Глава 11
Недавно решила пересмотреть дневники за шестидесятые годы. В них ни словечка о политике – только о семье и работе. И больше всего о дочке – какая она у меня красавица да умница.
А чем и могла быть в те годы политика? Пустым местом. Я уже писала об этом. Мы были совками, то есть особой породой людей, выведенной советским строем. Мы дружно шагали в ногу с политикой партии, отключив свой разум от таких понятий, как свобода слова, мыслей и действий, как протест против навязанного образа жизни.
Бесплатная медицина, обучение и квартира, выделенная производством, – вот главные достижения строя, которым мы пользовались, не думая о тех издержках, которое несло государство, медленно, но верно шагающее в пропасть.
Дружными рядами мы ходили на первомайскую демонстрацию, а также октябрьскую, таская за собою плакаты с физиономиями членов политбюро и временного вождя. Пели патриотические песни, выписывали газеты «Правда», «Известия» и, не читая, отправляли их по назначению – в нужник. Ведь туалетная бумага привозилась из Москвы, куда знакомые ездили в командировку. На год ее не напасешься. А в газетах все равно читать было нечего, кроме отчетов Пленумов ЦК да статей, разоблачающих загнивающий Запад и США.
Но интеллигенция находила, чем заполнить досуг после работы. Толстые литературные журналы: «Дружба народов», «Новый мир», «Знамя», «Иностранная литература» зачитывались до дыр, как говорится. Ходили по рукам, сдавались в переплет, потому что лучшие современные писатели умудрялись – пусть в завуалированной форме – отравлять наши сердца и ум критическим отношением к реальности. Газеты ругали Запад и Америку, а мы читали современных классиков зарубежья и могли сравнивать свою жизнь с той, источающий «гниющий», но такой манящий аромат незнакомой жизни.
Процесс вызревания свежего взгляда шел медленно, десятилетиями, и мой внутренний протест против некоторых сторон школьной жизни шел от врожденных качеств, а не от осознания несправедливости строя.
Например, я не могла смириться с тем, что моих шестиклассников заставляют даже в выходные дни ходить на какие -то дурацкие школьные мероприятия.
– Ребята, – говорю я своим подопечным детям, – завтра наша школа соревнуется с соседней, кто лучше рисует на асфальте. Поднимите руки, кто умеет рисовать на асфальте.
Ни одной руки.
– Мы «классики» рисуем, когда играем в них, – говорит кто-то из девочек.
– А зачем рисовать на асфальте? – спрашивает кто-то из мальчиков.
– Есть такой вид искусства – рисунок на асфальте. В общем, кто хочет попробовать свои силы в этом виде…искусства, приходите завтра в девять утра в школу номер 49.
– А что это за искусство, если потом на нем будут топтаться прохожие? – задает коварный вопрос умненькая дочка завуча, Леся.
– А это вы спросите у организаторов соревнования, – непедагогично отвечаю я. – Это не моя идея.
В понедельник узнаю, что мой класс проспал мероприятие всем коллективом.
– Людмила Евсеевна, из-за вас наша школа проиграла соревнование! – отчитывает меня Лара Юрьевна, завуч по внеклассной работе, она же бывшая руководительница моего шестого «Б».
Я пожимаю плечами:
– Нет у меня художников в этом жанре.
– Я лучше вас знаю таланты своего класса. Вы просто руководить не умеете. И вообще – избегаете всяких мероприятий! Вас не волнует жизнь школы.
– Волнует. Ужасно волнует, – улыбаюсь я. – Только не жизнь коллектива, а здоровье каждого из ребят. Почему они должны даже в выходной день бежать в школу?
Ну, от некоторых мероприятий отвертеться было невозможно. Если уж ты составил на полгода план воспитательной работы, то там непременно будут и походы на природу, и экскурсию в разные музеи, и встречи с участниками войны. Взрослые дяди да тети по музеям ходят спокойно, бывших солдат слушают внимательно, на природе наслаждаются свободой передвижения. А мой шестой «Б» в музеях норовил разбегаться по залам, неприлично зевать возле полотен местных художников, обожающих писать маслом производственные пейзажи. Бывшим защитникам отечества они задавали вопросы, на которые нужно было либо врать – в целях воспитания патриотизма, либо пропускать их мимо ушей или как-то выкручиваться.
Среди моих учеников были дедушки, обвешанные медалями и орденами яко новогодние елки, и они с удовольствием приходили на классные часы со своими воспоминаниями. Но говорить коротко не умели, дети начинали скучать, им хотелось задавать вопросы. И тут мои герои войны часто садились в лужу.
