Первую половину жизни, во времена нелюбопытной юности - жадно собирала в растопыренные карманы души впечатления о себе. Только о себе. Ничего об эту пору неинтересно молодому сознанию. Вот она я. Вот они вы - все прочие. Что вы там думаете обо мне, думайте на здоровье. Важно, кем вы являетесь для меня, а именно – что я чувствую про вас. И горе вам, если я не полюбила вас, ибо незамедлительно выбываете из гонки моей жизни как хлам, спам и барахло.
Потом наступило время торговли прошлым. Я взахлеб рассказывала самое чудовищное и прекрасное, щедро насыпая истории в пригоршни избранному - взамен на восхищение или, в крайнем случае, на сочувствие. Иная реакция казалась враждебной и, строго говоря, незаконной. И избранный становился изгнанным навсегда и бесповоротно.
И тут неожиданный поворот - оказалась зареванная и пьяная на выжженном поле под названием «не звони мне больше» - с лоскутным одеялом в судорожных руках - неслучившихся, оборвававшихся, истребленных любовных отношений, дружб, приятельствований.
Поначалу пыталась латать дыры, пришивать новые лоскутки, наставлять заплатки, но ткань была уже настолько ветхая, ни черта не выходило, только пальцы исколола в кровь ржавой иголкой вины – звонки и письма забывшим меня людям вызывали у них недоумение в лучшем случае, в худшем – сдержанную насмешку надо моими запоздалыми попытками погладить их темные рубцы. А еще через время одеяло безучастно пожрала ненасытная моль времени.
Не осталось ничего, кроме пульсирующей мысли, что время не прощать и прощаться - ушло безвозвратно. Теперь, только теперь начинается настоящее мое время. Самое важное время, когда главное – не отпускать тех, кого полюбила, пока они не попросят отпустить. Наступило время становиться прощенной, а не простившей.
Не перепутать бы только, господи