Однако уже к вечеру вся героика и романтика победы подзатерлась, снова превратившсь в унылую повседневную суету. Пересчитав пленных и отобрав у них оружие, Рыцарь снова занялся целой кучей дел, и поговорить Ундине было не с кем. Впрочем, расстраивалась она недолго: стоило заикнуться, как Рыцарь хлопнул себя по лбу:
- Точно, Ваше Высочество, как я мог забыть про вас!
Наконец-то хоть кто-нибудь уделит внимание виновнице торжества! Может, с ней даже поговорят или чего гляди, накормят. Такое тоже случается.
- Матвей, Амир, идите сюда!
Рыцарь подозвал двух сотников и махнул рукой в сторону принцессы:
- Вы поступаете в распоряжение Ее Высочества вместе со своими людьми. Нужно обойти луг, и всех перебрать. Живых – в сторону, мертвых – в ямы и закопать, иначе разведем тут заразу на много лет.
Ундина только клювом щелкнула, но Рыцарь уже убежал, а два мужика, стоя в самой почтительной позе, насмешливо поглядывали на нее из-под бровей. Ну уж нет, она тоже кое-что смыслит, и не даст относиться к себе презрительно.
- Сколько у вас людей?
- Семьдесят два, - поклонился Матвей.
- Шестьдесят пять, - откликнулся Амир.
Они успели уже посчитать убитых и раненых. Да Рыцарю можно было памятник ставить, но принцесса только губу закусила. Итак, в ее распоряжении было полтораста человек и огромное поле, усеянное убитыми и ранеными.
- Что ж, начнем сверху, пока не совсем стемнело, иначе потом сами в снегу потонем.
Много раз впоследствии Ундина вспоминала эту ночь и все думала, специально ли Рыцарь поручил ей эту работу? Он, видимо, хотел, чтобы она своими глазами посмотрела, что такое война, и какую цену имеет власть – ему это полностью удалось. Три раза ее тошнило, и она вынуждена была убегать в кусты, чтобы опорожнить желудок. На четвертый раз она уже никуда не побежала, просто нагнулась в другую сторону, и никто не смотрел на нее косо.
Так много мертвецов она еще не видела, хотя с детства у нее остался богатый опыт. Эти были совсем другими, смерть настигла их внезапно, молодыми и сильными, вырвав из жизни, как брюкву из грядки – на многих лицах застыло удивление. Еще горше было смотреть на раненых, особенно на тех, кто выглядел безнадежным. Их отложили умирать в сторонку, а могилы пока не закапывали, чтобы два раза не трудиться. Был в этом и крестьянский здравый смысл, и некий цинизм – ведь живое тянется к живому, а мертвому все равно умирать.
- Почему вы не закапываете? Почему вы не закапываете? – судорожно бормотал один паренек с распоротым животом. Явно не жилец, но не ложить же его живым в могилу. Ундина подошла и посмотрела ему в лицо, с острой жалостью отметив, что он симпатичный, и ресницы у него длинные, как у девушки.
- Закопаем сейчас, не волнуйся. На вот, хлебни... – она протянула ему плоскую фляжку с водкой, подобранную у кого-то из убитых. Парень выпил и задохнулся, красная пена выступила на его губах.
- Вы принцесса? Вы принцесса, да? Вы умеете воскрешать мертвых, я знаю... Воскресите меня, спасите меня! – глаза его вылезли из орбит.
- Так то мертвых, а ты живой пока, как я тебя воскрешу? – брякнула Ундина и сама испугалась своих слов. Она поднялась и отошла подальше, стараясь не слышать его воплей. Когда через час она к нему вернулась, все уже было кончено.
- Закапывай, - она махнула рукой, и парни потащили несчастного в яму. – Прости, парниша, я не умею воскрешать мертвых. Да и она не умела, сказки это все...
Было невыразимо тошно, ни есть ни спать уже не хотелось. Только тяжелая, отупляющая работа помогла ей немного приподнять тяжелый камень, рухнувший на душу. Вот как бывает – утром ты была на вершине мира, а теперь готова повеситься на первой же осине.
Работали они до утра, при свете факелов, пока не стали валиться с ног от усталости. Ундина подняла голову и осмотрелась – две трети поля они осилили, но при мысли, что завтра придется снова заняться тем же самым, ее едва не вывернуло в пятый раз.
- Все, баста! Завтра закончим. Сейчас надо немного поесть и отдохнуть, а не то сами рядом с ними ляжем.
Она махнула рукой и пошла вниз, туда где горели костры и пахло чем-то сьестным.
Рыцарь спал, укрывшись полушубком, возле большого костра, разведенного на берегу. Ундина не решилась его будить. Ей дали несколько печеных картофелин, чудесно пахнущих для изголодавшегося человека, и она радостно обколупала с одной из них кожуру. Но стоило поднести ее ко рту, как Ундина поняла, что не может проглотить ни кусочка.
Она достала свою фляжку, поболтала, и залпом выпила до дна, передернувшись от отвращения. Мало-помалу водка пробежала по рукам и ногам горячей волной, зажгла голову, которая отяжелела и стала клониться к земле. Через двадцать минут принцесса уже крепко спала рядом с Рыцарем, так и не поужинав.
Сон пошел ей на пользу. Проснувшись, она снова почувствовала себя бодрой, а после плотного завтрака ей и вовсе полегчало. Кроме того, Матвей с Амиром уже сами закончили работу, не дожидаясь пробуждения Ее Величества, и это ее порадовало даже больше, чем все остальное.
Пора было сниматься, делать здесь больше было нечего, и Рыцарь дал приказ выступать по той дороге, откуда пришел Лиеррский полк. В несколько минут берег Серана вновь пришел в движение и потянулся прочь, туда, где их ждали некогда тучные нивы Арпентера.
Ундина решила сменить коня. Ей позарез хотелось вьехать хоть в заштатную деревушку, но на белом коне. Жаль, Роланда с ними не было – он слишком состарился для походов, а так подошел бы принцессе-победительнице. К счастью для себя она приметила прекрасного белого жеребца, некогда принадлежавшего кому-то из лиеррских офицеров.
- Вот мой конь! Я хочу этого коня.
- А вдруг он норовистый? Ты же и на смирной лошаденке еле держишься.
- На таком я зубами за воздух держаться буду, но не упаду! Представь себе, как я буду смотреться на белом коне: принцесса-победительница входит в Лиерр!
- До Лиерра еще далеко, сначала будут деревни, потом Семелле, и только потом Лиерр.
- Какая разница! Я хочу этого коня и все тут!
Рыцарь усмехнулся про себя, но все-таки лично проверил его упряжь, подстелил ей одеялко на седло и стал присматривать, чтобы не случилось неожиданности. Принцесса на белом коне смотрится неплохо, но принцесса на телеге со сломанной ногой – это образ так себе.
Они ступили на самую большую дорогу в Арпентере, которая шла через всю провинцию, вливаясь в Великий тракт. Длинной колонной растянулись их ряды, конца и края не было им видно. Многие из побежденных захотели присоединиться к войску принцессы, и это внушало надежду. Рыцарь намеренно двигался медленно, потому что, в том месте, где дорога заканчивалась, им вполне могла встретиться действующая армия, если Орландо пожелает ее отозвать. А с настоящей армией шутки плохи.
Ундина всего этого не понимала, она свиристела как канарейка, распевала похабные песенки и втихаря прикладывалась к бутылочке. Жизнь улыбалась ей во все тридцать два зуба.
- Ваше Высочество, прекратите этот балаган, - шепнул он ей сквозь зубы, - вы не на поселковом базаре.
- Что опять? Грустить плохо, веселиться – тоже плохо. Ты бы уж как-нибудь определился, друг мой.
- Ундина, тебе пора понять, что твое прошлое действительно осталось в прошлом. Битва у Серана его зачеркнула навсегда. Если раньше ты была безвестной подавальщицей, то теперь ты фигура, и Орландо тебя из-под земли отыщет, где бы ты не пряталась.
- Это ты к чему?
Тон Рыцаря был каким-то нерадостным, даже пугающим:
- Это я к тому, что отныне и до конца жизни ты – публичная фигура. Ты всегда будешь на людях, и тебе надо думать о том, как ты выглядишь со стороны.
- Разве я плохо выгляжу?
- Отвратительно. Ты выглядишь не как принцесса, которая призвала мертвецов себе на помощь и перешла Харамарские болота, а как деревенская пьянчужка, с утра успевшая надергаться сливянки.
- Ну извини, я еще не научилась прикидываться покойницей...
- Во-первых, прекрати пить! – он отобрал у нее фляжку. – Во-вторых, выпрямись и держи спину прямо.
- Я устала!
- Все устали! Но ты должна всегда выглядеть сильной и уверенной, что бы ты там не чувствовала. Люди видят только то, что лежит на поверхности, никто из них не догадается, что ты чувствуешь некую особенную связь с принцессой Лией... – он закатил глаза и противно прогундосил эти слова, передразнивая Ундину. – Они увидят пьяненькую толстомордую халду, которую можно счесть принцессой только с большого перепугу. Ты должна быть такой, чтобы они шли за тобой, поднимали свои задницы и шли! Так что выпрямись, сделай лицо посерьезнее и умойся, все твое меню у тебя на лице.