Помню, один дедусь на вопрос, за что он получил свои ордена, сначала нудно перечислял города, которые освобождал, потом начинал привирать, путая даты и события. Или же выдавал тайны – не для ушей пионеров.
– Помню, однажды сидим в окопах, уже подвипивши, ждем приказа выступать. И, видать, перебрали – заснули. Слышим сквозь сон гул и грохот. Значит, бой начался, а приказа выступать нету. Спим дальше. И проспали. Связь, оказывается, оборвана была, командира убили, и без нас освободили город. Мы в этом окопе так и просидели.
Думаю: зачем это он – детям?! Пытаюсь перебить своими вопросами, но дед разошелся – давай травить байки, как он другие города освобождал. И тут его внук подкидывает еще один вопросик:
– Деда, а вам попало за тот случай?
– Не-е! За какой такой случай?
– Сам говоришь – проспали освобождение. Другие умирали в бою, а вы…
– Не рад, что дед жив остался?
– А кого наградили…за тот город, где вы в окопе…проспали? – подключается к допросу моя неугомонная Леся, староста класса.
– А как же? Нас и наградили. Вот она, медалька. Всем давали, кто на том участке воевал. Мы же рисковали!
Господи, что он несет?!
Таких проколов хватало. Я каждый раз пыталась найти ветерана поумнее, а не просто «своего». Не получалось. У каждого из них в памяти осталось что-то смешное, чтобы порадовать деток. Или такое героическое, что на десятерых хватит.
Но мирное сидение в классе не сравнить с походами за пределы города. У них была разная цель – увеселительная и познавательная. Мне нужно было до холодов выполнить оба варианта. Начать я решила с познавательного похода по местам боевой славы. Пошла по следам своих коллег, уже побывавших с собственными классами возле могил неизвестных солдат Великой Отечественной войны.
Я только одного не учла: мои детишки были в том возрасте, когда созерцания памятника хватает ненадолго. Одно дело старшеклассники, другое мои, как нынче говорят гиперактивные. Тогда их называли иначе:
– Людмила Евсеевна, у вас класс какой-то …ненормальный. По ним психушка плачет, – жаловались мои коллеги – учителя-предметники.
Мы поехали на места сражений пригородным поездом до какого-то полустанка. Класс тут же разбежался по двум вагонам, и я умаялась, собирая своих деток в кучу.
Какая-то бабулька не выдержала шума и гама, решила навести порядок:
– Пионеры, а где ваша учительница?
– Вон она, бегает по вагону, – ответили ей.
– Эта? В косыночке? Что ж вы врете? Не похожа на учительницу, слишком молодая.
Так я узнала, что выгляжу моложе своих лет. Но стало обидно за себя, такую беспомощную. Вроде и делаю все, что надо, а пороху не хватает. Представляю, что будет в голой степи.
Высадились мы на своем километре, где не было никаких строений. Долго искали памятник, расспрашивая у местных сельчан-велосипедистов, изредка возникающих на заросшей травкой дороге.
Да только каждый показывал направление в разные стороны, пока один дядечка не сказал нам:
– Так их тут, монументов этих, куча целая. И все – неизвестному солдату. Смотри вон туда, на посадку. Видишь? Там и есть один такой. А зачем вам все сразу?
Это было резонно. Ребята успели устать. Сентябрь выдался по-летнему жарким.
Обшарпанный памятник был осмотрен со всех сторон, девочки принесли с собою цветочки, возложили их. Ритуал молчания длился полминуты и закончился чьим-то стоном:
– Ку-ушать хочется!
Это был сигнал, чтобы ринуться к посадке и разложить там свои подстилки, играющие роль стола. Бутылки с компотом, баночки с едой, куски хлеба, пирожки жареные и печеные, конфеты и прочие сладости заставили моих пионеров вмиг забыть о неизвестном солдате, погибшем ради того, чтобы они вот так весело ели и пили, не прислушиваясь к гулу самолетов.
Об этом подумала я, но решила не произносить пафосных речей, как это бы сделали многие мои коллеги, обожающие произносить патриотические речи. Зачем вызывать у них чувство вины: мол, вы тут едите, а он погиб!
Вторую вылазку на природу, увеселительную, уже возглавил мой супруг.
– Отвезем их на аэродром. Я там прожил несколько лет, места знаю хорошо. Там и речка есть, им понравится.
– Ура!!! – дружно откликнулся мой класс на эту новость. – Купальники брать? А еду?
Ехали автобусом – с набором продуктов на весь день – в рюкзаках. Оперный голос моего Вити время от времени успокаивал ребят:
– Будете так себя вести – вернемся назад!
