Недолюбил

Юрий Абрамицкий 1
       Собирался с Санькой в ближайший парк, но в дверь постучали. И появились два незнакомых лица: мужик и женщина. Женщину не сразу, но вспомнил, и та: «Ребёнка можно убрать?» «Я тебя сейчас уберу» - промелькнуло в голове, но отправил Саньку подождать внизу и слышу еле различимо:
     - Лена умерла.
     – Где она?
     – В морге.
     - Диагноз уже есть?
     - Сердечная недостаточность… Вот тебе телефон лейтенанта Зайцева, - подал голос мужик.
     – А ты кто?
     – Я? Серёга.
     А у меня денег нет даже на телефоне. Надо переварить это потрясение. Детям, естественно, пока не говорю. Пошёл с ними гулять. И думать, что С ЭТИМ делать? Я сам иногда говорил: «Лучше бы ты умерла. Мне бы хоть пособие платили». Нет, конечно, не желал ей этого, говорил в сердцах, и собирался в этом году увезти её на север. Подальше от этих страстей. Но не успел. Жаль мою Ленку… Как я скажу детям? И похоронить её не на что… 15 лет прожили вместе… Надо первым делом телефон оживить и позвонить лейтенанту.
    
     К вечеру решился сказать детям. Мы с Марусей поплакали, а Санька успокаивала нас и даже пыталась осудить маму… Успокоились немного, ушли гулять, а я остался наедине со своими тяжёлыми мыслями: Что же я делал не так? Не уберёг Лену, которую любил.  Много у нас было хорошего… Как же так?.. Не успел увезти её от «щедрых» друзей и подружек. Мы и мечтали уже вместе уехать на север. Именно в то место, которое мне знакомо и называется «Белое море». Я даже говорил: «Ещё два года, и оформишь пенсию». В Мурманской области женщины уходят на пенсию - в 50.

     Не хотел сообщать старшей дочери. Думал, когда сама позвонит, тогда и скажу. Но она позвонила в тот же день. Как чувствовала? У них в Мурманске тоже горе: на днях похоронили племянницу Оксану. Ей было всего 42. И дочь говорит, что Наталья никого слышать не хочет, на телефон не отвечает. Вот так! У сестры – дочь, у меня – жена.

     А дети быстро забыли про маму. Ну, её собственно и не было последние две недели. Переход в иное состояние был плавным и незаметным. Лена долго нас готовила к этому. Не понимая, конечно, что облегчает свой уход. 

     Всё нелепо, и я себя чувствую одураченным. Хотел ей блага, а она отказалась и внезапно ушла. Она всё решила для себя, а нам как быть? Мы будем жить, а чувство большой потери не пройдёт. И одиночество подступает ещё острее…
 
     Всё продолжаю вести мысленные диалоги, искать доводы, пытаться разобраться, и понимаю, что ничего уже не вернёшь. Пусть бы ещё продолжались эти блуждания, потерпел бы, взяли бы билеты и уехали. В другой обстановке Лена и ведёт себя иначе. Там ЕЙ не к кому бежать. И от чего бежать? У нас же не было «сухого закона».
 
     А теперь думаю, ради чего я так угнетал Лену. Ради детей? Угнетать мать, которая их родила? Не хватило у меня благоразумия, чтобы найти какие-то слова для НЕЁ. Я был возмущён и не искал слова для примирения. А ОНА не могла победить этого ЗМЕЯ и видела во мне только агрессора. Когда ОНА лежала  на полу (спала там, потому что не пустил к детям), униженная и ждущая какого-то встречного жеста, ОНА его не встретила и снова сорвалась, ушла. Ушла, чтобы в другой, в следующий раз попытаться найти взаимопонимания? Какой я дурак? У меня не нашлось доброго слова, чтобы на какое-то время ещё раз попробовать притянуть ЕЁ. Или просто обнять ЕЁ в знак примирения. Как тяжело сейчас через несколько дней сознавать эту потерю. Кто я тогда был? Непримиримым борцом с алкоголизмом? Такими мерами надо это всё искоренять? А потом оправдывать себя тем, что женский алкоголизм неизлечим?.. Остались дети, которые позже всё равно поймут, что дороже матери ничего нет.
 
     Куда не посмотришь, везде память о жене. И всякий раз накатывается слеза. Купил сегодня кофе, тоже память о Лене. Она любила кофе. Она любила сигареты и всё то, что укорачивало ЕЁ ЖИЗНЬ.

