Я, Микеланджело Буонарроти... гл. 46-48

Паола Пехтелева
46.В Болонью!

О, Чино, посмотри, с каким укором
Взирает время новое на нас,
И на добро глядит недобрым взором.
  Сонет XCVI     Данте Алигьери

Рассвело. Окраина Флоренции ничем не отличалась от окраин других пышных и роскошных городов. За стенами города сразу прекращались мощеные дороги, и начиналась грязь. На фасадах домов не было лепных украшений, да и домов в полном смысле этого слова не было. Народ был суров и неприветлив. К чужакам относились с подозрением.
Микеланджело с товарищами вошли в тратторию. Головы всех сидящих мужчин резко развернулись по направлению к ним. Их разглядывали в упор безо всякого стеснения, кто-то прищелкивал языком, положение было отвратительное. Микеланджело, красный до самых кончиков своих черных волос, хотел было развернуться и уйти, но сознание того, что теперь так будет всегда и ему придется научиться вести себя на публике и выработать в себе «защитную реакцию» - иммунитет ко взглядам, которые никогда не будут направлены на него приветливо, заставило молодого человека остаться. Они сели за стол. Взгляды посетителей последовали за  ними. Одеты молодые люди были просто, но манера держаться, выражение лиц и тихие голоса явно выдавали в них горожан и людей благородного сословия.
В траттории нарастал гул. Микеланджело, Лапо и Лодовико долго совещались о том, как потратить деньги. Всем очень хотелось есть и побыстрее добраться до какого-нибудь города.
-- Извините великодушно, - раздался голос над ухом Микеланджело, - я лишь хочу полюбопытствовать, не изволю ли я ошибаться?
Микеланджело развернулся. Перед ним стоял мужчина средних лет, приятной наружности с римской бородкой и синими глазами.
-- Позвольте представиться, Пиетро Альдобрандини, болонский патриций. Держу путь во Флоренцию по торговым делам.
-- А я, Микеланджело Буонарроти Симони де Каносса, скульптор, флорентиец, - Микеланджело так пышно представился, что у его спутников рты раскрылись.
-- Ах, значит, все-таки я не ошибся, все правда, правда, - болонец как-то засуетился, потом подсел, заказал хозяину вина для всех и нагнувшись низко-низко к Микеланджело, зашептал: «Я Вас узнал». Микеланджело как-то неудобно себя почувствовал. Сразу в голову полезли разные мысли.
-- Но Вы не волнуйтесь, - продолжил болонец. Подозрение внутри молодого человека усилились. Он сделал вид, что очень заинтересован содержимым своего стакана.
-- Вы – любимец Лоренцо Великолепного.
Надо было уходить. Микеланджело дернулся вверх.
-- Сидите, сидите.
Микеланджело повернулся лицом к назойливому, и по-видимому опасному соседу.
-- Я Вас узнал, - повторил Альдобрандини, нагибаясь к самому уху Микеланджело, - не бойтесь меня.
«Он либо кретин, либо шпион», - подумал Микеланджело, но вслух вежливо, и глядя болонцу в глаза, спросил: «Вы полагаете мне стоит чего-то бояться?»
-- Я все знаю.
-- Что все?
-- Что Пиеро Медичи вот-вот свергнут и что ваш, - болонец прямо-таки «целовал» Микеланджело в ухо, - «profeta sarafico» готов сжечь на костре каждого, кто каким-либо путем был близок Лоренцо Медичи.
-- Что Вы хотите?
-- Помочь Вам.
-- А кто Вы такой?
-- Я – друг Лоренцо Медичи, если так можно, конечно, меня назвать, но я имел отношение к Сан Джервазио!
Альдобрандини поднял указательный палец, произнося последние слова, вверх. Глаза его блестели. Он, видно, хотел показать себя причастным к какой-то тайне, которая должна была отнять у Микеланджело последние подозрения в искренности намерений этого незнакомого человека.
