Часть 2
Великан
Вампиры уверены в своем праве на власть. Эта уверенность завела их так далеко, что они искренне верят: человек не сможет причинить им вреда. В этом и кроется уязвимость. Человек может победить вампира хотя бы потому, что вампир не допускает подобной мысли.
Герцог Освик Вэссэлот «По ту сторону Алой Реки»
Глава 10
Новый дом
Двери дома герцога Освика заколотили, и лорд Кастилос оторвал доски. Звук шагов гулко разнесся по просторным залам. Картины смотрели на пришельца со стен. Кастилос остановился возле портрета, изображавшего круглолицего мужчину с добродушным выражением лица. Седые волосы свободно рассыпались по плечам, во взгляде сквозит равнодушие. Кастилос опустил голову, отдавая последнюю дань уважения бывшему владельцу дома.
Ничего не изменилось, но все казалось умершим. Пылились столы и стулья, стояли раскрытыми шкафы с посудой и статуэтками. Ковры, давным-давно не чищенные, из белых стали серыми. В буфете Кастилос обнаружил початую бутылку красного вина и фужер. Поднявшись с ними на второй этаж, миновал библиотеку, в которой пять лет назад началась его жизнь, и вышел на лоджию, увитую завядшими цветами. Там, усевшись в кресло, наполнил фужер и вдохнул аромат вина. Ночь выдалась теплой, спокойной, и первый же глоток увлек Кастилоса в пучину трепетных воспоминаний.
– Мы не могли подумать, что будет именно так, – сказал он, глядя на заросший сад. – Ты еще о многом должен был мне рассказать.
Он вспомнил, как впервые увидел герцога. Тот сидел перед камином внизу, а Кастилос, тогда еще просто мальчишка по имени Санат, храбро смотрел ему в глаза, стараясь не думать, что за лохмотья покрывают его грязное худое тело.
Дворецкий отрекомендовал мальчика и спросил, как с ним поступить. Герцог Освик смерил Саната пренебрежительным взглядом. «Пусть моет посуду».
Мыть посуду в доме вампира! Герцог не ел никогда, делая исключение лишь для красного вина. Поэтому Санат драил тарелки за прислугой.
Кастилос усмехнулся и отпил из фужера. Сколько же всего он здесь пережил! Большую часть времени Освик не замечал его существования, или делал вид, что не замечает. Если бы не тот случай в библиотеке…
Погрузившись в воспоминания, Кастилос не заметил, как на лоджии появился кто-то еще. Лишь тихий голос человека вырвал его из задумчивости.
– Я рад приветствовать вас, господин.
Кастилос повернул голову. Взгляд скользнул по безукоризненно черному фраку, из-под которого выглядывала белоснежная рубашка. Руки в белых перчатках вытянуты по швам.
– Чевбет, – вспомнил имя Кастилос. – Когда я ушел, ты был здесь, и когда я вернулся, первым здесь я увидел тебя. Ты заставляешь меня усомниться в собственной вечности!
– Мы вернулись сразу же, как смогли, господин, – улыбнулся пожилой дворецкий. – Сразу, как только в дом пришел хозяин.
– Мы?
– Слуги приводят дом в порядок. Не все вернулись, и я взял на себя смелость нанять новых. Надеюсь, вы не сочтете этот мой поступок чрезмерно самонадеянным? Я лишь хотел как можно скорее обеспечить вам уют.
Кастилос расхохотался.
– Чевбет! – воскликнул он. – Как такое могло случиться? У тебя на глазах убили герцога, дом заколотили, тебя вышвырнули на улицу, а ты… Где ты был все это время?
– Не отходил далеко, господин, – сказал Чевбет. – Я дворецкий. Мой долг – служить хозяину дома.
– Дворецкий, – пробормотал Кастилос. – Что ж… Делай свое дело. Пусть все будет как прежде, за одним исключением. Я хочу ужинать. Каждый вечер в двенадцать часов я буду садиться за стол и есть человеческую пищу.
– Я найму лучшего повара.
