Слеза Путина

Владимиръ Николаевъ
            На электронном табло над дверью высветилось: «Александр Краснославович, пройдите на прием». Синяков встал с оранжевого икеевского диванчика, вздохнул и толкнул дверь в кабинет.
            За столом сидела дежурная врач отоларинголог, по-русски - «ухо-горло-нос», она же - «Лор». Голова ее была украшена непременным атрибутом профессии – круглым сияющим венцом с дырочкой. «Рефлектор, кажется», - бесцельно сообразил  Синяков.
- На что жалуетесь, - дежурно приветливо спросила Лор, не отрываясь от клавиатуры. Синяков сглотнул и прошептал, тыча в горло:
- Голос пропал, доктор
- Откройте, пожалуйста,  рот
            Лор передвинула зеркальный кружок на лицо и решительно  влезла в рот шершавым шпателем. Глаз в дырочке был голубой и веселый.
- Скажите Аааааа!
- Ыыыыы, - промычал больной.
            Докторица задумчиво выбросила палочку в ведерко с надписью «Для медицинских отходов второго класса» и, отвернув кверху зеркальце, впервые с интересом посмотрела на пациента.
- Александр … эээ … Краснославович, да у вас связки порваны! Сплошная гематома! Пациент обреченно кивнул.
- Где же вы так кричали?
- Путина выбирал, - сознался Синяков.
            К веселому блеску в глазах врача добавились сомнение и жалость. Пауза затянулась. Синяков попытался объясниться, но боль жестко сковала  горло. Только махнул  рукой.
- Вам нельзя разговаривать! - взяла себя в руки Лор, - Неделю придется помолчать. Запишитесь на процедуры, будете приходить через день, - она подбадривающе улыбнулась, - Мы вас вылечим.
            Всю следующую неделю Александр Синяков добросовестно посещал лор-кабинет. Большой спринцовкой с толстой кривой иглой эскулап скрупулёзно орошала  его связки персиковым маслом с каким-то антибиотиком. Постепенно к нему возвращался голос.
            Сперва тихим и свистящим, потом окрепшим своим голосом Синяков  и поведал отзывчивой докторше историю своей болезни.
            
            Александр Краснославович Синяков, в недавнем прошлом бравый пожарный офицер, последние годы мирно трудился в крупной металлургической компании. В его обязанности входило проверять все закупочные контракты на поставку руды и другого сырья для сибирских заводов, где день и ночь плавили металл суровые сибирские металлурги. Сам Синяков никогда не уезжал из Москвы дальше «стопервого километра», где находилась дача его тещи, но эти металлургические гиганты советских пятилеток хорошо представлял по фоткам, да и литейщиков заочно уважал. Они же,  как и он, работали с огнём!
            В марте накатили выборы. От их дирекции Синякова назначили ответственным за встречу группы уральских рабочих, решивших взять отпуска и  добровольно приехать в Москву для участия в митинге по случаю выборов  президента страны. Накануне старший от уральцев отрапортовал, что вся группа благополучно прибыла в Белокаменную и разместилась в гостинице «Альфа» в Измайлово.
             Ближе к вечеру Синяков приоделся. Натянул термобелье, лыжный костюм и лыжную шапочку с флисовой подкладкой. Приехал к месту сбора у метро «Площадь Революции». Вокруг происходило людское бурление, по Тверской прямо по проезжей части и по Моховой к Манежной площади шли и шли группы разгоряченных людей с аккуратными плакатами и флагами. По одежде и обветренным лицам угадывалась немосковская порода и рабочая косточка. Перед Манежкой прямо на перекресте была построена небольшая эстрада, из динамиков неслось: «Комбат батяня! Батяня комбат!!...». У Синякова зазвонил мобильный телефон, прерывающийся голос спросил: «Краснославич! Куда нам идти-то?! Тут народу до хера…» и звонок оборвался. Синяков перезвонил сам. Вызов не проходил. Наконец, вроде, соединило. Гул голосов и музыки нарастал. Синяков кричал в трубку: «Вы где?! Какое метро?!!», но ответ расслышать не мог. Лицо раскраснелось, шапкой вытирал пот. Его обходили, посмеиваясь. Морозный воздух гудел.
             Кричать перестал, когда вызовы не стали проходить. Заcунул мобилу поглубже во внутренний карман. Его зажало со всех сторон и несло прямо к эстрадному помосту. Там Коля Расторгуев прекратил петь и стал здороваться за руку с какими-то ребятами в джинсах. Внезапно Синяков будто прозрел. Узнал их. В десятке метров прямо перед ним  на помост скромно поднялись Путин и Медведев. Толпа прямо взорвалась криками «Ура! Уррааа!!», все замахали своими флагами. И вот тут совсем неподалеку от эстрады Александр Краснославович увидел флажок «Полевской криолитовый…». В носу защипало: "Родненькие. Дошли-таки".
             Путин взял микрофон: «Нашу победу, - звенящим голосом начал он, - мы не отдадим никому!» и все закричали: «Не отдадим!». Синяков не кричал, он, выворачиваясь ужом, пробивался к своим уральцам. Похлопал по плечам кого смог достать. Говорить уже не мог, сорвал голос.      
             Президент выдержал паузу, его глаза блестели в юпитерах, и Синяков увидел, как по скуластой щеке лидера скатилась слеза. Оно и понятно, у него самого уже текло по лицу и из носа.
             Утром кадры хроники со слезами Путина облетели весь мир, а Синяков поехал в поликлинику.