«Сан Джервазио, Сан Джервазио», - Микеланджело мучительно искал «ключ» к этому слову, - «№вспомнил!» На вилле Кареджи, в залах, где стояли античные статуи, были две скульптуры, в отношении которых Лоренцо упоминал название местечка Сан Джервазио.
-- Вы занимались раскопками? – спросил Микеланджело у болонца. Он довольно покачал утвердительно головой, выражая всем своим видом, что цель его достигнута.
-- Синьор Буонарроти, - можете быть уверены, что у разбушевавшегося в вашей благословенной Флоренции «profeta sarafico» есть особый счет ко мне. А я Вас узнал. Его Сиятельство синьор Медичи показывал мне Ваши работы. Превосходно, мой юный друг, превосходно! Я Вам хочу сказать, что его Сиятельство очень ценил Ваш талант…
-- Хватит об этом, - резко прервал его Микеланджело,
 - Да, да, понимаю, - болонец поспешно закачал головой. Микеланджело внимательно посмотрел на него.
-- Куда же вы путь держите, молодые люди? – переменил он тон.
-- Хотим попасть в Ватикан, в услужение к Папе Александру VI.
-- К этому чудовищу?
Микеланджело поразила, но и приятно удивила прямолинейность изложения мыслей этого нового знакомца.
-- Послушайте меня, многочтимый синьор Буонарроти и вы, господа. От своего имени смею пригласить вас к себе в палаццо. Можете остаться в моем доме во Флоренции. А, если вам нужно по различным причинам, которые мне знать не стоит, - болонец поднял свои руки ладонями вверх, - удалиться из столь блистательного города, то палаццо Альдобрандини будет всегда к вашим услугам. Юный маэстро, - синьор Альдобрандини нагнулся к Микеланджело, - Болонья не замедлит оценить столь щедрый дар, которым так восхищался незабвенный Лоренцо Медичи.
Художники стали совещаться. Поехать  на новое место всем вместе? С одной стороны, это очень заманчиво, но, вдруг, болонские старые мастера, последователи великого Якопо дела Кверча не почтут за честь принять в свою среду «редкий дар, которым так восхищался Лоренцо Медичи»? Да еще с двумя спутниками. На чужбине много не заработаешь, тем более на троих. Остаться у Альдобрандини здесь, во Флоренции, переждать какое-то время? Без заказов? Может быть, все-таки осуществить свой изначальный план и уехать в Ватикан к Папе?
Микеланджело от Буонаррото была известна неприязнь Папы Александра  VI к Савонароле, и Микеланджело рассчитывал получить святейшее покровительство еще и как изгнанный Савонаролой художник. Микеланджело решил переговорить с Альдобрандини.
- Синьор Пиетро,  у нас возникли кое-какие сомнения по поводу нашего возможного будущего в Болонье, хотелось бы услышать Ваше собственное мнение. Как бы Вы посоветовали нам поступить?
Альдобрандини ответ Микеланджело в сторону.
- Скажу Вам прямо. Знаю наверняка лишь одно – Вам нельзя во Флоренцию. В Болонье я достану Вам заказы, как крупные, так и мелкие. Что касается Ваших товарищей, то я тоже могу их принять, с этим проблем не будет. Только вот…
- Что? Говорите, не стесняйтесь.
- Болонские мастера будут думать, что в результате репрессий, учиненных Савонаролой, все флорентийские мастера станут перебираться в Болонью. Я, конечно, скажу им, что это не так, что вы – мои личные гости и ни о каком массовом исходе речи быть не может, но, знаете, художники – народ чувствительный. Я думаю, Вы меня понимаете.
Микеланджело отвел друзей  сторону, вынул деньги и сказал, что как только обустроиться на новом месте, то непременно вызовет их к себе и даст работу. Получив все, имеющиеся в наличии деньги в свою собственность, Лапо и Лодовико ничуть не расстроились и умчались на лошадях во Флоренцию.


47. Синьория               

Жребий свой решать не властны
                Люди сами – счастлив будь,
Если хочешь; ибо правды
Нет в коварном слове «завтра».