– Не нужно лучшего. Прежний сойдет. Знаешь, меня устроит то, что я ел тогда, после целого дня работы. Простая пища и, может, бокал-другой вина.
– Будет исполнено, господин, – поклонился Чевбет, прежде чем уйти. – Через час приглашу вас к ужину.
Через час? Кастилос содрогнулся. Стало не по себе от такой исполнительности. Неужели за час повар сумеет купить продукты и приготовить ужин? Должно быть, среди слуг сейчас паника. Остановить их? Сказать, что сегодня можно и пропустить ужин? В конце концов, у него же есть несколько пробирок с собой, а утром подвезут остальное. Можно остановить жизнь, только и всего.
Кастилос остался на месте. Да, он помнил, как выматывался, будучи на побегушках у старого дворецкого. Но помнил и то, какая тоска рождалась в сердце, если работы не было. В действии – жизнь. Если дворецкий сам взял на себя такую задачу, пусть выполняет. Отменить приказ из жалости – значит унизить старика, обидеть без всякой на то причины. Кастилос отхлебнул вина, и веки его опустились.
– Господин? – Мягкий голос дворецкого вырвал его из сна.
– Да? – встрепенулся Кастилос. – Уже готово?
– Будет через пять минут. К вам посетитель. Я не знал, как вы расположены принимать, а потому осмелился попросить девушку подождать внизу.
– Девушку?
Кастилос покинул лоджию, и прошлое вернулось. Волшебным образом исчезла пыль, загорелись свечи в канделябрах. Повсюду чувствовалось какое-то движение, суета. Мелькали едва заметные глазу фигурки служанок. Проходя мимо библиотеки, Кастилос толкнул дверь и остановился. Книги стояли на местах, тисненные золотом корешки блеснули в свете свечей.
За пять лет работы в этом доме он допустил ровно одну ошибку, которая стоила ему должности. Когда Чевбет заболел и поручил Санату исполнять свои обязанности. Заполучив ключи от всех дверей, Санат стал наведываться в библиотеку герцога, несмотря на строгий запрет. Прекрасно зная распорядок его жизни, он всегда мог выкроить один-два часа на чтение. Читал о сотворении мира, читал об Алой Реке, из которой вышли первые вампиры. Перелистывал страницы истории, переживал жестокие войны, которые вели между собой вампиры…
– Герцог застал вас здесь? – спросил Чевбет.
Кастилос кивнул. Потом заговорил, медленно, с трудом, будто вырывая из сердца слова:
– Однажды я чрезмерно увлекся и упустил время. Я весь был погружен в мир Второй Великой Войны, которая привела мир к нынешнему облику. Лорд Эрлот на боевой колеснице врывался в ворота столицы. Летели стрелы, порхали мечи, лилась кровь – вампирская и людская. В этой последней битве было не до рассуждений о достоинстве – все бились бок о бок. Я буквально видел перед собой блеск оружия, слышал звон и крики… Вдруг чья-то тень упала на страницу. Я поднял взгляд и увидел герцога Освика. Впервые на моей памяти он улыбался, будто отец, радующийся успехам сына. Пожалуй, он и был мне отцом – родного я давно позабыл.
Кастилос стоял, закрыв глаза, и по щекам его текли слезы. Рука так и осталась на ручке двери.
– Я вскочил на ноги, чудом не выронил книгу, но герцог велел мне успокоиться. «Эрлот был героем, сынок, – сказал он. – Настоящий боец. Мы с ним дружили долгое время. Но про меня ты здесь ничего не прочтешь. Я не из тех, кто бьется. Моя стезя – книги, знания. По душе ли тебе такой путь?» «Другого пути мне не нужно», – так я ответил. Освик сказал, что я больше не работаю на него. Он уволил меня с позором – за грубое нарушение правил. А покончив с этим, признал сыном и подарил новую жизнь.
– Он в вас не ошибся, господин, – произнес Чевбет.
– Спасибо.
– Не стоит благодарности.
