Второстепенный персонаж

 

Не появляться бы вовсе на страницах романов. Избежать сей печальной участи. Оказаться бы навечно за пределами сюжета в блаженнейшем образе Ничто. И не соглашаться даже на мимолётное видение... Пылинкой, травинкой, прозрачным облачком... Увы, это невозможно. Кем-то мы непременно должны предстать. Разнообразить несколько страничек своим нелепым присутствием. Кем? Желательно, второстепенным персонажем. Притом, чем второстепеннее, тем лучше. К сожалению, я понял это лишь к концу повествования.

Не сразу понял. Тихо сидел в нескольких абзацах толстого тома...

Нетерпеливо ожидая, когда любопытный взор читателя таки доберётся, удивлённо остановится на мне, отметит мои достоинства и ласково засияет.

Мучительно завидуя другим персонажам... Часто упоминаемым. Красивым, умным, благородным.

Глубоко страдая от собственной неполноценности, незаметности и малозначительности, когда слишком торопливый читатель недовольно перескакивал через меня в погоне за убегавшим сюжетом... Именно перескакивал, будто я досадное, не ко времени возникшее препятствие. Авторская оплошность. Недоразумение, ошибочно попавшее в текст.

Довольно долго я просидел в своих нечитаемых строках. И от нечего делать стал наблюдать. Подглядывать за более удачливыми, как я считал, литературными героями. За их бурной, насыщенной событиями и переживаниями жизнью. Существуя на обочине, я видел их со стороны, будто сам являлся читателем. И в этом было моё большое преимущество, открывшее передо мной драматичную панораму человеческих судеб и позволившее из укрытия созерцать их непрерывные междоусобицы.

Занятное зрелище. Тем занятнее, чем талантливее автор. Сколько же судеб я пересмотрел? Сколько авторов пережил? Много. Однако и глав прочитано немало, прежде, чем я начал догадываться о том, как хорошо бездействовать в то время, когда действующие лица активно лицедействуют. А по сути пассивно следуют авторской воле. Они всецело подчинены ей, озвучивая подготовленные реплики, совершая те или иные предписанные сценарием действия, испытывая навязанные чувства. Они постоянно чем-то заняты. Они существуют под непрерывным присмотром. Они не свободны. В отличие от меня.

Пока они играют (а играют они всегда), обо мне никто не вспоминает. Пока читатель доберется до моей сто сорок первой, двухсот пятнадцатой или трёхсот девяносто пятой страницы, я могу делать всё, что угодно. Например, просто бездельничать... Или лежать на диване, смотреть в потолок и думать о том, как хорошо быть неглавным, эпизодическим, второстепенным... Каким-нибудь чеховским швейцаром Николаем, или набоковским глупым мордастым подсолнухом, или красной, болезненной зарёй..., а не умирающим профессором, великим шахматистом или пустым январским днём... Думать о незаметности, прозрачности и свободе... И осознавать собственное счастье.

А ещё я люблю мечтать. Часто представляю себя лёгким прозрачным облачком с последней страницы, которое, достигнув морского горизонта, незаметно исчезает... Уходит, не прощаясь, по-английски...