Мы уже по три стакана чаю испили. То есть, я-то, конечно, чай, а Семён молочко. И хоть я ему не раз чайку предлагал, но Семён почему-то отказывался. И вот, пока суд да дело, Семён мне историю про уточку- мандаринку поведал. Кто бы другой рассказал, я бы не поверил. Сами посудите, мандаринки-то в наших краях не водятся.
«Началось всё с того, что зима пришла. Только в этом явлении ничего необычного не было. Так каждый год бывает, у любого спроси», – начал свой рассказ Семён. А я сказал: «Да у меня и у самого так. Вроде бы смотришь – лето, соловьи поют. А на следующий день – бац! – и зима». А Семён продолжил: «Вот и меня зимушка врасплох застигла. Я тогда в Ярославле был. Хорошо, снегири предупредили, а то попал бы в пургу и сгинул в пути. Снегири летали по улицам города и всех предупреждали: «Снег идёт! Фью-фью! Прячьтесь, а то пурга заметёт! Фью-фью!» И я подумал, раз такое дело, пережду непогоду в городе, а как потеплеет, так снова в путь. Только за пургой пришёл мороз, поэтому я так и остался там зимовать.
К слову, пока я искал себе приличное жильё, мне повстречалась уточка. Уточка-мандаринка. Диво для наших мест – неописуемое. Птица ослепительной красоты. Пёрышки у неё яркие, волшебные, праздничные, золотом переливаются. Я опешил слегка, но всё же уточку спросил: «Как же ты тут очутилась?» А она мне ответила: «Кря!» И я понял, что она отбилась от стаи, когда летела маршрутом «Пекин – Амстердам». Летела, устала, присела передохнуть, а родичей и след простыл. Тут пурга началась, и уточка чуть было совсем не замёрзла. Хорошо, что меня встретила.
Зимовали мы вместе. Приютились в городском зернохранилище. Там было светло и сухо, много мышей, а зёрна пшеницы отдавали нам своё тепло, накопленное за лето.
За зиму мы подружились с мандаринкой – не разлей вода. Мы все дни проводили вместе. Уточка клевала зёрна, я ловил мышей, иногда наоборот. Уж больно хлопотное это дело, за мышами гоняться. А по вечерам мы поднимались на крышу и мечтали о весне. Зима закончилась, не успев начаться. Зазвенела капель, по дорогам побежали ручьи, и стаи воробьёв защебетали на всю ивановскую. Только и слышно было: «Чик-чирик! Чив-чив-чив… Чик-чирик! »
Пришло время и нам расстаться. Мандаринка мечтала о Пекине, меня манил Мурманск, и мы собрались в дорогу. На прощанье уточка подарила мне янтарное зёрнышко мандаринового цвета. «Кря! – сказала она. – Ты хороший друг. Вот, возьми, это тебе на память обо мне. Оно хранит солнечный свет и тепло. Когда тебе станет грустно или холодно, ты прижми зёрнышко к груди, и оно тебя обогреет». А я подарил мандаринке Полярную звезду. Мы обнялись на прощанье, и я сказал: «Муррр. Хорошие друзья у того, кто сам умеет быть другом. И этой ночью я достал для тебя самую яркую звезду с неба. Вот возьми», – и я подал ей звёздочку. А потом добавил: «Это путеводная звезда, и теперь ты никогда не собьёшься с курса». Уточка-мандаринка удивилась и спросила: «Кряк? Разве коты тоже летают?» А я ответил: «А то как же, летаем-с. В исключительных случаях и только во сне, чтобы никто не видел».
Тут я перебил Семёна и спросил: «Погоди-ка! А что? Коты, и правда, летают? Они, чай, не птицы и не парапланы!» «Не парапланы, конечно, тут не поспоришь», – ответил Семён. «Ну, так как же ты это делаешь?» – не унимался я. «Очень просто, – сказал Семён и посмотрел куда-то наверх. – Нужно только, чтобы вечер был хороший, лечь спать пораньше, а перед сном подумать о чём-то лёгком, закрыть глаза – и лети, лети…»