Джесси.
Этим утром Джесси мучилась с головной болью. Ночь была трудная и ей снова снились кошмары. Как обычно, те были яркие и правдоподобные. Этой ночью девушка вновь увидела лицо незнакомки. В своем сне Джесси раз за разом упускала ее. Незнакомка приходила в одно и то же время, но так и не дожидалась вкуснейшего бруклинского пирога с яблоками и корицей. Джесси так отчаянно хотела опять встретиться с ней, что начинала злиться на себя за свое наваждение. Впрочем, Джесси страдала не только от этой навязчивости. А головная боль, сравнивая разве что с целой военной колонной, проезжающей по ее мозгам, хоть немного отвлекала от надоедливых мыслей. Девушка проклинала виски, который принесла с бара Иви роковым вечером. "Тебе это точно поможет расслабиться", - сказала та, разливая в стаканы горячительный напиток. Но Джесси это не помогло. А сильная мигрень, пронзившая внезапно и сковавшая её будто бы в тиски, стала веской причиной злиться на подругу. Не застав Иви по пробуждению, Джесси неохотно поплелась к громко работающему холодильнику, в котором, к счастью, обнаружила остатки хоть какой-то еды. Пару кусков недоеденной, и уже знатно холодной пиццы, и куриные наггетсы. Коробка из-под апельсинового сока оказалась почти пустой. На столе лежала записка, говорящая томным голосом " Не жди меня, красотуля". Девушка смяла листок и выкинула в мусорку.
Снова Иви сбежала в неизвестном направлении, оставив её наедине с собой. Джесси не выносила одиночества. Ей было интересно, ненавидела ли она быть одной в другой жизни, которой не помнила.
Сегодня у неё был выходной. Хотя она и терпеть их не могла. Работа помогала бороться с дурными переживаниями и не заниматься самокопанием. По крайней мере, не так интенсивно.
Позавтракав, и приняв бодрящий холодный душ, девушка вышла прогуляться. Парк стал идеальным местом, где Джесси могла посидеть и не думать ни о чем волнующем её. Ей нравилось наблюдать за незнакомыми людьми. Нравилось смотреть на мужчин и женщин и представлять их жизнь. Чем они занимаются, как живут, что любят, а что ненавидят. Джесси любила фантазировать. Но как бы она не боролась с собой, воспоминание о незнакомке тотчас же охватило её, как только подействовали анальгетики. Вновь она смотрела на пустой столик с одиноко пускающей дым чашкой кофе. Вновь выбегает за порог бара и отчаянно ищет глазами загадочную брюнетку. Что Джесси бы сказала ей при встрече. "Все ли в порядке?", возможно, подумалось ей.
Она видела и себя в тот самый первый день, когда пришла в "Чёрный куб". Найти постоянную работу было тяжело. А жить, тратя полученные с продажи дома деньги, казалось полным безрассудством. Джесси хотелось купить какой-нибудь лофт. Разумеется, в районе получше. Вот только съехать от Иви что-то ей не давало и не дает все эти месяцы. Везение ли привело её тогда или наоборот. Джесси склонялась к теории, что скорее все же невезение. Она была выжата чувством беспомощности. Именно беспомощность она ощущала с самого первого мгновения, как открыла глаза в больнице. " Ретроградная амнезия", - сухо констатировал врач. Никто не пришёл навестить её. Никто не искал Джесси. Она почему-то знала, что так и будет. Обратившись позже в местное управление полиции, девушке удалось выяснить адрес, по которому она жила со своей семьёй. Пустой дом встретил холодно. Он казался чужим. Пожилая соседка поспешила расспросить Джесси об её отсутствии и ахнув от поведанной девушкой истории, со слезами на глазах прошептала: "Бедная девочка, ты должна снова пережить их смерть". Старушка пригласила Джесси к себе на чашечку чая, с упоением рассказывая о мистере и миссис Голдман.
– Пэм была такой хорошей. Она готовила вкуснейшую лазанью из всех, что я пробовала в жизни! – вздыхала рассказчица. – А Дон так её любил. Так любил. Неужели ты совсем их не помнишь, деточка?
– Совсем, – Джесси отпила ещё чая, чувствуя мяту. Тогда она подумала, что ей нравится вкус мяты и что вполне возможно, ей нравилась она и до амнезии.
Джесси не испытывала ничего, кроме разочарования. Она ходила в тот вечер по своему дому и рассматривала фотографии чужой семьи, которая была её собственной. Была. Возможно даже какое-то облегчение испытала девушка, что не помнила никаких Дона и Памелу Голдман. Но что-то нашептывало ей, что и для неё прежней они были чужими. Джесси списала такое чувство на амнезию. Она продала дом. Деньги положила на счёт и отправилась, как считала сама, и" искать себя". Так она и оказалась на своём теперешнем месте в непонятных чувствах и смятении. Теперь у неё была только Иви. От этого она и злилась на неё. Джесси поняла, что ей не хватает простого человеческого тепла. Почувствовать чье-то дыхание на своей шее. Ощутить прикосновение рук на голодном теле.
Вновь испытав волнующее чувство, она окунулась в мир фантазий. Объятия Иви были совсем как настоящие. Участилось сердцебиение. Лёгкая дрожь овладела девушкой. Джесси поспешила вернуться домой, заострив своё внимание на том, что дома, как такового, у неё все же не имеется. Но это единственная, а потому и лучшая, жизнь которая могла быть. Такие мысли успокаивали и согревали, пока на смену им не приходили боль и обида на человека, который держал дистанцию и не давал то, в чем так нуждалась она.