Кастилос прикрыл дверь и спустился вниз, туда, где ждала посетительница. Своим появлением он опять вспугнул стайку служанок, которые исчезли, не дав себя разглядеть. Рука хозяина лежала на гладко отполированных перилах, яркий свет заливал прихожую, в которой стояла, переминаясь с ноги на ногу, смущенная девушка.
– Исвирь, – сказал Кастилос.
– Санат, – прошептала она.
Они не сделали движения навстречу друг другу. Кастилос покачал головой.
– Этого имени больше нет, – сказал он. – Этого человека не существует. Я предупреждал.
Лицо девушки исказила гримаса отчаяния.
– Зачем же ты врешь? – еще тише спросила она. – Ты сказал, что не знаешь, куда тебя понесет Река. Ну что ж, она принесла тебя сюда. И я здесь. Что же ты скажешь теперь? Скажи, что я никогда тебе не нравилась!
Кастилос обнаружил, что до сих пор держит фужер с вином. Должно быть, он выглядит таким заносчивым в ее глазах, таким надменным. Если бы она знала, что означает этот фужер. Что это – не часть аристократической позы, не игра, а мучительное воспоминание о том, кого больше нет.
Он прошел мимо Исвири, поставил фужер на сверкающий черным лаком стол. Взгляд задержался на камине. Огонь весело потрескивает, как в далеком прошлом. Неужели здесь и сейчас действительно воскресает прошлое?
– Ты мне нравишься, Исвирь, – сказал Кастилос, не глядя на нее. – Нравишься так, как может нравиться человек. Но здесь, в моем доме, ты сумеешь быть лишь служанкой. Невидимкой-призраком, старающимся угодить мне, не попадаясь на глаза. И вскоре я забуду о твоем существовании. Ты этого хочешь?
– Я хочу быть с тобой по праву жены, – ответила она. – Как мы и собирались. Ты ведь сватался за меня!
– Я вампир.
– Ты человек!
– Нет. Человек умер очень давно. Я – вампир. Человеческие обязательства меня больше не связывают. Даже если я убью тебя сейчас, меня осудят лишь за нелепую растрату ресурсов. Ты ведь помнишь, что говорил Эрлот в деревне? Знаю, ты ненавидишь его, но он говорил правду. Люди – это скот, а вампиры – пастыри. Что бы ты сказала о пастухе, который спит с коровой?
– Зачем ты меня оскорбляешь? Ведь ты же не думаешь так!
– Речь не о том, как я думаю, а о том, как все есть на самом деле. Хочешь играть в жену? Прошу, располагайся. Я глазом не успею моргнуть, как в моей постели окажется не юная красавица, а скрюченная от старости карга, которую я с отвращением выгоню. Но будешь ли ты счастлива до тех пор? Я ведь не для того выбрал вечность, чтобы умереть. Большую часть времени я для тебя буду живым трупом. Холодным, бездыханным говорящим сознанием.
Кастилос остановил сердце еще на лестнице. Надеялся, будет проще. Мертвые не испытывают таких сложных чувств, как живые. Сейчас до его ушей доносились всхлипывания. Девушка плакала, но ему было все равно. Как вампир, он знал: слезы высыхают, плоть разлагается. Вампир же смотрит вдаль, идет вперед.
У Исвири оставался еще один шанс, и она решилась испытать его:
– Но ты ведь можешь обратить меня! – воскликнула она. – Я стану такой же, как ты, равной тебе!
– Нет, – покачал головой Кастилос.
– Почему? Почему ты отказываешь мне даже в этом?
Он повернулся к ней и заглянул в глаза.
– Назвать причины? Изволь. Первая причина – то, как ты к этому относишься. Будто это проклятие, которое ты принимаешь ради меня. Вечность – величайший дар, ради которого люди гнут спины годами. Величайшее благо, заслужить которое дано единицам. Дать его тебе – все равно что бросить пригоршню золотых монет в грязь перед свиньей.
Исвирь отступила на шаг. Ее трясло от страха и обиды, лицо побледнело.