     Некоторые сообщения Лены из загульных мест:  
     «Убьёшь?»
     «Вопрос тот же. Убьёшь? Звонок извини не слышала, прости дуру. Я тебя люблю».
     «Я, скоро приду, только не думай, что я ушла в загул…»

     После этого ОНА перестала писать мне такие содержательные сообщения. А потом совсем связь пропала. А я, по-прежнему, зачёркивал на календаре даты, когда Лены не было. И набиралось иногда по полмесяца. Последний месяц – ИЮНЬ – у НЕЁ таких «чёрных» дней было больше половины. А я не мог последний раз ЕЁ обнять и спросить, попробовать пойти на сближение. Она бы тогда осталась дома. На какое-то время. Может быть, этого времени хватило, чтобы увезти ЕЁ. Я просто думал: переведут деньги, возьму билеты, и увезу Лену подальше от Химкинского окружения. Всё от НЕЁ что-то требовал, и не успел заметить, как перевалил через ЧЕРТУ. Близкие люди просят не казнить себя, но я спрашиваю и спрашиваю себя, что я сделал не так?

     И ещё: Лена до последних дней кормила младшую дочь грудью, хотя ей было уже 6 лет. Санька, правда, стала стесняться и пряталась маме под кофту.

     Надо было почаще говорить Лене: «Ты же хорошая!» Показывать ей фотографии, видео, где мы радуемся жизни… А потом с сарказмом сказать: «Будешь хорошо себя вести, получишь – на сигареты». И этой фразой всё испортить.

     Я себя считал правым, когда винил её и поучал.

     Когда дети были маленькими, ОНА была привязана к дому нашими общими заботами, и казалось, что её привязанность к зелью будет гаснуть, затухать. И дальнейшие заботы не дадут разгореться новому пламени. Но ЗМЕЙ, СИДЕВШИЙ ВНУТРИ, всё-таки разорвал все эти привязанности. И человека не стало.

     Тёща,.. её дочь Лена, они не оценили, что я для них сделал. Появлялись деньги, и разгул продолжался.  Когда я уезжал на несколько дней, у нас появились чужие дяди и тёти. И дети всё видели, но мне ничего не сказали. А я снова доверился Лене, и оставил её в те дни, когда бабушка получила пенсию. И всё! У Лены в мозгах открывается заслонка, и врывается старый разгульный мир.   

     Ходишь из угла в угол, и везде память о НЕЙ, добрая или недобрая. Но живу дальше и без конца повторяю: «Эх, Ленка, Ленка!».

     Есть люди цельные. Они и в пьяном виде не предадут. Лена не была такой. Я знал, что ОНА может предать, что и было уже многажды. Но всегда давал ЕЙ шанс выкарабкаться из этого состояния. Может ЕЁ и сгубило сознание, что делает гадости, а остановиться не может. МАТЬ-ТО ЕЁ ещё больше гадостей наделала, но её это не гложет. Молчит себе и не переживает. Скорее всего, не помнит, что творила по пьянке. Если упала и расшиблась, то значит, зять её избивал.   

     С одной стороны спокойней. Не надо ждать внезапного прихода жены. Она могла придти в любое время и в любом состоянии.

     Она говорила как-то: «Ты не можешь понять душу пьющей женщины». Ей хватило 48 лет, чтобы понять то, что не понял я.

     А я продолжаю искать предвестники ухода моей жены. Напротив, я организовал в июне три поездки всей семьёй, чтобы быть ближе, чтобы Лена больше проникалась нашими заботами. И на Красной площади побывали, и на озере Сенеж. Отвёз её даже в Сходню, чтобы ещё раз встретилась с крёстной наших детей Мариной. Но эта встреча стала их последней. И я снова листаю свой дневник, и ищу… Пытаюсь ругать её, себя ругаю, затем пытаюсь убедить себя, что зря ругал, и не могу успокоиться…
 
     А тёща моя и сама не живёт, и другим не даёт. Последний загул начался с последней её пенсии. Я возвращаюсь из трёхдневной поездки – загул в полном разгаре. Вплоть до того, что разбит унитаз. Когда-то я его уже менял…

     Утром в дверь (мы на ночь закрываем дверь и в комнату) стучит наша блудная… и отходит в глубь коридора (на всякий случай). Просит: «Не закрывай…». Потом долго сидит молча на стуле. А когда я отправляю детей в магазин, она заваливается на диван. Отсыпаться. Детям не сказала ни слова. Дети тоже сделали вид, что не видят мамы. А в последний раз она спала на полу, подложив под голову мягкую игрушку. И тогда я ничего ей не сказал. Она снова незаметно ушла. Не дождавшись какой-то моей поддержки. Через пять дней её не стало.

     Возможно, я предъявлял Лене повышенные требования? Повышенные – для неё… Она не выдерживала и уходила. Когда она возвращалась, я говорил, что предала нас, предала свою семью… И так накапливалось…

     У Лены долгое время была яркая оранжевая футболка с надписью «Не учите меня жить!» Она как бы серьёзно напоминала «Не лезьте в мою душу». И я старался не лезть… 
 
     Пересматриваю фотографии жены и вижу, что её не отпускает ощущение обречённости.
 
