться сейчас. Когда будет пора – ты поймешь, или тебе скажут.
– Но почему я? Если Аммит, ее телохранитель…
– Скажем так: я хочу удалить тебя на время из Кармаигса. Когда можно будет вернуться – ты поймешь сам. Итак, выполнишь ли ты мою просьбу?
– Почту за честь.
– Спасибо, лорд Кастилос. Герцог. Иди, оставь меня здесь.
Кастилос сделал шаг назад, поклонился и обернулся летучей мышью. Предельная концентрация, необходимая для того чтобы сохранить каждую частичку облачения, казалась сейчас желанным отдыхом. Слишком много вопросов в голове, слишком мало ответов. Влетев в раскрытое окно своего дома, Кастилос вернул человеческий облик. Осушив одну из пробирок, лежащих на туалетном столике, глубоко вдохнул. После жизни в Сатвире никак не мог отделаться от этой глупой болезненной привычки – быть человеком.
Кастилос сидел в кресле и вертел пустую пробирку между пальцами. Перебирая в памяти слова, произнесенные королем, и слова, сказанные в ответ, думал, почему так легко согласился выполнить странную просьбу. Нет, конечно, это просьба короля, и он в любом случае принял бы ее к исполнению. Но его больше волновало то, что происходило при этом у него в душе. Он знал Ирабиль, видел ее несколько раз, хотя и случайно, сопровождая герцога Освика. Избалованная глупая девчонка – такое мнение он составил о ней. Наконец, Кастилос признался себе: он пойдет искать не ее, а Левмира. Мальчишку, который потерял все, и которому необходима помощь.
– Мне нужно поменьше дышать, – пробормотал Кастилос, бросив пробирку в корзину для мусора.
***
– Хоть бы погулять сходила, что ли.
– Что? – вздрогнула Исвирь, отвернувшись от окна. За окном трепещущая осина роняла ярко-красные листы на землю.
– Погуляла бы хоть, а то сидишь тут, как старуха, – повторила мать, не прекращая месить теста. – Месяц уж в окно выглядываешь. Придет он к тебе, как же! У него там, в городе, знаешь, красавиц сколько? Не перечесть. А ты? Тоже мне, миледи!
Исвирь, задохнувшись от избытка чувств, вскочила со скамьи. Дверь за ней хлопнула так, что горшки задребезжали.
– То-то же, – сказала мать, будто не заметив вспышки дочери.
Заборы, дома, люди мелькали в глазах Исвири, пока она, глотая слезы, бежала по деревне. Будто маленькая обиженная девочка, хотела спрятаться и выплакать наболевшее. Потом должно стать легче, пусть ненадолго. Только некуда ей бежать. Не знала таких мест, где можно спрятаться от себя.
Исвирь остановилась у колодца. Уперлась руками в сруб, перевела дыхание. Слезы капали вниз, в бездонную глубину. Какая разница? Все равно после того как достали тело старосты, никто больше из этого колодца пить не рисковал. Как будто в трех шагах отсюда другая вода течет.
Отвращение к людям, среди которых прошла жизнь, переполнило сердце Исвири, и она, всхлипнув, ударила кулаком по навесу.
– Ты чего дерешься? – послышался мужской голос. Исвирь обернулась. Приближался Саквобет.
– Ничего, – огрызнулась Исвирь. Принялась крутить ручку ворота.
Саквобет остановился рядом и молча следил за ее движениями. Когда он заговорил, Исвирь ощутила запах перегара:
– Отсюда ведь не пьют больше.
– Не пьют.
– А ты что же?
– А я – пью.
– Там ведь этот… староста валялся.
– Валялся.
Разговор явно не клеился, и Саквобет, почесав затылок, перешел к главному:
– Слушай, ты бы это… Ну, хватит уже по этому-то своему чахнуть. Мы с парнями почти дом мне построили, скоро новоселье справим.
– И что?