Джесси легла в кровать, с осторожностью охотящейся тигрицы приподняв юбку платья. Руки интуитивно принялись ласкать жаждущую плоть.
В первый вечер, когда она пришла в квартиру Иви, приютившей её, Джесси обратила внимание на отсутствие хоть отдаленного намека на наличие семьи в жизни соседки. "Мы обе - потерянные сироты", – пронеслась грустная мысль. А распитый алкоголь помог им общаться сродни давнишним подругам, наперебой рассказывающим свои истории, проблемы, переживания. И смех и слёзы лились в тот день. Или только смех. Джесси уже и не была уверена, плакала ли она хоть раз после аварии. Узнав о том что приключилось с ней, Иви, пожав плечами, горько усмехнулась и сказала:
– Считай, что тебе крупно повезло. Все бы отдала, чтобы оказаться на твоём месте.
" Моё место. А что есть моё место. Я ведь никто. Что в этом прекрасного, если все стремятся стать кем-то, а никем...", – прозвучала в голове грустная мысль. Хотя отчасти была согласна с Иви. На тот случай, если в прошлой жизни за ней охотились головорезы-террористы и за её голову была назначена крупная сумма. Или если бы она любила кого-то, кто бы предал её. Безусловно лишь то, что в случае с головорезами, амнезия дала бы лишь успокоение на тот короткий срок, пока они бы её не нашли. Шанс, что и они страдают амнезией, был бы ничтожно мал. Хотя шальная мысль, промелькнувшая в голове, на мгновение польстило девушке. А что если она и правда была какой-нибудь важной особой. Достаточно важной, чтобы кому-то хотелось убить ее. Убить. Джесси порой думала о смерти. Не о суициде. Именно о смерти, как таковой. Что представляет из себя госпожа с черной косой, образ которой намертво вбит в историю человечества и заставляет миллиарды сердец биться сильнее от волнения и страха. Джесси представляла ее высокой женщиной чуть за сорок и в черных рваных лохмотьях. На голове дамы красовалась бы шляпа, которую Джесси как-то видела на одном из снимков в журнале. Та венчала голову Марлен Дитрих. А лицо Смерти было бы спрятано под черной вуалью и черты, безусловно, красивого лица, были бы едва уловимы. Смерть должна быть очень красива, чтобы нейтрализовать жуткое уродство, в котором люди покидают этот мир. В любом случае, Джесси понимала, что Смерть нисколько ее не пугает. А в какие-то моменты она могла поклясться, что даже восхищается самой идеей смерти. "Идеи, то что отличает нас от животных", - как-то сказала ей Нэн, мать Джека, еще до того как начала ходить под себя и верить, что на дворе 1957 год, а нацисты захватили мир. "Идея может стать твоим оружием, а может затянуть петлю на твоей шее. Но даже тогда ты будешь ей верить. А верить нужно только себе", - вновь заговорил голос в голове. Джесси не понимала этого тогда и не особо хотела понимать сейчас. А насколько сильно нужно опасаться идеи смерти в таком случае? Или эффект будет прямо противоположный. Что-то в духе "плюс на плюс дает минус". Это показалось девушке интересным предположением. К слову, о забавном, Джесси смешило, что Нэн до жути ненавидела арахисовое масло. "Мы американцы, мы все его любим!" - смеялась девушка на скорчившуюся мину старушки.
Закончив со своим неотложным делом, девушка поняла, что она до безумия хочет хотя бы на время не испытывать губительное чувство одиночества и никчемности. Она порылась в записной книжке в поисках нужной записи.
Так Джесси вспомнила, что значит сдаться. В тот самый момент, когда стояла на пороге чужой квартиры, принадлежащей странному человеку по кличке Гриф. Тот мерзко усмехнулся, пропуская её в жилище.
Джесси уже была здесь. Правда в прошлый раз её привела Иви. Они вместе улетели в прекрасный мир эйфории, держась за руки как маленькие дети. Джесси видела как они дрейфовали по морю из сахарной ваты и попкорна. "Единорогов. Безусловно, не хватает единорогов", подумала Джесси, летя над полем из сладостей. Над ним же левитировала испуганная голова Джека, владельца бара. Девушка смеялась так громко, как только была на это способна. Все закончилось, когда её вырвало прямо посреди комнаты.
Гриф кивнул в сторону злополучного пятна на синем ковре. От чего девушка неприятно поморщилась.
– Химчистка не дёшево стоит, крошка, - парень улыбнулся и сделал глоток из начатой банки пива.
– Ко всему прочему, твоя подружка мне, знаешь ли, деньжат должна, - добавил Гриф после небольшой паузы.
Мигрень все ещё сдавливала уставшие виски Джесси. Она снова поморщилась от пульсирующей боли. Девушка провела кончиком мизинца по красиво очерченной белой линии и поспешила испробовать вожделенный порошок. Ей было, по большому счету, плевать, героин это был или какой-то другой наркотик. Побег из собственного разума она видела лишь в том, чтобы раствориться в эйфории.
- Эй, ты не у себя дома, - Гриф подался вперёд, - сначала бабки, кайф потом.
- Я только попробовать. Мне же надо оценить товар, который я покупаю.
Джесси достала три сотни и кинула их на стол.
Гриф растянулся в довольной улыбке.