     Уже через много дней нашёл ЕЁ паспорт в стенке под постельным бельём. В паспорте квитанция с кодом новой банковской карты. Что же она, перевела детские пособия на новую карту? И пропивала с новыми «друзьями» детские деньги?..

     Выходные, утро… Любимой программой мамы по «ящику» была «100 к одному». Иногда смотрели вместе. А сейчас это как бы светлая память!

     Ещё долго будет у нас: «мамина кружка», «мамина любимая передача», «мама вот так учила делать»…

     Должно было случиться что-нибудь одно: или уйти из жизни главная алкоголичка и чума, которая говорила, что до 80-ти лет не доживёт; или Мы должны были уехать из Химок на север; но случилось третье, непостижимое – ушла из жизни дочь этой чумы.

     …перебирал снова фотографии и пытался найти что-то новое в ЕЁ лице. Неприятностей много за 15 лет получил, но хочется найти и что-то светлое. Тёмная и светлая сторона всё время боролись в её сознании. И эта борьба её съела.

     Полежу в постели… встану, запишу фразу… что-то вспомню… снова лягу… и так несколько раз, много раз… Пока не наступит утро. А тут и детям что-то надо приготовить, в магазин сходить… И ещё раз пересчитать оставшиеся деньги. Хватит – не хватит? На что хватит?

     В морге сообщили диагноз: пневмония. Да, мучил её иногда бронхит (это где-то рядом), но истина совсем в другом. Устала она бороться с «зелёным змием». Она не умела смеяться, а в последнее время и не улыбалась. И я уже не смотрел в её глаза. Она всё больше и больше удалялась. Я только иногда спрашивал: «О чём ты всё время думаешь?» Неужели не чувствовала, что это её последние дни. А может, наоборот, чувствовала?..   
 
     Вот так и живём теперь: Дети мои, Я и Память о Ней. И никто пока не нужен.
 
     И считаем копейки до пенсии. Взял в магазине сыр для детей – пришлось вернуть, не хватило 70 рублей. Вчера Маруся просила: «Пап, а можно бутерброд с сыром?» Пришлось ограничиться маслом… И то, не масло – не натуральное, а «пластмассовое», но с «нежным вкусом сливок». И называется «кремлёвское» (за 34 рубля). Чтоб в Кремле так жили!

     Прошло время, когда каждое время бегал в ЛЕРУА по сантехническим надобностям. Сейчас всё исправно работает: и ванна, и туалет; и спало какое-то напряжение. И функции сторожевой собаки в какой-то степени отпадают… Теперь только думаю о том, чтобы какая хворь меня не одолела. Страшно представить, что будет с детьми. Они у меня такие беспомощные. Надо побольше с ними гулять. Завтра планируем «тур на речку». Нас там поразили ореховые деревья на берегу.

     А тут тёща. Она осмелилась выйти из засады (из своей комнаты):
     - Володя, есть что-нибудь поесть?
     – Мне детей нечем кормить, ищи деньги.
     – Я вам всё отдала.
     – Какое всё? Ты мне 5 тысяч дала, а получаешь 20. В кубышку прячешь?
     Она молчит и быстро закрывает свою дверь.
     Всё больше мы её не слышим. Детей я кормлю жареной картошкой (оставалось 4 штуки). Добавил в тарелки остатки лечо, которое готовил вчера. Из магазина ничего не принёс, потому что в «Пятёрочке» не сработала система «Ну, выручай!» А там накопилось баллов на 170 рублей. То, что набрал в корзинку, на кассе и оставил. Завтра переходим на подножный корм, если дойдём до орешника.   
 
     Пенсию задерживают. Дожили до того, что на кухне кроме чеснока ничего нет. В последнее время мы там даже хлеб не оставляем. Может забрать бабушка. Да и в холодильнике, который стоит в комнате, кроме трёх банок консервов, тоже - ничего.
 
     Теперь бабуся просит поесть и у детей, в то время, когда  Санька ест из банки кукурузу, а Маруся из другой банки – фасоль. Ей бы надо сказать: «Твоя дочка уже ничего не просит. Пора бы и тебе угомониться».
 
     Когда Лена оформляла новую банковскую карту, чтобы «детские деньги» были у неё, и она могла ими распоряжаться, это была как бы месть мне. Месть за то, что я ругал её и корил за её загулы. Ей надо было что-то доказать. Это было, как она говорила, её «гнилой принцип».

     И надо бы заявить в полицию о пропаже этой карты. Тот самый мужик, Серёга, который сообщил мне о смерти жены, у него оставалась и сумка с этой картой. Он обещал мне принести сумку с картой, но так и не появился. То ли запил, то ли скрывает от меня что-то и боится возмездия?
     И надо бы узнать в Центре, оформляла ли Лена пособие на детей? И на какую карту?
 
     Потом настал момент, когда я решил прекратить расследование. Зачем ещё кому-то объяснять, как мне изменяла жена?..
    
                26 августа 2017 года