Русский Фрайбург

Ирене Крекер
                Центр Цветаевой во Фрайбурге

В городе Фрайбург земли Баден-Вюртемберг на юге Германии существует многолетняя традиция, основанная на интересе населения к русской культуре. В 1989-ом году был её  высший пункт, когда по инициативе Городского театра Фрайбурга была представлена программа русской музыки, театра, искусства, балета и литературы.
В 1993-ем году – новая  инициатива, теперь уже Западно-Восточного общества (West-Ost-Gesellschaft). Высшим результатом  этой инициативы явилось переименование одной из улиц Ризельфельда (Rieselfeld), одной из части города, в Марины-Цветаевой-Путь. Большой вклад в это внесла жительница города Карин фон Моурик.
Прошло ещё четверть века и, наконец, в декабре 2016 года  жители города узнают из местной прессы об открытии Центра Марины Цветаевой при университете Фрайбурга. А осенью, 15 сентября 2017-го, к радости жителей города, во Фрайбурге состоится , я бы назвала его, Праздник российской культуры, приуроченный к 100-летию русской революции 1917-го годана тему: «Spurensuche. 100 Jahre russische Revolution».
8 октября 2017-го года по всему миру вспыхнут отблески Цветаевских костров, проводимые мировой общественностью к 125-летию со дня рождения Марины Цветаевой. В рамках проекта этому событию тоже будет отведено достойное место.

                Oтблески и отзвуки Цветаевских костров

Восьмого октября 2017-го исполняется 125 лет со дня рождения Марины Цветаевой, одного из крупнейших поэтов двадцатого века. Свидетельство тому – очерки в газетах и журналах, конкурсы и фестивали, литературные чтения и концерты. И ещё одно приятное событие – при университете во Фрайбурге начал активную работу Центр Марины Цветаевой. Сегодня со страниц  книг, с театральных подмостков Германии Марина Цветаева обращается к нам со словами:

"Вы, идущие мимо меня
К не моим и сомнительным чарам,
Если б знали вы, сколько огня,
Сколько жизни, растраченной даром,
И какой героический пыл
На случайную тень и на шорох,
И как сердце мне испепелил
Этот даром истраченный порох...

О, летящие в ночь поезда,
Уносящие сон на вокзале...
Впрочем, знаю я, что и тогда
Не узнали бы вы — если б знали —
Почему мои речи резки
В вечном дыме моей папиросы, —
Сколько тёмной и грозной тоски
В голове моей светловолосой".

Как же сложилась судьба этой светловолосой девушки, написавшей это обращение к потомкам в 1913-ом году? Отблески каких событий запечатлены в них? Что ей пришлось пережить к этому времени? Эти вопросы часто возникали в моём сознании с 70-ых годов прошлого столетия, но ответы на них в полной мере я не смогла получить в России ни в педагогическом институте, ни позже, когда уже работала учителем литературы в советской школе. А после того, как посмотрела фильм «Ирония судьбы, или С лёгким паром!», я прониклась на всю жизнь строками её песни:
 
«Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжёлый шар земной
Не уплывёт под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной –
Распущенной – и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами».
 
И какой русский не помнит этих строк!

В 1992-ом году моя семья переехала из России в Германию. Прошло несколько лет вживания в культуру новой страны, и вдруг, совершенно случайно, в одном из русских магазинов, нахожу желаемое – приобретаю две первые книги на русском языке, и они – о Марине Цветаевой – биография и сборник её стихов. Поэтические строки сразу поразили своей искренностью, задушевностью и романтизмом воззрений.

А немного позже, гуляя по улицам Фрайбурга, неожиданно читаю на одном из   указателей улиц – Марины Цветаевой Путь. Меня пронзает мысль: Почему в нашем городе, находящемся в глубине Шварцвальда, одна из улиц названа именем Марины Цветаевой? А когда нахожу сообщение, что с 1980-года на здании бывшего пансионата сестёр Бринк во Фрайбурге, прикреплена памятная табличка с её именем, во мне с новой силой просыпается интерес исследователя. И я уже пытаюсь определить другие места пребывания Марины Цветаевой в наших краях. Подсказкой являются слова Марины, написанные в 1914-ом году перед Первой мировой войной:

"Ты миру отдана на травлю,
И счёта нет твоим врагам,
Ну, как же я тебя оставлю?
Ну, как же я тебя предам?

