Начало: http://www.proza.ru/2017/08/06/113
Поскольку все боеприпасы ушли на триффидов, а новых нам никто не предложил, автоматы мы оставили на память командиру. Поэтому на троих у нас оставалось единственное оружие – пистолет Вероники. И через две минуты после того как тронулся поезд, я начал всерьез переживать, что две последние пули достанутся Джеронимо.
Он начал с невиннейшего вопроса, который вполне мог сойти за светскую беседу. Спросил Веронику, действительно ли она собирается использовать дом Толедано как стартовую площадку для полета домой. Когда Вероника ответила утвердительно, мы услышали речь. Нет, это был не просто поток слов – этим-то Джеронимо баловал нас регулярно. Это была Речь.
– Если бы господь по-настоящему любил людей, – негромко, но постепенно повышая голос, начал Джеронимо, – он ни за что бы не позволял женщинам доживать до этого ужасного состояния, когда подслеповатые желтые глазки уже не отличают божий дар от яичницы, когда сердце уже не в силах докачать до мозга ту грязную водичку, что некогда была кровью, и мозг превращается в жалкий высохший тошнотворный комок, как и некогда пленительные груди, и редкие случайные электрические разряды, пробегающие между нейронами, уже нельзя назвать мыслительной деятельностью, а скорее действием пресловутой мочи, что раз за разом, нарушая все мыслимые и немыслимые физиологические законы, омывает так называемые «большие полушария», чтобы симулировать хоть какое-то подобие жизни в этой побитой молью мумии, что по злосчастному недоразумению продолжает кое-как перемещаться, опираясь на клюку и волоча за собой аппарат ИВЛ, приводя в ужас медперсонал, а особенно – патологоанатома, который только что закончил точить любимую пилу и внезапно осознал бренность бытия, потому что этот заживо изъеденный червям труп целую вечность может продолжать существование, заменив токи мозга на потоки мочи, лишив работы санитаров морга, обрекая их на голодную смерть, унося на ноге бирку с именем Вероники Альтомирано, да сохранит господь память об этой некогда живой, а ныне превращенной в старейшину самого древнего клана зомби девчонки, чья смелость и решительность поражали солдат дона Альтомирано, о чьей красоте ползли слухи по всему миру, задыхающемуся от синтезированного воздуха, миру, давящемуся синтезированной едой, умирающему без солнца миру, который еще можно было бы спасти, прояви мы хоть чуточку смекалки, но, увы, в том сморщенном комке, что Вероника, гордо шамкая беззубым ртом, именует своим мозгом, нет места для слова «смекалка», она слышит то «сметана», то «скалка», но даже эти слова тонут в болоте Альцгеймера, остается лишь примитивный импульс-вектор, стрелочка, полыхающая во тьме маразма: «Домой – хорошо!», и на этом заканчиваются способности вероникообразного мешка с песком к абстрактному мышлению, все остальное – смутные образы, разноцветные пятна, в метании которых ей иногда удается различать знакомые лица, как, например, гнусную харю папаши, этого гамма-пугала посреди ядерного огорода, Страшилы, которого никто не снял с шеста и не отволок за шкирку к доброму Гудвину, а потому в его башке нет ничего, кроме атомной соломы ближнего действия, где нет-нет, да и промелькнет рудиментарное подобие мысли о том, что неплохо бы облучить свою престарелую дочку, чтобы она хотя бы могла бегать по огороду, распугивая ворон и прославляя имя дона Альтомирано сквозь вставленную в глотку трубку аппарата ИВЛ, вторично мною поминаемого здесь не от бедности словарного запаса и, тем паче, не от скудости мышления, размах которого у меня таков, что все смертные, будь у них хоть толика разумения, пали бы предо мною ниц, а единственно ради создания эффекта цикличности того жалкого подобия бытия, в котором, будто в околоплодных водах, плюхается впавшая в детство, не представляющая иной жизни, прогнившая и сожранная червями изнутри, обглоданная молью снаружи латентная блудница с комплексом девственницы по имени Вероника Альтомирано!
