назад, Глава 22. Последующая предыдущей. Замок Ив и Битва: http://www.proza.ru/2017/08/29/265
– Как жалко, что нет солнца! – сказал Снусмумрик. – А то бы гранаты сверкали
вдвое ярче. Снифф не отвечал, и лишь усы его встопорщились от ожидания.
Осторожно вступили они в дикое ущелье, дно которого было сплошь изрезано
трещинами. До жути тихо и пусто было тут в сумерках, и они разговаривали друг
с другом шёпотом.
– Здесь, – тихо сказал Снусмумрик.
Они наклонились и посмотрели. Внизу, в узкой расщелине, рдели мириады
гранатов. Они тускло мерцали во мраке, словно огненные цветы, и Муми-тролль
подумал о чёрной Вселенной, в которой сверкают тысячи маленьких комет.
– О-о!.. – прошептал Снифф. – И это все твоё?
– Моё, пока я здесь, – небрежно ответил Снусмумрик. – Я владею всем, что вижу,
о чём думаю. Я владею всем миром.
Туве Янссон, «Муми-тролль и комета»
Не знаю, как у вас, а у меня уже дыхание перехватывает. И... не сочтите это дезертирством, но я сейчас стану говорить о другом. Потому что (я слышал), говорят, что когда страдаешь сам – это одно, а вот когда другие, а ты не можешь помочь, – это...
И... ну вот. Ничкиса с Митьком спускались в Гнилые пещеры.
Свет сужался и наконец стал только атмосферой или даже просто мыслью...
Тогда Ничкиса стала светить в темноте. Она сидела на левой руке у Митька, как когда-то на плече Бобрисэя, и они шли в темноте, а рядом шумел пещерный поток. Было холодно и сыро, бахрома брызг то и дело касалась их, как если бы они проходили сквозь множество занавесей...
Свою лодку Митёк оставил при входе пещеру.
– Ты не думаешь, что её кто-то может взять или сломать? – спросила Ничкиса, когда они завернули за первый встретившийся им угол.
– Нет, не думаю, – сказал Митёк и, усмехнувшись, добавил: – Я об этом не думаю.
Они всё шли и шли.
Но это так говорится не потому, чтобы они уже прошли очень много или путешествовали очень долго, а просто потому, что шли они в темноте, где, хотя и раздавался свет Ничкисы, всё-таки очень мало что было видно.
В правой руке Митёк держал каноечное весло, которым ощупывал дорогу. Под ногами хрустели мелкие камешки, иногда ботинки Митька взвизгивали, проезжая на чём-то гладком и скользком. Видимо, это были какие-то сталагмитовые натёки... Всё вокруг сияло и переливалось множеством искр и искорок, и речные брызги участвовали в этом странном и таинственном путешествии света. Капли влаги и прохладной испарины, стекавшие по бугристым стенам и сводам пещеры, множили световое эхо... Впрочем, всё это звучало приглушённо, словно дальние звёзды в ночном небе.
Митёк остановился. Только что они прошли пятый поворот.
– Ты думаешь, будет когда-то конец? – сказал он, словно бы ни к кому не обращаясь.
Ничкиса молчала, и в этой нерешительности было что-то такое... Митёк на секунду закрыл глаза.
– Так что, ты думаешь, мы прошли? – уже более определённо спросил он.
– Мне кажется, что нет, – сказала она вдруг, когда он уже не ожидал ответа. – Даже больше – мне кажется, что вообще мы здесь его не найдём... И, однако, я чувствую, что мы должны идти. Как будто это кому-то когда-то понадобится. Или нет – как будто это нужно для чего-то такого, что нам ещё пока не известно...
Она замолчала, отдыхая после столь длинной речи, а Митёк стоял и ждал, хмуро глядя куда-то в темноту.
Птица уже открыла клюв, чтобы что-то добавить, но он вдруг перебил её:
– Ладно. Я что-то вижу. Пойдём посмотрим...
Это был ход налево, робкой строчкой ответвлявшийся от основного хода.
Кое-где им приходилось пригибаться, а в одном месте даже ползти на коленях.
Но что удивительно: вот этот такой вот ход, похожий на случайный чулан, был весь изукрашен самым изящным орнаментом, тонко и кропотливо высеченным в белёсой скале. Они даже иногда останавливались, словно забыв о цели своего здесь пребывания – так прекрасен был рисунок. Всё это было исполнено древним, простым и одновременно удивительно живым чувством. Наверно, это и называется вдохновение...