Обидно было слышать такое, но Ундина промолчала. Может, он и прав, но она ведь действительно не Лия, да и не хотела бы ею быть. Башмаки покойной принцессы были ей не впору.
- А почему я не могу улыбаться, если мне хочется? Почему принцесса непременно должна быть угрюмой и мрачной? Разве Лия была такой?
- Нет. – Рыцарь задумался. – Она не была ни угрюмой, ни мрачной, и тоже часто улыбалась. Но она была серьезной внутри, понимаешь? Она ни к чему не относилась легкомысленно, а из тебя легкомысленность так и прет.
- Это неправда.
- Может и так, но я сужу по внешним проявлениям, а они у тебя именно такие. Подумай над этим, пока мы едем полем, потому что в деревнях и городах тебе уже надо показать себя. Тебя там ждут и очень много о тебе думают – ты должна соответствовать их ожиданиям. Кстати, вороной конь подошел бы тебе гораздо лучше, раз уж ты играешь в принцессу, которая любит воскресать из мертвых.
- Нет уж, в жизни и так много мрачного, не хочу усугублять.
Как ни бился Рыцарь, на белом коне Ундина настояла. Но ему хотя бы удалось втолковать ей, что надо вести себя посерьезнее. Она приосанилась, нахмурила брови и стала смотреть осмысленнее. При ее росте и стати у нее получился вполне представительный вид.
Рыцарь много думал о ней, о себе, о том, что сейчас происходит. Пока они сидели в Нарамане, все еще можно было счесть игрой, но после сражения с лиеррским полком он вдруг обнаружил, что влез в серьезное дело, совершенно не будучи уверенным в его исходе. Он задавал себе множество вопросов, большинство из которых сводилось к тому, чего он все-таки хочет? Избавиться от войны и от Орландо? Для этого все средства хороши, но чем больше он пытался себя убедить, тем больше внутренний голос твердил ему обратное.
Дело было не в Ундине. Она ему нравилась, ему импонировали ее авантюризм и оптимизм, но слегка беспокоила ее жуликоватость. Ундина была жизнерадостной шаромыжкой, хотя и очень неглупой и не без характера. Именно от этого Рыцарь и хотел бы ее отучить, но получалось не очень, на возвышенные лекции о народном благе она не велась.
Он понимал, что ее бесстрашие и авантюризм – как раз то, что надо, чтобы завершить начатое дело, но стоило ему подумать о будущем, как он сразу лишался своей уверенности. Что будет потом, если задуманное удастся? Он ни секунды не беспокоился бы о Лие, стань она королевой, но здесь он был очень неспокоен. Ундина оставляла у него противоречивое впечатление, она то была вызывающе циничной, то временами смотрела на него откуда-то из глубины. Одно было несомненно – характер у нее имелся, вот только какой?
К Лиерру они подошли вечером, но входить не стали – было неясно, что там в городе. Кроме того, Ундина желала вьехать торжественно. Поэтому они расположились лагерем неподалеку, развели костры и принялись отдыхать. Для принцессы поставили палатку, в которой она тут же разлеглась на соломе, взяла кружку чая и принялась читать какую-то замусоленную тетрадку. Рыцарь часто замечал ее за этим занятием, и пару раз спрашивал, что это за тетрадки, но она прятала их и ничего не говорила. В конце концов у нее тоже могут быть свои тайны.
Сам он умылся подогретой водой и подумал, что было бы здорово написать письмо Василисе, жаль, что это невозможно. Нет, почта в стране, невзирая на военное время и смуту, работала превосходно, но в Дремучий лес письма не ходили. Выйдя в большой мир, Рыцарь понял, что никто не знает о смерти Змея, и по-прежнему связывает лес с его именем. Он сначала удивлялся, но потом подумал, что это затея Орландо, который хотел сберечь заповедное место, дорогое его сердцу.
- Ты спрашивала, какой он... – внезапно подсел он к Ундине. – Я многого не знаю, но Змей говорил, что он сложный человек, в котором много всего понамешано.
- Чё? – она не сразу поняла, о чем идет речь, с трудом оторвавшись от своих бумажек.
- Я про Орландо. Ты как-то спрашивала меня о нем.
Да, было как-то, Ундина и сама уже позабыла – слишком много всего произошло за последнее время.
- Ну и какой же он? – она свернула свои бумажки, тщательно завернула их в тряпицу и убрала за пазуху.
- Умный. Это самый умный человек, которого я когда-либо встречал.
- Ты это уже говорил. Почему же тогда он такой херни натворил на сто лет вперед?
- Сам удивляюсь. Наверняка у него есть какие-то причины, о которых мы не знаем, какие-нибудь далеко идущие государственные соображения, но они его не оправдывают. То, что произошло и происходит, нельзя оправдать ничем.
Рыцарь отхлебнул чая из принцессиной кружки и достал откуда-то сочень с творогом, еще не очень черствый, который разделил пополам, с удовольствием впившись зубами в свою половину.
- Он поднялся с самых низов на самую вершину, проделал невероятный путь, почти невозможный для обычного человека. Поэтому я безмерно уважал бы его, не будь он таким негодяем.
- А тебе не кажется, что не будь он негодяем, он никогда не смог бы проделать этот путь?
Во взгляде Ундины мелькнуло что-то очень взрослое и необычно проницательное. Нет, эта девочка однозначно не глупа и не наивна.
– Будет смешно, если когда-нибудь я стану королевой, но вполне закономерно: ведь я тоже негодяйка. Лия такой не была, и у нее ничего не вышло – может как раз поэтому?
Рыцарь надолго задумался, Ундина поразила его своими словами. А она села прямо, как будто наконец-то собралась приступить к серьезному разговору, и начала издалека:
- Понимаешь, я когда людей хоронила там, у Серана, я все смотрела им в лица и думала: какое же это горе. У каждого из них есть матери, отцы, жены, друзья. Они будут плакать и тосковать, проклиная судьбу, вспоминая своего любимого человека. Ведь это трагедия. А потом, когда мы отъехали и ты мне сказал, что мы отделались малой кровью, я вдруг поняла, что мы сделали все правильно, и очень хорошо решили эту задачу. Мы же за правое дело боремся, не так ли? За правое. А теперь скажи мне, сколько еще народу за это правое дело поляжет? И есть ли им хоть какая-то разница, за правое или за левое дело положить в землю свои кости?
- Я думал об этом...
Но Ундина перебила его, не дав ему договорить:
- Так вот, будь я хорошим человеком, я бы распустила их по домам и сказала: идите, друзья, живите своей жизнью и ни во что не вмешивайтесь. Берегите себя. Но я не скажу так, иначе у меня ничего не выйдет. Напротив, я буду всячески морочить им головы, чтобы они шли впереди и радостно умирали во имя моих целей.
- Но эти цели отчасти и их собственные. Они же хотят мира?
- Вот. Цели Орландо тоже отчасти таковы, скорее всего, он просто берет и пользуется ими, не спрашивая, не думая о судьбе каждого из них. Негодяй? Безусловно, но в этом смысле все правители негодяи, и я буду такой, если стану королевой.
- Вон ты о чем... Я понял, но, знаешь, он гораздо больший негодяй, чем просто лицо, облеченное властью. Дело в том... – Рыцарь запнулся и замолчал на некоторое время. – Он любил Лию, так во всяком случае говорила Мими, да и сам он как-то заикнулся. Он хотел на ней жениться, и провозгласить ее королевой, но она ему отказала. И тогда он ее убил. А до этого он убил ее родителей, которых никогда в жизни не видел, и они ему ничего не сделали, но он всех их убил...
- Насколько мне известно, их убил Змей.
- Змей бы никогда до такого не додумался. Орландо нашел на что надавить, чтобы спровоцировать его на такую глупость. Змей вообще был... добрый и совершенно безобидный, но тогда он очень переживал из-за нашей свадьбы...
Ундина открыла глаза пошире – этого баронесса Ферро не рассказывала, и картина получалась прелюбопытная.
- Да, он очень привык к Василисе, считал ее своей собственнстью в некотором роде, а тут появился я. Змей страшно переживал, считал, что его жизнь рухнула и конечно, мечтал мне отомстить. Но Орландо подсказал ему другое направление выхода энергии. Вот, честное слово – в другое время он бы никогда его на такое дело не подбил! Он ведь даже тараканов не давил... Понимаешь, какая черная душа должна быть у человека, чтобы высмотреть чужую боль, нажать на нее, манипулировать, сотворить преступление чужими руками. Он никого никогда не жалел, и никого не пожалеет – это страшный человек, девочка. Тем более страшный, что умный.
Ундина замолчала и задумалась. Многого она не знала из того, что сказал Рыцарь, и образ Орландо открылся ей в новом свете. Ранее она воспринимала его абстрактно, как некое зло, не имеющее лица, а теперь он превращался в живого человека. Вопреки устремлениям Рыцаря, он стал ей скорее интересен, чем противен, хоть она и не торопилась с оценками.
