Прошло полтора месяца. Отгремела уборочная страда. С полей вывозили лишь остатки урожая. Погода уже совсем испортилась и почти каждый день шли осенние проливные дожди. Дороги размывало в грязь и обильно посыпало пожелтевшей листвой. Леса, словно вспыхнули пожарами, переливаясь яркими красно-желтыми оттенками. Особенно, это бросалось в глаза, когда солнце ненадолго пробивалось сквозь тяжелые темносерые облака, нависающие над головой, но такое случалось уже довольно редко. Сельчане же все это время, от рассвета и до заката, были заняты работой на полях и в домашнем хозяйстве.
Вот и наши друзья были полностью загружены делами по хозяйству, заготовками на зиму. На отдых и развлечения времени практически не оставалось. К тому же, Федор с Ольгой приняли решение переехать жить в город. Когда-то родители Федора перебрались в город, но им там не пожилось и они захотели вернуться на малую родину. Вот Федор и решил дождаться их приезда, а заодно и подзаработать на уборочной, чтобы у них с Ольгой были деньги на первое время. Городскую благоустроенную квартиру родители передавали сыну. Ребятам лишь ставалось найти работу и тогда они станут новоиспеченными горожанами.
Однако, не смотря на занятость, друзья все же захаживали друг к другу по вечерам, чтобы поделиться последними новостями, да опрокинуть пару рюмочек. Все ж таки, как-никак, жили рядышком, по соседству... Так-то, Петру удавалось выбрать момент и для того, чтобы уединиться с Ольгой... Ну, вобщем-то, как и Федору удавалось выкроить минутку для интимной встречи с Марьей... Так и шла жизнь своим чередом... По течению...
Петр в это время работал на тракторе, разгружая машины на силосной яме. Здесь он каждый день встречался с Верой. И, хотя разговаривать им особо было не о чем, парой слов все же перекидывались. Но, на самом деле, Петр всячески старался избегать общения с ней, чтобы, так сказать, не тревожить старые раны.
Так как работы становилось меньше, соответственно, появлялось больше свободного времени. Вот, в один из таких дней, в послеобеденное время, Петр решил наведаться домой. Заглушив трактор, он пошел пешком. Посыпанный щебнем вперемешку с песком грейдер, проходил сквозь всю деревню. Здесь было мокро, но не грязно. Но стоило только отойти в сторону или свернуть в переулок, то приходилось месить сапогами липкую грязь.
Минут за десять Петр добрался до дома и остановился у крыльца, чтобы отскоблить куски земли, налипшие на сапоги. Краем глаза он заметил Ольгу, суетившуюся между кустов на своем дворе. Ольга была одета в фуфайку, а ноги закрывала длинная юбка. Вместо босоножек теперь были резиновые калоши. Теперь все одевались тепло и в босоножках уже не походишь.
Петр не стал привлекать внимание Ольги. Сняв сапоги на крыльце, под навесом, он открыл дверь в хату. Повеяло домашним теплом. Входя, Петр услышал характерный скрип кровати, исходящий из спальни. Внутри у него все как-то напряглось и похолодело. Через мгновение, он услышал сладостный стон Марьи. Сердце его бешено застучало, а кровь начала бурно закипать, распирая все изнутри. Стиснув до боли кулаки, Петр яростно зашагал через гостинную. Любовнички были настолько увлечены, что даже ничего не заметили, продолжая вовсю наслаждаться интимом.
Когда Петр вошел в спальню, то увидел спину полураздетого мужика, трахающего его жену на его же кровати. Ритмично двигающийся зад наглеца обхватывали голые ноги Марьи. Руками она ерошила волосы любовника. Ее бесстыдные стоны и скрип кровати просто оглушали Петра. Теряя ощущение реальности происходящего, он подскочил к парочке, схватил любовника за полуспущенные штаны и ворот рубахи и одним махом сбросил его на пол. Ничего не понимающее тело с грохотом рухнуло возле кровати. Марья завизжала, пытаясь спрятаться под одеяло. Любовник повернулся своей недоумевающей физиономией к Петру, который моментально узнал наглеца.
- Что-о-о-о!!! - заорал он в бешенстве, - это что вообще такое?!!!
- Пет... П-петруха, - выставил вперед ладонь Федор, защищаясь от возможного нападения, - н-не горячись... Д-давай поговорим, Петруха...
Марья испуганно забилась в угол, прикрываясь одеялом. В ее глазах застыл ужас, а пальцы заметно дрожали, нервно теребя край одеяла.