– Вот это путь... – восхищённо прошептал Митёк в одном из таких мест. – И куда бы он, такой, мог привести...
Но они добрались до конца хода, так никуда и не попавши.
– Странно, – смущённо пробормотал каноечник, а шевелюра его выглядела в этот момент особенно взлохмаченной, – а мне казалось, что это тот самый ход...
Хотя, конечно, непонятно – какой это «тот самый»... И теперь Митёк неловко уселся в конце него, так что ему для этого пришлось скрючиться в три погибели.
– Ты знаешь, – сказал он через некоторое время. Ничкиса терпеливо сидела рядом. – У меня такое ощущение... В общем, всё это выглядит так, как бывает, когда хозяин уехал из дома, предварительно позакрывав все двери...
– Я тоже думаю, что не мог же этот ход существовать просто так... – сказала Птица, но отчего-то прибавила: – Правда?
– Да... – вздохнул Митёк. – Всякий ход обычно куда-нибудь да приводит... Ну что, поползли обратно?
– Угу.
И они стали пробираться назад.
Но назад они не выбрались. Вместо этого они попали в какой-то огромный зал. Впрочем, он был невысоким, однако его широта и долгота не поддавались определению. Ясный и тихий свет Птицы, однако, достигал его краёв, выявляя там зыбкие очертания колоннад и переходов.
– Что бы это значило? – пробормотал Митёк, потирая лоб.
И тут, не сговариваясь, они одновременно оглянулись и... Хода, из которого они только что выбрались, не было.
– Видимо, здесь существует какая-то своя последовательность, которой мы не знаем... – проговорила Ничкиса. – Она соответствует пути того, кто это всё устраивал... Нам он, может быть, пока не знаком...
– Или почему-то нужно, чтобы мы прошли именно так... – договорил Митёк и стал осматриваться. – Ты думаешь, Человек хотел бы, чтобы мы... – заговорил он вновь и остановился. И, поскольку Ничкиса молчала, пояснил: – Я говорю: Спаситель...
Вот так всегда и бывает.
Как только зайдёшь в такой лабиринт, из которого не знаешь, как выбраться, так тут же вспоминаешь о Спасителе. А иначе...
Я говорю так, хотя и знаю, что Ничкиса с Митьком всегда о Нём думали, иначе и быть не могло. Иначе они бы не были тогда Митьком и Ничкисой. Просто вслух говорили о Нём не всегда... Как это где-то сказано: «Если слишком часто отворять дверь бани, весь жар выйдет...» Всё-таки там, где Спаситель, – там таинство. И если Он Сам тогда молчит – то как или что скажешь?..
– Мне кажется, вот там колонны освещены чем-то ещё... С другой стороны, чем мы... – проговорила Ничкиса и для ясности указала крылом направление.
И Митёк пошёл, осторожно ступая и ощупывая дорогу веслом. Они проходили мимо рядов беломраморных столов, окружённых ониксовыми скамьями... Миновали кафедру, с которой, наверное, какой-то чтец оглашал словеса каких-нибудь древних витий... Миновали большой яшмовый фиал, внутри которого, должно быть, когда-то бил фонтан, распространяя вокруг успокоительное журчание и прохладу... Через середину этого огромного зала протекал поток. Его дно и берега здесь были устланы белым камнем, а в нескольких местах, несмотря на то что он вообще был нешироким, его охватывали лёгкие мостики... Они миновали ажурную беседку, которую, видимо, во время торжеств занимал самый... Самый Любимый всеми из всех присутствующих. И теперь здесь ещё лежали символические скипетр и держава. Скипетр был деревянный, составленный из нескольких сортов дерева, и весь был оплетён резьбой, изображающей какое-то древнее древо, сияющее жизнью... А держава напоминала собой книгу... И точно, это была книга, но, думается, такую книгу никто другой открыть бы не смог... Всё словно благоухало каким-то древним и высоким торжеством.
Они опять подошли к небольшому потоку.
– Наверное, это всё тот же, – отчего-то шёпотом сказала Ничкиса.
Митёк легко перепрыгнул его – он был нешироким.
– Ты знаешь, – сказал он, когда они дошли до конца зала. – Мне так кажется, что мы находимся в какой-то древней трапезной... Быть может, здесь собиралось для трапез очень много... – и он остановился. И действительно, кто мог здесь собираться?