И где возьму благоразумье:
"За око — око, кровь — за кровь",
Германия — моё безумье!
Германия — моя любовь!

Ну, как же я тебя отвергну,
Мой столь гонимый Vaterland
Где всё еще по Кенигсбергу
Проходит узколицый Кант,

Где Фауста нового лелея,
В другом забытом городке —
Geheimrath Goethe по аллее
Проходит с тросточкой в руке.

Ну, как же я тебя покину,
Моя германская звезда,
Когда любить наполовину
Я не научена, — когда, —

— От песенок твоих в восторге —
Не слышу лейтенантских шпор,
Когда мне свят святой Георгий
Во Фрайбурге, на Schwabenthor.

Когда меня не душит злоба
На Кайзера взлетевший ус,
Когда в влюбленности до гроба
Тебе, Германия, клянусь.

Нет ни волшебней, ни премудрей
Тебя, благоуханный край,
Где чешет золотые кудри
Над вечным Рейном – Лорелей".

Из писем и воспоминаний сестёр Цветаевых, Марины и Анастасии, узнаю, что они с матерью жили во Фрайбурге в 1904 -1905 году. А до этого сёстры учились в Швейцарии в частной школе, в то время, как их мать, Мария Александровна Мейн, находилась там на лечении. В Германии девочки проживали в пансионате сестёр Бринк на улице Валштрассе 10. Ивану Владимировичу Цветаеву, отцу Марины, основателю Музея изящных искусств имени Пушкина в Москве, тоже удалось в тот памятный для Марины год побыть вместе с ними.
«А не немкой ли была мама Марины по национальности?» – подумала я в тот момент, когда прочитала её фамилию, и вскоре нашла подтверждение этому факту. Оказывается, прадед сестёр Цветаевых по материнской линии Даниил Мейн был участником Тульского ополчения в войне 1812 года. А дед со стороны матери – Александр Данилович Мейн – был знаком со Львом Толстым и бывал у него дома. Он известен, как издатель «Московских губернских новостей», директор Земельного банка и коллекционер. Их корни, а значит и корни Марины Цветаевой уходят в родословную богатых прибалтийских немцев. Бабушка по линии матери Марины Цветаевой – польская дворянка, Бернацкая Мария Лукинична, умерла рано, в 26 лет. Это это обстоятельство не могло не сказаться на характере дочери Марии, которая воспитывалась в доме отца. Это было строгое протестантское немецкое воспитание, которое проявлялось в многочисленных запретах и ограничениях. Позже она так же строго воспитывала своих дочерей, Марину и Анастасию, прививая им не только чрезмерную любовь к музыке и художеству, но и трудолюбие, дисциплину. Позже это проявилось в том, что Марина Цветаева с немецкой педантичностью по нескольку часов в день писала, в каком бы состоянии духа она не находилась. В течение жизни ею написаны семнадцать поэм, пятьдесят произведений прозы, восемь пьес, более восьмисот стихотворений и более тысячи писем.

И ещё одна страница родословной Марины Цветаевой, достойная романа, открылась мне, когда я прочитала слова Марины Цветаевой в письме к Анне Тесковой, написанные в 1934-ом году:
"Гений рода? (У греков демон и гений — одно). Гений нашего рода: женского: моей матери рода — был гений ранней смерти и несчастной любви (разве такая есть?) — нет, не то: брака с не-тем. Моя мать с 13 л<ет> любит одного — верховые поездки аллеями ночного парка, дедово имение «Ясенки», где я никогда не была и мимо которого проезжала, уезжая из России — совместная музыка, страсть к стихам. Мой дед, узнав, что он разведённый, запрещает ей выходить за него замуж, а по её совершеннолетии разрешает с предупреждением, что она и дети, если будут, — да, её же муж — никогда не будет для него существовать. Моя мать не выходит, выходит год спустя за моего отца: вдовца, только что потерявшего обожаемую жену, с двумя детьми, 8-летней девочкой и годовалым мальчиком — в апреле 1933 г., т. е. 10 мес<яцев> тому назад в Москве умершим моим единственным братом (полубратом) Андреем. Выходит, любя того, выходит, чтобы помочь. Мой отец (44 года — 22 года) женится, чтобы дать детям мать. Любит — ту. Моя мать умирает в 35 лет от туберкулеза.
Её мать, Мария Лукинична Бернацкая, моя бабушка, выходит замуж за ее отца (моего деда, того, кто не разрешил) любя другого и умирает 24 лет, оставляя полугодовалую дочь — мою мать. (Фамилия моего деда — Meyn, Александр Данилович, — была и сербская кровь. Из остзейских обрусевших немцев.)
Мать моей польской бабушки — графиня Мария Ледоховская умирает 24 л<ет>, оставив семь детей (вышла замуж 16-ти). Не сомневаюсь, что любила другого.
Я — четвертая в роду и в ряду, и несмотря на то, что вышла замуж по любви и уже пережила их всех — тот гений рода — на мне.
Я в этом женском роду — последняя. Аля — целиком в женскую линию эфроновской семьи, вышла родной сестрой Сережиным сестрам... Женская линия может возобновиться на дочери Мура, я ещё раз могу воскреснуть, еще раз — вынырнуть. Я, значит — те. Все те Марии, из которых я единственная — Марина. Но корень тот же…".