– Вторая причина, – продолжал Кастилос. – Обратив, я сделаю тебя дочерью. А у меня пока нет потребности в наследниках. Я не восприму тебя, как равную. Ты будешь моим ребенком, вот и все. Твоя ко мне любовь станет мне противной.
– Ты лжешь, – выдохнула она.
– И, наконец, третья причина. Даже упроси я самого короля Эмариса обратить тебя в вечность, ты все равно останешься такой, как сейчас. Девушкой, которая создана для того, чтобы служить мужчине. Доить коров, сеять и полоть, прибираться и стирать. Твоя единственная страсть – я. Вечность терпеть рядом существо, которое может лишь смотреть на тебя с обожанием? Это не для меня. Мной владеют совсем иные страсти, и моя спутница должна либо разделять их всем существом, либо предаваться своим. Пусть даже они пойдут наперекор моим. Мне нужна личность, а не виляющая хвостом собака.
Плечи девушки поникли. Подойдя к двери, она положила руку на засов и замерла. Лорд Кастилос стоял спиной к камину, глядя на нее безразличным взглядом.
– Значит, все? – спросила она.
– Да, – сказал он. – Забудь и живи дальше. Подожди!
Исвирь вздрогнула и обернулась. Несмотря на все оскорбления, сердце ее затрепетало. Неужели он передумает сейчас? Неужели все как-нибудь да свершится?
Кастилос сделал несколько шагов к ней.
– Кто новый староста? – спросил он.
– Тирмад, – сказала Исвирь. – Зачем тебе?
– Скажи ему, что повесток не будет ближайшие полгода. Знаю, это не компенсирует потери, но... Потом все будет так же, как при Освике. Никаких детей. Одна донация в месяц.
– Я поняла. Это все?
– Да. И ты это передашь. Ясно? Хочешь наложить на себя руки – сделаешь это потом. Но знай, что за твой грех поплатится твоя семья. Я лично повторю тот кошмар, что устроил Эрлот. Думай об этом и живи, пока не найдешь другого повода.
Страшный стон вырвался из груди девушки, но она ничего не сказала. Ладонь стиснула засов так, что пальцы побелели.
– Левмир появился? – спросил Кастилос.
– Нет. Никто его не видел.
– Если появится, передашь ему, чтоб уходил. Скорее всего, Эрлот выбросил его из головы, но рисковать не стоит. В Сатвире ему больше делать нечего.
Засов с грохотом отлетел в сторону, дверь распахнулась. Стоя на пороге, Исвирь повернулась к Кастилосу и, сверкнув глазами, прошипела:
– Тебя этот мальчишка заботит больше, чем я!
– Да, – кивнул вампир. – Потому что у него есть страсти, которые поведут его вперед. Страсти, ради которых он найдет в себе силы меняться.
Закрыв дверь за Исвирью, Кастилос прижался к дереву лбом и вздохнул. Заколотилось сердце. Ноздри наполнил тонкий тающий аромат девушки. Его быстро заслонили другие запахи, и Кастилос улыбнулся.
– Все ведь уже на столе, так, Чевбет?
Он повернулся и увидел дворецкого, застывшего возле подноса с ужином.
– Прошу вас, господин, – поклонился Чевбет.
Отужинав, Кастилос придвинул кресло к камину, взгляд устремился в огонь. Освик частенько сидел здесь, читая книгу. Кастилос хотел сегодня повторить все за названным отцом. Поминовение продолжалось.
– Чевбет! – позвал он, и дворецкий немедленно появился поблизости.
– Вашу постель приготовили, господин.
– Пододвинь кресло, присядь.
– Господин, уместно ли…
– Я не всегда был господином. Я был мойщиком посуды, уборщиком, поваренком – и все это под твоим началом. Ты был мне другом и наставником, ты помогал мне выжить. Неужели теперь я не могу позволить себе сидеть рядом с тобой, если мне так хочется?
Чевбет сел рядом с господином. В неровном свете огня профиль дворецкого казался отлитым из бронзы.
– Как ты думаешь, почему он не обратил тебя? – спросил Кастилос.