– А мне кажется, этот огромный зал никто не использовал... – задумчиво сказала Ничкиса. – Он выглядит как немного недостроенный... Словно кто-то здесь живший готовился к встрече своих гостей, но так и не дождался...
И через два шага они узнали историю этого зала...
Они шагнули в просвет между колоннами, точнее, опорами свода, и увидели небольшой костёр. Даже костёрчик.
– Шишемыша, привет. Что ты тут делаешь? – спросил Митёк.
Они увидели Шишемышу, которая что-то пекла в медном котелке, сидя к ним спиной, так что свет от небольшого костерка окружал её таинственным и милым ореолом.
– Хотите печёных устриц? – вместо ответа спросила та.
– Нет, – ответил Митёк за себя и за Ничкису. – А впрочем, давай. – И тут же добавил: – С каких это пор ты стала есть устриц?
– Ну да, – сказала зверушка, роясь в своём котелке. – Просто они похожи... – она не сказала на что и, жалко улыбаясь, протянула им в лапах устрицы.
У неё были две.
Митёк улыбнулся, скрывая улыбку в усах. Он взял одну, осторожно...
– Хм! Вкусно у тебя получилось! Надо же!
Ничкиса принялась за вторую.
Шишемыша была страшно довольна.
– Если хотите, я могу ещё принести много. Штуки три. Здесь недалеко плыть, стадий пять всего...
Митёк едва не поперхнулся пищей.
– Пять?.. – повёл он бровями.
– Ну да, – объясняла крошка. – Вот здесь река... ну, то есть, пещерный поток делает поворот, а от этого поворота по прямой до моря будет пять стадий. Ну, если быть точной, пять и три четверти... – она от стеснения наклонила голову.
– Моря? – вздохнул Митёк, запивая трапезу чем-то из своей фляжки. – Хотите? – предложил он и остальным.
Они отпили по нескольку глотков. Там был чудный апельсиновый сок...
– Ты говоришь, моря? – опять спросил он.
– Ну да... – торопливо начала объяснять Шишемыша.
– Постой, – перебил её Митёк. – Это то самое море, где живут Налаки?
– Ну да, – опять сказала малышка. – А что, разве есть ещё какое-то море?
Митёк немного помолчал, быстро нагнув голову и опять словно весь спрятавшись в свои рыжие усы. Потом, подняв голову, вздохнул и сказал:
– Ты знаешь, где мы находимся?
Шишемыша втянула голову в плечи и, быстро оглядевшись, испуганно спросила:
– Где?
Тут уже Митёк не вытерпел и тихо засмеялся. Шишемыша всё поняла. Кажется, даже при неярком свете костерка, соединяемого с негромким светом Ничкисы, было видно, как она покраснела.
– Я поняла, – наконец промолвила она. – Я сейчас объясню вам... Это строил Бобрегор с братьями... Дело в том, что, когда в Тёмную долину пришли клиссы... То есть, тогда, конечно, была не Тёмная долина, а Бобритания... Так вот, эти три бобрёнка (они были тогда совсем маленькими) в тот момент играли в пещерах... – и она стала рассказывать то, что Бобрегор говорил Бобрисэю.
Я не могу вам точно сказать, сама ли это слышала Шишемыша от Бобрегора или просто подслушала (конечно же, неумышленно) их разговор, но она рассказывала именно это.
– ...И вот, они стали строить в этих Пещерах... – всё говорила и говорила Шишемыша, и уже даже немножко охрипла. А Митёк то и дело кивал головой, но усилием воли снова поднимал её и разлеплял слипающиеся глаза. – Они возобновляли здесь всё то, что наверху уничтожалось – чтобы не исчезла память Бобритании... Так что, несмотря на то что наверху лишь Тёмный лес, Бобритания цела... Она – здесь... А вот этот зал – это копия большой парадной трапезной, в которой раз в неделю собирался весь народ Бобритании для праздничных песен и трапезы... Это – больше, чем трапезная... – сказала ещё Шишемыша и испуганно замолчала.
– Что? – сказал Митёк, поднимая голову. – Что ты сказала?
– Я... – несмело провякала Шишемыша, – не знаю точно... я только слышала так – что это больше, чем просто трапезная...