Но вернёмся в 1906-ой год. В этом году мать Марины, Мария Александровна Мейн, умирает от туберкулёза. Отец, занимаясь своим детищем - музеем, мало внимания уделяет дочерям. Они учатся, живут в своём мире реальности и фантазий. Одиночество, независимость и самостоятельность - характерные приметы того времени. Девушка живёт творчеством. Её таланту и жизненной энергии позавидуешь и сейчас. В 17 лет она публикует свой первый сборник стихов «Вечерний альбом». В 19 лет – выходит замуж за Сергея Эфрона. Муж был на год младше её, из семьи еврейских дворян. Его родители увлекались революционными идеями, но он в первую мировую войну был в армии на стороне белогвардейцев. Вскоре у них родилась дочь Ариадна, немного позже вторая – Ирина, которая росла слабенькой болезненной девочкой. В то трудное военное время Марина осталась одна с детьми без средств к существованию. В этих условиях она принимает решение – спасти детей от голодной смерти, отдав их в приют, где они хотя бы будут накормлены. А потом произошло то, что впоследствии мучило Цветаеву всю жизнь. Увидев, что в приюте детям не лучше, что слабенькая Ирина умирает от болезни и голода, она забирает старшую дочь домой в надежде, что хоть эту спасёт, выходит. Марина спасла Ариадне жизнь, но потом всю жизнь ощущала чувство вины за этот свой выбор. Всю нерастраченную любовь она перенесла на дочь, позже – на сына Мура. Результатом стала безумная слепая материнская любовь женщины, которая, однажды потеряв ребёнка, больше не способна была на потери. И если такая ситуация, как с дочерью Ириной, ещё бы раз возникла, она готова была её разрешить, но теперь – ценой своей жизни. Может, это событие и явилось предвестником трагедии в 1941-ом, отнявшей у неё жизнь…
Октябрьскую революцию 1917 года Марина Цветаева не приняла. А, узнав в 1922-ом году, что муж Сергей в Чехии, добилась разрешения у властей – выехать из страны. На этот раз она уехала из России на целых семнадцать лет.
Читаю письма Марины о жизни в эмиграции. Погружаюсь в мир её увлечений и разочарований, встреч и расставаний. Чем больше читаю, тем глубже погружаюсь в омут её страданий. Не в состоянии их больше выдержать, решаю на время уйти от изучения её творчества, отодвинуться, чтобы самой не впасть в депрессию… Примерно в это время у меня состоялся разговор с сорокалетней дочерью. Когда я упомянула имя Марины Цветаевой, она с полуслова поняла моё состояние, и рассказала о том, как восприняла недавно слова проповеди, тема которой была о выборе, который предоставляется каждому человеку. Проповедник раскрывал эту тему на событиях и фактах жизни Марины Цветаевой, а закончил проповедь словами: «И так мы, каждый из нас, ежедневно делаем выбор, право его остаётся за нами». Вы бы слышали мою дочь, когда она говорила о том, что Марина Цветаева для неё – пример в жизни: «Я много вижу общего в наших с Мариной судьбах. А мы, мама?  А мы? Тоже однажды бросили всё: страну, в которой родились, уважение коллег и друзей, какое-никакое, а нажитое добро – и отправились в Европу, на родину предков. Мне уже тогда было 18 лет. Я помню это время, когда ты с утра стояла с талонами в очередях, а у нашего трёхлетнего Данилки не было молока на завтрак. А эта баланда из костей, запах которых ты сама до сих пор не переносишь? А как нам было в первые годы в новом обществе? Как нам эта новая жизнь досталось? Мы тогда приняли решение, которое и через четверть века проживания на новой родине ещё отдаёт болью». Мне осталось только подтвердить слова дочери кивком головы.
                *  *  *