- Да хера ли тут разговаривать? - рычал Петр, расставив кулаки и скрипя зубами, - а ну-ка встал!!! Быстро!!!
Федор торопливо поднялся, натягивая штаны. Петр не удержался и крепко саданул его кулаком в лицо. Федор рухнул, как подкошенный. Пока он кряхтел, распластавшись на полу, Петр переключился на Марью.
- Ну, а ты что? - он угрожающе склонился над ней, - сука!
Прозвучал громкий шлепок пощечины. Марья зарыдала, уткнувшись в подушку. Федор пытался подняться, но было заметно, что он потерял ориентацию в пространстве.
- Петруха, не надо, - бормотал он, - давай миром... Давай поговорим...
Петра распирало от злобы. Он схватил Федора за грудки и потащил к входной двери. Выбросив его на крыльцо, будто мешок с мусором, Петр швырнул следом его сапоги, стоявшие у двери. Видимо прохладный уличный воздух малость взбодрил Федора и ему удалось подняться на ноги. Еще не остывший Петр хотел было снова кинуться на него, но в этот момент появилась Ольга.
- Ты что творишь?! - кричала она, вытаращив бешеные глаза на Петра, - что тут происходит?!
- Спроси у него, - зло отвечал Петр, - может расскажет... Или, вон, у своей подружки...
Ольга подскочила к мужу и увидела вздувшуюся и покрасневшую щеку. Она хотела потрогать, но Федор небрежно отмахнулся. Его немного покачивало. Над расстегнутой ширинкой свободно болтался ремень. Ольга сразу все поняла.
- Да что бы там ни было, - строго говорила она сквозь зубы, - ты-то что, лучше что ли? Ты ж точно так же...
Федор недоуменно смотрел то на Ольгу, то на Петра, видимо, туго соображая. Петру совсем не хотелось продолжения этой темы.
- Заткнись уже, - бросил он Ольге, отворачиваясь в сторону, - и забирай своего урода.
- Ты такой же урод, как и он, - не унималась Ольга, - ни чем не лучше. Когда ты со мной...
Она осеклась на полуслове. Федора, наконец, накрыло осознание. Его брови поднялись вверх, сморщив лоб. Он даже перестал тереть свою опухшую щеку.
- Я что-то не понял, - начал он, заглядывая Ольге в глаза, - ты что с ним, того? - он с психом похлопал правой ладонью по левому кулаку.
Ольга молчала, глядя себе под ноги.
- Ты что, как шалава-то? - выпалил Федор.
- Да кто бы говорил? - злобно прошипела Ольга, - ты на себя посмотри, козел!
Петру надоели эти препирательства, он натянул сапоги и решитеьно пошел прочь со двора.
- Да пошли вы все на хер! - ругнулся он, не глядя ни на кого.
Петр отрешенно бродил по окрестностям, не замечая ничего вокруг и не разбирая дороги. Он бесцельно шлепал сапогами по лужам и грязи. На душе было паскудно, а в голове шумно роились безрадостные мысли. Он все пытался определить для себя, какой вариант событий был бы лучше. Что было бы, если бы он не пошел домой, а остался на работе... Или хотя бы заговорил с Ольгой и задержался во дворе... Жили бы дальше, как жили... В неведении... Но может это и к лучшему, что все открылось именно сейчас, пока эта трясина не затянула еще глубже и не привела к еще более худшим последствиям...
Петр задавал себе вопросы и не находил на них ответов... По крайней мере, однозначных ответов. Вариантов могло быть множество, но неуправляемый поток мыслей все время приводил Петра к тому моменту, когда ему пришлось расстаться с Верой. Это было его больное место. Возможно, он действительно любил Веру по-настоящему, раз она до сих пор не дает ему покоя, навсегда заняв свое место, где-то в самой глубине души. Видимо, именно с этого момента все пошло наперекосяк... Вся жизнь какая-то ненастоящая...
Так, в раздумьях, Петр и сам не заметил, как пришел на силосную яму к концу рабочего дня. Здесь уже никого не было. Только дверь весовой была открыта. Петр закурил, остановившись возле своего трактора, не зная, куда ему теперь пойти.
- Петя! - услышал он за спиной голос Веры.
Петр оглянулся. Вера стояла в проеме двери, облокотившись на дверной косяк и сложив на груди озябшие руки.
- Может все-таки зайдешь? - спросила она, смущенно улыбаясь.
