Я буду тобой. 6 Эбу

Евгений Ратник
(из воспоминаний Хлои)

Когда Мак подвел меня к горе с отвесными склонами, я просто ужаснулась. Отвесные скалы росли прямо из леса и уходили за облака. Редкие кустики и корявые деревья росли среди голых камней. Вершины горы не было видно, ее закрывало какое-то странное облако, которое никуда не двигалось, а словно приросло к скалам. Только иногда от него отрывался маленький рваный кусок и подхваченный ветром бежал догонять своих собратьев.  Мак тогда пояснил мне, что это облако  рождается  на самой горе.  Как рождаются облака на реке, я наблюдала почти каждое утро, но чтобы облако рождалось на вершине...  Это было так необычно и совсем не похоже на то, что я видела раньше.

   Нет, по отвесным скалам мы, конечно, не полезли,  Мак провел меня по еле заметной тропе к сухому руслу ручья. Здесь потоки воды с вершины уже проложили нечто похожее на тропу среди камней. Отсюда подниматься  казалось уже более реальным, если бы не громадная охапка тяжеленных смолистых веток за спиной. Подняться может я и поднимусь, но что будет с моими ногами завтра! Я уже была в состоянии близкой к истерике.

- И сколько дней я не смогу встать на ноги после этого подъема?
- Думаю, дня два.  Но поверь то, что ты увидишь, стоит того.
Если честно, я не верила Маку. Не думала, что может быть чудо, ради которого я два дня должна проваляться, и подниматься руками по стене, когда надо сходить по нужде. Я обреченно поплелась за Маком.

 Когда я вступила на ровную землю, то просто рухнула. Легла лицом вниз и закрыла глаза. Сколько я пролежала так, наверно, целую вечность. Очнулась только после того, как почувствовала, что Мак пытается снять с меня тяжелые пихтовые лапы. Боги славные, что он там возится. Помню, что сбросила с себя этот ужасный веник и перевернулась на спину. Первое, что увидела, была громадная птичья голова с крупным крючковатым клювом. В другой ситуации я бы закричала, пыталась защищаться, просто убежала, но ни на что такое сил у меня не было. Я просто смотрела на эту ужасную голову, а голова смотрела на меня. Но продолжалось это недолго,  голова отвела взгляд и отступила. Теперь я могла увидеть ее всю. Это была гигантская птица,  на сильных лапах и коротким куцым хвостом. Короткое тело покрывали блестящие серые чешуйки, а длинная крепкая шея поддерживала несуразно большую голову с выпученными глазами.

Птица подобрала лапой ветки и произнесла что-то членораздельное. Не услышав ответа, птица потрясла ветками и более настойчиво повторила те же звуки.
- Да-да, это тебе, забирай, - я нашлась, что ответить, сообразив, что это и было то чудо, ради которого я сюда карабкалась.
Птица издала радостный крик, подняла ветки клювом и помчалась прочь. Сейчас это существо напоминало маленького дракончика. Оно бежало и махало маленькими перепончатыми крыльями, а чешуйки на теле мелодично позванивали при каждом шаге.
 
 - Ну, что, познакомилась с местным населением? – пробираясь через густую опушку на поляну вышел  Мак,  - Извини, отлучился, они тебя не сильно напугали.
- Нет, -  соврала я,  - но что-то меня не очень воодушевили эти животные.
- Животные?.. Нет, Хлои, это не животные, они такие же разумные, как и мы. Пойдем, увидишь.

 Мы пошли по ровному как стол пролеску из берез, осины  да чахлого кустарника, который вскоре закончился такой же ровной поляной.  Травы здесь уже не было, а землю покрывала упругая влажная подушка из хвои и хвойных веточек. Прогретая солнцем старая хвоя издавала сладковатые испарения. Дышать было тяжело, воздух казался густым и вязким.  Дальние скалы и лес теряли свои очертания от сизой дымки стоящей над поляной. На краю возле леса пристроились странные сооружения похожие на валяющиеся корзинки, сплетенные  из лапника. В одной из таких "корзинок" сидели трое этих чудо "не животных" и обгладывали зеленые смолистые шишки. Тот, что покрупнее,  не переставая чавкать липучей смолой, стал плести какую-то замысловатую конструкцию из оставшегося лапника. Работал он очень проворно, орудуя двумя крючковатыми пальцами на крыльях, как у летучей мыши, и клювом. Ветки очень быстро приняли округлую форму.

