Наша бабушка

Валентина Хрипунова
Большая часть детских воспоминаний связана с бабушкой. Анна Николаевна родилась 11 декабря 1924 года, станция Обозерская Архангельской области. Она была младшая в семье. Когда ей было 2 года, семья лишилась матери. Отец работал на железнодорожной станции телеграфистом, поэтому морзянку в семье знали все дети. Этот навык спас бабушку в годы Отечественной войны.
 
В 1941 году шестнадцатилетнюю Анну вместе с другими женщинами отправили на лесозаготовки в тайгу. Не выдержав суровые условия, она сбежала домой, а по закону военного времени за это могли отдать под суд и отправить в лагерь. Как раз в это время на станции заболела телеграфистка и заменить ее было некем, тогда в смену вышла бабушка. Так и проработала почти до конца войны. Познакомилась с назначенным по распределению молодым начальником станции и вышла за него замуж. У них родилось трое детей в том числе и моя мама. По истечении положенного срока дедушка уже с семьей вернулся в Подмосковный Ногинск.
 
Молодой семье дали комнату в деревянном бараке с туалетом на улице и прогнившими нижними венцами сруба. Отдельную квартиру они получили спустя десять лет. Несмотря на непростые жилищные условия и троих маленьких детей Анна Николаевна всегда работала, причем был период, когда она совмещала сразу три работы. Вечером она убирала железнодорожную контору, а днем, как экспедитор, оформляла накладные Обуховского коврового комбината и еще одного предприятия.  На ковровом комбинате ей давали обрезки шерстяных ниток со станков. Мама рассказывала, как они с сестрой часами распутывали эти многоцветные пучки. Бабушка обвязывала всю семью, а из тонких хлопчатобумажных ниток вязала ажурные подзоры и кружево на заказ.
 
Когда родились мы с сестрой, бабушка работала контролером на железобетонном заводе. Война и ранее замужество не позволили молодой женщине получить образования выше средней школы, но отличная память и трудоспособность выручала. Требования нормативов и ГОСТов она знала не хуже дипломированных специалистов. По результатам аттестации Анне Николаевне был присвоен пятый разряд, в то время, как молодые инженеры имели только третий, но ей не завидовали, наоборот - уважали, приходили советоваться. Веселый боевой характер помогал находить общий язык со всеми.
 
В детстве мы часто оставались с бабушкой, и она брала нас в цеха. Я помню грохот крана, движущегося высоко под фермами перекрытий, формы для производства железобетонных плит, арматуру разного диаметра, искры от сварочных работ, горы щебня и песка на площадках за цехами. Рядом с родным человеком нам не было страшно, мы смотрели вокруг, широко раскрыв глаза.
 
Но самые яркие дни были тогда, когда бабе Ане не надо было идти днем в смену. Вставала она всегда очень рано, ставила тесто, и к девяти утра квартира наполнялась ароматом пирогов. Ее пироги славились среди друзей и родственников. Бабушку даже в гости звали с оговоркой: «Подарков не надо, принеси лучше пирог с вареньем!» Этот ее знаменитый пирог: два-три слоя теста промазанных малиновым вареньем с румяными хрустящими цветочками и решеточкой сверху. Даже простые пирожки с картошкой или рисом у бабушки получались вкусными. Уже от воспоминаний слюнки текут. Никаких тортов не надо. Бабуля специально ничему нас не учила, просто давала нам по кусочку теста, а сама лепила пирожки, мы копировали движения. Как бы криво не получилось, наш пирожок бережно укладывался на противень, а мы с сестрой гордились своей работой. Тоже самое было и с рукоделием. Мне было три года, когда бабушка мне доверила иголку и нитку, а в четыре я уже шила крошечные мешочки для семян укропа и сухих трав. Первый шарфик для куклы тоже был связан с помощью бабы Ани.
 
 Вместо детского садика мы шли на огород. На шести сотках Анна Николаевна умудрялась вырастить все. Чеснок и лук рос между клубничными кустиками, чтоб не занимать отдельной грядки. Зонтики укропа тоже росли там, где им вздумается, а вот с сорняками велась беспощадная война, в которой у сорных растений не было шансов на победу. И тут тоже работы хватало на всех. С возрастом бабушкины пальцы сковал артрит, и во время посадки мы стали для нее настоящими помощниками. Помню, как она нас учила сеять репу, морковь, редис, и мы своими маленькими пальчиками легко справлялись с поставленной задачей. Вечером бабушка обязательно рассказывала нашей маме, как мы ей помогли (для нас это было важнее прямой похвалы). Когда урожай начинал поспевать, тут уж никого не надо уговаривать помогать. Собирать ягоды любили все (одну в ведерко, другую в рот), да и самая вкусная морковка и репка та, что с грядки.
 
Еще с севера у Анны Николаевны сохранилась любовь к лесу. Собирать грибы – была ее страсть. Она умела ориентироваться среди деревьев и определяла время по солнцу. Мы ходили за грибами и даже в небольшом лесочке за заводом набирали белые, подберезовики, подосиновики, а как мы радовались рыженьким семейкам лисичек и розовым бархатным волнушкам. Ходя по лесу, бабушка пела старые застольные песни, а иногда из озорства веселые частушки, и мы дружно подпевали, потом смеялись.
 
А после обеда мы читали. Баба Аня всегда находила время для книг и прекрасно читала вслух. Помню, когда к нам приезжал в отпуск ее старший сын, то он нередко просил: «Мам, почитай!» Она любила читать о людях, переживших войну и лишения. Наверно это возвращало ее в молодость, пусть не легкую, но такую яркую, полную надежд. Поражала бабушкина память. Она помнила огромное количество стихов, географических понятий и еще много всего. Когда кто-то из взрослых, разгадывая кроссворд, натыкался на незнакомое понятие, то, прежде чем лезть в справочник или географический атлас, спрашивали ее.
 
Перед началом школьного этапа жизни мы с мамой переехали в отдельную квартиру, бабушка ушла с завода и каждый день приходила к нам, встречала со школы. Потом мы переехали в другой город и уже сами по выходным навещали бабу Аню. Она тогда уже была тяжело больна. Помню, как ездила с мамой навещать ее в раковом корпусе. Рак желудка. После больницы мы забрали ее к себе. Сестра училась на первом курсе института, родители весь день на работе. После уроков я пол дня была с ней наедине. Варила ей жидкую овсянку, но организм не принимал даже такую пищу. Она терпела боли, я это видела, обезболивающее принимала только перед возвращением родителей с работы. Такая маленькая (в 15 лет я была выше нее на целую голову), беспомощная перед тяжелой болезнью. Тогда ей никто не мог помочь. Анна Николаевна умерла в 72 года. На похоронах я не плакала. В моем юном сознании стояла мысль, что теперь ей хорошо и больше нет страданий. Только спустя пару лет, рассказывая однокурсницам о своей бабушке, у меня полились слезы. Это были слезы утраты. Так мало она была с нами, но так много дала.
 
Когда вязну в домашних хлопотах и обязанностях, я вспоминаю о ней и многих таких же женщинах, которые в военные и послевоенные годы без особых условий, без стиральных машин и газовых плит, без водопровода управлялись с домашними делами, рожали детей, сами шили и перешивали им одежду. Эти мысли дают мне дополнительные силы и заряд бодрости. Как нам сейчас комфортно живется! Какое счастье что над нами мирное небо!
 
Мы помним ее веселой трудолюбивой, молодой. До 70 лет у нее практически не было седых волос, лицо было гладким и загорелым. И я верю, что там – в своем бессмертии она счастлива!
28.08.2017г.