Последние слова он прокричал, стоя напротив побледневшей Вероники и тыкая в нее пальцем. Патетическая пауза, возникшая следом, прервалась внезапной остановкой поезда, в результате которой меня прижало к Веронике, Веронику – к поручню, как и командира, а Джеронимо кувырком прокатился по вагону и влип в дверь.
– Во имя Господа всеблагого, простите! – затрещал динамик. – Я задумался о тщете и эфемерности бытия и отвлекся!
– Ничего страшного, – прокряхтела Вероника, отпихивая меня. – Я даже благодарна.
Командир ласково посмотрел на нее:
– Он тебя не слышит, милочка. Это ведь всего лишь система оповещения. И говорил с тобой не бог. Это мой солдат, которого я назначил машинистом.
– Как же меня это задолбало! – Вероника встала, скрипя зубами, помогла подняться Джеронимо. – Один изо всех сил пытается меня убедить, что я старая уродина, другой считает безмозглой шалавой, третий отчего-то уверен, что я мечтаю выйти за него замуж, только сказать стесняюсь. На меня настоящую всем класть с высокой колокольни. Знаете, что? Да и хрен с вами со всеми, продолжайте фантазировать. Я, наверное, все, что могла, уже сделала. Спасайте свое проклятое солнце, сколько влезет, поливайте меня грязью, а я возвращаюсь домой. Разговоры на этом закончены.
– Я не говорил, что ты хочешь за меня замуж, – возразил я. – Я сказал, что готов принять тебя всю, какая ты есть, а не жалкие крохи, что ты готова отсыпать.
На миг мне показалось, что я пробил некий барьер, что-то такое промелькнуло в ее взгляде. Но все испортил Джеронимо.
– Не крохи, а песчинки, – поправил меня он. – С нее же песок сыплется, и она ничегошеньки с этим поделать не может.
Пробитая было брешь затянулась. Вероника первой молча прошла к дверям. Надо отдать ей должное – угрозу насчет «разговоры закончены» она привела в исполнение со всей старательностью. Лишь много времени спустя она сочла нужным обратиться к Джеронимо, велев тому отправляться в угол, и гораздо позже – ко мне, тихо сказав: «Я чувствую». Но всему свое время. А сейчас мы выходили из поезда, застывшего на недостроенной станции. Здесь суетились солдаты, протягивая шнуры. Рельсы упирались в завал: бетонные плиты, камни, земля. К этому завалу и тянулись шнуры. Приглядевшись, я увидел заложенные в подходящих местах заряды – динамитные шашки, выглядевшие точь-в-точь как в мультиках про Тома и Джерри.
– Доложить обстановку! – приказал командир, отловив пробегавшего мимо сержанта.
– Сэр, все готово, сэр! – проорал тот, приложив руку к каске. – Уже можно взрывать, сэр!
– Отлично. Вольно.
Поезд начал сдавать назад. Командир подвел нас к завалу.
– Вот здесь, – показал он пальцем, – после первого взрыва откроется проход. Вы сразу бежите туда, надев маски. Это и будет свобода. Ясно? Бежать нужно сразу, потому что через десять секунд взорвется второй контур, и проход завалит так, что мы уже ничем помочь не сможем. Ясно?
– Так точно, ясно, – сказал я, сперва выдержав паузу, чтобы дать Веронике возможность ответить. Но она, видно, не пожелала больше становиться посмешищем. Рассеянный взгляд, безразличное выражение лица – Вероника обратилась вглубь себя, предоставив нам решать мирские заботы.
Командир же, услышав мой по-военному четкий ответ, прослезился. Дрожащая рука нырнула в карман, вынула зеленый квадратик картона.
– Держи, парень. Если вдруг припечет сверх всякой меры – просто позвони.
«Покровский Семен Денисович, – прочитал я. – Главнокомандующий войсками сибирского подземного фронта». И номер телефона.
Сердечно поблагодарив, я расстегнул комбинезон, затем – куртку под ним и спрятал визитку во внутренний карман, ближе к сердцу.