 Наблюдать за этими забавными приматами было интересно, но более меня смущало полное отсутствие всякого интереса к нам с Маком. Они были полностью поглощены подарком. Не очень-то вежливо с их стороны, может они мне и спасибо не сказали?
 Не скажу, что я была сильно обижена, но мне было не очень приятно. Я оставила хозяев и пошла искать место, где рождалось странное облако. Мак не разделил моего интереса,  оставив меня одну. Поляна вместе с редким лесом образовывала почти идеальный круг, размером в один полет стрелы, ну моей стрелы, из моего лука, и напоминала гигантскую чашу обрамленную скалами. В самом центре этой чаши возвышались три причудливых останца. Тогда это мне показалось очень странным, только двумя жизнями позже  я узнала, что так выглядят старые, очень старые вулканы.

 Облако я нашла без труда, оно пряталось за грядой больших камней.  Да, оно рождалось прямо здесь, у меня под ногами. Этот теплый влажный воздух за моей спиной гонимый легким ветром, здесь на краю обрыва превращался в клокочущее облако. Это было просто завораживающие красиво. Иногда облако становилось тонким и прозрачным, и через него можно было увидеть реку, скалы и крошечные деревья внизу.

 Вот тогда я придумала  себе самое бесполезное и, наверно, потому, самое приятное занятие - я села на громадный камень над самым обрывом и стала кидать камешки в облако. Камешки пролетали сквозь облако не оставляя следа, а я все бросала и бросала в надежде, что когда-нибудь  в нем появится дырка.
 И дыра все-таки появилась...

 На поляне послышались оживление, возня и гортанные крики. Я вылезла из своего убежища и поднялась на высокий камень. Мак стоял в тени останцев и наблюдал, как три гигантские птицы  гонялись за хвойным шаром. Они бегали по поляне толкались, падали снова бежали. Для них не существовало ничего кроме этого шара из лапника. Я была тогда поражена,  я впервые увидела игру в мяч, и я была первая из людей,  кто это увидел. Ну, может, не первая, но точно - вторая. Для меня было удивительным, способность шара катиться... Сейчас люди спорят, кто и когда изобрел колесо. Я тоже не знаю кто, но не человек, это точно.

 Тогда я просто с интересом смотрела за этой возней на поляне, пока это гениальное изобретение из пихтовых веток не пролетело над моей головой и не упало в облако, оставив  в нем едва заметную воронку.

 У меня комок в горле застрял, вспомнила, каких усилий стоило поднять эти чертовы лапы сюда на вершину. А оказалось, что я  им тащила просто игрушку, чтобы они,  пару раз ударив по ней, отправили ее обратно вниз к подножью.

  Это детские обиды. Как мы не можем простить  малейшую несправедливость к себе. Они быстро прощаются, но врезаются в память и остаются там на всю жизнь. Слезы помимо моей воли покатились по щекам, я уже почти ненавидела этих птиц. Я закрыла лицо руками  и тихо ревела. Но я не хотела, чтобы Мак сейчас меня видел, хоть Мак прощает слезы обиды, но  Мак ни когда не прощает слезы бессилия. Из-за слез я ничего не видела, но услышала шаги. Но это был не Мак. Передо мной  стояли птицы, и в их больших глазах было покаяние. Одна подошла совсем близко и двумя быстрыми движениями слизала с моих щек слезы. Разобраться в этой ситуации, пересекая поляну,  поспешил Мак:
 - Да, прости ты малышей, Хлои, они сами огорчены не меньше твоего...
 - Малышей? Да один такой малыш может тебя как тот шарик со скалы скинуть. 
 - Ну, большие, но все равно - малыши, они прошлой весной только вылупились. Неразумные еще. И кстати, родители их скоро должны вернуться, а встречаться  с ними нам не стоит.

 Слезы у меня моментально высохли. И обиды прошли. Ребенок в их возрасте только ест и писает, а я от них какого-то понимания требую. Почему до меня сразу не дошло, что это еще птенцы.
Меж тем птица, которая облизала мне слезы, слегка присела и положила крыло  мне под ноги, и, склонив голову, уставилась на меня.  Я вопросительно посмотрела на Мака.
 Мак только пожав плечами, ответил:
 - Насколько я понимаю язык жестов, он просит  на него сесть.
 -  Зачем?
- Не знаю, но думаю не затем, чтобы тебя сбросить в пропасть.

 Я долго стояла в нерешительности, смотрела то на расставленное крыло, то на глаз птицы.  Да чего я боюсь, в любой момент спрыгну... Я осторожно вступила на крыло, в глазах птицы не промелькнуло никакой агрессии, два других птенца только внимательно следили за происходящим. Я осторожно поднялась как по лесенке по четырём костям составляющих остов крыла и обхватив  скользкую чешуйчатую шею руками, уселась на птенца перед его лопатками. Птица уже сложила крылья и сделала пару шагов, как к ней подскочил Мак. Он раздвинул в стороны руки, не давая ей пройти:
- Нет, так дело не пойдет, похоже она прокатить тебя  на себе хочет.
- Ну, Мак... - взмолилась я.

