Две сестры Глава XXI

Сергей Дмитриев
                Глава XXI



          Мария стояла у борта парохода и смотрела на уменьшающийся в размере Стокгольм. Несколько дней в этом, совсем шведском городе, где все говорили по-шведски, пролетели незаметно. Мария никогда до этого не была в Швеции, ей удивительно было слышать со всех сторон родную речь, хотя эта речь немного, для не шведского уха, отличалась от речи финляндцев, самой Марии, ее матери, родственников по материнской линии и просто знакомых. Она в детстве много слышала о Стокгольме от отца, который очень любил свой родной город. Она ожидала увидеть что-то сказочное. Город действительно был достаточно красив и чист, но после Петербурга он не произвел на молодую финляндку очень уж сильного впечатления.
          Но сейчас она смотрела на тающую в дымке шведскую столицу с какой-то невыразимой грустью. Она прекрасно понимала, что она больше никогда не увидит ни мать, ни сестру, ни родительский дом, ни бесконечно полюбившийся ей Петербург.
          Ее муж принял решение служить во французской армии на краю света. Она жена, то есть часть своего мужа. Эта православная истина вошла в нее, растворилась в ней и определила ее судьбу. Очень сложные, противоречивые чувства и мысли захватили ее сейчас, у бортика парохода, который увозил ее сейчас в Гавр, потом их ждал Париж, и наконец, путь на край света, на Антильские острова.
          Она не боялась перемен, ее не пугали расстояния. Только чувство невозвратимости ничего былого, необратимости разлуки с Родиной и близкими переполняло ее и солеными струйками текло по ее щекам.
          Мария не заметила, как сзади подошел Веселин и обнял ее за плечи. Она повернула к нему лицо, заплаканное, с припухшими глазами. Наверное, он все понимает, подумала Мария. Веселин и вправду все понял, вытер слезы со щек жены, прижал ее к себе. Они стояли молча, глядя в разные стороны. Со всех сторон было море, небо и чайки.

                ***

          В Париже все вопросы решились на удивление быстро. В течение недели Мария стала женой старшего лейтенанта французской армии. Когда он появился в снятой военным ведомством квартире в новом мундире, Пиркко даже всплеснула руками:

          - Боже, какой красавец! Просто картинка! Вот бы мне такого жениха!

          - В жизни нет ничего невозможного, - со смехом ответила ей Мария. – Там, куда мы едем, таких мужчин в такой форме полно, а вот красивых белокурых барышень кот наплакал.

          Пиркко зарделась и почти убежала на кухню, причем довольно вовремя, иначе семейство Дражичей осталось бы без ужина.
          К ужину Веселин извлек из саквояжа бутылку хорошего французского вина.

          - Сегодня последний вечер в Париже, - улыбаясь, пояснил новоиспеченный французский офицер.

                ***


         На следующий день поезд Париж – Марсель увез их навстречу новой жизни.



                ***

         Покачиваясь на сиденье коляски, Александра думала о предстоящей встрече с Еланским. Она думала об этой встрече еще в поезде, глядя в окно на пролетающие мимо деревья и реки. Она много раз уезжала из Богородского и возвращалась обратно. Но ни разу до этого она не возвращалась к Еланскому. Она возвращалась к детям, к дому. к  саду. А вот сейчас она возвращается к нему, к мужу, к отцу ее детей, к человеку, который ее ждет. И который заслужил совсем другого семейного счастья и семейных отношений, чем те, которые он имел, будучи ее мужем.
          Александра поймала себя на мысли,что думает о Еланском с теплотой, как об очень близком человеке. Не любовь ли это, задала себе вопрос Александра Ивановна. А что такое любовь? Она вспомнила, как однажды, годы назад, она уже задавала себе этот вопрос. Потом в ее жизни появился Карл. Любила ли она Карла? Наверное,  любила, если готова была ради него нарушить закон и человеческий и Божеский.  Вспомнив о Стенмарке младшем, Александра грустно усмехнулась.
         Хорошо, что все это закончилось, неожиданно для себя подумала Александра, и вдруг ясно ощутила, что это ведь действительно хорошо. Она внезапно почувствовала прилив странного ощущения свободы. Как будто она избежала наказания, будучи виноватой, или как будто заблудившись в лесу, вышла к жилью. Эта свобода, вернее ее ощущение, переполняло Александру, она сняла шляпку, закрыла глаза и молча подставила лицо боковому ветру. Ей казалось, что этот ветер уносит из ее головы,  и из ее тела все глупости, которые она этой головой,  и этим телом наделала.
          Через какое-то время на горизонте показалась милая ее сердцу церковь, в которой когда то крестили Настю и Ваню. По появившейся за годы привычке, Александра трижды перекрестилась на сияющий вдали купол с крестом.


                ***


          Расплатившись с кучером, Александра некоторое время стояла на лестнице парадного крыльца их дома, почему-то не решаясь, или просто не торопясь войти. Она не смогла придумать, какими словами она встретит Еланского, как объяснит ему, что с ней произошло. Да и надо ли объяснять?
На крыльцо вышла фрейлен Нойгут и доктор Батурин. Нойгут, увидев Александру, кивнула ей головой в знак приветствия, Андрей Николаевич же почти подбежал к Александре.

          - Здравствуйте, здравствуйте, Александра Ивановна! Очень хорошо, что вы так скоро вернулись! Настя болеет, уже все более менее, но было очень плохо. Подозреваю правостороннюю пневмонию, это воспаление легкого. Сейчас вроде как на поправку идет. Я бываю каждый день, но очень хорошо, что вы приехали. Александра Гавриловича надо уговорить отдохнуть. Он не отходит от Насти, спит не знаю как, сидя. Я оставил сиделку, но ваш супруг все пытается делать сам. Смените мужа, и уговорите его как следует отдохнуть. До свидания, до завтра!

          Доктор Батурин прыгнул в свою коляску и хлестнул лошадь вожжами.

          Александра поискала глазами Нойгут, чтобы спросить ее о чем-то, но той уже не было на крыльце. Почти бегом Александра ринулась в детскую. Сиделка поднялась со стула ей навстречу, но Александра прошла мимо нее к постели дочери. Еланский, который сидел рядом, встал со стула и протянул жене руки. Александра обняла его и повернулась к Насте. Девочка безмятежно спала, рассыпав кудри по подушке.


          ...Я... вот..., - начала лепетать Александра, почему то беспомощно посмотрев в сторону сиделки. Еланский перехватил этот взгляд.

          - Ксения писала мне. Я все знаю, - сказал он по-немецки.

          Александра оцепенела. Она не знала, что сказать, она была не готова что-либо говорить. Она подняла на мужа глаза полные слез.

          - И… что? – выдавила она из себя.

          - Ты с нами? – спокойно спросил Александр Гаврилович.

          - Да, - прошептала Александра.

          - Навсегда? – так же понизив голос, спросил муж.

          - Я Александра Ивановна Еланская! – продолжала шептать молодая женщина. – Я счастлива, что это так.


         Еланский сжал ее в своих объятиях, прижал ее голову к своей груди и несколько раз поцеловал в макушку и в лоб.

          - А где Ваня? – спросила Александра.

          - Батурин отвез его к Волковым. Пока Настя болеет, так лучше.


          Александра поцеловала нательный крест на груди мужа сквозь расстегнутую рубашку.




                Окончание следует