Когда я вышел из Почтамта, стало накрапывать. Я спрятался под переходной галереей и раскрыл зонт. Навстречу со стороны Конногвардейского переулка по заблестевшему от дождя тротуару шла женщина.
- Простите, - обратился я к ней, - здесь был когда-то молочный магазин...
Женщина, одного примерно со мною возраста, всматривалась в мое лицо. Кого пыталась она разглядеть? Того юношу, который должен был встречаться ей у выстроенных столбиками ящиков из металлических прутьев, ящиков с пустыми баночками из-под сметаны, с бутылками, полулитровыми - из-под кефира и литровыми - из-под молока? Или она видела сейчас себя - там, в почти неправдоподобном прошлом, юную, старшеклассницу, что бегала сюда каждое утро?
- Нет тут, - услышал я, - молочного магазина!
- Но раньше, лет 50 назад, был, я же помню!
- 50 лет назад, - вздохнула женщина, - много чего было...
Странно, но полвека пролетело как-то незаметно. И не так уж сильно все изменилось - вот мы сидели на прошлой неделе на набережной, пили кофе, ели мороженое, и я заметил, что на противоположном берегу всё остается по-прежнему. От Стрелки до Сфинксов ни одного, к счастью, нового здания, и даже выкрашены они всё в в те же знакомые тона: Меншиковский в желтый, Коллегии в красный с белым, и только наш, соседний корпус, из фисташкового превратился в бледно-зеленый, цвета пожухлой травы. Нет, я конечно знал, что там, в Академической столовой, теперь не поесть. А когда-то мы заходили туда прямо после занятий. 45 копеек за комплексный обед! - Правда, хватало его только на час, и уже подходя к дому, мы снова чувствовали себя голодными.
Я повернул назад. Почтамтский переулок тоже мало изменился - только перестал быть переулком Подбельского. Овощной на углу, в подвальчике, был открыт, впереди знакомо поворачивали к Манежу троллейбусы. Только пройти от бульвара проходными дворами, подойти к своему дому привычной дорогой стало теперь невозможно.
Это был непростой путь: слева от вечно запертых ворот - парадная розоватого дома с атлантами, несколько ступеней вверх, поворот направо, какой-то темный переход, ступени вниз, снова поворот... и вы уже в проходном дворе, в конце которого по правую руку находилась пышечная.
Сейчас этот проход оказался замурованным, знакомое здание на Конногвардейском перестроено, и мне пришлось делать крюк. Напрасно! Любимая пышечная превратилась в салон причесок.
- Давно, - улыбнулась мне девушка у кассы, - уже лет 15!
Значит, с тех пор , как мы заходили сюда в последний раз, прошло уже почти 20 лет? Ну, да - мы приезжали тогда в Питер на электричке, прячась от контролеров. И, оказавшись как-то на бульваре Профсоюзов, обнаружили, что в карманах нет денег, нет даже на пышки. И когда? - в день моего рождения! Мы не привыкли ворчать на судьбу. Но это показалось нам уже по-настоящему обидным.
Голодные, мы шли по Замятину переулку и вдруг увидели на выступе каменной ниши беспросветной серой стены маленький кошелек. Долго не открывали его. Рассуждали - что мы сделаем, если в нем окажется целая тысяча? А если две? Небеса насмешливы: в кошельке была только мелочь. Но ее все же хватило на пышки.
Наискосок от бывшей пышечной ворота дома №15, моего бывшего дома, оказались не заперты. Я вошел во двор. Окна второго этажа - мое окно, окна Марины Николаевны - были забрызганы известкой. По лестнице сновали не говорящие по-русски рабочие. Очевидно, здесь больше никто не жил.
- Дом расселили, - объяснил возникший из полумрака и пыли прораб, - а после капитального ремонта тут будет гостиница.
Я вернулся на улицу. Идти направо, к площади Труда, не хотелось: город здесь, за усадьбой Бобринских, внезапно кончался. Меня всегда поражало, что тут, рядом с центральными площадями, близ Юсуповского дворца и Мариинки - уже окраина.
Я повернул налево, мимо огромной чернильницы Исаакия, понуро стоявшей под бледно-серой промокашкой низкого неба. По Гороховой дошел до канала Грибоедова.
Это уже не мой квартал, но когда-то я сюда заглядывал часто: в бани у Красного моста, в аптеку на втором этаже на противоположной стороне улицы. Меня с детства восхищала дверь аптеки - огромная дубовая дверь с затейливой резьбой, с весело звеневшим колокольчиком. Я специально поднялся по лестнице, чтобы увидеть ее снова. На месте былого резного чуда стояла теперь обыкновенная дешевая пластиковая дверь! А где же старая?!
- Директор заменил ее во время ремонта. И правильно сделал: она была такой тяжелой, на пружине, и так громко хлопала!
Я ничего не ответил простодушной аптекарше. И белая дверь с автоматической доводкой беззвучно закрылась за моею спиной.