В 1919-ом году Марина делает запись в дневнике жизни: "Франция для меня проста, Россия – трудна, Германия – подходящее место для моего духа. Это совсем моё, и я совсем его!»". И ещё: «Германия – моё безумье! Германия – моя любовь...» ... «Моя страсть, моя родина, колыбель моей души! Крепость духа, которую принято считать тюрьмой для тел! ... Когда меня спрашивают: кто ваш любимый поэт, я захлёбываюсь, потом сразу выбрасываю десяток германских имён. Мне, чтобы ответить сразу, надо десять ртов, чтобы хором единовременно... Гейне ревнует меня к Платену, Платен к Гёльдерлину, Гёльдерлин к Гёте, только Гёте ни к кому не ревнует: Бог!»

Стихи Марины Цветаевой мне очень близки. В них как в зеркале отражена история поколения наших отцов, да и нашего поколения. Это размышления человека, такого же, как мы с вами, но более остро воспринимающего несправедливость событий, свидетелем которых является. В стихах она ведёт разговор прежде всего о времени и о себе, о людях, окружающих её, и о таких вечных понятиях, как счастье, дружба, любовь, печаль, тоска. Когда читаю стихи Марины Цветаевой, думаю о своём, а в душе, не переставая, звучат её строки:

"С фонарём обшарьте
Весь подлунный свет!
Той страны – на карте –
Нет, в пространстве – нет. –
Выпита как с блюдца,
Донышко блестит.
Можно ли вернуться
В дом, который – срыт?"

Цветаева писала эти строки в 1931-ом году, проживая в пригороде Парижа, в стране, в которой мечтают побывать многие. Меня же до сих пор не покидают её строки:
 
"...Той России – нету. –
Как и той меня".
 
Эти строки Марины Цветаевой я внесла в свой Дневник жизни в первый день двадцать первого века. Тогда, в девятый год эмиграции, я черпала в её творчестве силу для дальнейшего жизненного пути. И тогда же задумала написать книгу "Жизнь прожить – не поле перейти". Эта моя книга всё ещё пишется жизнью, а книгу о Марине Цветаевой мы пишем сообща своими делами, являющимися продолжением её мыслей.

                *   *   *
 Побудительным мотивом к написанию этого очерка явилось для меня сообщение Юлия Зыслина, директора музея русской культуры и искусства в Вашингтоне. Он поблагодарил меня за написание книги «Не забыть нам песни бардов» и сообщил о цветаевских кострах, которые проводятся в далёкой Америке двадцать второй раз.
Так я узнала о традиции – отмечать день рождения Марины Цветаевой на природе, у костра, с гитарой. Она зародилась более тридцати лет назад в небольшом городе России – Тарусе, расположенном на берегу реки Оки. Так воплотились в жизнь слова Марины Цветаевой:
«Что другим не нужно, несите мне.
Все должно сгореть на моём огне!»
Мне вспоминаются сегодня слова Евгения Евтушенко: «Ничто так не объединяет нас, как костёр. У него лицо наших мыслей. Костёр дает свободу разных раздумий. Когда у костра молчишь, то всё равно разговариваешь с ним глазами, а он разговаривает с тобой потрескиванием сучьев, искрами, горьким дымом… вы одновременно говорите и слушаете друг друга…».
Наверное, поэтому костры, посвящённые творчеству Марины Цветаевой, горят сегодня не только в России и в Тарусе, в Большово (Королёв), и в Елабуге, но и в Америке, в Вашингтоне, а также в Германии – в Шварцвальде, на горе Тюллинген, и в Людвигсбурге, недалеко от Штутгарта.  Они зажигаются сегодня не только в Дрездене и в Лейпциге, но и в Украине, и в Австралии. А сколько ещё Цветаевских костров, о которых мы не знаем, будят души людей разного возраста!
Давайте и мы проведём Цветаевские костры в первую неделю октября, и в день рождения Марины. Тем самым поможем проложить её творчеству путь в будущее.
 
Ирене Крекер, Кенцинген