Между волком и собакой

Эдуард Саволайнен
  На второй год проживания в Финляндии я завел собаку - курносого американского кокер спаниеля по кличке Пёся. Кличка странная, но такая уж к нему приклеилась.    Он был средних размеров, вислоухий, около 15 кг, желтой масти. Когда-то его предки охотились на уток, но со временем эти навыки были утеряны. Только на  болотах можно было заметить проявления охотничьего инстинкта. Болото возбуждало Пёсю, там он начинал бегать зигзагом, лаять, прыгать и пытаться поднять в воздух птицу. Долгая жизнь среди людей и полная от них зависимость, сделала собак этой породы отличными  антропологами. В людях Песя разбирался превосходно, по его реакции я сразу понимал, кто чего стоит.
  Нрав у Песи  был кроткий, за всю свою жизнь он не загубил даже мыши. В начале лета  на прогулках нам частенько попадались  выпавшие из гнезда птенцы, тогда Пёся деликатно оббегал их стороною. С собаками он не дрался, кобели не воспринимали его всерьёз. Песя был очень счастливой собакой и щедро делился этим даром с окружающими. Однажды мы с ним зашли в лифт. После нас в него заскочил молодой человек. Парень был подавлен и настолько погружен в свои мысли, что нас не заметил. Пёся сел на пол напротив парня и стал, задрав голову, заглядывать ему в глаза, явно сочувствуя. Парень взглядом уперся в пол, скользнул по спаниелю раз, другой, третий. И вдруг, поймав это живое участие незнакомой собаки, посветлел и расплылся в улыбке. "Нет, ну как он на меня посмотрел! Никогда не забуду" - сказал парень, выходя из лифта. Он как будто выпрямился, за 20 секунд в лифте прибавив 10 см роста.      
   Песя был ко мне сильно привязан. В то время я часто ездил на машине на пару дней в Питер. Спаниель в мое отсутствие становился вял, апатичен и терпеливо ждал. Когда же я, возвращаясь, переезжал границу, он обычно вставал и  ложился  возле входной двери. Жена, обнаружив дислокацию, неизменно набирала мой номер и спрашивала: «Ты уже в Финляндии? Понятно, Пёся уже в тамбуре ждёт». Ещё после трех часов, проведенных за рулем в предвкушении встречи, я находил милого друга за  дверью.
  Больше всего Пёся любил гулять и играть с палкой. Чем тяжелее была палка, тем больше было рвения, чтобы вернуть её хозяину. Ещё пёс очень любил плавать. Иногда я бросал в озеро камень, тогда он мог бесконечно плавать кругами, пытаясь его найти. Порой мне казались сомнительными подобные розыгрыши, но добрый малый ничуть не обижался и продолжал смотреть на меня с простодушным обожанием. У меня была неизлечимая страсть к самоедству и чтобы прийти в норму, я частенько пытался разглядеть в себе то, что Пёся видел со всей очевидностью. За что-то ведь он любил меня всем сердцем, в этом сомнений не было.
  В 1999 году я купил домик на берегу озера в финской глуши. Пёсе исполнилось 8 лет, был он вполне шустрым, но уже не по детски широким в талии спаниелем. По соседству была дача, которой  владела пара местных учителей. У них был необычный пёс Пени, с четвертью волчьей крови. Его мать была наполовину волчицей, остальные предки были  хаски. Смелая, но запрещенная в нашей стране вязка, была сделана в Лапландии в попытке получить экстраординарную собаку для упряжки. Ничего не вышло, эксперимент был остановлен. Сосед Пекка взял одного щенка, поскольку его очень интересовали волки. Охотничьей собаки из тоже Пени не вышло, слишком он был независимый и неуправляемый.  Пекка сожалел, что не уделил дрессировке Пени достаточно времени, теперь шанс был безнадёжно упущен. Сосед сообщил, что иногда выпускает на свободу Пени, заранее предупредив, что пёс опасен. Лучше бы на это время прятать спаниеля дома. Я довольно легкомысленно отнёсся к его предупреждению, поскольку слепо верил в силу обаяния Пёси. Не мог представить, что есть на земле существо, способное  причинить вред моему симпатяге. Я много раз замечал, что не только люди, но даже собаки на тропе уступают ему дорогу.
  Внешне Пени был необычайно красив. Всё почти как у хаски: белая морда с серо-голубыми глазами. В шкуре сочетание белого с серым. Хвост скорее от волка- поленом, прямой, длинные лапы. Это придавало движениям лёгкости. Пару раз я видел пробегающего мимо Пени, казалось, что он не наступает, а скользит по земле тенью. Поведение полукровки обычным назвать было трудно. Никто не знал, умеет ли он лаять, но хозяева сказали, что слышали как он выл. И от этого воя кровь стынет в жилах. 
 Появлялся бесшумно, как призрак, исчезал так же. Однажды он остановился на перекрёстке у дома и мы долго смотрели друг другу в глаза на расстоянии 10 метров. Он знал, что через пару метров окажется на моей территории. Это был особый изучающий взгляд, лишенный корысти, страха и обожания. Он смотрел на человека не снизу вверх, как смотрит собака, а как равный хищник смотрит на равного.      