«Вакхическая песнь», Лоренцо Медичи


Карл VIII имел перед собой вполне благородные задачи – пройти сквозь всю Италию, завоевать ее от Ломбардии до Сицилии, заставить турков отказаться от ислама, дойти до Иерусалима, где установить окончательно христианское владычество над гробом Господним. На люди король выходил редко, так как сознавал, какое впечатление производит на них его облик. Маленького роста, со слабыми белесоватыми волосами, почти без усов и бороды, Карл все время дергал лицом и руками, при этом его большие водянистые зеленые глаза приобретали  мутный оттенок, а с толстых выступающих вперед губ капала слюна, и  всем людям, кто видел его в первый раз в своей жизни становилось ясно – перед ними слабоумный. Говорил он тихо, отрывисто и зачастую бессвязно. Многочисленные советники всегда были наготове, чтобы грамматически правильно завершить мысль монарха.
Карл был добрым человеком. Он плакал над выпавшей из гнезда птичкой. Радовался, наблюдая, как дружно копошатся муравьи в муравейнике, и он очень-очень любил женщин. Шорох женских платьев успокаивал его. Прежде чем вступить в пределы Ломбардии, Карл затребовал себе «Сattalogo di tutte le puttane del bordello cellor prezzo» . Ему нравились все: и благородные патрицианки, и «puttana onesta», которых боялись даже в Ватикане, ибо эти «честные блудницы», ночь с которыми стоила четыре дуката ( цена не для простых смертных, ибо они таких денег зачастую и не видывали) на своих подушках слышали не только сладострастные вздохи, а тайны, знание которых многим почтенным людям стоило жизни; любил Карл и обычных «mammol» - уличных девчонок за их веселый, покладистый и нетребовательный нрав и редкую красоту, какой, подчас, бывают наделены простолюдинки.
Карл всю жизнь провел один, со слугами, без семьи. Отец отказался воспитывать больного мальчика и сослал его в дальнее королевское поместье – замок Амбуаз. Всю жизнь допытывавшийся у своих приближенных о причинах столь холодного отношения к себе, Карл решил завоевать отца, решив, что для наследника французских лилий самым доблестным путем будет покорение мира. Это стало навязчивой идеей юного Валуа, и он принялся штудировать всевозможные рыцарские романы, ничего не имеющие общего с реальным состоянием дел. Но история крестовых походов плотно засела в голове Карла.

