Без родины 2 - Глава 3
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
По приезде в епархиальное управление я нахожу, что оно выглядит совсем не так, как я представлял себе. Несколько старых и будто заброшенных зданий напоминают скорее реставрационный объект, чем место, где кипит церковная жизнь. Возвышаются кучи песка, хаотично лежат стройматериалы.
На проходной со свободным входом мне разъясняют, что слева резиденция митрополита, и туда лучше не ходить, высокое начальство посторонних не любит. А владыка Георгий сидит в здании справа, на первом этаже, и проход к нему не возбраняется.
Войдя в пустой коридор с ободранными стульями вдоль стены, я вижу, что дверь в кабинет викария широко открыта, а о. Георгий – это худощавый старик с невыразительным лицом. Редкие седые волосы беспорядочно выбиваются у него из-под скуфейки, а клочки растительности на щеках не создают ощущения цельной бороды. Взгляд так же невыразителен, как и внешность – выцветшие от старости глаза словно потеряли не только природный оттенок, но и способность выражать эмоции. Странная улыбка на губах смущает: она словно бы не его, а откуда-то из глубины сознания.
Но говорит и отвечает он четко, что сообщает о ясности работы мысли: владыка общается с посетителями, пожилой парой и молодой женщиной, держащей за руку мальчика лет пяти. Женщина, разложив перед владыкой документы, поясняет, что не живет с венчанным мужем уже шесть лет. А живет вторым браком, родила в нем ребенка. Поэтому владыка должен дать письменное разрешение, чтобы она развенчалась с первым, и повенчалась со вторым мужем. Ребенок тяжко болеет от того, что родители живут в блуде.
Владыка внимательно изучает документы, говорит, что нет свидетельства о рождении ребенка, а это обязательно. Пожилая пара, видимо, бабушка с дедушкой, на повышенных тонах начинают доказывать, что ребенок стоит здесь живьем, и его здоровье важнее бумаги. О. Георгий не должен отправлять их обратно, а пойти навстречу. Владыко категорически отказывается. Наконец посетители устают настаивать и уходят, напоследок весьма раздражительно назвав о. Георгия «старым бюрократом».
Я захожу в опустевший кабинет, и слышу, как владыка говорит сам с собой, что вызывает у меня сомнения в его адекватности:
– Запутывают свою жизнь, я пытаюсь по совести, еще и виноватым оказываюсь!
– Да уж, – произношу я, чтобы он заметил мое присутствие.
Но владыка, улыбаясь своею странною улыбкой, углубляется в чтение бумаг, коих на его канцелярском столе великое множество. Чувствуя себя неловко, я сажусь на краешек шаткого кресла для посетителей и принимаюсь слушать тишину, в которой время отсчитывается громкими часами–ходиками. Пару раз звонит телефон, ошибочно. Мне наскучивает, и я думаю, что не буду больше ждать, пока на меня обратят внимание. Я не развожусь, у меня вопрос о судьбе храма. Если владыка не хочет со мной разговаривать, значит, так тому и быть, уйду. Пусть Валентина Николаевна отдаст развалины сектантам, или кому там еще...
Едва я собираюсь подняться, в кабинет, бодро пробежав по коридору, врывается молоденький семинарист в подряснике. Просит владыку благословить, прикладывается к его руке и подсовывает на подпись увольнительную для отъезда по личным делам. Владыка очень благожелательно общается с семинаристом. Как только он уходит, напоследок вновь благословившись, я понимаю свою ошибку.
– Владыко, благословите! – говорю я, покраснев.
Владыка благословляет, я целую сухонькую морщинистую руку. О. Георгий расцветает и спрашивает:
– Ну-ка те, с кем имею честь?
– Россланов Григорий Алексеевич, житель поселка Дальний, работник связи!
В глазах владыки что-то мелькает, мне кажется, приятное воспоминание. Присматриваясь ко мне, он спрашивает:
– В вашем роду случайно священников или монашествующих особ не было?
– Точно не могу знать. Родители родом из Архангельска, но жили мы в восточной республике. К сожалению, с родственниками и родословной не знаком.
– Из Архангельска? Тогда земляки, да ведь, земляки! – говорит владыка, приязненно кивая головой. Он расспрашивает меня о семейном положении, о том, верю ли я Бога, и под конец спрашивает, – что вас привело?
– В селе Настино имеется полуразрушенный храм. Чем-то он привлекает, его плачевное состояние меня встревожило. Вот, приехал вашего совета спросить: что можно сделать. Его намереваются прибрать к рукам люди, не имеющие отношения к православной церкви. Может быть, хоть какие-то бумаги епархия справит, заявит на него свои права.
– Бумаги, говоришь? – говорит владыка, задумчиво теребя седые волосы – а что бумаги? Вон их сколько, даже подоконник занят! Толку от них! Людей надо расшевелить. Тогда будет хорошо, хорошо...
– А каким образом? – вздыхаю я, – деревья уже выше купола выросли. Это сколько лет, как храм никому не нужен! Последний, кто им пользовался, были рабочие совхоза, еще при Хрущеве. Я и сам много лет мимо ездил, пока случайно не зашел!
– Зашел, и что? – вопросительно смотрит на меня о. Георгий.
– Да ничего особенного, – честно отвечаю я,– сошествия ангелов, явления святых, плача о грехах не было. Так, разные мысли.
– Ну что ж, мысли – это хорошо, это вы откровенно. А то приходят некоторые, несут всякую чушь, а потом исчезают с моим временем, будто в моем возрасте его много! – говорит владыка и рассматривает еженедельник, листая вперед. Остановившись на пустом листке, он записывает и говорит мене:
– Вот что, Россланов, я к вам приеду. Возьму семинарский хор, мы отслужим молебен. Ты развесь объявления по селу, предупреди местные власти, благочинного района. В общем, оповести как можно больше людей. Там, на месте, и решим. Если соберется много народу, я обращусь к нему со словом. Богу будет угодно, все образуется наилучшим образом! Согласен?
Я и не предполагал, что итогом моего визита в епархию будут такие хлопоты. Но теперь делать нечего, приходиться соглашаться. Владыка, глядя на меня, довольно улыбается. Я беру у него благословение, и, стараясь не поддаваться приступу невесть откуда взявшейся лени, отправляюсь домой..
© Copyright:
Виталий Поршнев, 2017
Свидетельство о публикации №217082900442