Ее взгляд, ее улыбка что-то тронули в глубине души Петра. Смягчившись, он отбросил окурок и направился к ней.
В будке было довольно тесно. Помимо оборудования для весов, здесь стояли стол, шкаф и два стула. Свободного места было впритык. Петр сел на один из стульев и облокотился на стол. Вера села напротив.
- Ну что, Петя, - неуверенно заговорила Вера, - как живешь?
Петр смотрел на нее в упор и молчал, подперев кулаком голову. Вера старательно отводила глаза, покрываясь стыдливым румянцем. Ее пышные темные волосы, как и прежде, спадали на плечи волнистыми прядями. Только лицо ее рано потеряло былую свежесть. Но и теперь в нем угадывались столь знакомые красивые черты.
- Ну скажи же хоть что-нибудь, - смущенно взмолилась Вера.
- Ну... А ты как живешь? - тихо спросил Петр.
- Да ты и так, наверное, знаешь, - на глаза Веры накатились слезы и она плаксиво шмыгнула носом, - сплетники, небось, хорошо постарались...
У Петра невольно подступил комок к горлу и нестерпимо зажгло в груди. Сердце его рвалось приласкать Веру, пожалеть, приголубить, вытереть ее слезы, но глубокая незаживающая рана не позволяла этого сделать.
- Петенька, - кинулась вдруг Вера к нему на колени, - прости меня, Петенька, - умоляла она его сквозь рыдания, - дура я, дура! И тебе, и себе всю жизнь поломала. Если бы я могла все вернуть обратно... Если б я только могла...
Петр осторожно положил руку на голову рыдающей Веры. С болью в сердце он нежно погладил ее по волосам. Вера резко подняла глаза, как будто ее что-то осенило.
- Петенька, - говорила она, вытирая слезы, - давай уедем с тобой отсюда... Вместе... Начнем все с начала... Петенька...
Вера вцепилась руками в рубашку Петра и уткнулась лицом в его грудь.
- Петенька, - бормотала она, как в бреду, - я буду любить тебя... Тебя одного... Я все для тебя сделаю...
Она приподнялась и начала исступленно целовать Петра в шею, щеки, она гладила его по голове. Петр немного растерялся и не знал, что ему делать. Он просто сидел и не противился этому отчаянному порыву несчастной женщины. Когда Вера жарко впилась в его губы, ее порыв передался Петру и он непроизвольно начал отвечать на поцелуй, прижимая ее к себе.
Горячее дыхание Веры участилось. Торопливыми движениями она начала расстегивать брюки Петра, но он ее мягко отстранил, встал со стула и наклонил ее над столом. Вера попыталась повернуться, но Петр прижал ее одной рукой к столешнице, а другой задрал подол длинной юбки и спустил трусы, оголив ее округлые ягодицы. Вера покорно замерла в ожидании. Приспустив немного штаны, Петр грубо вошел в нее, ощутив горячую влагу. Вера невольно вскрикнула, уцепившись обеими руками за края стола. Постепенно разгоняясь, Петр остервенело вколачивал твердый член в ее вульву. Под таким натиском Вера тихонько взвизгивала, царапая столешницу ногтями. Жиденький стол грохотал, ударяясь о стенку.
Пока они, тяжело дыша, синхронно двигались навстречу друг другу, в сознании Петра всплывали старые воспоминания, поднятые со дна налетевшим порывом страсти. Картинки былого вереницей сменяли друг друга. Вспоминалось, как они с Верой сбегали со школьных уроков, чтобы только вдвоем погулять по лесу или на озере... Первый поцелуй в яблоневом саду... Первая ночь любви под яркой луной... Вспоминалось, как они радовались каждому дню, проведенному вместе, а в разлуке, даже недолгой, безмерно тосковали... Но вслед за этими светлыми воспоминаниями, словно черви, полезли картины событий, которые Петру хотелось бы выжечь каленым железом из своей памяти - скандалы, унижения, наговоры родственников... Аборт... И разрыв... От нахлынувших чувств Петр зарычал, схватил Веру за волосы и в несколько рывков достиг пика. Он сильно содрогнулся и сразу затих, всем весом навалившись на запыхавшуюся Веру.
Выпустив накопившуюся страсть и эмоции, Петр всем своим существом ощутил, какая дыра зияет в его душе. Какой-то воображаемый смысл его жизни вдруг взял и разбился вдребезги, не оставив после себя ни следа, ни осколочка. Не было ничего впереди, за что можно было бы ценить эту жизнь. Петр медленно выпрямился. Вера с отрешенным заплаканным лицом опустилась на стул и оперлась на локоть, безвольно опустив голову. Петр не знал, что сказать. Он взялся за ручку двери и на мгновение застыл на полушаге.