Пиеро доложили о том, что французы стали лагерем вблизи Флоренции. Советник Биббиена, по просьбе самого Пиеро, жил и спал теперь в комнате своего хозяина. Пиеро стал серьезен, суров, не пил уже целую вечность. На вилле Кареджи никто ни о чем не вспоминал. В городе только и говорили, что о приближающейся французской армии. Лучшие семейства Флоренции уже покинули город, увозя с собой дочерей и богатства. Савонарола ждал, чтобы Пиеро сделал первый и довольно предсказуемый шаг.
Пиеро приехал в Синьорию. Все глаза были устремлены на него. Здесь была представлена палитра самых разных очей. Все молчали. У Пиеро потемнело в глазах. Воздух погас. Лица членов Синьории зажглись изнутри, и пламя было готово вырваться из их глаз, ноздрей и ушей. Пиеро почувствовал духоту и жар во всем теле.  «Они хотят сжечь меня прямо здесь», пронеслось в голове бедолаги. Вместо этого он прошептал слух: «Я пришел предложить вам денег».
- Нам не нужны Ваши деньги, синьор Медичи, - это был Лука Корсини, самый старший из присутствующих, известный своей тайной и явной неприязнью к семье Медичи, - у казны города достаточно средств, чтобы оплачивать текущие расходы.
- Но я пришел дать денег на армию.
- С армией все в порядке, а собственно говоря, почему Вас так беспокоит боеспособность наших войск? Откуда такой интерес, могу я поинтересоваться?
- Я хочу, чтобы Флоренция выступила против Карла.
- Вот как? Какие же у Вас конкретные намерения?
Пиеро замялся. Что ему ответить? Что он просто решил заняться военными поставками? Нет. Что он решил сам встать во главе войск? Он не военный. Что он хочет, чтобы Синьория взяла от него деньги, сама распорядилась ими по своему усмотрению и лишь сообщила всем гражданам, что Пиеро Медичи внес свою лепту в оборону города от французов? Да, последнее устроило бы Пиеро Медичи больше всего. Он оглядел всех сидящих. Лица были застывшие и напряженно-сосредоточенные. Никогда еще Пиеро не был объектом столь пристального внимания. Пауза затянулась. Пиеро произнес:
- Я пришел предложить вам деньги, чтобы вы сами, по изволению вашей мудрости, распорядились ими так, дабы неприятель, который хочет отнять у нас нашу свободу, получил надлежащий отпор и навсегда забыл бы дорогу к Флорентийской Республике.
Корсини, лицо которого тронула лишь легкая усмешка, встретился глазами с каждым из сидящих за столом.
- Кому же, Вы, Ваше Сиятельство, - Корсини склонил голову в легком поклоне, - из нас решитесь доверить Ваши деньги? Кто будет сей достойнейший, кого Вы уполномочите на пользование ими?
- Я не знаю…, - губы Пиеро задрожали.
Лука Корсини обвел взглядом лица всех приоров.
Ну, что, ж, спросим каждого из них лично. Итак, Альбицци?
- Нет, не возьму, - отвечал крупный промышленник, у которого был личный счет к Медичи, и для семьи которого имя Пиеро Медичи было равносильно проклятию.
- Строцци?
- Нет, не возьму.
- Уццано?
- Нет.
- Руччелаи?
- Нет.
- У Пиеро похолодело в левой груди. «Parte Guelfa»  опустила свой большой палец вниз.
- Я хочу пить, прошептал Медичи.
Лука Корсини продолжал:
- Керкирини?
- Нет, не возьму.
- Содерини?
- Нет, не возьму.
Последние двое были яростными противниками Медичи.
- Гваданьи?
- Гваданьи помялся. Он был самым молодым, и его семья долгое время была близка семье Медичи и  не оспаривала фактическое главенство последней во Флоренции. Гваданьи опустил глаза вниз? «Я не знаю», - задыхаясь, произнес он. Потом встал и вышел вон из комнаты.
Лука Корсини с видом торжествующей над зайцем лисы обратился к Пиеро:
- Синьор Медичи, приоры Синьории не в состоянии оценить столь щедрый дар Вашего Сиятельства нашему городу. Что Вы об этом думаете?
«Какой у него скрипучий нечеловеческий голос. Боже, какой неприятный вкус во рту. Все против меня, даже Гваданьи. Хорошо еще, что не было суда. Почему они все кружатся? Боже мой, они все кружатся в диком танце вокруг меня. Как темно…» Затылок Пиеро ударился обо что-то твердое.

- Ну, что, ж, Вы нас так расстраиваете, Ваше Сиятельство?
Лука Корсини ласково поддерживал Пиеро за голову. Молодого человека уложили на диван, и возле него хлопотал врач, который попеременно подсовывал под нос какие-то баночки с резким запахом. Пиеро задышал резко и прерывисто. Вдруг, тяжелый и густой туман, сгрудившийся дотоле в голове, плавно переместился куда-то вниз, а может и вообще ушел. Пиеро встретился глазами с Корсини. Он был словно Пресвятая Дева из собора. «Лежите, лежите, не беспокойтесь. Вы нас так напугали, Ваше Сиятельство», - «А почему у него голос переменился? Я помню, что у него был другой». – Пиеро опять закрыл глаза.
- Врача! – крикнул Корсини.

«Синьор Медичи, я вижу, что посещение Синьории Вас так огорчила и мне совестно, что я принял в этом самое непосредственное участие. Я искренне сожалею о случившемся и прошу Вас оказать мне доверие и сделать меня лично своим уполномоченным относительно использования тех средств, которые Вы сочтете нужным выделить на вооружение армии», - Корсини смотрел на Медичи прямо и открыто, потом продолжил: «Давайте позовем остальных приоров, и я в их присутствии получу от Вас расписку? Ну, Вам полегчало?» - Корсини улыбнулся и протянул Пиеро открытую ладонь. Пиеро и впрямь полегчало, и он пожал протянутую ему руку.