Джеронимо мрачно смотрел на заминированную стену. Казалось, с минуты на минуту динамит сдетонирует от одного лишь его взгляда.
– Ты чего? – тронул я его за плечо.
– Все – тлен, – отозвался Джеронимо. – Как бы круто все ни рвануло, как бы весело нам ни было, она сдаст нас Ядерному Фантому, и все закончится – хуже не придумаешь.
Я посмотрел на Веронику, ожидая возражений, но она, казалось, и не услышала горьких слов брата.
– Все равно в конце – смерть, – пожал я плечами. – Отчего бы не получить удовольствие…
Джеронимо резко развернулся, пронзил меня яростным взглядом:
– Я не собираюсь получать удовольствие от твоего смертоносного конца, понял? С этим – к Веронике. Хватит трепотни. Там вроде взорваться что-то должно?
Командир отвел нас подальше от стены. Солдаты по двое прятались за колоннами. Нам тоже пришлось разделиться. Мы с командиром – отдельно, Вероника и Джеронимо – отдельно. Надели маски. Я сразу же активировал режим ночного видения, чтоб потом не суетиться.
– Десять секунд! – напомнил командир. – Очень быстро!
И добавил уже тише:
– С богом, ребятки.
Мгновение перед взрывом растянулось в вечность. Застывшие напряженные фигуры солдат. Тяжелое сопение командира у меня за спиной. Рука Джеронимо, несмотря ни на что, нашедшая ладонь Вероники и крепко сжавшая… И сменяющие друг друга секунды на моих воображаемых часах. Тик-так, тик-так…
Пол подпрыгнул, вздрогнула колонна, к которой я прижимался. С диким грохотом мимо нас пролетели осколки камней и земля, засвистели, перемешиваясь, потоки газов…
– Бегом! – заорал командир.
Сквозь пылевую завесу я увидел, как побежала Вероника, увлекая за собой брата, и бросился за ними. Немедленно споткнулся о камень, упал, больно приложившись коленом, но тут же вскочил, понесся так быстро, что не успевал дышать.
«Десять секунд, десять секунд! – билась в голове страшная мысль. – Много это или мало?»
Я не мог уже взглянуть на свои часы – они исчезли. Зато раздался голос эмоционального двойника: «Я прибрал твою игрушку. Захочешь получить обратно – освободи меня!»
Вероника и Джеронимо скрылись в пробоине. Я вбежал туда, высоко поднимая ноги, стараясь не споткнуться о камни, и все равно упал еще дважды, второй раз – на труп.
Я не успел его толком рассмотреть. Убедился лишь, что это – не Вероника и не Джеронимо. Но кто тогда? Один из солдат, не успевший отойти вовремя? Бред. Мы прятались последними, у стены уже никого не оставалось. Да и не походил он на местных солдат – белый комбинезон, маска…
Еще один труп, вернее, его верхняя половина, валялся поодаль, и, кажется, я успел заметить третий, прежде чем в спину ударила взрывная волна и уши заложило от грохота.
Мы вырвались. На полном ходу вылетели из развороченного проема и повалились на знакомый и едва ли не родной серый снег.
– Да отстань ты от меня, корова жирная, – проворчал Джеронимо, выпутываясь из-под Вероники. – Спортишь кактус – я тебе его в глотку заколочу, ясно, предательница?
У меня еще шумело в ушах, перед глазами плыли разноцветные круги, а Джеронимо уже подскочил и уверенно зашагал куда-то по твердому насту.
– Это че? – раздался незнакомый голос. – А? Там че такое было, а? Пацаны, вы как?
Я привстал и повернул голову на голос. Показалось, что это – некий изысканный глюк, или дежавю, или еще какой фокус подсознания. Но все выглядело – реальнее не придумаешь. Самый настоящий Джеронимо, сжав кулаки, подходил к самому настоящему, пусть и неоправданно огромному бронетранспортеру, из боковой двери которого выглядывал солдат в точно таком же, как у нас, белом комбинезоне и с автоматом за плечом.