– Я всего лишь дворецкий, господин. У меня не было счастья, кроме как служить в этом доме.
Они долго молчали, прежде чем дворецкий решился снова нарушить тишину:
– Вы все правильно сказали девушке, господин. Она молода, глупа и считает, что вы ее оскорбили, но это не так. Человек должен заниматься тем, к чему он расположен, в этом его счастье. Вампирами же становятся те, кого страсти ведут дальше человеческих пределов. Вы были таким, господин, и он это понял. Я – нет. И эта девушка – нет.
Дрова почти выгорели, за окнами занимался рассвет, когда Кастилос встал с кресла.
– Спасибо, – сказал он, прежде чем отправиться в постель.
– Не стоит благодарности, господин.
Кастилос мог поклясться, что впервые увидел, как губы Чевбета дрогнули в улыбке.
***
Удар.
Еще удар.
Один за другим, с равными промежутками. Трещит дерево. Удар за ударом, неотвратимые, будто сама смерть.
Левмир открыл глаза. Еще не соображая, где он и что происходит, увидел осунувшееся лицо И. Девочка лежала с закрытыми глазами на лавке, по горло укрытая рваным одеялом. Левмир лежал на медвежьей шкуре на полу.
Удар.
Память неохотно вышвыривала картинки минувшей ночи. Левмир вспомнил волчью драку и то, как серебристый волк превратился в И. Вспомнил, как нес ее, бесчувственную, пока не свалился от усталости.
Удар.
Левмир приподнялся на руках, осматриваясь. Маленькая комнатка с покатыми стенами. Ни одного окна. Справа – круглая дверь. Слева – застеленная, как кровать, деревянная колода. В дальнем углу коптит печурка, рядом с которой сидит… великан. Таких больших людей Левмир не видел никогда. Он, казалось, мог одной ладонью раздавить голову кузнеца Балтака, который считался самым сильным в Сатвире. Саквобет же в сравнении с ним – просто щенок.
Великан поднял топор, и лезвие врезалось под углом в палку, снимая толстую стружку. Конец палки с каждым ударом все больше заострялся.
– Вода в углу, – прогудел великан, не глядя на мальчика.
Левмир перевел взгляд в другой угол и увидел кадку с лежащим рядом ковшом. Пить действительно хотелось. Он встал. Плотно пригнанные доски даже не скрипнули под его весом. Левмир зачерпнул из кадки, осушил ковш. Вода оказалась теплой, но вкусной.
– Сбежал? – все так же, не поворачиваясь, спросил великан. Левмир смотрел на его огромные руки, большую голову, длинные седые волосы, прихваченные лентой и такую же седую бороду.
– Из дома сбежал? – повторил вопрос великан.
– Нет, – прошептал мальчик.
– Громче скажи.
– Нет! – На этот раз голос сломался, получился какой-то петушиный крик. Левмир покраснел от досады.
– А что тогда?
– Дом… Сожгли… – Память показала остальное, и Левмир, покачнувшись, свалился на пол.
Труп, упавший в колодец. Тело матери, освещенное пылающим домом предателя Саната. Голова кружилась, к горлу подступила тошнота.
– Кто? – спросил великан.
– Ва… Вампиры, – выдавил мальчик, задыхаясь. – Они пришли, и… Они всех… Санат!
– Санат? – Великан посмотрел на Левмира. У него оказались блеклые, почти бесцветные глаза. – Он жил у вас?
– Да. Он оказался вампиром. Оказывается, это теперь его деревня. А отца убили. И маму… Они все…
– Вот, значит, как, – сказал великан, возвращаясь к делу. – Выбился-таки…
Левмиру было плевать, что великан делает, о чем говорит. Перед глазами темнело от невыносимой тоски. Он обратил внимание на великана только тогда, когда тот прошел мимо и остановился у лавки. Сорвал одеяло с И.
– Что вы делаете? – спросил мальчик.
– Забью кол ей в сердце.
Великан говорил спокойным голосом, а руки поднесли к девочке заостренную палку. Одна рука, держащая топор лезвием кверху, поднялась, готовясь нанести удар.