В этот день был праздник сразу в двух местах. Палаццо Медичи во Флоренции горело огнями. Вино лилось рекой. Женщины смеялись. Праздновали удачу.
Лагерь французов напоминал цыганский табор во время свадьбы. Палатки шевелились. Бочки протекали, образуя лужи, солдаты пили прямо из них. Женщины смеялись. Праздновали предстоящую победу.

Пиеро беседовал с Корсини. Он оказался блестящим, остроумным собеседником. Часто улыбался, обнажая ряд стройных белых зубов.
- Да, у Вашего отца был отменный вкус, надо Вам сказать. Такое собрание редкостей, а библиотека…», - Корсини прищелкнул языком.
Пиеро смотрел исподлобья. Корсини поспешно переменил тему и взял Пиеро под руку.
- Вы – молодой человек, синьор Медичи, а Вас так редко видно в городе. Хотя я понимаю, что обстановка во Флоренции не позволяет особо роскошествовать и приятно проводить время, как это было при Вашем отце, Лоренцо Медичи Великолепном. Но все-таки Вы еще так молоды, грех отказывать себе в удовольствиях, ибо они и составляют самую ценность нашей жизни и именно о них мы вспоминаем в глубокой старости и ради них наживаем себе богатства. Не так ли?» - Корсини приблизился к Медичи и опять улыбнулся Пиеро зубами.
- Приходите ко мне завтра, я буду ждать Вас в своем Палаццо. Посидим, обсудим наши дела. Вы же светский человек. Вы, же, Медичи.

У Корсини было скромно, но дорого. Цвета темные, таинственные.  Подали яства. Вкус их очень понравился Пиеро. Запахло какими-то благовониями.
Такой женщины Пиеро еще не видел в своей жизни. Она была неземной. Она любила его так, как ему давно хотелось, чтобы его любили.
Корсини нагнулся к самому уху Пиеро Медичи: «Я к Вам обращаюсь как к самому близкому мне человеку. Я Вам скажу то, что я никому не говорил». Пиеро блаженно молчал, но Лука Корсини понял, что уши Пиеро в его полном распоряжении.
- Надо подписать мир с французами.
У Пиеро открылись глаза. Он обернулся к Корсини. Он поднес палец к губам: «Тс-с-с. Я ни с кем об этом не говорил, но твердо знаю, что на Вас я могу положиться… Вы же Медичи, я уверен, что нам не победить французов, а Папа никогда не пришлет нам помощь, скорее он поможет раздавить ненавистную ему Республику».
- Что же делать? – Пиеро казался сам себе маленьким и беспомощным.
- Нужно заключить мир, а потом самим собраться с силами и выгнать этих гасконских варваров.
- А почему Вы говорите об этом со мной?
- Потому что я полагаю, что Вы меня поймете и поддержите. С Вами я могу говорить откровенно. Вы для меня свой человек, Вы меня понимаете и тем более, я считаю, что именно Вы, Пиеро Медичи, представитель столь древнего и могущественного рода, известного всей просвещенной Европе, Вы должны взять на себя столь важную и деликатную миссию как переговоры о перемирии с Карлом VIII.
- Я?!
- Вы – Пиеро. Вы. Вы – наследник Лоренцо Медичи Великолепного и кому, как не Вам предстать перед христианнейшим монархом Европы. Вы пообещаете ему Пизу, Луку, ну, еще пару селений и деньги, деньги. Пиеро, Вы дадите, скажем, двести тысяч флоринов, чтобы он не входил в город.
-… не входил в город, - повторил Пиеро и свалился на подушки.
- А ее я дарю тебе, - Корсини подозвал женщину. Увидев ее, Пиеро счастливо улыбнулся.

Бедный мой мальчик, это, ведь, рядовые штампы.




48. Это – больше, чем преступление,
Это – ошибка.