- Да уж, на слабые места давить он умеет. Если бы кто спросил меня, то я бы посоветовала бы себе бежать подальше, и никогда не иметь дело с таким человеком. Но проблема в том, что мне придется встретиться с ним лицом к лицу. Как думаешь, выдержу?
- Это тебе решать, - загадочно заметил Рыцарь.
Едва рассвело, как их разбудили – вместе с восходом солнца из города показалась загадочная процессия. Рыцарь нахмурился, Ундина струхнула, наблюдая, как колонна вышла из ворот и направилась прямо на них. Вроде и невооруженные, но мрачные люди с решительными лицами медленно шагали по заснеженной дороге, и ветер трепал их волосы.
- Кто это? Что им нужно?
- Не знаю, но у них нет оружия, и они похожи на городских выборщиков или цеховых старейшин.
- Разве цеха еще существуют?
- Номинально – да, по сути – нет. Но это сейчас совсем неважно, они поговорить хотят, и, держу пари, что с тобой.
- Не хочу я с ними разговаривать.
- Придется. Короли всю свою жизнь делают не то, что хочется.
Он окинул критическим взглядом Ундину и с удовлетворением отметил про себя глубокую вертикальную складку между бровей, такую непривычную на беспечальном лице принцессы.
– Выпрямись. И не вылезай вперед, говорить я буду, ты только головой кивай.
- Это мы еще посмотрим...
Когда процессия приблизилась настолько, что можно было разглядеть лица, стало ясно, что впереди идет какой-то почетный горожанин, и несет перед собой на подушечке ключ от города. Ундина чуть не поперхнулась, а Рыцарь пребольно толкнул ее в бок, чтобы выражение лица хранила соответствующее случаю. Она снова нахмурилась, хотя только что просияла от радости.
Люди подошли с непокрытыми головами, что означало чрезвычайное их почтение и смирение перед ее персоной – холодно-то было будь здоров. Это были непростые люди, даже Ундина с ее полным незнанием знаков отличия, сразу поняла, что перед ней важные птицы. А уж Рыцарь и вовсе был изысканно учтив:
- Доброе утро, господа, чему мы обязаны удовольствием вас видеть?
Шагавший первым высокий старик низко поклонился, подняв перед собой замусоленную красную подушечку с огромным, нереального вида ключом, который вряд ли мог что-нибудь открыть.
- Ваше Высочество, от имени жителей города Лиерра прошу принять нашу капитуляцию и ключи от ворот в знак нашего почтения. Мы надеемся на то, что вы будете к нам милостивы.
Колючие глаза его впились в лицо Ундины, стоило ему их поднять. На короткое мгновение удивление скользнуло по нему и тут же погасло в складках морщинистой кожи. Любопытно было бы знать, что именно он подумал, но лицо его снова стало непроницаемым. Принцесса нахмурилась еще больше, нахмурился даже Рыцарь.
- Ее Высочество Ундина благодарит вас за проявленную любезность, и обещает вам порядок и мир в ответ на ваше примерное поведение. – Он особенно выделил последние два слова, ибо с первого мгновения понял, с кем он имеет дело. – А заодно желает знать ваше имя.
- Я бургомистр Тьяден, - снова поклонился старик. – город Лиерр выражает свою преданность принцессе Лие, дочери короля Ибрагима и королевы Зои, но нам незнакома принцесса Ундина. Не соблаговолите ли вы пояснить, откуда вы родом и чья вы дочь?
Вот так. Иногда хамство бывает облачено в бархатные перчатки. Ундина мгновенно закипела, у нее даже уши вспыхнули. Но высокий каблук на сапоге Рыцаря пребольно встал ей на ногу, придавил и не давал пошевелиться, в то время, как ей хотелось поднять ногу и отвесить этому старому кошельку знатного пинка под задницу. Даже по морде не хотелось бить, а двинуть пинком, как надоедливого нищего или паршивую собаку.
- Тьяден, говорите? Очень хорошо, мы запомнили.
Колючий взгляд полыхнул тревогой.
- Принцесса Ундина и есть принцесса Лия, которая восстала из мертвых во второй раз. Теперь она взяла себе это имя, ибо начала новую жизнь и сочла, что оно ей лучше подходит для праведных свершений.
- Вот оно что... Ее Высочество помимо имени, похоже, взяла себе и новое лицо, потому что оно разительно отличается от предыдущего. Я видел принцессу Лию, и помню, как она выглядела.
- И где же вы ее видели, если не секрет?
- В день казни, на эшафоте.
Ундина наконец-то выдернула свой сапог из-под каблука Рыцаря и шагнула вперед, слегка отодвинув его плечом.
- А, так вы были одним из тех, кто отдал меня на растерзание! – она сгребла бургомистра за шкирку и притянула к себе, дыша ему в лицо. – Тогда вы, должно быть, помните, что мне отрубили голову? Вот так поставили на колени и рубанули топором. И значит, вы тоже помните, как моя голова откатилась на кучу опилок, а потом палач поднял ее за волосы и показал всем. В этот момент еще снег повалил так густо, что почти ничего не стало видно. Помните это? Помните, как голуби кружились и кричали над эшафотом?
Глаза ее светились недобрым светом, и пальцы все сильнее сжимали ткань, так, что вскорости раздался треск. Рыцарь силился разжать ее пальцы, но куда там – Ундина и так была здоровой девушкой, а в гневе и вообще могла быка кулаком завалить.
- Так вот, мой робкий друг, голова моя после этого пришла в негодность, и мне пришлось ее поменять, ибо, если бы я ходила по улицам с отрубленной головой подмышкой, меня бы не поняли. Еще вопросы есть относительно моего происхождения?
- Нннеетт... – прохрипел Тьяден, и Ундина разжала пальцы.
Ворот его был наполовину оторван, а на шее красовалась красная полоса, словно бургомистра пытались повесить.
- Даже это хреново выглядит, а отрубленная голова – тем более. Заберите ваши погремушки, они мне ни к чему. Я пришла сюда без вашего ведома, и пойду дальше без него. Я войду в город и буду делать то, что сочту нужным, а вы будете молчать и терпеть, ибо вы однажды предали меня, и теперь я пришла, чтобы всем воздать по заслугам.
- Ваше Высочество, простите нас! – рухнули на колени спутники Тьядена, а сам он все стоял, и мотал головой, как пьяный. – Мы и в мыслях не имели вас оскорбить, не знаем, что на него нашло.
Они схватились за полы бургомистерского кафтана и резко потянули к себе – не ожидавший этого Тьяден рухнул на землю, неловко задрав тощие старческие ноги.
- Мирные жители Лиерра не виноваты в том, что произошло, Ваше Высочество, просим вас пощадить нас.
Ундина мрачно посмотрела на них вполне королевским взглядом:
- Ладно, ступайте. Моим воинам нужны квартиры и пища, позаботьтесь об этом – иначе я отдам город на разграбление.
- Будет сделано! Все будет сделано в лучшем виде! – они удалились чуть ли не ползком, прихватив с собой неудачника-бургомистра, а Рыцарь только и смог, что молча закрыть рот. Подавальщица Ундина, ты ли это?
Члены городского совета свое слово сдержали, и уже к двум часам пополудни люди Ундины были накормлены и размещены, а сама она слушала экскурсию по старинному зданию городской управы, построенному еще при королеве Брижитт.
- Это здание совершенно необычно, Ваше Высочество. Здесь обитают привидения, и многие из нас лично их видели. Я полагаю, что вам, как...кхм... человеку, побывавшему в мире ином, будет любопытно на них посмотреть...
- Да зашибись... Мне было бы куда любопытнее посмотреть на мягкую перину и подушку в теплой комнате. Знаете что, господа, - она повернулась к своим провожатым, - я этих привидений насмотрелась – торговать могу воспоминаниями. Действительно, чего я там не видела? А вот отдохнуть в тепле да помыться, этого мне уже давно не случалось. Давайте-ка подсуетитесь и организуйте мне ванну со спальней. Потом о привидениях потолкуем...
Сложно сказать, чего ожидали от нее жители Лиерра, наверное, того, что она не спит и не ест, на день в гроб ложится, а ночью летает на упыриных крыльях... Да уж, Ундина стала потихоньку понимать, что у популярности есть и оборотная сторона.
Она подошла к окну знаменитого здания, выглянула наружу и увидела, что весь двор забит народом, молча изучающим окна. Увидев ее лицо, они как по команде поклонились, ну и она помахала им рукой. Это были мелкие сошки, трудяги с серыми лицами, одетые в такие же серые, словно посыпанные пеплом, одежды. Вокруг них был притоптан снег, и опять же серый камень проглядывал наружу – до самого серого неба. Город бесконечной серости – вот что такое Лиерр.
Молоденькая горничная пришла сказать Ундине, что ванна готова. Это было отличное известие, и принцесса не без облегчения оторвалась от созерцания своих подданных, у которых был слишком заинтересованный вид. Она с удовольствием сняла с себя простенький доспех с деревянными плашками, который Рыцарь заставил ее надеть, и погрузилась в горячую воду. Горничная рассматривала ее так, словно сама Ундина была привидением.
