Гололёд

«Как много пройдено дорог,
Как много сделано ошибок!»
Наконец и в нашу хлябь пришли морозы. Но не без ехидства. Первый снег выпал  при плюс 3-ёх, образовав на дорогах лужи и кашицу из снега и грязи. Естественно, в первые дни нового года никто не убирает – каникулы. А на следующий день – минус восемь. Смотришь из окна – и мороз, и солнце! Просто «день чудесный!».  Но сразу, покинув подъезд, понимаешь: это не просто гололёд, это иезуитство какое-то! Весь тротуар в льдинках-колдобинах. Ступить некуда! Перекатываешься с одной колдобины на другую. Как передвигаться?!
Отрываюсь взглядом от дороги на подходящий автобус, на  миг забывая об опасности, делаю неосторожный шаг и судорожно хватаюсь за руку, услужливо мне поданную.
- Садитесь, - говорит мне тот же голос, указывая на освободившееся место уже в автобусе.
-  Спасибо,    мне скоро выходить.
- Садитесь, садитесь, ещё не скоро, - уверенно говорит он.
Сажусь. Он стоит рядом, держась за поручень сиденья. Это его рука передо мной, тонкая такая рука, как у музыканта. Я его не знаю, не вижу его лица, но как-то очень чувствую. Чувствую, как между нами нарастает напряжения.  Приближаясь к остановке, где я должна выйти, я знаю, что он выйдет и подаст мне руку.  При выходе я уверенно опираюсь на протянутую мне руку. И опять не успеваю, под нажимом толпы взглянуть ему в лицо. Может, он сел в автобус и проследовал дальше, может, пошёл в другую сторону. Но мне почему-то кажется – я спиной это чувствую –  он стоит и смотрит мне вслед. И потому я не могу оглянуться.
А вечером того же дня  вдруг совершенно некстати нахлынули воспоминания. Далёкие, школьные. И вовсе не первую любовь я вспоминала. Нет, я вспоминала совсем другого мальчика. Это был очень красивый мальчик, но мне он не нравился. Когда его вызывали к доске, он мучительно краснел, а глаза, удивительные глаза: зелёные, как мох, в пушистых ресницах, становились влажными. И сейчас я будто вижу его. Я сочувственно смотрела на его мучения, равнодушно разглядывала его красивое  лицо и недоумевала:  что это с ним? Учился он хорошо, урок знал. Эта стеснительность очень ему мешала. У него от волнения даже начинали дрожать губы. Разве может нравиться такой мальчик?!   Нет, мне нравился совсем другой! Он многим нравился тогда.  Лучший математик, очень уверенный в себе. Он во всём был первым. И, наверное, немного  нахал. Только мы тогда не понимали этого. Или не придавали  значения?!  Он не смущался и не краснел – он заставлял краснеть других. Меня, например. Под взглядом его огромных карих глаз мне становилось жарко. Он знал, и это доставляло ему видимое удовольствие. Но не о нём я сейчас думала, не его вспоминала.  Эта моя полудетская школьная любовь прошла вместе с взрослением. Я вспоминала того, другого мальчика. Как-то наша  «классная», взглянув на него и на меня, воскликнула: «Вот это страсти!»  С чего бы это? – подумала я. «Неужели не попала?!» – бесцеремонно продолжила она. 
В последнем классе он перешёл в другую школу. И то, что его не стало в классе, прошло как-то незамеченным. По крайней мере, для меня. Но вдруг я получила от него письмо, уже из армии. Письмо, как письмо. Так, ни о чём. С чего бы вдруг?! Ведь последний год мы даже и не учились вместе! Я недоумевала. Наверное, делать нечего, вот и пишет всем подряд . И не ответила.  А вот теперь… Теперь я была почти уверена, что это был он. Этот голос…  и что-то ещё в его поведении. Но может быть, я ошиблась. Столько времени прошло, а эта загадка мучит меня. Словно, разгадай я её – и что-то мне откроется.  Ведь ничего, ничего нельзя изменить. Но так захотелось отлистать время!  Повернуть вспять, ну хоть чуть-чуть! Как так получилось, что я не увидела его лица?! Пусть даже в густеющих сумерках, но я смогла бы составить представление о нём. Ведь, наверное, он меня знал. И знал, где мне нужно выходить. А я знала, чувствовала, что он непременно выйдет и непременно  подаст мне руку. Сколько было тепла в этом касании! И ещё чего-то необъяснимого. Вот это «что-то» и помешало мне поднять на него глаза. И почему меня так взволновало это прикосновение?! Почему? Словно это был привет из далёкой планеты, которая называется «Юность». Как жаль, что туда не возвращаются. Как жаль! И ещё: если бы в ту ушедшую юность глаза и разум теперешней зрелости! А тогда было всё наотмашь: « люблю», «не люблю», «ненавижу»! Никаких полутонов. И как мы не умели видеть и ценить то, что на поверхности! И как мы бывали не милосердны, даже жестоки, не сознавая этого.
Прошло время, но я почему-то всё возвращаюсь и возвращаюсь к тому эпизоду, ничего не значимому, но наполнившему меня тревожными мечтами и горечью утраченного. Словно я прошла мимо чего-то настоящего и не смогла заметить. И вот теперь расплачиваюсь за это всей своей жизнью.