Это – больше, чем преступление,
Это – ошибка.
Шарль Морис де Талейран


Карлу VIII доложили о прибытии Пиеро Медичи.
- А-а, кто … да-да, я знаю, знаю … его отец, он, да, пусть войдет, - Карл оторвался от книги о Цезаре, и открыв рот, стал ждать визитера. Пиеро вошел. Они уставились друг на друга.
- Тибо, принеси вина и скажи, чтобы пришел Бриссонэ, - приказал Карл, хотя пил он не часто, так как был слаб головой. Французское вино разогрело кровь.  Карл выкатил глаза и на правах хозяина сам начал трудный разговор: «А я про Цезаря читаю».
- А я в детстве читал.
- Тебе нравится? – Карл сразу перешел на «ты».
- Не всегда, только когда он убивает своих врагов нравится, а так … не очень. Он все время бежит куда-то вперед и вперед. Нет, не очень.
- А я много таких книжек читал.
- Ты любишь про войну? – Пиеро тоже решил не церемониться.
- Да, люблю. Там всегда побеждают.
- Но ведь побеждает кто-то один.
- Да, и это всегда я.
- А-а-а, тогда, мне тоже нравится.
- Ты женщин любишь?
- Да.
- Смотри, что у меня есть, - Карл, воодушевленный светской беседой, подскочил к ящику и достал какие-то рисунки, - смотри, какие они разные…» Карл тяжело засвистел крупным длинным носом, толстые губы его заблестели. Пиеро с большим интересом присоединился к королю Франции. Настроение у обоих было прекрасным.
- Ваше Величество, я к Вам по делу.
- А-а-а, да, конечно …. Бриссонэ, эй, Бриссонэ!
Вошел кардинал.
- Я слушаю тебя, - сказал Карл.
- Я пришел к Вам, чтобы подписать мирный договор.
- Мирный? А разве мы не будем с тобой воевать?
- Нет. Флоренция сдается на милость неприятеля.
- Войны не будет?
- Позвольте, позвольте, мне не понятна сия  позиция уважаемой Parte Guelfa, - это был голос Бриссонэ.
- Да-да, почему ты не хочешь со мной воевать? – спросил Карл VIII.
А почему Пиеро не хотел воевать? Он не не хотел, он не мог.
- Я не могу, - просто ответил он.
- От чьего имени Вы выступаете? – спросил Бриссонэ.
- От имени Синьории, - ответил Медичи.
- От чьего имени? – еще раз спросил Бриссонэ, уже понимающий с кем имеет дело.
- Я не хочу говорить об этом. Давайте подпишем договор, вот условия, - Пиеро больше не хотел ни о чем говорить, он хотел, чтобы его оставили в покое и может быть дали с собой несколько бутылок этого игристого напитка.
Бриссонэ прочел документ и посмотрел на Пиеро. Ужасная догадка осенила кардинала. «Закланный агнец», - подумал кардинал и подошел к Медичи, - «Ваше Сиятельство, я подпишу этот документ. Король подпишет тоже. Скажите мне, Вам очень нужно, чтобы был мирный договор? Он принесет Вам какую-то пользу»? Медичи глубоко вздохнул.
- Хорошо, хорошо, - поспешно переменил тему разговора кардинал, - Вас кто просил это сделать?
- Лука Корсини, - сам не зная как, ответил Медичи.
- Корсини? – удивленно переспросил Бриссонэ, - но ведь, он сам до этого хотел, чтобы мы захватили Вас в плен и увезли подальше. Ну, Вы знаете историю Лодовико Сфорца?
Пиеро поднял на кардинала усталые глаза. – «Давайте подпишем договор», - тихо сказал он. Карл Валуа внимательно смотрел на Пиеро, засунув палец в рот. Пиеро посмотрел на него. Карл улыбнулся ему, он улыбнулся в ответ.
- Бедненький ты мой, - произнес Карл, - хочешь чего-нибудь в подарок?
Пиеро кивнул.
- А все-таки жаль, что мы с тобой воевать не будем, - со вздохом сказал Карл VIII.