Словесник, словно в персиковом киселе, млел в последних ласках солнца. Море чмокало и хлюпало среди камней. Цикады на склонах без конца цитировали Працикадиху Всех Цикад.
Сумерки – самое время для подводной охоты, но Словеснику страх как не хотелось из тепла назад в холод. Незадолго до этого ледяная севастопольская «понизовка» выгнала его, как мороз французов, и он, сдирая с себя оружие, амуницию, а под занавес и плавки, сладострастно приплюснул иззябшие ягодицы к ободранной жаркой скамейке на заброшенном частном пляжике.
«Вот она приедет, – подумал Словесник, – и я ее сюда…» Он приоткрыл глаза… Да вот же она! Овиваемая легким, как сухие травы, парео, она приподнялась на цыпочки и медленно, грузновато, под изнуряющую зурну таврического вечера – все кружится, кружится – вечная баядерка в вечном танце…
В низу живота зародилась самостоятельная жизнь, и рука вспорхнула поддержать самостояние, но на полпути замерла. До приезда баядерки еще три дня. Много, когда желание выжигает нутро до пустоты. Мало: от праздного рукоблудия лучше воздержаться. Не мальчик, чай.
Он вновь приоткрыл глаза и вдруг увидел, как высоко наверху, между сахарно-белыми остовами брошенных «украми» вилл и смертельно-отвесным склоном ползет цепочка смельчаков: первый – детской хрупкости, но цепкий, как крабенок; в середине две девушки (одна – в оранжевой бандане); замыкающими – пара культуристов. Вся компания – с громадными разноцветными рюкзаками, в шортах и желтых туристических чёботах.
«Они вот посмотрят сейчас вниз, – подумал Словесник, – а мы тут… с баядеркой…» Но вниз им, наверное, было лучше не смотреть: у них была своя дорога, свой кураж. Медленно, но неуклонно они ползли над обрывом, пока не достигли спасительной «зеленки» на краю бухты. Словесник так и остался никем не замеченный на тихо остывающей скамье.
Солнце, между тем, закатилось. Теперь о нем напоминал только лимонно-желтый небесный фон, на который с каллиграфическим изяществом была нанесена кривая гор – три пика, разделенные пологими седловинами. «Три дня еще…» – перевел с божественного Словесник и стал собираться.
***
Все дороги: верхняя – репьями и чертополохом «зеленки», средняя вдоль пляжа и нижняя, змеившаяся по кромке сине-зеленой воды, – вели к тоннелю под скалой и дальше в поселок. Поэтому Словесник не удивился, обнаружив у тоннеля давешних скалолазов.
Их вожак – молоденький горбун с черными чарующими глазами – полусидел, вогнув рюкзачищем фанерную стену летней кафешки, и рассеянно постукивал длинными узловатыми пальцами по осипшему в предсумеречной сырости джембе.
– Дай попробую? – Словесник как мог мягко улыбнулся.
– Возьмите, – легко согласился горбун.
Словесник до боли в коленях стиснул крутые бока барабана, погудел на пробу мембраной и затем не особенно четко отстрекотал пару фраз, бесследно улетевших в зелено-синий сумрак моря.
– Видна рука профессионала! – оценил горбун.
– Классно, – улыбнулась девушка в оранжевой бандане.
– Спасибо. – Словесник вернул джембе хозяину. – Издалека идете?
– Из Коктебеля.
– А куда?
– Докуда дойдем…
– Куда глаза глядят, – уточнила девушка, мимолетно ослепив Словесника «зеленкой» глаз.
Вышли из кафешки шварценеггеры, стали угощать девчонок сигаретами.
Горбун и Словесник вступили в оглушительную тишину тоннеля, нарушаемую лишь шелковыми тычками мотылька в лампочку. «Оля + Олеся = секс, – информировали настенные каракули. – Крым наш!»
Словесника вдруг пробило на откровенность. Он рассказал и про свои студенческие мечты – побродить по совершенно ничейному в советскую пору Крыму – вот так же, с рюкзаком и барабаном, и про нынешнее, в духе «Прощай, оружие!» дезертирство со всех войн в мире, и про скорый, через три дня приезд баядерки…
– Вы, то есть, на постоянку здесь осели? – с оттенком разочарования переспросил горбун.
– На «постоянку»? – Словесник молодцевато усмехнулся. – Да чего ваще есть в мире постоянного, бро?
– «Бро», – одобрительно загудела компания, нагоняя собеседников.
– Одна пустота, – бросил кто-то.
И они бестрепетно потопали дальше. Разноцветные рюкзаки и тугие скрутки «пенок» – ночевать под звездами, крепкие загорелые икры – покорять Вселенную.
***
Ночь была душная, Словесник вышел на балкон. Лунная дорожка до горизонта рябила парусами, мушкетами и пальмами. Крым спал. Но едва Словесник заскрипел плетеным креслом, как в другом возникла баядерка: полное колено лунно голубеет сквозь парео, с покатого плеча упала беззащитная лямка.
– Я немного устала с дороги. Давай ляжем, милый…
Наутро он получил «вацапку»: «прости Сло! ты просто супер, но я… Дима наконец расчухался и сделал мне предложение. Мы съезжаемся. А ты наверняка утешишься в Крыму с какими-нть зеленоглазыми русалками. Я знаю тебя, Сло»
2017, 2022