– Ну как что… Один ведь я теперь. Хозяйка нужна.
– Блевотину за тобой подтирать?
Исвирь сама не ожидала, что так резко ответит. Но слово вырвалось. Она взяла ведро обеими руками, вылила часть воды обратно, чтобы не так тяжело было, и приникла губами к холодному железу. Глотнула ледяной воды, вспомнив, как впервые коснулись ее губы любимого. Какими холодными они были… По телу пробежала сладкая дрожь, будто девушку трясло от холода.
– Чего ты сразу? – оскорбился Саквобет. – Я ведь по-хорошему хотел.
– А по-плохому как будет? – посмотрела на него Исвирь. – Ты с тех пор хоть день трезвым провел?
Ведро загремело о стенки колодца, плеснула вода.
– У меня мать убили! – стукнул себя кулаком в грудь Саквобет. – Бабку сожгли! Сестру…
– А ты и рад стараться. Вот счастья-то привалило: пей – не хочу! И слова ведь никто против не скажет, горе у него.
Саквобет тяжело дышал. Кулаки сжались так, что костяшки пальцев хрустнули. На шее вздулись жилы, глаза налились кровью.
– Ох, подумала бы ты, – прорычал он. – Наговоришь грубостей, а потом сама ведь приползешь. Кто тебя еще такую возьмет, порченую, да еще и вампиром?
Исвирь молча взялась за ворот, а когда ведро поднялось, перевернула его на голову остолбеневшему Саквобету. Холодная вода окатила парня, а ведро так и осталось на голове. Выглядел он при этом настолько забавно, что Исвирь, не удержавшись, хихикнула. Потом, правда, поняла, что лучше убраться подобру-поздорову, и побежала обратно к дому. Позади ревел обиженный Саквобет.
Вечером вернулся из города поддатый отец. Никто не знал, какими правдами и неправдами он упросил взять у него кровь, но кровь взяли.
– Благодетель чертов, – ворчал отец, распаковывая привезенные свертки. – Вольную он дал. Спросил бы кого, что ли… При Эрлоте хоть и тяжко было, а денег давали досыта. Что смотришь? Про хахаля твоего говорю! – прикрикнул отец на сидящую в углу Исвирь.
– Он же как лучше хотел, – отозвалась та.
– Вот я и говорю – благодетель чертов. При Эрлоте хоть на жратву не жаловались.
Многие в деревне с грустью вспоминали недолгий период правления лорда Эрлота. Все помнили, что денег тогда было много, правда, никто не говорил, что все эти деньги улетали на еду, чтобы как можно скорее восстанавливать кровь. Зато о вкусной еде, что при Эрлоте была, говорили много и с удовольствием, заканчивая разговор неизменным плевком при упоминании предателя Саната.
– Вот, примерь-ка, – сказал отец, развернув светло-зеленое платье с оборками. – Если большевато – подшей.
– Зачем оно мне? – удивилась Исвирь.
– А замуж ты в чем собираешься?
Отец прятал глаза, говоря это.
– Замуж? – ахнула девушка. – За… За кого?
– Саквобет на днях интересовался…
– Ни за что!
– Ты прекрати голосить-то, тебе ж дело говорят!
– Не пойду!
Конечно, этим дело не кончилось. Разговоры о замужестве начинались каждый день, с обязательными криками и скандалами. После долгих боев Исвирь примерила платье. После ссоры с матерью – подшила. Но про Саквобета слышать не желала, несмотря на все увещевания.
– Да как ты не поймешь, что никто кроме него не интересуется! – убеждал отец.
– И что теперь? – отвечала Исвирь. – Так и кидаться, лишь бы муж был?
– А ты как хотела? Пока не спуталась с этим кровососом недоделанным, сколько за тобой парней ходило? Рожи друг другу чуть не били! А с тех пор – как отрезало. Устроила себе смотрины, никто больше не виноват! А Саквобет – парень нормальный, хозяйственный. Я абы за кого дочурку выдавать не стану. Ну выпивает. Ну не красавец. Так что ж теперь?
