- Динь, бом... динь, бом... слышен звон кандальный. Динь, бом... динь, бом... путь сибирский дальний, - напевал, обходя дуб по цепи, кот учёный. - Навалят, накидают сора. А потом скажут, кот виноват. На кота всё свалят.
Он махнул метлой и перевёл сор из неприглядного реала в интенцию и потенциал.
- Вот теперь где-то возле дела. Пойти, чайку, что ли... пока есть, с чем. Ох, дождёмся мы.
Кот ушёл, унося метлу, как ружьё - на плече.
Дождь пошёл нехотя. Он уговаривал себя: иди, иди, иди... Иногда начальный "и" выпадал, получалось - ди! Звонко, коротко, каплей о подоконник... И потом снова: иди,иди...
Лампа мигала под потолком. Она была прикрыта сверху жестяной шапочкой. Дождь проникал в провод и под шапочку, и перебивал течение электричества, и лампочка мигала. Но, может быть, это просто кончался керосин. Значит, до завтра жди. Пока не рассветёт, за ворота худую собаку не выгонишь.
- Когда с полей уходит свет... свет с полей... нет, было лучше, - Панфил поднял руку над головой и покрутил там, разгоняя влажность. - Теряют краски наполненье... о, о... наполненье! Дождя дырявый силуэт... силуэт... наполненье...
Поэт надолго задумался. Он забыл опустить руку, и в одночасье руку объели вездесущие пираньи, до запястья даже.
Бабушка и баба Валя смотрели на это и помалкивали: пьяного не беспокой, пьяный проспится - герой никогда!
- Поливает, - сказал дядька Полибий, - такой дождина - звёзды сбивает.
Полибий вернулся два часа назад и сейчас у порога снимал китайский дождевик. Панфил возразил ему:
- Дождь не собьёт.
- Сами посмотрите, если мне не веришь, - закричал дядька Полибий и вынул из глаза зуб.
Панфил отдёрнул занавеску и недоверчиво посмотрел во двор.
- Правда, - сказал он. - Сбивает.
Дырявый силуэт дождя метался по двору, загибаясь за берёзы, и размахивал рукавами так высоко и так сильно, что одна-две звезды каждый раз срывались с небес.
- Мы не запомним такого ливня, - сказали бабушка и баба Валя. - Беспрецедентные капризы погоды!
- Ну так отгоняйте капли, - сказал дядька Полибий, снимая дождевик. - Не сидите сложа руки.
Женщины стали отгонять капли руками.
- Никак не придумаю рифму, - сказал Панфил, - наполненье - какая рифма, а?
- Да хоть какая, - сказал Полибий, - делов-то! Полненье? Молненье, волненье, растленье, верченье, ремненье, капленье, бреденье, да я тебе этих рифм накидаю - грузить некуда.
Панфил засмеялся. Он отращивал объеденную руку, поместив остов в штатив с полезной жидкостью.
- А разве штатив - это для жидкости? - сказал дядька Полибий. - Тихо вы, ведьмы! Хорош махать. Всё вдохновение нам размахали.
- Капленье, - в раздумье повторил Панфил. - Бреденье. Нет, не подходит. Слабо. Не достигает до цели.
"Иди, иди, ДИ, иди-ДИ-ДИ-ДИ!", - мстительно зачастил дождик, не сторонник поэтического творчества, и вообще - осадок, строго говоря...
- Берегись, - закричал Панфил, - ахтунг... спасайся, кто может!
Но было уже поздно. Часов девять. Мстительный дождь перекусил провод, лампа посинела от удушья и погасла навсегда. В наступившей кромешной темноте... впрочем, какая разница, что там произошло: всё равно, ничего не разглядеть.
Закругляемся.
Цепь звенит, отдельные звенья уже в наличии. Прочие тянутся издалека, из тьмы веков, пусть сибирский дальний. Пойти, что ли... пока есть, чем. Ох, дождёмся мы. Ох, дождёмся.
27 августа 2017 г.