– Да... – Митёк встряхнул головой и поднялся, расправив плечи. – Хорошо ты рассказываешь... И устрицы были очень вкусные...
Шишемыша застеснялась, пряча глаза. Конечно, ей было ужасно приятно.
Ничкиса, сидя в сторонке на каком-то камушке, чистила пёрышки.
– Странно... – задумчиво сказала она. – Мы шли сюда, мы так страшились, что не успеем найти... А теперь вдруг стало так спокойно, как будто всё уже разрешилось само собой...
– Вы о Бобрисэе? – деловито уточнила маленькая зверушка. – Я вам всё сейчас расскажу...
Митёк заулыбался.
– Не бойтесь, это будет недолго, – поджала губы Шишемыша. – Так вот...
В общем, она рассказала им всё.
Хотя – что здесь удивительного? Ведь она уже целых несколько дней – подумать только, может быть, уже даже три дня! – не видела и не слышала ни одной живой души. А тут – такая прекрасная компания...
– Так ты говоришь, в сеть его взяли кловы? – переспросил Митёк.
– Да, кловы, они... – начала продолжать малявка.
– А потом, говоришь, прилетела воздушная стража и унесла его? – перебил её Митёк.
– Да, они понесли... – подхватила зверушка.
– ...его к Противоположным горам, – закончил Митёк. – Понятно. Это в Стреластр.
– Или в Замок Ив... – вдруг подала голос Ничкиса.
И сразу в Пещере стало как-то... словно холодок пробежал. Шишемыша сразу всхлипнула, а Митёк с Ничкисой посмотрели друг на друга.
– Поможешь нам выйти наружу? – спросил Митёк малявку.
– Да-да, я сейчас, тут у меня только сумка... Да ещё надо костёрчик прикрыть, чтобы не распространялся... – бунчала она под нос, лихорадочно собираясь в страшно дальний поход к выходу из Пещер.
– А давно ты уже здесь живёшь? – спросил Митёк, поскольку она ещё собиралась.
– Давно, – сказала та, – наверное, уже несколько дней... вот, как затопило Плато ежей, и потом ещё... – она мысленно что-то подсчитывала. – В общем, несколько дней... – и опять покраснев, сказала: – Да нет, я всё здесь уже знаю!
Митёк почему-то фыркнул, опять пряча свою визиономию в усы.
– Ну вот, – сказала Шишемыша, отряхиваясь и оправляя шубку. – Можно идти.
Но дошли они неожиданно быстро.
Раз поворот, два, три, восемь, шестнадцать... И вот они уже у входа в Пещеры. В зыбком наружном свете была видна качающаяся на волнах Митькова каноечка.
– Странно... – сказал Митёк, выглядывая наружу. – Я думал, будет уже ночь, а тут всё ещё день...
– Слушайте, – сказала вдруг Шишемыша. – Я же забыла показать вам протоку к Налакам... ну, то есть к морю...
Митёк улыбнулся и посмотрел на Ничкису. Та пожала крыльями.
– Знаешь что? – сказал тогда Шишемыше рыжий каноечник. – Давай так... Ты можешь нас здесь встретить... Ну, через сколько... – он пожевал губами и посмотрел в небо. – Ну, хоть через день... Или как? – он обратился к Ничкисе.
– Я думаю, через два, не раньше, – грустно сказала та, и Митёк тоже сразу посерьёзнел.
– Значит, договорились? – сказал он Шишемыше. – Через два дня.
– Да, – вякнула зверушка, теребя ремешок сумки. Всё-таки это было очень ответственное поручение.
– Ты как думаешь, справится она? Можно ей доверять-то? – тихонько спросил Ничкису Митёк, когда они уже довольно далеко отошли от Пещеры.
– Лучше, чем кто-либо, – сказала Ничкиса, и он даже посмотрел на неё.
Но на лице у Птицы не было ни тени улыбки, и Митёк, вздохнув, задумался. И вот так, пребывая в этом погружении, словно бы там, куда не может проникнуть ни Тёмная долина, ни этот серый свет, ни эта грязь, он отвязал лодку, сел в неё и, подождав, пока Ничкиса устроится в ней, тихонько тронул воду веслом...
А Шишемыша стояла на пороге Гиблых Пещер и смотрела им вслед.
дальше, Глава 24. На щите... И битва, которой нет конца: http://www.proza.ru/2017/08/30/629