Приходил в гости и сам Саквобет. Исвирь в его присутствии вела себя спокойно, а на подмигивания и намеки не отвечала, взгляд оставался холодным, щеки если и краснели, то лишь от сдерживаемой злости.
– Да выходи ты уже за меня, пока зима не началась! – не выдержал однажды Саквобет. – Хоть погуляем всей деревней, по теплу-то!
– Никогда, – глядя в глаза, сказала Исвирь.
Когда дверь хлопнула за Саквобетом, отец и мать налетели на Исвирь, словно воронье на падаль. Ссорились до поздней ночи, а утром, выйдя из дому, Исвирь увидела, что забор облили кровью. Свиной, скорее всего – ночью у кого-то поросенок визжал. По засохшей крови не то углем, не то еще чем-то черным вывели слова: «Вомпирава сука». Исвирь засмеялась над ошибками в первом слове, а второго будто и не заметила. Заметил отец. Взяв ремень, оттащил взрослую дочь на сеновал и долго порол, перемежая удары самыми страшными ругательствами, которые мог придумать. Исвирь вытерпела все без единого звука.
Закончив порку, отец обмотал кулак ремнем, поднес его к носу Исвири.
– Сейчас приведу Саквобета, – прошипел он. – Не дай бог что-то не то скажешь – ты у меня подохнешь на этом сеновале. Поняла меня?
– Поняла, – прошептала девушка.
Отец ушел и вскоре вернулся с довольным улыбающимся Саквобетом. Несмотря на то, что перегаром от него несло на всю хату, мать не уставала нахваливать гостя и все подливала ему, да подкладывала.
– Ну что, когда свадьба-то? – подмигнул Саквобет Исвири, которая стояла рядом со столом, не в силах сесть.
– Зарезал ты свою невесту ночью, – отозвалась та. – Хоть полюбиться-то успели?
На ночь отец запер ее на сеновале. Опуская засов, чуть не плакал от усталости и боли в руках. Утешало одно: если уж переживет девка ночь, то к утру точно замуж согласится.
Всю ночь Исвирь не смыкала глаз. Дышала с трудом, хватая ртом воздух, и мечтала о смерти. Но утром, когда поднялся засов и на пороге появилась фигура отца, упрямые губы шепнули: «Никогда!»
Наверное, следующей пыткой должен был стать голод. Так подумала Исвирь, когда за весь день дверь сенного сарая больше ни разу не открылась. Есть, впрочем, почти не хотелось. Хотелось пить. Началась лихорадка – во рту пересохло, болезненная дрожь сотрясала тело. Пытаясь согреться, Исвирь зарывалась глубже в сено и плакала.
Она ненадолго забылась, а очнувшись, ощутила жар. Раскидала сено со стоном, вдохнула и закашлялась – воздух отравлен дымом. Снаружи слышался гул горящего огня, кое-где языки пламени пробивались сквозь стены. На глазах девушки огонь лизнул сено и, распробовав, побежал по нему в разные стороны.
Снаружи кричали. Визжала мать, отец что-то говорил про воду. Несколько раз слышался голос Саквобета. Исвирь закрыла глаза, стоя в новом красивом платье посреди горящего сарая.
– Санат, – шептала имя того, кто однажды вытащил ее из огня.
Его не было. А без него – не было и жизни, не было и боли. Исвирь не дрогнула, когда огонь переметнулся на волосы и платье. Лишь ощутила, как жар становится сильнее, а потом рухнула без чувств на пол. Дым свалил ее быстрее огня, а огню досталось лишь подбирать остатки.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/09/02/206
Хотите читать в удобном формате? Полную версию романа, а также бумажную книгу можно приобрести здесь: http://ridero.ru/books/po_tu_storonu_aloi_reki/