Джеффри.
Темный лес манил. Звал. Приглашал войти внутрь. Затуманенное сознание мужчины влекло в глубь чащи, но ноги не шли. Даже через обувь чувствовалась промерзлая почва. Осень. Уокер не любил это время года. Полное скорби и тоски по солнцу.
Он закурил, всматриваясь в наползающий туман. Запах мокрого асфальта смешался с хвойным ароматом высоких сосен. Тяжелые капли падали с листьев, напоминая о прошедшем дожде. Птицы молчали. Уокер долго прислушивался, желая услышать щебет и напевы, но лес оставался неприступен в своем грозном молчании. Не было слышно и сверчков. Клубы серого дыма врываясь в темнеющее небо и уходя ввысь, напоминали неуклюжих голубей.
Место захоронения располагалось между двух высоких деревьев, гордо простоявших не один десяток лет. Бурые шишки выпирали с колючих веток. Джеффри подумал, что шипы эти не помешали бы и ему в юные годы. В далекие годы отрочества он часто мечтал о том, чтобы никто больше не обижал его - мелкого испуганного мальчишку, и мать с глазами, полными грусти. В те далекие дни страх сковывал его. Отец был рослым, коренастым мужчиной. Большие руки пугали мальчика. Особенно когда в них был кожаный ремень, так легко оставляющий следы на детской коже от металлической пряжки. Синяки расплывались уродливыми узорами. Мальчик рассматривал их по ночам, зарываясь в одеяло с фонариком. Надавливая на них, он чувствовал боль. Та была яркая, когда отец наносил, безжалостно обрушивая весь свой гнев, удары. Лишь когда все заканчивалась, боль стихала. Все тело часами пульсировало. Мальчик чувствовал каждую клетку своего избитого тела. Со временем он даже привык к ощущениям и перестал плакать. Кажется, что отца это злило еще больше и удары становились сильнее. Но мальчик держался. Держался до того самого дня, когда отпустил свои страхи. Когда освободился из персонального ада. Когда в последний раз заглянул в глаза человеку, столько лет ломавшего его.
Уокер сделал долгую затяжку и еще раз вспомнил миловидное лицо молодой матери. Тепло ее тела и запах лаванды русых локонов. Последнее лето с семьей. Девичий смех младшей сестренки, босиком бегущей по цветущему саду. Грудь его вздымалась от тяжести воспоминаний. Казалось, будто бы легкие каменеют, а каждый вдох давался все труднее. Тишина вокруг рассеялась криками черных воронов, взлетевших стаей с высоких деревьев. Большая, неуклюжая птица приземлилась на свежезарытую могилу. Громко крича, она смотрела на Уокера. Ворон чуял смерть. Его клюв принялся долбить рыхлую почву, повинуясь запаху мертвой плоти. Еще несколько птиц летали кругами в сумеречном небе.
Девушка,зарытая в земле, незадолго до своей гибели, была в алкогольном опьянении. Она шла по бульвару. В безлюдном месте. Танцевала под радио, играющее с открытого окна грустного человека, страдающего парасомнией.
Босые ступни осторожно ступали по мокрой от росы траве, ускоряясь в ритме. Юность будоражит кровь. Вдохновляет. Убивает.
Она была жива и мертва. Все жертвы были идентичными друг другу, словно сестры. Но при похожей внешности, каждая обладала яркой индивидуальностью.
Уокер помнил каждую. Их глаза. Тревоги. Радости. Последний вздох. Он был последним, что они видели в своей жизни. Все эмоции, что она испытывали в оставшиеся минуты, были вызваны им. Волновало ли его это. Разумеется. Именно поэтому ему нравились долги игры с ними. Разговоры. Уокер был и осторожен. Он не затягивал, не допускал встречи с их знакомыми, друзьями. Чтобы кто-то мог запомнить его лицо. Последнюю звали Тесса. Они болтали много часов. Джеффри подошёл тихо, едва ли заметно.
- Могу ли я помочь столь обворожительной особе и составить ей компанию? - широкая улыбка украсила его лицо, едва он подошел к ней. Сумрак закрывал половину лица, но этого было недостаточно, чтобы скрыть ровные черты лица и яркую зелень глаз.
Тесса улыбнулась в ответ, подбирая оставленные на бордюре туфли. Пойдя вперед, она начала рассказывать про свой день, который изменил ее жизнь. В этот день она рассталась со своим парнем, который не давал ей спокойно жить. Возможно он бил ее. Девушка не говорила об этом. Но было в ее глазах что-то, из-за чего Уокер мог понять это. От нее веяло дорогими духами, которые ей подарил бывший, по ее словам. Платье от Диор, было цвета красного бархата. А на изящной шее красовался кулон.
- Ты так красива, - прошептал он ей на ухо, - останься со мной.
Она и осталась. Навсегда.
Уокер сделал последнюю затяжку. Долгую и мучительную. Во рту появился привкус горечи.
Лопата лежала в багажнике, сама похороненная, под грудой вещей и сумок. На часах глубоко за полночь. Тьма накрыла все вокруг, злобно, но филигранно вторгаясь в каждый уголок. Тьма. Тьма, которая жаждет власти, подчинения. Уокер понимал Тьму. Он сам был её частью.
Джеффри вспомнил мрачный тёмный лес, вернувшийся из уголков его сознания. А может он и никогда не забывал про него. Манящий и пугающий, его было видно из окна детской комнаты. Лес, который отнял у него самое важное в его жизни.
Прошло много времени из сплетённых долгих, терпких, лет. Но люди врут. Время не лечит. Время уходит и забирает с собой лишь себя. Оно убивает. Время - самый жестокий инструмент в руках жизни и Уокер знал, что только Чёрная Госпожа способна дарить людям искупление и освобождение. Только Смерть разрушает тяжелые оковы, с которыми мы рождаемся на свет, полный горечи и разбитых надежд.
Уокер затушил сигарету и поспешил уехать. Он завел двигатель. Автомобиль оставил узоры на гравии. Впереди его ждал огромный и полный ярких огней, город, известный как Большое Яблоко. И много воспоминаний, спрутом обволакивающих уставший мозг. Тяжёлых, как свинец и бесконечно трагичных.