- Извини, - сказал он хриплым голосом и решительно открыл дверь...
Прошло несколько дней. Все эти дни жизнь текла тоскливо и вязко. Петра подрядили завозить корма на скотоводческую ферму. Там он целыми днями и пропадал. После последней встречи с Верой, он ее больше и не видел. Дома он старался бывать как можно меньше. Приходил лишь к ночи, а днем только по срочной необходимости. С Марьей они общались, но, по большей части, односложно - да, нет. В принципе, Марья уже была готова все забыть. Так-то оба хороши. Но Петр все еще оставался замкнутым и погруженным в свои раздумья. Спал он тоже пока отдельно, укладываясь в гостинной на диване.
Федор с Ольгой довольно быстро выяснили отношения между собой и помирились. К тому же, к ним уже приехали родители и ребята вовсю готовились к отъезду. Марья, по-женски, смогла найти общий язык с Ольгой, а Петр не здоровался ни с ней, ни с Федором, молча проходя мимо. С родителями Федора, с которыми неизбежно приходилось сталкиваться, он обходился лишь приветствием - здрасте и до свидания. Таким образом Петр старался избегать каких либо разговоров. Сейчас ему совершенно не хотелось, чтобы кто-нибудь лез к нему в душу.
В пятницу Петр вернулся домой пораньше. Надо было сделать дела по хозяйству, которые Марья не смогла бы сделать сама, без его помощи. Ближе к ночи он уже лежал в одних шортах на диване, перед включенным телевизором. Показывали какой-то фильм, но Петр не вникал в суть. Марья что-то шила, сидя в своем цветном халате за столом.
В дверь кто-то постучал. Марья встрепенулась, но Петр ее остановил.
- Я открою, - сказал он, поднимаясь с дивана.
К его удивлению, за дверью, в предночном сумраке, стояли Федор и Ольга. Ольга была в летнем сарафане, поверх которого была накинута шаль, а Федор в спортивном трико и футболке. Они оба ежились от холода. Видимо, шли целенаправленно, даже не накинув ничего сверху. Петр заметил в руке у Федора большой бутыль, в который он обычно наливал самогон.
- Здравствуй, Петр, - смущенно заговорил Федор, - мы это... Мириться пришли...
Петр недоуменно разглядывал парочку, будто видел их впервые в жизни. Ольга стояла, скрестив руки на груди и поджав губы. Она смотрела на Петра испытующим взглядом.
- Слушай, Петруха, - продолжал Федор, не глядя Петру в глаза, - ты прости меня, что ли... Так получилось... Нехорошо... Но так-то ты тоже... Того... Ну сам понимаешь, - он переминался с одной ноги на другую, - мы ж с тобой с детства дружим... Неужто так и расстанемся...
Петр молча открыл дверь пошире и освободил проход. Друзья вошли внутрь. Ольга, довольная исходом трудной встречи, радостно помахала Марье рукой. Та улыбнулась ей в ответ и отложила шитье. Петр задержал Федора у входа.
- Ты меня тоже извини, Федя, - протянул он ему руку, - я, наверное, перегнул... Тогда... Так-то оба хороши... Чего уж там...
Федор пожал руку старого товарища.
- Ты как? - спросил Петр, показывая на почти сошедший синяк на щеке, - нормально?
- Да... Ерунда, - отмахнулся Федор, улыбаясь, - до свадьбы заживет.
Пока собирали на стол, мужики поговорили о работе, о делах хозяйственных, а женщины поворковали на кухне о своем, о женском. Обстановка в доме как-то оживилась, потеплела. И Петр стал намного нежнее с Марьей. Он даже обнимал ее ненароком, проходя мимо. Быть может, ему нужна была какая-то разрядка.
Когда сели за стол, поначалу воцарилась напряженная пауза. Если по отдельности у мужиков и женщин особых проблем с общением не возникало, то всем вместе стало труднее. Все четверо смущенно сидели, отводя друг от друга взгляды. Никто не знал, как начать какой-нибудь общий разговор.
- Ну... Давайте выпьем за дружбу, - наконец, решился Федор, разливая самогон по рюмкам, - давайте за то, что все хорошо кончается...
- Давайте, - подтвердила Ольга.
Все подняли рюмки и звонко чокнулись.
