На зимние каникулы приехала из Москвы дочь-студентка. А тут и праздник Крещения Господня подоспел. В конце Литургии, как водится, начал собираться крестный ход на Иордань. Замешкалась я в раздевалке, одевая на себя сто одежек, и забыла, что надо бы икону в Крестный ход с собой взять.
Иконы были заранее приготовлены заботливыми прихожанками на столике у окна. Мимо торопливо просеменила прихожанка Алла, между прочим, заметив в мою сторону:
– Там уже все иконы разобрали, только одна осталась…
Почти бегом бросилась к столику, но быстрее меня подошла к столу Нелля. «Ну и ладно, – думаю, – пусть Нелля с иконой идет». Но Алла решительно говорит Нелле:
– Нет-нет, эта икона вот ей, – и вручает мне образ святого. Смущенно извиняясь, предлагаю образок Нелле, но та уже дружески обнимает меня:
– С праздником!
Разглядываю иконку – она небольшая, в центре изображение святого, вокруг клейма с сюжетами из жития, буквы маленькие, без очков не разобрать… Не могу прочесть, чья? Какого святого? Алла мне:
– Да какая разница! Они все хорошие!
– Как же, – говорю, – «какая разница»?! Большая разница! Надо знать икону какого святого несешь, чтобы ему помолиться в Крестном ходе.
Прошу дочку прочитать, что написано? И она читает:
– Праведный Симеон Верхотурский, – и счастливо улыбается, будто хорошего знакомого встретила. Оказывается, в Москве дочь посещает службы в Симеоновском монастырском подворье!
Наконец, от алтаря донеслось и более не смолкало на всем пути:
– Во Иордане крещающуся Тебе, Господи, Троическое явися поклонение…
Крестный ход под торжественный звон колоколов с деревянной колокольни поплыл по улице городка в сторону Ангары. Хоругви колыхались и поблескивали на солнце золоченым шитьем. Горожане почтительно останавливались на тротуарах. Автоинспекторы, перекрывшие часть дорожной полосы, были подчеркнуто вежливы. Клубы выдыхаемого пара мигом обнесли инеем-куржаком брови, ресницы, опушку волос возле лица. Снег под ногами поскрипывал по-крещенски радостно.
Мороз в этот день держался на отметке между сорока и тридцатью градусами. Ледовая дорога к Иордани, огороженная заградительной лентой, полностью заполнилась людьми. Едва начался водосвятный молебен, как все крестоходцы почувствовали на себе силу хиуса. Хиус – пронзительный ледяной ветер, который, как в трубе, набирает силу в русле замерзшей реки. Ангарский метровый лед глухо постреливал под тяжестью множества идущих людей.
– Явлейся, Христе Боже, и мир просвящей, слава Тебе… – пел клирос.
Прихожане слабенько подпевали праздничный тропарь, часто замолкая, чтобы выровнять дыхание. Клирошане же не смолкали ни на минуту, сами потом удивляясь: «И откуда силы брались?!»
Передаем с дочкой друг другу икону праведного Симеона, по очереди отогревая руки. Распахиваю свою шубейку, пытаюсь, как птица птенца, укрыть не по-сибирски легко одетую дочь. «Отче Симеоне! Моли Бога о нас!»
Во все время молебна у красиво выложенной ледяными кирпичиками крестообразной Иордани перетаптывается с ноги на ногу немолодой грузный мужчина. Это местный блаженный или просто больной, кто знает. Никто его не гонит. Он стоит ближе всех к батюшке и, по пингвиньи склонив голову, внимательно слушает слова молитвы. Каждый год он приходит сюда в Крещение за святой водой, но никогда не набирает воду раньше окончания молебна.
После крестного хода батюшка всех приглашает на трапезу. Теплые слова поздравлений, рюмочка кагора и горячий суп с домашней лапшой отогрели наши слабые, казалось, навсегда замороженные хиусом телесные «хоромины». А мы с дочкой настолько согрелись, что решились на купание в Иордани, и взяли благословение настоятеля на это непростое, но благое дело.
Когда-то прочла, что нам, людям крестившимся в Советское время (чаще всего без полного погружения), хорошо бы хоть раз в жизни окунуться в Иордань, или, на худой конец, облиться крещенской водой – агиасмой. Мне это так запомнилось и понравилось, что решила непременно воспользоваться советом автора статьи, имя которого уже и не вспомню.