– Я тока вмазался – думал, галюны пошли, – продолжал солдат. – Че было, а?
– Сам иди глянь! – рявкнул Джеронимо. – Только автомат оставь, а то снова жахнет.
Солдат в странном приступе послушания оставил автомат в салоне и спрыгнул на снег.
– И пойду, и посмотрю, – бормотал он, нелепо семеня к чернеющему разлому.
Джеронимо, как ни в чем не бывало, запрыгнул в открытую дверь и, не оглядываясь, махнул рукой. Вероника от него не отставала. Я заскочил последним.
– Дверь захлопни – не май месяц, – бросил мне Джеронимо, уже устраиваясь на одном из четырех главных сидений у приборной панели.
Я захлопнул дверь и услышал шипение воздушного фильтра, оборвавшееся раньше, чем хотелось бы. Впрочем, я все равно не торопился снимать маску – внутри бронетранспортера не работало освещение, так что ночное видение пришлось весьма кстати.
Я огляделся. Бессмысленность этой махины могла посоперничать только с ее колоссальностью. Растяни посередке сеть – и можно играть в волейбол полным составом. Руль и педали обнаружились посередине гигантской приборной панели. Между четырьмя креслами – метровые промежутки. Но самое странное – велотренажер, стоящий за спинками кресел.
– Мы едем, или что? – возмутился моему замешательству Джеронимо. – Движок гудит, бензин горит. Давай уже, покрути баранкой!
Вероника выбрала место крайнее слева. Брезгливым движением cбросила с сиденья шприц и упаковку с ампулами.
Я скинул мешок и со вздохом уселся за руль. Все было странно. Ни одна лампочка на панели не светилась, впереди вместо стекол – глухая стена брони, круглый экран радара оставался черным. Хорошо хоть перед глазами болталось нечто вроде перископа. Я прильнул к окуляру и увидел белый снег и черное небо.
– Ну и куда ехать? – спросил я, положив руки на руль.
Джеронимо вынул смартфон, вскользь ругнувшись на малый заряд батареи, и запустил компас.
– Север – там, – заявил он, ткнув пальцем влево. – Значит, туда! – указал прямо. – На восток.
И добавил, наградив Веронику уничижительным взглядом:
– Не волнуйся, дом Толедано в той же стороне. Продолжай планировать свое гнусное предательство.
Я включил передачу, погазовал, ощущая как колеса (этот броневик был колесным) шлифуют по снегу, и внезапно все кончилось. Чихнул и заглох мотор.
– Гадина! – крикнул Джеронимо на сестру. – Взяла, все сломала своей поганой аурой. Вот давай теперь, чини!
Вероника, сложив руки на груди, молча смотрела перед собой. Ничего, кроме ледяного спокойствия, от нее не исходило, а вот Джеронимо постепенно начал излучать чувство вины.
Послышались глухие удары в дверь – похоже, тот солдат, которого Джеронимо послал на разведку, заподозрил неладное. «Эй! – надрывался он. – Эй, пацаны! Вы, типа, призраки? Впустите меня, я не боюсь!»
– Я боюсь, – огрызнулся вполголоса Джеронимо. – И что нам теперь…
– Але, Тристан, ответь Изольде! – заорала черная коробочка на приборной панели. – Как слышно, прием? Какого хрена от вас сигнал SOS? Упоролись, что ли, всей толпой?
Я отреагировал быстрее всех. Схватил рацию и, нажав кнопку, спокойно сказал:
– Изольда, вас слышу! Нахожусь на месте, не могу завести БТР, как слышно, прием?
– Точно удолбались, черти! – с усмешкой заявила рация. – Посади кого-нибудь, кто в сознании, на педали, и дуйте домой, а то на гонки опоздаете.
– Вас понял. Есть, педали. Конец связи.
– Ага, давай. Ждем, с распростертыми.
Я положил рацию и подошел к велотренажеру. Устроился поудобнее, начал вертеть тугие педали. Джеронимо и Вероника с любопытством смотрели на меня. После пары десятков оборотов таинственно замерцала огоньками панель управления, и я понял, что нашел верный путь.