- Что ты на меня так смотришь?
Девушка рухнула на колени и забормотала околесицу про «бес попутал», «мама убьет» и «не хочет жениться». У нее было такое сумасшедшее лицо, что Ундина даже испугалась и схватилась на всякий случай за свой кинжал. Увидев этот жест, девушка взвыла и рухнула на колени:
- Не погубите!!!
С большим трудом удалось выяснить, что девушка: а) беременна; б) замуж ей не светит; в) она хочет, чтобы Ундина «исцелила» ее от этого. В бытность свою подавальщицей, принцесса, конечно многого наслушалась и насмотрелась, но такое видела в первый раз.
- Нет, я конечно, тебе сочувствую, но ума не приложу, каким образом я могу помочь. Я же не твой хахаль и не могу на тебе жениться.
- Исцелите меня, госпожа! Вы ведь все можете!
- Беременность не болезнь, а вот глупость заразна. Пошла вон отсюда, не дыши на меня своими миазмами! – совершенно сбитая с настроя, Ундина погрузилась в горячую воду.
Услышав разговор на повышенных тонах, в комнату вломился Бедный Рыцарь с тремя солдатами, и очень смутился, увидев принцессу в голом виде. А сама принцесса в народных выражениях попросила всех оставить ее в покое хотя бы на время омовения. Горничную увели, но еще долго раздавались далеко по коридору ее причитания.
- Безобразие какое-то, совсем народ с ума спрыгнул от долгой войны. Впрочем, немудрено, если бы я в окно каждый день такое видела, тоже бы кумполом тронулась. У нас в Плериэле холоднее, но хотя бы солнце бывает, все веселее жить, а здесь радостно только вешаться.
Она помылась, надела чей-то стеганый халат и только собралась пойти прилечь, как в дверь снова постучали.
- Ваше Высочество, к вам народ.
- Что, прям сам? – раздражение Ундины грозило принять размеры гнева. Городской старейшина, который понравился ей больше других, мелко затряс козлиной бородкой, но не убрался за дверь, как ей того хотелось. Он умиленно почмокал и пробормотал:
- Так сколько времени-то ждали вас, избавительницу! Просьбишки у народа, не откажите уж.. Больные там, убогие...
- Просьбишки... Значит так: наложением рук я могу только карать, исцеление в программу не входит. Так и передайте больным, а в особенности убогим. Скажите, что от моего лечения наступает такое просветление, что больным тошно становится собою свет поганить, и они честно об стену убиваются. Ступайте отсюда, мне поспать надо! Я кому сказала!!!
Пришлось прикрикнуть, чтобы эта бороденка наконец исчезла. Ундина выматерилась, закрыла дверь на засов и плюхнулась на диван, который накрыли специально для нее. Вообще-то в здании городской управы никто не жил, и постели тут не было, но ради такого случая сообразили принести диван. Разумеется, принцесса могла бы остановиться в любом богатом доме, но как-то не хотелось рисковать, не нравился ей здешний люд.
Закрыв глаза, она честно пыталась уснуть, но кипящее возмущение не давало ей расслабиться. Перед глазами так и стояло глупое круглое лицо: «Исцелите!» Они что, и вправду принимают ее за волшебницу или ведьму? Ну да, Лия училась у Ирьи ДеГрассо, потом несколько раз помирала и воскресала, но это же не повод думать всякую фигню!
В дверь снова постучали. Ундина было открыла рот, чтобы выдать фразу позабористее, но знакомый голос с той стороны сказал, что это Бедный Рыцарь.
- Отдыхаете? – он кивнул на расправленный диван и стеганый халат. – Напрасно. Возле здания люди собрались, почти весь город здесь.
- Делать им нечего, придуркам. – Принцесса не церемонилась в выражениях, - какие-то отморозки, честное слово. Решили, что я тут буду лечить их геморрои...
Рыцарь посмотрел на нее весьма невеселым взглядом.
- Только лечить? Это еще цветочки...
- А что еще мне предлагают сделать?
- Тот человек, Тьяден, почувствовал себя обиженным в лучших чувствах, и теперь усиленно распространяет слухи о том, что вы самозванка.
Ундина сдвинула брови.
- На кол мерзавца. Прямо сейчас. Сама пойду и посажу.
- Некоторое основание у него все же есть, не так ли? – Рыцарь сделал предостерегающий жест. – Я попрошу вас воздержаться от поспешных шагов. Если вы удавите Тьядена, вы сделаете его версию единственно правдивой и восстановите против себя всех жителей этого города.
- Что мне теперь, его в десны целовать, что ли?
- Нет. Просто обращайте на него не больше внимания, чем на брехливую собачонку – любой человек может говорить все, что угодно. Я сам о нем позабочусь.
Ундина сделала неопределенный жест и плотно, со скрипом уселась на диван. Рыцарь присел в кресло напротив камина и надолго задумался.
- Это что, меня теперь до конца дней моих будут просить кого-нибудь излечить?
- Скорее всего да, и вам стоит подумать, как этого избегать. Видите ли, народ в массе своей темен и суеверен, что подтверждается хотя бы тем, что вы сейчас здесь в роли принцессы. Не обижайтесь, я это говорю не для того, чтобы подчеркнуть вашу роль.
Он налил себе немного вина из толстостенного графина, и Ундина последовала его примеру.
– Люди помнят, что принцесса была ведьмой, они также знают, кто такая Мими Ферро, и чем она знаменита. Все это перемешалось у них в головах, и они непременно хотят чуда, такого, чтобы можно было потрогать руками. Это нормально, в общем-то, не сердитесь на них.
- Я не сержусь, но никого лечить не желаю.
- Тогда давайте придумаем, почему вы этого не делаете.
- Потому что я....ммм... мертвая. Живые – это к Мими Ферро, раз на то пошло, она по ним специалист, а я только убивать и калечить. Кладбище, кладбище и еще раз кладбище...
Рыцарь повертел в руке свой бокал и вздохнул:
- Ладно, пойдет, все равно пока мы не придумаем чего-нибудь стоящего, придется что-то говорить. Зато хочу вас порадовать, у нас большой приток добровольцев. Как я и предполагал, слухи о вашем чудесном воскрешении бегут впереди нас, и многие уже изъявили желание принять в нем участие.
Он задумался, а потом залпом намахнул остатки вина в своем бокале:
- Эх, если бы и вправду какое-нибудь чудо сообразить, хотя бы самое завалященькое! Вся страна бы поднялась!
Ундина только рассмеялась:
- А вы мошенник еще похлеще меня! Я-то думала, что попала в честные руки, а меня тут еще поучат, как народ дурить!
Рыцарь смутился.
Отдохнуть как следует так и не удалось, потому что когда Рыцарь ушел и Ундина, наконец, стала засыпать, под окнами началась демонстрация к криками и скандированием: ПРИН-ЦЕС-СА!!! ПРИН-ЦЕС-СА!!! ПРИН-ЦЕС-СА!!!
- Чтоб вы все попередохли... – простонала она и решила встать. Все равно заснуть не получится, только зря промучаешься, опухнешь и обозлишься. Ей принесли ее одежду, чистую и сухую. К ее радости, это была не давешняя горничная, а совсем другая девушка, которая вроде не спешила валиться в ноги с «просьбишкой», а просто помогла ей одеться.
Ундина приосанилась, глядя в зеркало, сдвинула брови и двинулась вперед строевым шагом. Вперед – это туда, откуда раздаввались голоса, и где метались огни в сумеречных коридорах. Она прошла темными галереями действительно старинного здания и подумала, что охотно верит в рассказы о привидениях, ибо место было немного потустороннее. Ускорив шаг, чтобы не повстречать какого-нибудь призрака раньше времени, она выскочила в жарко натопленный и освещенный зал, в котором толпились люди.
Это были не бедняки с площади, это были первые лица города, в том числе и бургомистр Тьяден. Увидев его, Ундина едва сдержала порыв подойти и додушить сего знатного мужа, уж очень ей запали в душу слова Рыцаря. Но она пересилила себя и улыбнулась.
- Добрый вечер, господа. Развлекаетесь?
Разговоры мгновенно смолкли, а Тьяден встал со своего места, и, с поклоном предложил его Ундине. Она прошла мимо них и опустилась на жесткий стул с прямой спинкой – такой, на котором сидят вельможи, или их деревянные жены, приученные всю жизнь ходить с прямой спиной. Крестьянской дочери на нем сидеть было неудобно.
- Ваше Высочество, - начал Тьяден самым сладким тоном, отчего Ундину прошиб пот, - слухи о вашем чудесном воскресении чрезвычайно взволновали честных жителей Лиерра, они желают лицезреть вас.
- Они меня уже лицезрели в окно, довольно с них, а то лицезрение сломается.