Левмир прыгнул и повис на этой руке. Вцепился в нее зубами, заколотил ногами в ботинках по каменной спине великана. Тот обернулся, лишь удивившись этой атаке.
– Ты чего, малыш? – спросил он.
– Не трогайте ее! – заорал Левмир. – Отпусти! Убери кол, не надо!
– Это вампир. Ты разве не понял?
– Пусти ее!
– Если я не пробью колом ей сердце, она будет орать, когда я начну ее жечь, – терпеливо, словно неразумному младенцу, втолковывал великан. – Эти твари очень громко орут. И очень долго. Когда жег трех первых, чуть не оглох. С тех пор всегда сначала пробиваю сердце.
– Тогда меня вместе с ней жги! – крикнул мальчик. – И колом тоже – давай меня сначала!
На И не было одежды. Лишь три кожаных ремня перехватывали тело, удерживая на лавке. «Проснись! – мысленно взмолился Левмир. – Пожалуйста, открой глаза! Ты же вампир, ты разорвешь эти ремни, или превратишься в туман и выскользнешь!»
Великан без усилия повел рукой, и Левмир упал на медвежью шкуру, громко застонав от удара. Внутренности чуть не вылетели через рот – так ему показалось. Но через мгновение снова на ногах, снова бросился на великана. Тот отступил. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Левмир нагнулся, поднял драную тряпку, которую отбросил великан, и снова накрыл И.
– Да что с тобой такое, малыш? – все таким же бесстрастным голосом спросил великан. – Она сожгла твой дом, убила твоих родителей…
– Это была не она! – крикнул Левмир.
– Прекрати орать, иначе я действительно начну с тебя. Ты же сказал, что их убили вампиры.
– Да. Но не она. Она спасла меня, понимаешь? Меня ведь тоже должны были убить, а она меня спасла! – Он говорил, и, слыша свои слова, понимал их. Слышал, и не мог сдержать слез. – Она меня спасла, а я накричал на нее за то, что она не спасла всю деревню. Она хотела дружить со мной, а я оттолкнул ее и бежал. А она все равно шла за мной, и дралась с волком, чтобы снова меня спасти.
Левмир рыдал, глотая окончания слов. Его трясло, и он попытался схватиться за скамейку, на которой лежала И. Пальцы сомкнулись на ее запястье, Левмир сжал его, не обращая внимания на холод кожи. Рука дрогнула в ответ.
Великан переводил взгляд с Левмира на девочку и обратно. Как будто размышлял о чем-то. Резким движением отбросил топор, и острое лезвие вонзилось в полено возле печки.
– Защищаешь свою женщину, – сказал он. – Вот, значит, как.
– Просто отпустите нас, – взмолился Левмир.
– И куда вы пойдете? Назад в деревню, где тебя убьют ее сородичи? Или к ней домой, где тебя убьют ее сородичи? Или в соседнюю деревню, где слух о ней разлетится за день, а потом тебя убьют ее сородичи? Или ты намерен ползать перед ней на коленях, вымаливая бессмертие?
– Ни за что! – вырвалось у Левмира. Не зная, почему, он твердо понял в этот миг, что никогда не возьмет у И этот дар.
– А вот теперь ты мне нравишься, малыш. Что-то там у тебя в голове происходит, что-то крутится. Ладно, я подожду. Я буду спокойно смотреть, как все пойдет. Времени до вечера много.
– До вечера?
– Да, до вечера. Нам нужно решить, как мы поступим. Потому что с заходом она сможет бежать. Не раньше. Днем эти мрази остаются в той форме, в какой их застает солнце. Ты голоден?
Левмир сглотнул слюну, желудок заурчал. Великан кивнул и направился к печке. По комнате разлетелся вкуснейший аромат.
– Держи, стола у меня нет. Так что осторожно, не разлей. Горячо.