– Эврика! – Джеронимо тут же воткнул шнур зарядки смартфона в гнездо на панели. – Живой аккумулятор! Это настолько гениально, что тупость полнейшая.
Заработал и радар, добросовестно показывая пустоту вокруг нас. Еще через несколько секунд затеплилась лампочка на потолке. Но, стоило мне только перестать крутить педали, как все померкло.
Я вернулся за руль с чувством выполненного долга.
– Ну, поскольку рулить тут только я умею, крутить педали придется кому-то из вас.
Джеронимо кивнул, посмотрел на сестру.
– Пошла! – Он указал большим пальцем в сторону тренажера. – Я не шучу, давай! Сгони пару килограмм со своей гигантской задницы.
Я всей кожей почувствовал напряжение, исходящее от Вероники, и поспешно сказал:
– Давай-ка лучше ты.
– А? – растерялся Джеронимо. – Но ведь… Я ведь мозг операции! Ты не можешь заставить интеллектуала заниматься такой дурацкой работой.
– А взамен я расскажу тебе… В смысле, вам, о том, почему толеданцы сделали подачу электричества именно так. Вы ведь ничегошеньки не знаете об истории Домов, я прав? Историю в доме Альтомирано не ценят.
Вот тут они заинтересовались. Даже Вероника. Чуть повернула голову и тут же снова притворилась безучастной.
– Ты серьезно? – переспросил Джеронимо. – Ты знаешь нашу историю? Я черте сколько сил и времени убил, чтобы собрать хотя бы жалкие крохи информации!
– А у нас все было в свободном доступе, – кивнул я. – И не крохи, а целые трактаты. Так что крути педали, а я кой-чего расскажу.
Долго упрашивать не пришлось. Ворча, что саму идею сестер надо бы запретить, Джеронимо полез на велотренажер. Педали он крутил с видимым усилием, но довольно скоро разогнался. Как только приборная панель замигала разноцветными огонечками, я повернул ключ, и мотор запустился. Засветился экран радара, и, к своему облегчению я увидел на нем, помимо мигающей точки, обозначающей нас, красный домик – примерно в той стороне, куда показывал Джеронимо.
Я аккуратно поддал газку на первой пониженной и, убедившись, что махина тронулась, включил вторую. Теперь все просто – едь да едь. Только вот в перископ смотреть неудобно. Я так понял, что этим должен заниматься сидящий рядом, кто-то вроде лоцмана. И экран радара, кстати, к нему ближе. Но, поскольку Джеронимо я посадил на педали, а Вероника почему-то (я уже цинично забыл причину) обиделась и абстрагировалась, я терпел неудобства.
В перископе, собственно, интересного было мало. Снег лежал ровно – ни ям, ни бугров, которых нельзя было бы преодолеть вслепую. Правда, прильнув в очередной раз к окулярам, я завопил и чуть было не утратил контроль над кишечником – прямо на меня смотрела перевернутая рожа упоротого солдата в маске.
Я вильнул рулем, и рожа исчезла, к моему облегчению.
– Наркотики – это плохо, – вспомнил я отцово наставление.
– Я ехал на лекцию по истории, а попал на лекцию о вреде наркотиков? – пропыхтел Джеронимо.
– Это бесплатный бонус, – нашелся я. – Ладушки, усаживайтесь поудобнее, сейчас Николас будет рвать покровы.
***
– В незапамятные времена, – начал я, – Третья Мировая война опустошила Землю. Советские войска, стремительным маршем пройдя Гренландию, Канаду, Соединенные Штаты, остановились на перекур, когда на телефон главнокомандующему пришло сообщение от генсека: «Все капитулировали. ЗБС. Вертайтесь взад. Возьми пленных для опытов».
Главнокомандующий понял, чего от него требуют, потому что знал, с чего началась война. Советские ученые начали эксперименты по созданию человека-генератора. Полностью автономной личности, способной производить энергию в любых условиях. Успех мог означать стремительный выход из энергетического кризиса. Ну и, как следствие, многие толстосумы потеряли бы кучу денег.