- За дружбу, - сказала Марья.
- Угу, - произнес Петр, опрокидывая стопку.
Если поначалу разговор не клеился, то с каждой выпитой рюмкой за столом становилось все оживленнее и оживленнее. Друзья все больше и больше хмелели, снимая все возможные блоки и тормоза. Все меньше и меньше оставалось тайного и сокровенного. Федор, как всегда, балагурил не умолкая.
Петр включил музыку.
- Танцуют все! - театрально объявил он и протянул руку Марье.
Они начали весело отплясывать под ритмичную музыку. Благо, в просторной гостинной места было предостаточно. Ольга тоже вытащила мужа из-за стола и они присоединились к друзьям. Вволю напрыгавшись, перешли на медленные танцы. Сначала каждый танцевал со своей пассией, затем как-то незаметно партнеры поменялись. Кто-то погасил свет. По комнате гуляли лишь блики от включенного телевизора.
Петр, хоть и был уже изрядно пьян, но чувствовал как Ольга томно прижималась к нему всем своим телом. С каждым тактом она старалась сильнее прижиматься бедром к набухаюшему члену. Ее горячие губы блуждали прямо перед лицом Петра. Все это его постепенно возбуждало и его рука непроизвольно опустилась с ольгиной талии на ягодицу.
Федор, будучи более пронырливым, уже во всю лапал голую грудь Марьи, высвободив ее из-под халата. Нежные соски затвердели и торчали от возбуждения, а сама Марья мяла своей дрожащей рукой через трико окрепший член Федора. В какой-то момент Федор отпустил грудь и проскользнул рукой под подол халата, нащупав между ног Марьи влажные губы.
- Ну ты и проказница, - шептал он Марье на ушко, мягко надавливая пальцем на скользкий клитор, - ты что, всегда без трусов ходишь?
А Марья лишь обдавала его своим горячим дыханием, податливо отвечая на ласки легкими движениями таза. Она уже настолько возбудилась, что готова была не раздумывая лечь и раздвинуть пошире ноги. Более того, ей не терпелось, чтобы ее кто-нибудь, не важно Петр или Федор, поскорее завалил на диван и хорошенько оттрахал. Все ее естество трепетало от сладкого предвкушения.
Петр, тем временем, задрал ольгин сарафан и обеими руками разминал ее упругие ягодицы. Он хотел прямо сейчас заняться с ней бурным сексом. Полутьма в купе с опьянением располагали к проявлению безудержной и бесстыдной страсти. В потемках он видел силуэты Федора и Марьи, которые обжимались уже никого не стесняясь. Ольга просунула руку под его шорты и энергично ласкала его крепко затвердевший член. Петр чувствовал, как ее горячая ладонь обхватывала член, а ногти приятно щекотали мошонку. Он не выдержал и впился в ее губы. Отвечая на поцелуй, Ольга решительно толкнула Петра на диван и он непроизвольно увлек ее за собой. Так Ольга оказалась сверху. Она быстро скинула через голову легкий сарафан и, спустившись на пол, стянула с Петра шорты. Перед ее лицом оказался стоявший торчком возбужденный член. Ольга жадно накинулась на него своим горячим ртом. Приходя в экстаз, Петр обеими руками мягко прижимал ее голову к себе все сильнее и сильнее.
Федор повалил Марью на диван рядом с развлекающейся парочкой, но торопиться не стал. Он распахнул ее халат, полностью обнажив ее сексуальное тело, раздвинул ее ноги пошире и припал языком к сочному клитору. Марья потихоньку застонала, запуская свои нежные пальцы в его волосы на макушке. Ее таз инстинктивно двигался навстречу ласковому языку. Пока Ольга увлеченно сосала член, Петр одной рукой тискал марьины груди. Изнемогая от дикого желания, Марья схватила Федора за плечи и потянула на себя. Он повиновался ее требованию, навалился на нее сверху и одним махом всадил свой твердый член в ее мокрую вульву, беспощадно растягивая нежные губы. Федор энергично задвигал тазом, заставляя диван поскрипывать. Ощущая в себе твердый член, Марья сходила с ума от удовольствия. Ей хотелось подчиняться, выполняя самые развратные прихоти мужчин.