- У меня здесь просьбы от горожан, - бургомистр отодвинулся немного в сторону, показав кипу бумаг, лежащих на столе, - и это только от тех, кто умеет писать. Многие слышали о ваших нечеловеческих способностях и о том, что вы воскресли, чтобы облегчить страдания жителей Страны Вечной Осени. Они умоляют вас не оставить их в беде.
- Больные?
Тьяден поклонился.
- И убогие?
Он поклонился еще раз.
- Значит так, говорю всем в первый и последний раз. Запоминайте, потому что дуракам я не повторяю, а сразу рублю головы: я не занимаюсь исцелением! Я училась у Ирьи ДеГрассо, и моей специализацией был мир мертвых, а моя подруга Мими Ферро занималась врачеванием. Если кому нужно лечиться – добро пожаловать в Куркколу к баронессе Ферро, а ко мне с такими делами не ходите. Я все больше по мертвецам да кладбищам – воскреснуть там, это пожалуйста, а свои мозоли сами лечите.
Ундина немного расслабилась в кресле, насколько позволяла его неудобная конструкция, и даже осмелела, осилив такую длинную речь. Все молчали, и даже бургомистр опустил очи долу с непривычным смирением.
- Я правильно понял, что должен сообщить жителям Лиерра о том, что ваши способности касаются только мертвых и не распространяются на живых?
- Совершенно правильно. Я все-таки мертвая принцесса.
Бургомистр еще раз поклонился ей с самым церемонным видом.
- Будет выполнено. Позвольте представить вам, Ваше Высочество, одну даму, которая не станет докучать вам своими немощами. У нее к вам особенное дело.
Ундине не хотелось никого видеть, никаких дам и тем более никаких особенных дел, но она даже не успела сообразить, как ответить, прежде чем в зал вошла маленькая женщина в платье типично местного, серого оттенка. Сюрприз явно был подготовлен заранее.
Она как-то странно шла, согнувшись в три погибели, словно потеряла копеечку и теперь пыталась отыскать ее на полу, внимательно всматриваясь в выщербленные плиты. Даже интересно было, поднимет она в конце концов глаза или нет. По виду это была мещаночка лет тридцати пяти, но то ли какое горе, то ли тяжелая жизнь преждевременно состарили ее. Во всем ее облике проступали черты, которые в будущем будут отличать старуху: кости черепа проступали сквозь слишком тонкую кожу, плечи сгорбились, опустились, сошлись в одно колесо с лопатками, руки вздулись синими венами. От одного ее вида становилось грустно и тревожно.
- Здравствуйте, почтеннейшая. – Ундина не знала, как следует себя вести в таких случаях, а Рыцаря, как назло, рядом не было. Куда это он запропастился на ночь глядя, именно тогда, когда нужен.
Женщина не ответила, просто плюхнулась на колени, подняла к потолку вылинявшие глаза и завыла. Так, что все волосы встали дыбом.
- Что это за... – вцепившись в ручки стула, принцесса оттолкнулась с явным намерением встать и навешать кое-кому люлей, о чем говорил ее яростный взгляд. Но Тьяден понял это раньше ее и сам подскочил к женщине:
- Прекратите, сейчас же прекратите! Или принцесса не будет вас слушать!
С огромным трудом удалось заставить ее замолчать. Вытирая пот со лба, бургомистр решил, что лучше все скажет сам:
- Это вдова Жибон, она живет в Колбасном переулке, у нее там небольшая лавочка с пряностями. У нее есть сын... был сын четырнадцати лет – ее единственная надежда и опора в жизни. Но, к несчастью, две недели назад кто-то убил ее ребенка, его нашли утром в переулке с перерезанным горлом...
- Кровищи было страсть... – подтвердил кто-то из городских старейшин, - как со свиньи. Простите...
- Сочувствую, - сказала Ундина. – Чем я могу помочь вашему горю?
Она слышала, что в таких случаях дают денег, но у нее не было ни гроша – вся их наличность располагалась у Рыцаря, именно он распоряжался торговыми и хозяйственными операциями их предприятия.
- Как чем? – бургомистр Тьяден развел руками и широко улыбнулся, призывая в свидетели всех присутствующих. – Верните ей сына.
- Каким это образом?
- Вы же сами соизволили сказать, что ваше дело – мертвые, или я ослышался? – Этот говнюк обвел взглядом притихший зал, давая понять, что слово вылетело – не поймаешь. – Вы уже дважды восстали из мертвых, для вас воскресить мальчика – раз плюнуть, а вдове Жибон это счастье на всю жизнь. Разве вы не для того вернулись, чтобы сделать свой народ счастливым?
Вот так дела... Уж лучше лечить геморрой... Не успела Ундина подумать об этом, как что-то железное звякнуло в темноте перекрытий: солдаты городской охраны незаметно вошли в зал и заняли места по обе стороны принцессы. Она была в ловушке.
А Тьяден улыбался просто-таки сахарно:
- Извольте, Ваша Светлость, как вам будет удобнее: пойти на кладбище, или, может, принести труп сюда?
Ундина мрачно молчала, глядя на вдову Жибон так тяжело, что та бы провалилась сквозь землю вместе со зданием городской управы, если бы взгляды могли обладать силой. Тьяден сыпал словами, ожидая, что же она скажет – ибо любое слово в данной ситуации означало признание в собственной неспособности совершить чудо. Да уж конечно, мертвых поднимать поди и сама принцесса бы не взялась. На лице бургомистра читалось плохо скрываемое торжество.
- Сколько времени прошло с момента смерти? – внезапно открыла рот Ундина. Вдова Жибон обалдело уставилась на нее, по-прежнему не произнося ни одного членораздельного слова.
- Четырнадцать, нет, пятнадцать дней... – услужливо подсказал кто-то из зала.
- М-да... Оно вам надо? – Ундина повернулась к безутешной матери. – Он уже посинел и разложился. Представьте себе: ходит такое у вас по дому, тычет свои несвежие конечности вам в физиономию. Воняет опять же...
Вдова дико вытаращила глаза, и, надо признаться, не она одна. Весь зал уставился на принцессу, как будто она сказала что-то неприличное, а бургомистр Тьяден поспешил снова схватить ускользающую инициативу.
- Ее Высочество шутит. Она вполне способна оживить вашего сына, госпожа Жибон, и даже новое лицо ему дать взамен... кхм... попорченного.
Как жаль, что она его сразу не удавила! Ундина только просипела сквозь зубы что-то нецензурное и крепче вцепилась в подлокотники. Где, где этот чертов Рыцарь? Как так получилось, что она осталась одна в полной власти ублюдков из городской управы, которые, поди, уже и депешу отправили правителю Орландо о том, как они успешно схватили самозванку. Ну уж нет, комедию она им попортит!
- Так, хватит! Если хотите, чтобы я помогла этой женщине, то мы прямо сейчас идем на кладбище. Где мой плащ?
Она решила, что в суматохе и на улице у нее гораздо больше шансов убежать к своим, если они были, эти свои. Кто знает, может все это – одно чудовищное предательство, и она сейчас как обезьянка на ярмарке, развлекает почтеннейшую публику своими кривляниями.
Это удивило Тьядена, он явно не ожидал, что принцесса решится идти на кладбище. В его планы входило тихое и мирное разоблачение в стенах городской управы, а устраивать прилюдное представление ему как-то не хотелось. Но раз принцесса изъявила желание доиграть до конца, придется повиноваться. Интересно, что она намерена делать с трупом мальчика?
Ундина понятия не имела, что она намерена с ним делать. У нее была одна цель: постараться дать деру по дороге. Но бургомистр этот момент предусмотрел, выделив ей двух персональных солдат якобы для охраны. Они шли рядом, так близко, что почти касались ее локтями, и несчастная принцесса понимала, что далеко отсюда не убежишь.
Городское кладбище располагалось на окраине, которая только недавно начала застраиваться. Раньше тут был людской выгон, где пасли коров окрестные жители, но теперь эту землю нарезали и раздали под жилье. Не самый приятный район, но бедные люди брали, не морщились – когда еще что-нибудь дадут? Они строили кривобокие лачуги, которые даже будучи новыми, выглядели на сто лет, и жили, нисколько не смущаясь соседством с мертвецами. Даже удобно: помрешь, а тебя далеко нести не надо.
Именно здесь, на этом кладбище и похоронили сына вдовы Жибон. Еще свежий холмик у северной ограды стоял без памятника, только табличка с криво намалеванным именем красовалась на его вершине. Ундина тупо уставилась на него и подумала: неужели эти люди настолько глупы, что станут ковыряться в мерзлой земле и выкапывать несчастного мальчика?
У нее разболелась голова от постоянного думанья и страха. Бежать было некуда: позади лепились друг к другу уродливые домишки, все жители которых заполонили кладбище, а впереди тянулось унылое поле, занесенное снегом, и на много верст в нем не было ни единого деревца.