Разумеется, идея не понравилась НАТО, и они принялись давить санкциями, вопя, что эксперименты над людьми безнравственны. Когда уровень воплей пересилил стереосистему, игравшую Чайковского на загородной даче генсека, он отправил главнокомандующему сообщение: «Слушай, они уже задолбали. Сходи, пугни». Так все и началось – под музыку Чайковского. А закончилось под Tito & Tarantula.
Главнокомандующий устремил взор на Мексику, где жили люди, годами задыхающиеся в тени Большого Брата. «Хотите другой, крутой жизни?» – спросил он их. «Конечно, хотим!» – отозвались они.
Вот так наши предки попали в Россию. Неприятно говорить такое, но к Испании все мы имеем весьма слабое отношение. Мы – потомки пленных мексиканцев, которых завезли сюда для опытов.
Трудно обобщить уйму научных отчетов, особенно если предположить, сколько там содержалось вранья, чтобы продлить финансирование. По одним данным в Союзе закончились преступники, и не над кем стало проводить эксперименты. По другим, ДНК славян в принципе не подходит, и подопытные умирали. Есть… Ну, было видео, где человек встает с лабораторного стола, машет руками, вызывая электрические разряды. И все бы ничего, но потом он, прикоснувшись к электрической вилке, вскипятил чайник и умер. Других утечек не было, но я полагаю, что и все официальные эксперименты завершились в том же духе.
Кроме того, тут начинается путаница. Не то ученые разошлись во мнениях, не то их принудительно разделили для создания здоровой конкуренции, но, в общем, с прибытием мексиканцев разработкой генераторов занялись в разных городах страны. И мексиканцев, соответственно, поделили.
Никто не ждал быстрых успехов, мексиканцы просто подвернулись под руку, но тут сыграло провидение… Якобы. Правды мы не узнаем. А факт состоит в том, что мексиканская ДНК прекрасно перенесла все нужные трансформации, и одно за другим посыпались сообщения об успехах.
Как я уже говорил, разработки велись по всей стране, и везде результаты получились разными. Скажем, одни сделали мексиканца, который силой мысли зажигал огонь, другие – генератора электроэнергии. У третьих получилось создать генератора ядерной энергии.
Но сейчас нас больше интересуют те, чьи успехи казались скромнее достижений коллег. Проект «Толедано» (проекты назывались по фамилиям подопытных) явил миру неутомимого генератора физической, если можно так выразиться, энергии. Подопытный мог бегать сутками и, казалось, только «подзаряжался» от этого процесса, не зная усталости. Потом полезли побочные эффекты. Например, Толедано не могли спать. их распирала энергия, и они нередко принимались буянить. Вот тогда-то их начали держать на препаратах. Наркотики помогали им на время впадать в некое подобие забытья.
Но эта информация, опять-таки, просочилась случайно и, вероятно, я о ней узнал лишь потому, что дом Толедано от нас недалеко. В остальных лабораториях тоже начались проблемы, но подробности наружу не вышли. можно судить лишь по косвенным признакам: в годы, предшествующие апокалипсису, лаборатории активно нанимали психологов, психиатров, дрессировщиков, забойщиков скота и, почему-то, стриптизерш.
Не помогло. Генераторы, как и полагается законом жанра, решили, что нет никакого смысла прислуживать слабым и немощным людишкам, что все должно быть с точностью до наоборот.
Опуская кровь, кишки и мясо, скажу, что генераторы своего добились и пришли к власти в лабораториях, несмотря на психиатров и стриптизерш. Поначалу вроде как даже были попытки объединения, но, во-первых, большинство генераторов оказались честолюбцами и не желали делить власть с кем бы то ни было. А во-вторых, вдоволь насмотревшись на эту вакханалию, солнце предпочло покинуть мир. Ну, или от него, как считает Джеронимо, грамотно избавились.
