О жизни и смерти

Кастор Фибров
    Человек с подобным (поэтическим) мировосприятием подобен дереву. Когда его что-либо ранит, вытекает приятный сок, как у берёз, или благоуханная смола, как у ливанского кедра, или полезная живица, как у сосны, и ещё многое возможно. Но сам он оттого умирает. Может, кто-то уже говорил об этом? Что ж, тогда это подтверждает истинность сказанного.
    Но можно даже сказать ещё больше. Поэту обязательно нужны скорби, иначе он остаётся безплодным.
    И ещё одно. Отнюдь не всегда плод обретается сладким и вдохновенным, а чаще стяжевается с кровью и страданием. И не только потому, что слышимые нами слова, оставаясь выше нас, застыли на губах, как пытка, никак не могущи обрести себе формы и звучания, что всё застилает туман, и сильный голос говорящего (можно бы это слово даже написать с большой буквы), хотя характер его и ясен, не делает ясным его очертаний, не говоря уже о его лике.
    Не только поэтому. Ещё и потому что слова могут пройти, мило прогуливаясь и разглядывая природу или что-нибудь ещё, пройти мимо, и нужно их догонять, трудиться и вопить вслед с понуждением, лупить молотком по зубилу, пока камень не начнёт поддаваться, до вонючего пота.
    И потом – вдруг – искра и – свет.
    И тогда уже желается умереть, истощиться в каждой строчке.