Может, уже признаться во всем, и, по крайней мере, избавить мать мальчика от лишних переживаний? Но бургомистр ее опередил, махнув рукой, и несколько заступов вгрызлись в мерзлую землю, разбрасывая ледяные комки, больше похожие на камни. Всего лишь несколько минут и все услышали деревянный звук: Хрясь! Чей-то заступ прорубил крышку гроба. Мужики спрыгнули в могилу и, немного повозившись, вытолкнули наверх простой бедняцкий гроб из оструганых досок. Он был грязен, как и все вокруг, и, ей-богу, Ундине очень не хотелось, чтобы его открывали.
Уже стемнело, зимние дни чрезвычайно коротки, и сейчас только факелы освещали эту сцену, трепеща на пронизывающем ветру. Принцесса закуталась поглубже в плащ и опустила голову, чтобы спрятать нос – если уж повесят, так зачем еще и простужаться? Тресь! Под напором лопаты крышка скрипнула и подалась. Звук от выдергиваемых гвоздей был такой противный, что хоть беги. Ундина бы и побежала, если б было куда.
- Эй, расступитесь, что здесь происходит? – такой знакомый голос в одно мгновение прогнал все мрачные мысли. Бедный Рыцарь проталкивался сквозь толпу, отчаянно орудуя локтями, но, стоило ему добраться до могилы, как палаши солдат городской охраны преградили ему путь.
- Вы, что, с ума все посходили? Чем вы тут занимаетесь?
Бургомистр Тьяден оскалил мелкие желтые зубы.
- Вот, Ее Высочество взялась воскресить сына вдовы Жибон, потому что она по мертвым специалист, она сама из могилы восстала...
- Не городите ерунды, никто не может воскрешать мертвых, даже сама принцесса.
- Как же, как же! – развел руками губернатор, - она непременно должна уметь. А то лечить она не умеет, мертвых воскрешать тоже не умеет, это тогда получается не принцесса наша, а самозванка какая-то...
Рыцарь рванулся вперед, но его грубо оттеснили назад. Щелкнули доски, звякнуло железо, и крышка гроба слетела, открыв взорам окружающих несчастного мальчика с перерезанным горлом, уже тронутого тлением. Мать его взвыла и грохнулась в обморок, женщины запричитали, а мужчины зароптали, инстинктивно подавшись назад. Бургомистр шагнул вперед, сделав иронический жест рукой, словно приглашая Ундину к гробу:
- Пожалуйте, Ваше Высочество, вот мальчик. Оживите его.
И тут его лицо изменилось: выражение торжества внезапно сменилось изумлением, а потом болью. Он посинел, потом побагровел и схватился за горло, будто невидимые пальцы его душили.
- Что это? Что...это... – он захрипел, потом на губах его показалась пена, и вот, бургомистр Лиерра, почетный горожанин Тьяден зашатался и рухнул плашмя, прямо на открытый гроб. Тело его ударилось, перегнулось пополам и исчезло в разрытой могиле – только длинные тощие ноги остались торчать наружу. Все это произошло так быстро, что люди даже не успели выдохнуть, но едва Тьяден перестал шевелиться, все разом обернулись и посмотрели на Ундину, которая была поражена чуть ли не больше остальных, но в последнюю секунду успела сдвинуть брови и придать своему лицу зловеще-устремленное выражение.
Аххх... Толпа откатилась назад, и Рыцарь наконец-то смог пролезть сквозь оцепление.
- Что это? Что это? Это расплата предателю, который однажды позволил принцессе умереть, и теперь не желал признать ее. Это наказание за грех, который он совершил, осквернив могилу и память мертвого. Никто! Запомните – никто не может воскрешать мертвых, если только им не суждено воскреснуть самим. Смотрите, вот что будет с каждым, кто осмелится усомниться в нашей принцессе!
Он коротко дернул головой, веля Ундине следовать за ним, а одурелые жители остались на разоренном кладбище, не смея пошевелиться от страха.
- Что стоите? Приведите тут все в порядок: мальчика закопайте обратно, бургомистра достаньте и отнесите в мертвецкую. Представление окончено.
Ундина шла, не чувствуя под собой ног.
- Ты это видел? Нет, ты это видел, а? Я же тебе говорила, что все не просто так, сама судьба на моей стороне... Это ж был один шанс из миллиона, что так случится, и так случилось – не может одному человеку так везти, тут точно судьба вмешалась!
Рыцарь немного замедлил шаг и наклонился к уху принцессы:
- Ваше Высочество, если вы сейчас же не заткнетесь, я пожалую вас первоклассным синяком под глаз... Он очень пойдет к цвету вашего камзола...
Ундина поняла, что лучше помолчать.
Когда часы на ратуше пробили полночь, Ее Высочество Ундина снова сидела в стеганом халате напротив камина и кушала окорок, запивая его вином. Она здорово промерзла на кладбище, и теперь пыталась отогреться всеми возможными способами. Бедный Рыцарь опять куда-то пропал – выручив ее от горожан, он исчез так же незаметно, как и появился. Ундина, конечно, подозревала, что у него куча дел, касающихся размещения отряда, но, учитывая все произошедшее, он мог бы и ей время уделить.
Окорок был превосходен, но она поняла это, только когда желудок взмолился о пощаде. От волнения она даже не замечала, что ест и в каких количествах.
- Ну вот, опять на ночь нарубалась, спать буду кое-как... – и все-таки настроение у нее было потрясающее! Рыцарь говорил, что должно случиться чудо, вот оно и случилось – надо было ей, правда, сообразить пораньше и вытянуть руку, чтобы изобразить в воздухе пальцами, как она его душит. Тогда бы вообще все решили, что она умеет убивать на расстоянии!
Ундина встала перед зеркалом, приняла воинственную позу, вытянула руку и стала изображать из себя душителя, практикуясь в зверском выражении лица. Нет, подумалось ей, надо не так топорно, лучше пусть лицо будет спокойным, с тонкой дьявольской усмешкой. Убивать надо взглядом, а не страшной рожей.
- Развлекаетесь? – Рыцарь, как всегда, появился незаметно. Ундина покраснела и села на место.
- Да так, дурью маюсь...
- Я заметил. Вы, небось, думаете, что Тьядена на кладбище сразил гром небесный? В таком случае я вас разочарую. – Он снял кольчугу и присел к столику, чтобы нарезать себе мяса. – Ваш небесный гром зовут Матильда.
Ундина открыла рот. Матильда была юная ведьмочка, как она сама себя называла – по ее словам, она прошла обучение у самой Мими Ферро, и теперь являлась полноценной ведьмой. Чушь, конечно, учитывая то, что Мими не занималась обучением, да и вообще ведьмовство в стране уже почти тридцать лет было официально запрещено. Но кое-что она и вправду знала, а еще обожала баронессу, о которой говорила вполне правдоподобно, и все мечтала, что поприсутствует на их исторической встрече.
Скорее всего, Матильда была одной из тех девчонок, которые с момента окончания чумы всегда крутились вокруг Мими, и от которых она всячески открещивалась. Ундине было нетрудно убедить ее в своей подлинности – она всего лишь рассказала ей о баронессе и привела несколько фактов из ее прошлого. С тех пор Матильда ошивалась в отряде, занимаясь всякой ерундой, но вреда от нее никакого не было. И тут на тебе!
- Каким образом Матильда могла убить бургомистра?
Рыцарь налил себе вина и запустил зубы в окорок, пришлось подождать, пока он утолит хотя бы первый голод.
- Этот тип ей еще утром не понравился, и она почему-то решила, что от него стоит ожидать неприятностей. Поэтому Матильда испробовала на нем некий рецепт, которому ее якобы обучила наша госпожа Ферро.
- Но как?
- Около полудня, когда мы все выпивали по случаю вашего чудесного воскресения, и Тьяден тоже с нами пил – Матильда капнула ему в бокал зелья, которое сильно повышает кровяное давление в мозгу. Но то ли с дозой напутала, то ли бургомистр оказался крепок, но срубило его только через несколько часов. И, должен признаться, чрезвычайно удачно срубило – в этом вам действительно повезло. Хотя, если бы он умер сразу, мы избежали бы приключений с кладбищем.
- И все-таки я чрезвычайно везучая засранка! – Ундина расслабилась и протянула пятки почти к самому огню.
- Насчет последнего слова я согласен, - улыбнулся Рыцарь. – Но вам следует понимать, что прочно в этом мире только то, что достается нам по заслугам. Сегодня вам везет, а завтра удача отвернется от вас, и останутся только ваши две руки, две ноги и голова. Готовы ли они сами за себя постоять, без прикрытия фортуны?
- А как же! Я бью в глаз без промаха, и могу с одного удара десять зубов выбить.
- Невелика наука. А вот понимать людей, чувствовать их стремления и чаяния, чтобы умело управлять ими через их слабости? Лучше скажите мне, чему вас действительно научил сегодняшний день, а я покушаю и послушаю.
Ундина открыла было рот, но потом задумалась. И правда, не так легко было мгновенно сформудироват весь тот вихрь мыслей, бушевавших у нее в голове. Сегодня она слишком многое повидала.
- Знаешь, первая мысль у меня такая, что люди ужасно глупы.
- И это все?
- Нет, это только первая мысль. Остальное я потом подумаю.
Старый воин не спеша ел и смотрел в огонь, время от времени прихлебывая из хрустального бокала.