  Несколько приездов соседей на дачу нам удавалось держать собак по разным углам ринга. Однако зимой неизбежное случилось. Мы с Пёсей катались на лыжах, и далеко, около острова, я увидел соседей с Пени, занятых подледным ловом. Пёся был  рядом и Пени, увидав на льду собаку, пригнулся и рысцой устремился к нам. Я услышал пронзительные вопли соседей и стал поспешно снимать лыжи. Метров за сто от нас Пени пустился прыжками и превратился в серую стрелу, пущенную в нашу сторону. Пёся не оплошал и в последний момент бросился в контратаку. Псы сшиблись грудью, хрипя и пытаясь вцепиться друг другу в глотку. Это продолжалось недолго. Благодаря  двукратной разнице в весе и в размерах, Пени легко одержал верх и теперь он грыз и трепал спаниеля за шею, пытаясь пережать трахею. Только тогда мне стала очевидна бескомпромиссность его усилий. Его намерением было не победить, а убить Пёсю.
  Эта угроза ввела меня в состояние белой ярости. Как правило белая ярость холодна и расчетлива, кровь отливает от лица при нормальном пульсе. В этом состоянии не делается ничего лишнего. Я подхватил Пени за левую заднюю ногу, оттянул её вверх, обнажив узкий живот и пнул ногой промеж ляжек. Пени чуть взвизгнул, но даже стоя на трёх ногах не разжал  челюстей. Тогда я сильнее оттянул ногу и с яростью ударил под рёбра скобой лыжного ботинка. Надо отметить, что единственно уязвимые у собаки места - это нижняя часть шеи и живот, поэтому природа постаралась запрятать их как можно дальше. Второй удар под диафрагму вышиб воздух из лёгких Пени, он обмяк и выпустил спаниеля. Пени лежал на животе, мелко и часто дыша, пытаясь восстановить дыхание. Он смотрел на меня. В его прозрачных глазах не было ни злости, ни страха, ни вины, ни жалости. Пёся удивил меня во второй раз: тяжело дыша он стоял рядом со страдающим Пени, дружелюбно крутил обрубком хвоста и проявлял всяческое сострадание к агрессору. Пени не обращал внимание на спаниеля, как бы говоря мне: "не получилось так не получилось, ничего, может в другой раз получится"
   Больше всего этот инцидент перепугал моих соседей. Страх, что Пени уничтожит  соседского спаниеля быстро сменился жалостью к своему питомцу и даже немым мне укором. Мне стало неловко, я растерянно разводил руками. «Теперь я вижу,как проявляется волчья кровь. Для него спаниель - это не сородич, а дичь, вроде ягнёнка. Кабы не я ,то Пени перекусил бы прямо здесь собачатиной. Однако есть у меня возражения против этого». Я старался остротами разрядить атмосферу. Ссориться с соседями совсем не входило в мои планы. Хелену прорвало, она стала жаловаться. «Пени —это тяжелый случай. Год назад он задрал насмерть одну гончую собаку в лесу. Причём суку!  А в прошлом году  хорошенько цапнул меня за руку, ездили зашивать рану в больницу. Пекка отлупил его, но он даже не понял за что. Только огрызался и скалился. Мы с ним не справляемся". "Давай сделаем так. В городе он живет в вольере. Вечно его держать в неволе тоже нельзя. Мы приезжаем сюда довольно редко. Выпускать Пени будем только тогда, когда  твой спаниель заперт дома. Обычно ему хватает пару часов, потом он сам возвращается домой.  Людям он не опасен, просто избегает их, близко к домам не подходит»-предложил Пекка. На том мы и порешили.
  Отныне я всегда проверял, нет ли соседей на даче. Если они приезжали, то  держал спаниеля дома. Однако и это не помогло. Однажды, когда мы шли к машине, возле гаража мелькнула серая тень. Пени без промедления атаковал спаниеля. В этот раз под рукой оказалась штыковая лопата. Один раз я ударил его по голове плашмя, а второй раз острым краем лопаты. Этого оказалось достаточно, атака была отбита малой кровью. В тот день я повесил один топор возле двери гаража, а второй у двери в сарае. Решил впредь не расставаться с ножом и в следующий раз резать Пени без сожалений. Собачью анатомию я знал хорошо и не сомневался в успехе.      
   В следующий приезд моего соседа я запер Пёсю дома, взял бутылку армянского коньяка и пошел в гости к Пекке. Он был один, собаку оставил в городе. Я предложил ему выпить. После второй рюмки выпитого я сказал ему примерно следующее: «Как ни крути, Пекка, а тут есть всего три варианта. Первый - Пени подкараулит Пёсю одного и его убьёт. Второй- я буду рядом и зарежу Пени. Третий- ты не будешь выпускать его на волю. Хотя  все во мне кричит против этого,  поскольку сам ценю свободу и ненавижу отбирать её у других». Пекка долго и тяжело молчал, выпил ещё коньяка, потом мрачно произнёс: «Я решу эту проблему».
   Через пару  недель, в апреле, Пекка и Хелена опять появились на даче. Я пошел поздороваться с ними. Они, увидев меня, дружно заплакали. «Пени нет больше на белом свете. Пекка сам не смог. Вчера знакомый охотник увез в лес и застрелил Пени». Выдоха облегчения не последовало, вместо этого клешней сдавило вдруг горло. 
............................................................