 Но Мак  стащил меня с птицы, снял  с груди шкуру, оставшись только в набедренной. Набросил шкуру на  птицу как потник,  а через шею перебросил  свой пояс и только  после этого водрузил меня обратно на птицу. Сидеть и вправду стало удобней, чем голой задницей на скользкой чешуе,  а пояс придавал больше уверенности, что  я не упаду. И сам птенец понял, что от него хотят, поднял крылья и обхватил ими мою спину.
 
 По большому счету мне ничего не угрожало,  подушка из старой хвои была настолько рыхлой, что я скорее зарылась бы в неё по грудь, чем что-нибудь себе сломала. Мак еще раз проверил, устойчиво ли я сижу, и отошел, пропуская нас. Птенец пошел шагом, то и дело, поворачивая на меня голову. Двое остальных, стоявших поодаль явно показывали восхищение, издавая гортанные крики и вороша лапами хвою. Но моя птица вошла во вкус  и  уже легким пружинящим бегом понесла меня по поляне. Пытаться описать мой восторг, было бы бессмысленно. Я раньше не испытывала ничего подобного, словно сама превратилась в птицу. Поляна  стала такой маленькой, а я летела  под самыми облаками в окружении вершин, еще утром казавшихся недоступными...

 И все-таки я свалилась. Увлеклась, перестала держаться, и когда птица резко  притормозила, я перелетела через ее голову и прокатилась по хвое. Первая мысль была - не повредила ли я птице шею. Вскочила на ноги, но птица уже сама подходила ко мне. Я не знала на ее языке ни слова, я просто подошла и крепко обняла ее за шею. А птица опустила голову и положила ее мне на плечо. Так мы стояли,  пока не подошел Мак:
 - Все, Хлои,  пора. Могут их родители вернуться, и нам лучше будет пропустить знакомство с ними. В тайге они безобидны и никогда не тронут человека, но мы играем с их детенышами, и их действия трудно предугадать.

 Подошли другие два птенца,  их  я также обняла и погладила по шее. От ласки никто не откажется и ни для кого она не бывает лишней, если доверять, конечно. А найти доверие в тайге, практически невозможно, и ласки никому не хватает, даже детям.
 Маку, наконец, удалось освободить меня из объятия птиц. Он подошел к старшему и указал на прогал между дальними камнями, куда вела протоптанная тропа:
 - Родители, - и поднял вверх глаза, как бы смотря на что-то высокое.
 Птенцы переглянулись, выкрикнули какой-то боевой клич и уже не прощаясь, побежали к корзинам.

 - Ну вот, понимание достигнуто, - сказал Мак, -  и нам, Хлои, пора домой.
 Обратно шли той же дорогой и когда проходили через пролесок,  Мак вытащил из кустов солидный мешок и взвалил себе на спину.
 Я посмотрела на него с удивлением:
 - Ты что, ограбил маленьких неразумных птенцов?
 - Вот именно, каюсь. Но только из благородных побуждений, если бы я им сказал, что беру, они бы передохли со смеху.
 - И что же ты у них украл? - не унималась я.
 - Помет,  их птичий помет. Только теперь сама не надорви живот.
Я начала беззвучно  биться в конвульсиях от смеха, но Мак спокойно продолжил:
 - Ну, теперь поверила, что своровать иногда благородней, чем просто попросить.
 Ответить я ничего не могла, меня просто раздирал смех.
 - Ты зря  смеёшься, у шаманов Рыжих псов, помёт этот очень ценится. Они варят из него свои зелья и такой мешок можно обменять даже на железный нож.

 Как только я услышала о ноже, смех сразу пропал.
 - Может, и я прихвачу немного помета? - уже серьезно спросила я.
 - Это уже лишнее. Шаманам нельзя приносить много, они сразу догадаются, что это не случайная находка и выследят. А ради этого помета они способны на все.
 - Так мы сюда еще вернемся? - у меня появилась крошечная надежда.
 - Обязательно! Ты  будешь отвлекать местное население, а я воровать у них помет, - тут уже рассмеялся Мак,
 - Только одно условие: никогда, ни при каких обстоятельствах, никому не говори о том месте, где мы были,  и что ты видела этих птиц. Ни сестрам, ни братьям, ни даже маме, и тем более ее мужьям. Это слишком большое богатство, и не каждый человек сможет остаться после этого человеком.
- Поняла, никому и ничего, - поклялась я, - а как зовут этих птиц, название-то у них есть?
- Охотники называют их эбу.


       Продолжение   http://www.proza.ru/2017/08/24/1395