Петр с интересом наблюдал за своей женой, стонущей под чужим членом. Теперь это его еще больше заводило. Затем он приподнялся, увлекая Ольгу на диван. Она хотела лечь на спину, но Петр властно поставил ее на четвереньки так, что ее лицо очутилось над лицом страстно охающей Марьи. От сильного возбуждения Ольга начала целовать подругу в губы. Петр подобрался к Ольге сзади и вставил свой член в ее вульву мощным толчком. Он чувствовал, как его мошонка каждый раз шлепает о мокрый клитор. Марья протянула руку и нежно нащупывала пальцами скользкий от смазки член Петра, а он с каждым толчком прижимал ее пальцы к ольгиным губам.
Две женщины дуэтом стонали под яростным натиском двух мужчин. Женщины сосали, лизали, раздвигали пошире ноги, а мужчины попеременно вставляли свои члены в горячие отверстия трепещущих женских тел. Каждое их движение было нацелено на получение максимального удовольствия. Все ощущения концентрировались в эрогенных зонах, чувства которых обострились до предела. Музыка давно уже перестала звучать и гостинную заполняли страстные стоны, шумное дыхание, шлепки сталкивающихся тел и жалобный скрип дивана. В просторной комнате становилось неимоверно жарко...
Петр проснулся первым. Во рту было сухо и ужасно хотелось пить. Он медленно приподнялся и остался в сидячем положении. Голова не то, чтобы болела, но было ощущение, будто на нее надели чугунный колпак.
Петр огляделся. Стол был полон недоеденной закуски, телевизор включен, на полу беспорядочно валялась одежда. Сам Петр был голый и рядом лежала на животе голая Ольга, подтянув к себе колено и выставив голый зад. За ней лежала Марья. Халат ее был распахнут, оголяя объемные груди с темными сосками и гладкий живот. Она так и уснула, бесстыдно расставив ноги. Рядом с ней на боку лежал Федор. Из одежды на нем была только футболка.
"Да уж, - подумал Петр, - погуляли..."
Он встал и подошел к столу. Среди посуды стоял кувшин с вишневым компотом. Петр налил себе полный стакан и выпил, глотая мелкими глотками. По всему телу разливалась живительная влага. Он налил еще стакан. В этот момент зашевелилась Ольга. Она села на край дивана, уперевшись локтями в колени. Ее волосы свисали спутанными прядями, закрывая наполовину лицо. На голых увесистых грудях слегка отпечатался рисунок от диванной обивки.
- Доброе утро, - хрипло сказала она, - налей мне тоже попить.
Щурясь, она подняла глаза, взглянув на Петра. Несмотря на похмелье в ее глазах прыгали озорные искорки. Петр заметил, как ее взгляд остановился на его раскрасневшемся члене. Вслед за ней зашевелились Марья и Федор. Марья сладко потянулась, соблазнительно выпячивая свои и без того большие груди. Федор приподнялся на локте и уставился на нее, трогая свой обвисший член. Марья явно не оставляла его равнодушным. Затем он встал и подошел к столу, чтобы налить себе компота.
- Ну что? - спросил он, протирая глаза, не обращаясь ни к кому конкретно или ко всем сразу, - как самочувствие?
Никто не ответил. Петру показалось, что два голых мужика посреди комнаты выглядели несколько глупо, поэтому он натянул шорты, полагая, что Федор последует его примеру.
- Может выпьем? - снова подал голос Федор, разливая самогон по рюмкам, - чтобы полегчало...
Он поднял рюмку и замер, обводя остальных выжидающим взглядом. Ольга протянула руку, намекая, чтобы ей подали рюмку, а Марья лежала с закрытыми глазами и гладила пальцами пушок между своих расставленных ног. Ее красные губы были выставлены на всеобщее обозрение. Такая беззастенчивость была немного неприятна Петру, но было бы глупо устраивать сцены после совместной ночной оргии.
Друзья молча выпили и закусили.
- Ну что, - говорил Федор, пережевывая пищу, - было все замечательно и мы бы рады продолжить праздник, но нам с Ольгой надо еще готовиться к отъезду.
Марья, наконец, поднялась, запахивая халат.
- А когда вы уезжаете? - спросила она, зевая.
- Ну как, - недоуменно воскликнула Ольга, - я же говорила, что в понедельник утром.
- А... Ну да, - пробормотала Марья, собирая волосы в пучок.
- Пойдете нас провожать? - спрашивал Федор, натягивая штаны, - хоть попрощаемся...
- Обязательно, - коротко ответил Петр.
Ольга с Федором вышли на улицу. Петр вышел их проводить.
- Иди, - сказал жене Федор, - я сейчас приду.
Ольга пошла восвояси, а мужики закурили возле крыльца.