Высадились в голой степи, пересеченной балками вдоль и поперек. Между ними протекала Сура – речка не очень широкая, зато полноводная после первых осенних дождей.
И тут началось! Мальчишки увидели чью-то привязанную на берегу лодку без весел и мгновенно заполнили все ее щели, яко тараканы. Они орали, расшатывали лодку, гребли руками к середине речки, пока мой супруг надрывался на берегу, требуя немедленно возвратиться.
Куда там! Девочки визжали на берегу:
– Они утонут, утонут! Виктор Тихонович, спасите их!
Пришлось Виктору Тихоновичу нырнуть в речку и поплыть к лодке. Та действительно наклонилась опасно, и это так возбудило пацанов, что они захотели продолжить спектакль – перевернуть таки лодочку, поплавать в холодной водичке.
Я на берегу чуть не плакала от страха за мужа и своих бесшабашных деток. Девочки подогревали мою панику.
Все обошлось этим страхом. Мальчишки, те, что умели плавать, соскочили в воду. Муж поплыл, подталкивая лодку к берегу.
– Как ты с ними справляешься? – наконец оценил мои труды Витенька, когда вернулись домой живыми в полном составе. – Больше никаких экскурсий!
– Да, только в музеи! – согласилась я.
Но класс нужно было чем-то заинтересовать. Вот тогда я и придумала это ведение дневника под названием «Сотвори себя сам».
О том, как детишки бросились себя «сотворять», я уже писала.
А потом мне пришла в голову идея поставить сказку «Двенадцать месяцев». К Новому году. Эта затея понравилась детям еще больше. Началась борьба за главные роли. Пришлось задействовать в дублерах весь класс. Мы каждый день репетировали спектакль ( сценарий написала я), мамы шили деткам костюмы. Подобрали музыку из цикла « Времена года» Чайковского.
Как мои ребятки возбудились! Сколько они мне идей подкинули во время репетиций! И сколько времени я угрохала на воплощение своей затеи!
Конечно, родители радовались, что им достался такой молодой и не авторитарный классный руководитель! И конечно – муж не считал мою работу нелегкой, несмотря на мою усталость…
Первый спектакль мы дали в стенах родной школы. Зал огромный, сцена вместительная, зрителей хватает, и он такой благодарный!
Пока мы за занавесом волновались, а я давала последние ценные указания своим артистам, зал нетерпеливо аплодировал, нас подгоняя. В первом составе, так сказать, собрались самые талантливые исполнители и самые бойкие. Я не переживала за них.
Леся Пищанецкая, дочка завуча и староста класса, выбрала себе роль злой мачехи – в силу своего темперамента, падчерицу играла ее подружка, красивая девочка с кудрявыми пышными волосами, Ирочка Л. Пожалуй, Леся произвела впечатление самое яркое. Она играла лучше, чем на репетициях.
Да только женских ролей в пьесе – раз-два и обчелся, а мужских аж двенадцать, пришлось некоторым Месяцам разговаривать девичьими голосами.
Я очень старалась не обидеть каждого, поэтому перед спектаклем мы со сцены перечислили всех, кто отвечал за костюмы, декорации, музыкальное сопровождение и так далее.
Спектакль прошел под смех и аплодисменты зала. Никто не опозорился, забыв слова, хотя не все детки были артистичны и временами больше декламировали текст, чем играли. Да только довольные родители были рады всему и после спектакля устроили чаепитие с пирожными.
Три раза мы еще выходили на сцену в каникулы, а еще дали спектакль в клубе при ЖЕКе, куда набилось много народу.
За первый год своего учительства я успела у многих учеников стать любимой «училкой» и не получить обидных прозвищ. Начальство ко мне относилось с симпатией. Еще бы! Но у меня ведь училась не только талантливая Леся, а и тихая дочка директрисы, Алена Маркова, которую я не так часто хвалила. Но, очевидно, она не говорила обо мне дома гадостей, а радовалась тому, что я ее, такую застенчивую, несмелую, не терзаю частыми вызовами к доске, где она окончательно терялась.
Но мое призвание все-таки было не в воспитательной работе, а в преподавательской. Меня тянуло к старшеклассникам, способным оценить мой творческий подход к уроку и материалу. На уроках литературы я просто летала в небесах – от счастья, что могу так общаться с классом, что тот не шумел, не скучал, не вскакивал, когда прозвенит звонок на перемену, а тянул руки кверху, желая отвечать.
Моему же классу нужно было дорасти до этого…
Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/10/19/945