- А почему ты назвала людей глупцами?
- Ну это же очевидно: только идиот может верить в воскресение мертвых.
- То есть, по твоему, вдова Жибон глупа?
Она задумалась, чувствуя некий подвох в его вопросе.
- А разве она умна?
- Не знаю, я с ней не знаком. Но мне кажется, ты не понимаешь, что такое потерять единственного близкого человека. Представь сама, она в одночасье лишилась всего, ибо ее сын был ее будущим и ее прошлым и настоящим. Что ей осталось? Холодный дом и всеобщее равнодушие, ибо больше в целом свете никому нет до нее дела. На ее месте я еще бы и не в такое поверил.
- А я не верю. Я была на ее месте – если ты не забыл, то мне было восемь, когда умерли все мои родные. Один за одним, они умирали каждый день, и однажды я осталась одна в деревне, полной мертвецов. Это еще хуже, чем одна на целом свете, потому что мертвецы докучали мне, пугали меня по ночам, а мне, напомню, было всего восемь. Так вот, я не пыталась их оживить, и мне даже в голову не приходило, что вот эти черные квашни смогут снова ожить. Если бы мне предложили, я бы отказалась – это очень плохая идея.
Теперь замолчал Рыцарь. Иногда Ундина его поражала: чаще всего она казалась жизнерадостной шаромыжкой, но иногда словно приоткрывала дверцу, показывая, что и у нее есть за душой немало разного. В такие моменты он стеснялся ее поучать.
- Мне кажется, стремление к чудесам не есть признак глупости, это естественное свойство человеческой души. Кто-то хочет одним взмахом руки решить свои проблемы, а кто-то просто жаждет чуда, чтоб наполнить свое существование. Таковы поэты и художники, которым тяжело мириться с окружающей действительностью.
- Угу, и весь Лиерр у нас сплошь состоит из поэтов и художников, держи карман шире. Я скорее соглашусь с тем, что они хотят хорошо жить по щучьему велению. Вот, а еще я подумала сегодня, что если видишь человека и понимаешь, что он тебе враг – избавься от него немедленно. Убей, или нейтрализуй, или сделай что хочешь, но лиши его возможности тебе вредить.
- С точки зрения государыни – вполне разумно. Только есть один небольшой момент: не всегда легко отделить врагов от друзей, тем более с первого взгляда, ибо часто враги выглядят, как друзья и наоборот.
- Тогда всех коси, потом разберешься, - угрюмо проворчала Ундина. – Этот придурок меня сегодня так выбесил, что я сорок раз пожалела, что не удавила его еще утром.
- А ведь он всего лишь пытался отстоять имя Лии. Подумай об этом. Каждый враг – это не вселенский злыдень, это просто человек с другими интересами. А интересы вещь такая, сегодня они расходятся, завтра сойдутся. Нельзя всех косить.
Ундина уже отяжелела и хотела спать, нравоучения ее утомили. Она тряхнула головой так, чтобы волосы упали на лицо, скрывая его от глаз Рыцаря, и когда он произносил очередную сентенцию, она просто закрыла глаза и уснула под ровное гудение камина, и мягкий звук его голоса. А он все продолжал разглагольствовать, словно выступал на кафедре перед воспитанницами школы благочестия.
Как Рыцарь ни старался сбить с нее спесь, Ундина надулась как пузырь. Тем более, что новость о происшествии на кладбище разнеслась с фантастической быстротой в максимально приукрашенном виде.
- ... и тут ты протягиваешь руку, да, да, прямо так, как тогда у зеркала кривлялась, и бургомистр взлетает к небу. А ты словно держишь его за шею в воздухе и крутишь вокруг себя! Он летает и начинает синеть и задыхаться, а ты злобно хохочешь и только сильнее сжимаешь пальцы. Вот бургомистр уже хрипит, и тут с неба ударяет молния, раскалывает могильную плиту, потом поражает Тьядена, который падает замертво в разверзтую могилу, а она над ним захлапывается! Вот так.
- Одуреть! И это все я?
- Ну да, теперь ты не просто мертвая принцесса, которая, как все хорошо помнят, никогда никого не убивала, теперь ты – несущая смерть принцесса, и с тобой надо очень осторожно обращаться.
- А вот это правильно. Я такая, могу и зашибить под настроение. Ты же сам говорил, что нам позарез необходимо чудо, а когда оно случилось, ты морщишь нос и говоришь, что я дурью маюсь... Как тебя понимать?
Рыцарь нисколько не смутился:
- Я имел в виду, что чудо будет очень полезно для нашего общего дела, так и произошло. Но для тебя лично вера в такие чудеса несет прямой вред, ибо внушает тебе беспечность и опасную иллюзию своего всемогущества. Вспомни, что ты мне рассказывала: ты пришла из кабачка «Три гвоздя». Так вот, каждый раз, когда почувствуешь себя на вершине мира, сразу скажи себе: «Три гвоздя», и мираж рассеется.
- Какой смысл тогда стремиться на вершину мира, если надо саму себя с нее сгонять?
- Вершина мира существует только в твоем воображении, а в настоящем мире нет вершин, он пологий, как холм. В твоем положении очень полезно жить именно в реальном мире, потому что, если ты перестанешь трезво воспринимать реальность, ты погубишь и себя и наше дело. Вот как следует меня понимать.
Старый Рыцарь опять же оказался прав – после «чуда» народ валом повалил в ряды сторонников принцессы Ундины. Отныне ничего больше не имело значения: ни ее имя, ни внешность, ни возраст. Теперь даже самому последнему деревенскому дураку было совершенно ясно, что она принцесса, самая настоящая и не может быть никем другим.
День и ночь в Лиерр прибывали новые люди. Они приходили со всех концов страны, однажды Ундине даже встретились старые знакомые из Нарамана, которые в свое время не пошли за ней.
- Вы уж простите нас, Ваша Милость, мы давеча вам не поверили, но теперь уж никаких сомнений нет. Примите нас, мы вам будем служить верой и правдой.
Что делать, принимала. Даже некоторые солдаты с фронта, из числа бродячих дезертиров, попросились в отряд. Рыцарь охотно их принял, ибо это были люди опытные, стреляные, умеющие воевать, в отличие от крестьян да городских лодырей.
- Почему ты считаешь наших парней лодырями? Будто нормальные люди к нам в отряд не пойдут?
- Разумеется, не пойдут. Нормальные люди останутся дома со своими семьями и будут работать. К нам идут только те, кто в жизни не устроился, и надеется через нас чего-то достичь.
- Но мы же за правое дело воюем!
- Опять...
- Вот ты, ты сам за что воюешь?
Рыцарь остановился и поправил шлем, постоянно сползавший из-за вязаной шапки-балаклавы – он был выкован для носки в жарких странах, и не приспособен для такой погоды.
- Я тебе уже говорил, я иду отомстить за свою девочку и остановить войну. Больше ничего мне не надо.
- И ты считаешь, что это неправедное дело?
- Оно не праведное и не неправедное, оно просто мое. За него я и воюю, также как эти парни – за что-то свое. Они могут заблуждаться, им это даже полезно, но тебе, как руководителю, заблуждаться нельзя.
На этом месте они снова поругались. Они всегда ругались, когда Рыцарь принимал такой заумный вид и начинал проповедовать. Ундина терпеть этого не могла, но деваться ей было некуда, приходилось слушать. Впрочем, стоило ей проехать на белом коне несколько сотен метров, посмотреть на своих молодцов, как настроение ее сразу же поднялось. Благодаря зануде-Рыцарю, у нее была настоящая мини-армия, в которой царил порядок и дисциплина. Да, пусть крестьяне, да, пусть лодыри, но они уже выдержали первый удар у Серана и показали себя с самой лучшей стороны. Как там говорит Рыцарь – с любым человеком можно иметь дело, главное, правильно им пользоваться. И откуда он такой теоретик?
Через две недели они были готовы выступать дальше. Рыцарь решил, что пребывание в Лиерре более не имеет смысла. Они должны были двигаться, наращивая энергию движения, одерживать небольшие победы и все время расти, расти, расти, чтобы однажды подойти к Малиновым воротам. И вот тогда правитель Орландо не посмеет их проигнорировать.
Орландо дочитал последнюю страницу объемистого доклада и тихо перевернул обложку. Даже кулаком стучать не хотелось. Все написанное было очень и очень серьезно, и теперь он недоумевал, почему узнает об этом только сейчас. Он распорядился позвать госпожу Брадаманте.
- Я чего-то не понимаю, или кому-то пора в ссылку?
- Ах, вы об этом... Господин барон наконец-то решился вам доложить?
- Что значит «наконец-то»?
- Помните, мы с вами выпивали в одном трактире в Сейморе? Я тогда еще сказала вам, что у него для вас новость, но он боится ее докладывать.
- Так вы еще тогда об этом знали?
- Разумеется. Но меня это больше не касается, у меня теперь другая работа. Если честно, я не знала, что барон до сих пор вам не доложил... Сожалею.