- Тут такое дело, - начал Федор, - мне вчера Галка, соседка Верки, рассказала, что Генка как-то прознал, что ты с Веркой был на весовой...
Он прервался, откашливаясь.
- И что? - хмуро спросил Петр.
- В общем, - продолжил Федор, - Генка сильно избил Верку. Галка со своим мужем отвезли ее в райцентр, в больницу.
На и без того хмуром лице Петра бешено заходили желваки.
- Я подумал, что ты должен знать, - пожал плечами Федор.
- Я понял, - сухо сказал Петр, протягивая руку.
- Ну ладно, - пожал его руку Федор, - давай... Увидимся...
Петр вернулся в хату мрачный. Марья, заметив это, пока старалась не лезть к мужу с вопросами, не понимая причины его состояния. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо. Петр молча налил себе полный стакан самогона и залпом выпил его, даже не закусив. Постояв немного у стола, он направился в кладовку. Вскоре, Марья услышала грохот железного оружейного шкафа.
- Что-то случилось? - встревожилась Марья, заглядывая в кладовку через дверь, - зачем тебе ружье, Петруша?
Петр достал ружье и внимательно осмотрел его со всех сторон. Это было помповое пятизарядное ружье двенадцатого калибра. Длинный ствол блестел качественным воронением, а удобный приклад, как влитой садился на плечо.
- Пойду ворон постреляю, - сухо отвечал он жене.
Марья понимала, что это просто отговорки. Петр, конечно, часто ходил на охоту, но он обычно готовился загодя, а тут, ни с того, ни с сего...
- Может не надо? - осторожно спросила она, - тем более, что ты пил сегодня.
- Ничего страшного, - ответил Петр.
Марья не хотела пускать мужа с ружьем вот так, с бухты барахты, но она знала, что если он что-то решил, то его уже не остановить. Поэтому она не стала стоять над душой, понадеявшись, что у него самого есть голова на плечах.
Петр задумчиво стоял перед шкафом. Внутри лежали три коробки с патронами. В одной была обычная дробь, в другой картечь, а в третьей пули. Петр потянулся за картечью, секунду помедлил и все таки взялся за пули. Он зарядил пять патронов, передернул затвор и поставил ружье на предохранитель. Затем он оделся, натянул болотные сапоги, закинул ружье на плечо и открыл входную дверь.
- Я уехал, - крикнул он жене и вышел.
Через несколько минут, убирая со стола, Марья слышала, как затарахтел мотоцикл и уехал прочь. В глубине души ее мучило какое-то тягостное предчувствие...
Петр полдня колесил по окрестным лесам и полям, по урочищам, разыскивая Геннадия. Погода была отвратительная. Все небо затягивали тяжелые тучи. Но Петра не останавливали ни лужи, ни грязь на размытых полевых дорогах, ни холод. Несколько раз он застревал в вязкой жиже, но что-то его неумолимо подталкивало и он каждый раз остервенело вытаскивал мотоцикл, продолжая свои поиски. Иногда даже приходила в голову мысль о том, что все это ему вовсе не нужно, что он излишне горячится. Ведь чужая семейная жизнь его совершенно не касается. Но когда перед глазами вставала картина, как здоровый мужик своими кулачищами безжалостно избивает слабую несчастную женщину... Пусть даже она в чем-то и виновата... Сразу начинали яростно ходить желваки и раздувались ноздри.
Хмель уже почти вышел и с голодухи начинала болеть голова. Заморосил противный дождь. Встречный промозглый ветер неприятно кидал холодные капли прямо в глаза. Петр не замечал, сколько он намотал километров, но он понимал, что скоро мог закончиться бензин, поэтому ему пришлось повернуть в сторону деревни. Петр скрипел зубами от злости и досады. Но когда он уже подъезжал к лесу, за которым была силосная яма, он вдруг заметил у кромки леса человека в зеленом камуфляже. Петр направился в его сторону. Проехав по грязной дороге, идущей под сенью облезлых ветвистых деревьев, Петр остановился метрах в пятнадцати от человека. Тот стоял к нему спиной, наклонясь над большим рюкзаком, стоявшим на мокрой траве. Он что-то искал или прятал. Когда подъехал мотоцикл, человек обернулся и Петр узнал в нем Геннадия.
"Опаньки! - подумал Петр, - на ловца и зверь бежит".