Для купания в Иордани надо запастись даже не смелостью, а скорее решимостью. Да, именно решимостью. Знаю многих мужчин, которых не назовешь трУсами, но которые так и не смогли решиться на этот непростой шаг. И наоборот, знаю немало женщин, которых никак не назовешь смелыми, но которые не единожды окунались в Иордань. Здесь, отодвигая смелость, на первый план выходит решимость. Решимость во что бы то ни стало, подражая Господу Иисусу Христу, окунуться в святых иорданских водах.
Иордань была облеплена людьми, как муравьями. Кто-то набирал воду в бутылки, банки. Кто-то предусмотрительно запасся канистрами, ковшами, воронками и санками. Полуденное зимнее солнце отражалось в искрящихся снежных сугробах и сияющих радостью лицах людей.
И вдруг, среди всего этого праздничного благолепия и суматохи мое внимание привлек паренек. Он стоял у самой кромки проруби в неказистой растянутой вязаной шапке. Огромная куртка, на несколько размеров больше положенного, свисала с его плеч, почти полностью скрывая кисти рук. Худое изможденное серое лицо, тощая, ничем не прикрытая шея… Но больше всего меня поразило то, что парнишка был почти мокрый, вернее ледяной. Вся передняя пола его куртки была покрыта коркой льда, ледяными были и рукава куртки, из которых торчали красные, распухшие от воды и мороза, пальцы рук.
Я не могла понять, как его угораздило так вымокнуть на морозе? Свалился в воду? Но почему не уходит? Зачем медлит? Ведь запросто можно схватить воспаление легких! Но паренек стоял, жалко улыбался, а капли воды стекали с его превратившейся в ледяной панцирь одежды. Вдруг, он резко наклонился в прорубь и что-то достал. Оказалось – монеты!
Слой льда к середине зимы в Сибири бывает более метра. Поэтому Иордань делают в виде ванны, глубиной около полуметра, лишь в одном месте прорубая лед насквозь для наполнения Иордани водой. Языческий обряд бросания монет, оставшийся на Руси с дохристианских времен, когда русичи таким образом задабривали «духов» природы, трудно изживаем в нашем народе. Люди, искренне считающие себя православными, набирают агиасму – воду великого освящения – и тут же, по-язычески, бросают монеты в святую Иордань... Именно такими монетами и было усеяно ледяное дно крестообразной проруби.
Паренек доставал эти монетки, окунаясь в ледяную воду почти по пояс. Смотреть на это спокойно было просто невозможно. Выгребла все, что имелось в карманах. Оказалось не так уж и много – горсти две мелочи и пара мелких купюр. Пытаюсь вложить все это в негнущиеся красные руки парнишки, а он не сразу понял, чего я от него хочу. Почти кричу ему:
– Иди домой! Простудишься!
Когда понял – обрадовался. И, как мне показалось, монетам больше, чем купюрам. Хотя домой так и не ушел. Но сделал себе более длительную передышку перед очередным нырянием, – согревался…
***
Пошли и мы с дочкой к проруби для купания. Очередь к купальне была значительно меньше, чем за святой водой. Окунались больше мужчины, но и женщин было немало. Некоторые пришли целыми семьями, с детьми. Везде охранники-дежурные. Разговорилась с одним из них. Оказывается в двадцать три часа прорубь для купания будет засыпана снегом во избежание несчастных случаев. Один из таких эпизодов чуть не произошел у нас на глазах. Изрядно заряженного горячительными напитками мужчину, нырнувшего «ради праздника», вовремя успели выловить его не менее веселые сотоварищи.
На месте купальни заботами алтарника Саши были устроены крытые раздевалки, в которые подавался теплый воздух от бензиновых тепловых пушек. Но когда мы зашли в раздевалку, наша пушка замолчала – бензин закончился. «Значит, так надо! А то совсем разбаловались! Раздевалки нам подавай с теплым воздухом!» (Забегая вперед скажу, что едва мы покинули раздевалку, как подача теплого воздуха возобновилась).
Переоблачились с дочкой в сорочки и платки, по очереди нырнули троекратно с крестным знамением и молитвой. Помогли друг другу выбраться, одеться, и только в машине осознали:
– Господи! А хорошо-то как!!!
Через два месяца в Москве, на монастырском подворье преподобного Симеона, дочка встретила своего суженого, который стал ей венчаным мужем. Благодарим тебя, отче Симеоне! И верим, что не просто так пришла к нам в день Крещения Господня твоя икона.