Это была правда, последние две недели госпожа Брадаманте посвятила дестабилизации обстановки в Каррадосе. Орландо позарез нужна была смута, чтобы король Марк не вздумал приехать туда во второй раз. Но теперь внешнеполитическая обстановка резко отошла на второй план, и правитель уже решил про себя, что госпожа Брадаманте нужна ему здесь.
- Ладно, идите. Я все никак не привыкну, что вы больше не работаете у Тузендорфа.
Он отпустил госпожу Брадаманте с этими словами, хотя сам прекрасно понимал, что это неправда – он позвал ее потому, что прочитав доклад почему-то испугался и почувствовал себя скверно. А госпожа Брадаманте была его испытанным лекарством от тревог и неуверенностей.
В ожидании прибытия министра внутренних дел Орландо прошелся туда-сюда по кабинету и остановился около окна. Было два часа дня, и снег тихо падал крупными хлопьями, за мгновение стирая с лица земли торопливые следы редких прохожих. Дворец возвышался молчаливой темной глыбой, немой, засыпанный снегом – он давно привык к нему такому. Неужели когда-то здесь била ключом жизнь, сновали хорошенькие дамочки в бальных платьях, и надушенные кавалеры с парадными прическами? Да и просто было много слуг, живого человеческого дыхания, звона посуды, стука каблуков? Не верится. Уже много лет Королевский дворец служил пристанищем только одному человеку, который не любил праздников, и, в конце концов, стал похож на него даже внешне – угрюмый, нелюдимый, высокомерный.
Воистину говорят, что история повторяется два раза: первый раз в виде трагедии, второй раз – в виде фарса. Иначе как фарсом нельзя было назвать это триумфальное воскрешение мертвой принцессы. Она даже имя не потрудилась переменить, мол, и так сойдет... До чего одурели люди. Похоже, что пора объявлять новый призывной возраст, а то им, видимо, заняться нечем...
Эта война уже давно высосала все соки из страны, но он никак не желал отступиться. Раз нам так плохо, то королю Марку и подавно, а значит, он уже на последнем издыхании. И, памятуя о том, что искушение сдаться бывает особенно сильным перед окончательной победой, Орландо крепче стискивал зубы, и велел своим министрам работать!
Он был прав, Марку приходилось невероятно трудно, и он снова начал возвращаться к мыслям, терзавшим его на заре его политической карьеры. Может, хватит уже? Может, сдать все к чертовой матери, потому что ни одно государственное образование не стоит таких страданий. Ну, будет здесь провинция Страны Вечной Осени, не станет престола в Мриштино, и что? Зато люди останутся живы и смогут работать, растить детей и жить обычной жизнью. Время от времени он чувствовал сильнейшее искушение написать Орландо, отречься от престола и уехать в Куркколу, в которой он так и не побывал.
К счастью, эти мысли он никому не озвучивал, изо дня в день продолжая тянуть лямку государственных дел воюющей страны. Причем не просто воюющей, но медленно и верно проигрывающей войну. Орландо давил, потеряв надежду на быстрый результат, он просто навалился на них грудью, рассчитывая, что рано или поздно они задохнутся.
Все к тому и шло. Марк это чувствовал, и Орландо это тоже чувствовал – близость победы уже заставляла трепетать его тонкие ноздри. И тут опять эта чертова принцесса! Проклятие какое-то... Вот именно сейчас она ему совсем не нужна. Сначала надо раздавить Марка, а потом пусть восстает из могилы хоть каждый день, у него топоров достаточно.
Воистину, что-то в этом есть – он вспомнил о проклятии ведьмы Ирьи, которое, как он считал, давно уже сбылось и исполнилось. Он был стар, одинок и несчастен, несмотря на всю свою деятельность. Будущего не оставалось, если повезет, его будут достраивать те, кто придет за ним. А его доля – просто додавить, добиться своего, и потом можно умирать. Потомки скажут, что он был велик, но ему от этого не будет ни холодно, ни жарко.
Сейчас главное победить, и поэтому не должно снова возникать никаких принцесс, тем более настолько липовых. Удивительно, что Тузендорф повел себя так глупо, и не поставил его в известность, видимо, он уже стареет.
- Все мы стареем, - он подошел к зеркалу и посмотрел в свое лицо, - одна надежда на молодых, но у этих молодых своя голова на плечах, и они хотят жить по-своему.
В нем все еще говорила досада на отказ госпожи Брадаманте.
Тузендорф явился через полчаса, испуганный и бледненький. Орландо мысленно готовил ему разнос, но увидев его перевернутое лицо, почему-то остыл. Он вспомнил чуму, и то, как тяжело перенес то время его верный соратник, потеряв своих детей. Именно тогда пробежала трещина по доселе безупречному человеку. Страх сначала сломил его, а потом выпил все силы, оставив безвольную тряпочку. Нет, министр отлично работал, как и прежде, но не чувствовалось в нем прежнего огня.
- Здравствуйте, господин барон, вот, хотел вам голову открутить, да как-то жалко стало... – Орландо кинул на стол папку с докладом.
Тузендорф кинул на нее быстрый взгляд и затрясся.
- Простите меня, Ваша Светлость, я допустил ошибку...
- Вы знаете, прошло уже около месяца, как мы разговаривал с госпожой Брадаманте, и она намекнула мне, что у вас есть новости, но я никак не ожидал, что они окажутся вот такими.
Он сел за стол и стал передвигать предметы по его поверхности – знак того, что был очень взвинчен и растерян.
- Ладно, у народа дерьмо в мозгах плещется, это я понимаю. Я не понимаю другого – почему мой министр, моя правая рука, нога, и все остальное, извещает меня об этом когда уже поздно что-то предпринимать?
Тузендорф затрясся еще сильнее. Выцветшие глаза его за стеклами очков расширились и не мигая, уставились на Орландо.
- Вы полагаете, что уже поздно?
- А вы сами читали свой доклад?
- Я его писал...
- В таком случае объясните мне, как могло так случиться, что какая-то самозванка провела сражение, которое мои генералы никак не могут устроить королю Марку? Может, нам нанять ее? Пусть на фронте армией командует?
Тузендорф снова дико взглянул на правителя.
- Если раньше я бы просто распорядился ее повесить на первом суку, то теперь меня очень интересует ее личность! Такие кадры на дороге не валяются...
- Кхе-кхе... – прокашлялся министр, - Разрешите?
Он вытер пот со лба, перевернул лист в своем блокноте и сообщил, что самозванка – на вид девица лет двадцати, высокая, здоровая и наглая. Волосы рыжие, глаза голубые, имеет некие «царские знаки» на теле, но какие именно, установить не удалось. В ближайшем кругу откликается на имя Ундина. Происхождения скорее всего низкого, ибо речь простонародная, читает и пишет с трудом...
- И вот это недоразумение ходит у нас под именем принцессы?! – почти завопил Орландо. – Свою настоящую принцессу, Лию, они отдали на съедение, глазом не моргнув, а за этой халдой побежали вприпрыжку?!
Он вскочил и теперь бегал по кабинету мимо Тузендорфа, который больше всго боялся, что именно так и будет.
- Постойте, - внезапно затормозил правитель, пораженный внезапной мыслью, - но если она глупа и необразованна, как она могла выиграть сражение? Чудес и везения на войне не бывает, вам это известно не хуже меня.
Тузендорф покраснел и прокашлялся:
- Дело в том, что у нее есть главнокомандующий, который и руководил сражением.
- ЧТО-О-О???!!! И кто этот несчастный?
Тузендорф снова покраснел, а потом в тишине гирями упали три слова:
- Зигфрид. Бедный Рыцарь.
Орландо не поверил своим ушам. Он отпустил Тузендорфа движением руки и упал в кресло. Этого не может быть. Бедный Рыцарь не может возглавить отряд самозванки. Просто не может. Насколько Орландо его знал, он всегда был кристально честным и возвышенным человеком, он растил Лию и обожал ее. Память о ней была свята для него, он никогда и никому бы не позволил спекулировать ее именем.
Холодок пополз по спине Орландо: а если все не так? Если самозванка всего лишь прикрытие, а на самом деле… Нет, не может быть, он сам хоронил ее. Он схватил с письменного стола портрет Лии и судорожно вгляделся в него: черные глаза со страстью и тревогой всматривались в пространство и все так же не смотрели на него. Уже двадцать лет он не мог поймать ее взгляд.
Он поставил портрет на стол и открыл окно – ему было душно. Несмотря на то, что на улице все так же падал снег, он задыхался. Внизу шумела ночь, воздух был сырым и тяжелым, пах тревожно-сладковато. Что-то изменилось в мире, сейчас Орландо особенно остро чувствовал это.
Он пропустил важное, что-то главное тихо проскользнуло мимо него, пока он тужился и силился переломить ход войны. Всматриваясь в ночь, он с удивлением подумал, что во дворе идет другая эпоха. Какая странная и нелепая мысль, но она засела в его голове, даже когда он улегся в кровать. Орландо долго пытался заснуть, но так и не смог в ту ночь. В его ушах звучали легкие шаги принцессы.