Левмир принял из рук великана глиняную миску с вареным мясом. В бульоне плавали еще какие-то травки и коренья, почти не рубленые. Обжигаясь, перехватывая миску из руки в руку и то и дело роняя деревянную ложку, Левмир с аппетитом съел предложенное кушанье и подумал, что отродясь не пробовал ничего вкуснее. Великан ел неторопливо, держа горячую миску одной рукой. Покончив с обедом, забрал посуду у Левмира, сложил возле двери.
– Потом пойдешь к ручью и помоешь, – сказал великан.
Левмир кивнул.
– Теперь буди свою женщину.
Мальчик покраснел.
– Она не моя…
– Тогда не возражаешь, если я ее возьму?
Левмир замер. Дыхание перехватило от услышанного. Вот так просто и нагло… А он ничего не сможет сделать.
– Нет. Она моя.
– Тогда разбуди ее.
Веки девочки опущены, но ресницы трепещут. Как будто И пыталась вернуться в явь, но никак не могла. Левмир склонился над ней, погладил по щеке. Девочка не реагировала.
– Проснись, – сказал на ухо. – Проснись, И! Это я, Левмир.
Губы шевельнулись, и Левмир услышал едва различимые слова:
– Не… Бросай… Меня…
– Не брошу. Я здесь. Проснись, пожалуйста, ты нужна мне.
Глаза распахнулись, и Левмир с криком отпрянул. Великан тут же оказался рядом.
– В чем дело?
Левмир дрожащей рукой указал на лицо И. Ее глаза будто залило черной краской, только радужки, прежде изумрудно-зеленые, теперь пылали красным огнем.
– Что, никогда не видел ее такой? – улыбнулся великан. – Это нормально для кровососов. Твоя женщина хочет жрать. Накорми ее, будь добр. Такова обязанность мужчины.
Великан, посмеиваясь, отошел обратно к печке и сел на колоду, подперев рукой подбородок.
Левмир приблизился к И. Девочка натянула прочные ремни, пытаясь сесть, но не смогла и со стоном повалилась обратно. Веки опустились.
– Не смотри, – хрипло сказала она.
– Как ты? – шепотом спросил Левмир. Сердце колотилось все сильнее. Он не мог заставить себя подойти ближе, чем на расстояние вытянутой руки.
– Плохо, – отозвалась И. – Не могу вернуться. Больно.
Она с трудом выплевывала слова, извиваясь под жалким одеялом. Левмир взглянул на золотые и серебряные пряди волос, и чуть не заплакал. Грязные, перепутанные космы – вот все, что осталось от былой красоты.
– Ты хочешь… крови? – спросил он.
– Да. Там. У меня. В кармане. Потеряла…
Левмир повернулся к великану.
– Вы не находили ее одежду? – спросил он.
Тот покачал головой.
– Прости, малыш, я не искал. Мало ли что голые дети вытворяют в лесу. Чуть позже схожу посмотреть – ни к чему такие следы. Но скорее всего волки разодрали все, и концов не сыщешь.
– Что же делать…
– Пусти меня, – прошептала И. – Я пойду искать. Я найду, правда. Отпустите.
– Это все, чего ты хочешь? – обратился к ней великан. – Пойти в лес искать одежду? Ради глотка крови?
Она закивала. Лицо исказила чудовищная мука.
– Надо же, – снова заговорил великан. – А другие варианты у тебя есть? Что если я не отпущу тебя?
Она открыла глаза и, приподнявшись, посмотрела на великана.
– Я ведь умру тогда! – воскликнула И.
– Уверена?
– Мне нужна хотя бы одна пробирка, чтобы вернуться. Я не смогу иначе, никак.
– Так уж и никак?
Лавка громко скрипнула, когда И шарахнулась от великана.
– Нет! – взвизгнула она. – Нет, пожалуйста, не надо!
– Ну, у тебя два выхода, – пожал плечами великан. – Либо так, либо подыхать от голода. Вряд ли я найду твои запасы. А если и найду – кто мне запретит просто сжечь все?
Левмир крутил головой, ничего не понимая. Плакала И, великан смеялся.
– О чем вы? – крикнул он. – Что мне сделать? Давайте я сбегаю, поищу.