На этом связная история обрывается. После катастрофы было уже не до летописей, все спасали свои жизни и делили сферы влияния. Забавно то, что нынешние люди без особых способностей, населяющие дома – это в большинстве потомки тех самых ученых, психиатров, забойщиков скота и стриптизерш. Не самый плохой генетический набор, надо сказать. Поэтому большинство девушек – красавицы, а парни – либо умные, либо сильные, либо Рикардо. Ну были там и люди с улицы, чего уж…
Но главное, что нужно понять сейчас: мы едем в гости к обезумевшим наркоманам, не знающим усталости, и большой вопрос еще, как они решат поступить. В зависимости от того, насколько наркотики уничтожили их мозги, они могут или связаться с доном Альтомирано, или убить нас и закопать в снегу.
***
– Или изнасиловать, – пропыхтел с велотренажера Джеронимо. – А еще могут подарить связку воздушных шариков и банку майонеза. Наркоманы непредсказуемы, я в книжке читал.
– Мы возвращаемся на их бронетранспортере, – напомнил я. – И косвенно повинны в гибели троих солдат. Что-то мне подсказывает – сидеть нам опять за решеткой. Для меня это уже третья ходка, думаю баллотироваться в авторитеты.
Говоря, я приник к окулярам и увидел полузанесенное снегом куполообразное сооружение в окружении пристроечек поменьше.
– Лично мне без разницы, – выдохнул Джеронимо. – Домой я не вернусь, пусть лучше убивают.
От меня не укрылось, как вздрогнула при этих словах Вероника, как покосилась на брата.
– Тристан, как слышно? – кашлянула рация. – Паркуйся в пятый ангар, третий у нас для гостей готовят.
– Вас понял, Изольда. Что за гости? – ответил я.
– Альтомиранцы выдвинулись час назад, – пояснила рация. – Главный че-то потерял. Мы ему говорим, что у нас ниче нет, а он все равно посмотреть хочет, вдруг есть че-нить. А ты, вообще, кто, дружище? Голоса не узнаю.
Я взглянул на Веронику, на Джеронимо. Последний пожал плечами.
– Мы – трое заблудившихся путников, – вздохнул я. – Нашли случайно бронетранспортер и решили перегнать его вам за вознаграждение. Прокатит?
– Нет, – подумав, заключила рация. – А вас сколько?
– Трое, – повторил я.
– А наши пацаны где?
– Один на крыше, если не свалился, а остальные… Мы скорбим по ним.
Рация помолчала, видимо, скорбя.
– Они пали, как герои?
Тут я призадумался. Скорее всего, пацаны пытались справить малую нужду, когда в кустах взорвался рояль. Но ведь все могло быть иначе. Мало ли, вдруг они там сражались с неведомым врагом?
– Полагаю, что так, – сухо отозвался я. – Парни дорого продали свои жизни.
Из рации донеслось что-то, подозрительно напоминающее всхлип.
– Так грустно, когда умирают молодые, – пролепетал невидимый наркоман. – Заезжайте, ребята. Помянем…
– Какой «помянем», ты опять удолбался на рабочем месте? – вмешался другой, грубый голос. – Эй, вы, там! Это вас Фантом ищет?
– Нас, – не стал отрицать очевидного я.
– Прекрасно! Он как раз намекнул, что двое могли пропасть без вести. То-то я разгуляюсь!
Связь оборвалась. На панели грустно горела желтая лампочка, сообщающая о низком уровне топлива. А ворота ангара, заботливо раскрытые, с цифрой «5» над ними – все ближе.
– Джеронимо, – позвал я.
– Я сказал – мне плевать.
– То есть, плана у нас нет?
– Я планирую перед смертью ругаться матом и прославлять солнце.
– Тогда я буду презрительно молчать.
Но тут мой эмоциональный двойник, проколупав дырочку в бетонной стене, прошептал: «О, нет! Не молчи! Давай напоследок попируем!»
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/08/31/391
Хотите читать в удобном формате? Полную версию романа, а также бумажную книгу можно приобрести здесь: http://ridero.ru/books/letyashie_k_solncu/