Внутри все напряглось, натянулось, а сердце застучало в груди, словно молот по наковальне. Петр уверенно взял из коляски ружье и спрыгнул с мотоцикла. Приближаясь к Геннадию, он заметил его коротенькую двустволку, прислоненную к дереву. Она стояла на расстоянии вытянутой руки от Геннадия. Петр держал свое ружье наготове, в правой руке, зажав приклад под мышкой. Он уже давно приноровился стрелять навскидку.
Геннадий нахмурился и выпрямился, повернувшись к Петру. По его лицу пролегли глубокие морщины.
- Чего надо? - грубо бросил Геннадий, угрожающе глядя изподлобья.
Петр остановился на некотором расстоянии. Он чувствовал, как от волнения предательски задрожала рука. Сердечный пульс гулко бился в виски, стремясь вырваться наружу. "Надо поскорее кончать с этим," - промелькнуло в его голове.
- Слышь, Геннадий, - хрипло сказал Петр, - помнишь, я предупреждал тебя?
- И что? - дерзко ответил Геннадий, сделав движение рукой к двустволке.
Петр инстинктивно вскинул ружье, снимая его с предохранителя, и нажал на спуск. Оглушительный выстрел прокатился эхом по всей округе. Дремавшие на ветвях стаи воронья сорвались в небо и тревожно закаркали...
Стоял солнечный июльский день. Деревня продолжала жить своей тихой и неторопливой жизнью. И с одной стороны, все было как обычно, из года в год, но с другой стороны, что-то постоянно менялось. Менялись люди, менялись отношения между ними...
На лавочке у забора, в тени высокой рябины, сидели две престарелые женщины, которые слыли в округе отъявленными сплетницами. Их главным занятием в свободное время было наблюдение за односельчанами и собирание всевозможных слухов. В своем любимом занятии они видели неимоверную важность и значимость. В то же время, это было их основным, а возможно и единственным развлечением среди скучных и серых будней.
- О! - воскликнула одна из них, с цветным платком на голове, - глянь, Ильинична. Верка идет. Уж три года, как схоронили Генку, а она все в черном платке ходит.
- Поди, как всегда, в церковь намылилась, - язвительно приговаривала вторая, с седыми волосами, собранными в пучок, - видать, кажный день грехи свои замаливает.
- А вон и Марья со своим сыночком пошла, - толкала в бок подругу женщина в платке, - вона, как ножками своими перебирает. А мордочкой - ну вылитый Федька!
- Петровна, - повернулась к ней Ильинична, - а Федька-то знает, что у него сынок народился?
- Да знает, шельмец, - махнула рукой Петровна, - Авдотья, мать его, денег Марье подкидывает, а сам папаша-то и в ус не дует. В городе-то совсем от рук отбился. По барам все шляется, да по бабам.
- А Ольга-то чего? - удивилась Ильинична, вытянув лицо.
- Да чего, чего, - отвечала Петровна, - разошлися они, вот чего, - она приблизилась к подруге и заговорила в полголоса, - Авдотья-то по пьянке сказывала... Так-то молчала, а по пьянке, вот, рассказала, что Федька с Ольгой в городе увлеклись... Ентим... Как его... Слово такое иностранное...
- Ну! - не терпелось Ильиничне узнать сокровенное.
- Свингерством, вот, - вспомнила Петровна, - ну, енто когда мужики бабами меняются... Вот и загуляли друг от дружки...
- Ох, да ты что? - прикрывала рукой Ильинична свой открытый рот.
- Ага, - кивала головой Петровна, - ну вот и разбежалися они...
- А что, Петровна, отец Александр-то к Марье все ходит?
- Ну да, - с видом знатока отвечала Петровна, - как Петра посадили, с тех пор и ходит. То все к Верке ходил, а теперь вот к Марье повадился...
- А Петр вернется, - охала Ильинична, - что будет-то?.. Он ведь горячий...
- Да он, вроде как, Верке пишет, - успокаивала Петровна, - глядишь, еще и сойдутся...
Две подруги сидели, вздыхая и покачивая головами.
- Слышь, Петровна, - хитро улыбнулась Ильинична, - а вот, кабы мне скинуть годков двадцать, так и я бы енто самое свингерство попробовала...
- Ты чего? - покосилась на нее подруга, - ополоумела что ли, старая?
- А чего? - мечтательно отвела глаза Ильинична, - я ж не последняя красавица была. Мужиками-то вертеть надоть...
- Тьфу ты! - сплюнула от досады Петровна, - дура ты старая...
Все персонажи вымышлены. Любые совпадения абсолютно случайны.