– Оставишь меня наедине с ней? – еще громче захохотал великан. – Сколько ж я смогу сдержаться… Увидишь дымок издалека – знай: дальше можно не искать.
– Что мне делать?! – закричал Левмир.
Великан перестал смеяться и посмотрел на него.
– Дай ей руку. Пусть напьется крови.
– Нет! – завизжала И, выгибаясь так, что ремни трещали.
– Любопытная тварь, – сказал великан. – Знаешь, чего она боится сейчас? Эй, мелкая, ты ведь никогда раньше не кусала человека?
И замотала головой.
– Вот… Это, как я слышал, весьма непросто. Очень часто вампиры, впервые пробующие человека, не могут удержаться и высасывают досуха. У них будто мозги отключаются. Даже опытным трудно. А ведь ей-то нужно не больше двух глотков. Вот в чем все веселье, малыш! Я ей не помощник, остаешься ты. Рискнешь жизнью, чтобы спасти свою женщину?
Левмир перевел взгляд на И. Во рту пересохло. Захотелось убежать куда-нибудь и спрятаться. Доверить этому великану все. Он ведь не сможет ее убить, правда? Он ведь взрослый, а взрослые не бывают такими бессмысленно-жестокими! Но бежать некуда, и великан уже сделал кол.
Великан встал, выдернул из полена топор и повернулся к мальчику.
– Отвернись, если страшно, – сказал он. – Я просто избавлю ее от мучений.
Глядя ему в глаза, Левмир медленно поднял левую руку и закатал рукав рубахи. Великан приподнял брови, но даже удивление выглядело у него равнодушным.
– Уверен? – спросил он.
Левмир кивнул.
– Если она тебя прикончит, я тут же прибью ее.
Левмир снова кивнул. Великан пожал плечами и сложил руки на груди. Топорик смешно торчал из его громадной ладони. Левмир понял, что это самый обыкновенный топор, просто на фоне великана кажется игрушкой.
Мальчик подошел к И, которая, отвернувшись к стене, дрожала мелкой дрожью. Губы раздвинулись, обнажив острые клыки.
– И, – позвал Левмир. – Возьми.
Он протянул руку. Девочка открыла глаза, посмотрела на запястье, и красные радужки полыхнули еще ярче. Она дернулась, но тут же со стоном повалилась назад.
– Нет, – шепнула она. – Пусти меня…
– И, он тебя не отпустит, – говорил Левмир. – Возьми мою кровь.
– Нет, убери!
– Я верю тебе, И. Давай.
– А если…
– Не важно. Давай.
Она не могла больше бороться с собой. Левмир вздрогнул, когда ледяные губы коснулись запястья, но не отдернул руку. В следующий миг руку пронзила острая боль, тут же сменившаяся парализующей тело сладостью. Левмир ахнул, ноги подкосились. Голова кружилась, казалось, будто он летит куда-то. Почти сразу желудок сжался, пришла тошнота, и Левмир понял, что умирает. Не было сил вырваться, оставалось лишь ждать конца.
Вдруг все закончилось. Он услышал треск кожаных ремней, а потом в грудь ему с силой ударили две маленькие ладошки. Он снова упал на медвежью шкуру, заморгал, пытаясь вернуть зрение. И сидела на лавке, прижимая к груди одеяло. Голова опущена, лицо скрывают перепутанные волосы. В тишине раздался хриплый вдох, а потом – дикий, отчаянный визг, от которого заложило уши. Визжала И, пока воздух в легких не закончился, а потом начала дышать. Глубоко, часто, жадно, будто пожирая воздух. Плечи затряслись, послышались всхлипывания.
– Ду… Ду… Дурак чертов! – пискнула она, и зарыдала в голос.
Послышались хлопки. Левмир повернул голову. Великан, улыбаясь, медленно хлопал в ладоши.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/08/31/401
Хотите читать в удобном формате? Полную версию романа, а также бумажную книгу можно приобрести здесь: http://ridero.ru/books/po_tu_storonu_aloi_reki/