В лесу

Шамота Сергей Васильевич
В ЛЕСУ


В лесу собралась конференция. Ее темой было: дальнейшее снижение и спад производства, ухудшение уровня жизни животных и другое.
На пеньках расселись депутаты от лесных округов, представители разных видов животных. Председательствовал Лев. Он открыл конференцию вступительной речью:
— Всем делегатам,— начал он,— известно, зачем мы здесь. Эта конференция призвана выявить причины нашего плачевного состояния.
Раздался шумок:
— Не надо! Не так уж плохо!
Лев поднял лапу. Все замолчали.
— Я понял,— согласился он.— Немного неточно выразился. Я имею в виду причины их плачевного состояния.
По полянке пронесся легкий вздох.
— Итак. Наблюдается спад производства. И в ореходобывающей отрасли... И в рыбном хозяйстве... И... Кстати... от них — опять никого?..
Полянка внезапно дружно ответила:
— Снова! Игнорируют! Никого не прислали!
— Хорошо! — ответил Лев.— Мы решим за них. Спад охватил весь наш лесной массив. Нам надо выяснить причины такого непонятного еще явления. Вот сейчас давайте о нем и поговорим. Кто хочет первый? Давай, овца...
— Я вот хочу сказать...
— Овца,— прервал Лев,— что с твоим голосом? Ты — простыла?
— Я не овца. Я — волк.
— А-а... Зачем?!
— Для наглядности переоделся! Счас поймете! Предположим, мы — волки — превратимся в овец...
— Че шкура драная-то? — поинтересовался Лев.— Вся в дырках. Старая! Другой что ль, не было?! Страмота! У тебя же, я знаю, волк, и пещера хорошая — мы ж тебе дали... И Залесская есть, и много еще. Ты чего — вырядился, как попугай? Позор. Тьфу! Не волк, а — позор. Тьфу! — еще раз плюнул Лев,— и слушать тебя не хочу! Садись. Давай лучше ты,— Лев показал на рысь.— Раиса Михайловна, выходи. Ты говори лучше. А ты, волк, оденься пока ослом — у него шкура целее. Потом и поговорим.
Вышла Раиса Михайловна.
— Причину я назову такую. Вот. Снизилось производство лесных орешков — не стало белок. Не стало белок — и снег перестал. А там — и травы не растут, и... мор всякий. У меня лично — в погребе есть, а вот знакомая жаловалась — давно не ела косулинки. Да и зайчатинка перевелась: подалась из леса — на загранполя — там теперь.
— Точно-точно,— согласился Лев,— на стало белок — снег перестал... А переведутся птицы — мух с червяками не станет. Точно!
— Я сама видела! — поддержала Выдра Григорьевна.— Гляжу как-то... та-ащутся! С сумками... баулами, то есть... Обратно с полей идут. А в тех сумках — и горошек, и морковка — чего только нет! И в лесу все это реализуют нам! Обнаглели!
Лев округлил брови. Спросил:
— За какие шиши?
Выдра охотно пояснила:
— Люди сыпают в лесу гуманитарную помощь — соль и комбикорм. А мы его зайцам на их же — людскую, получается, капусту баульную и меняем! Такой круг: и зайцам хорошо, и нам. Тем и живем! Здоровья людям крепкого желаем...
— А я думаю,— сказал Осел Иванович,— дело здесь... причина, то есть, в аппетите! Вот говорят — волчий аппетит, говорят — зверский аппетит или — аппетит, как у Ль...
— Но-но-но!! — грозно прервал Лев.
— То есть... аппетит — как у тигра...— быстро поправился Осел и заискивающе улыбнулся.
Тигр значительно и пристально посмотрел на Осла. Тот сразу покраснел и тут же неожиданно-сильно побледнел — сбился. Но Лев его поддержал:
— Давай дальше!
— А я уже собств... в общем, надо, чтоб... Я хотел... тогда... всем хватит... Вот... я... и всё! — Осел Иванович снова заискивающе улыбнулся, повернувшись уже к тигру. Но тигр уже больше не смотрел — задумался, глядя куда-то вперед. На осла больше не глядел. Осел сильно струхнул.
Лев продолжил:
— В принципе — Осел прав: это тоже одна из причин их... Кх... М-мм...— Лев затрудняясь, как договорить, перевел.— Мы это оформим в законе! Когда аппетиты будут скромнее — будет изобилие.
— Вы плохие! — пискнул кто-то из ближнего леса. Водрузилась тишина. Но отвечать было не обязательно — подумаешь! Тем не менее, Лев, приготовившийся дать кому-то слово — отозвался:
— Это не мы плохие, это вы — неплохие.
Вот это честь!
— Вы дерьмо! — робкий писк и снова пауза. Представители возмущенно пожали плечами.
Не будем отвечать хамам — не будем, это низко.
— Тьфу на вас! — вовсе не грозный, просто жалкий писк.
Лев поддержал:
— Да-да! Мы тоже присоединяемся. Тьфу на них. Пусть знают.
Вышел Козел Иванович:
— Я считаю, что живем мы... то есть — они... плохо живут, потому что Белла Митрофановна не отдала Хорею Себастьяновичу два гриба. И мы теперь — козлы... то есть, я хотел сказать — они... остальные плохо живут! — бодро закончил он.
— Ну, а причем здесь — остальные? Ты что — грибами питаешься?..
— Могу и гриб съесть...
— Ты что, Козел Иванович, считаешь, что весь лес из-за них голодает, из-за грибов этих... Да ты — пропился! Что тебе-то с белкиного гриба?..
— С двух грибов... Белка Хорьку — два гриба, Сова Дрозду — четыре червяка, Бобер...
— Вот это — другое дело,— прервал Лев.— Теперь верю. Ясно. Сейчас издам приказ. Пусть Белка срочно отдаст Хорьку два гриба и Сова Дрозду — четыре червяка. Пусть также и Бобер рассчитается. И будет изобилие.
— Солнце заходит слишком редко,— вмешалась Сова.— я ничего не вижу. Похудела я. Вот и плохо.
— Врешь, Сова! — прокричала Ворона.— Я уже триста лет живу, а никогда не видела, чтобы солнце заходило так часто.
— А сколько вороны живут? — поинтересовался Лев.
— Триста! — крикнул кто-то.
— Понятно...— согласно покачал головой Лев.
— Врете! — захрипела Ворона — обиделась.— Пятьсот лет мы живем! А будем жить еще дольше!
— Хватит! — рявкнул Лев.— Голова от тебя уже болит! Зря говорят — мудрые птицы...
Закричала было снова Ворона, но ее затолкали.
— Так...— снова перешел на деловой тон Лев,— дальше давайте. Надо думать. Какие еще причины?
Спросили местного поэта-депутата:
— Почему так плохо, как считаете?
— Виноват песок речной.
Песок речной, такой сухой!
— Точно! — озарило всех.— И деревья качаются.
— А каковы мировые тенденции? — спросил Лев.
— Такие же!
— А значит,— подвел черту Лев,— улучшений на ближайшие два-три года — не предвидится. У нас — свои особенности. Будем ждать, пока птицы задом-наперед не залетают и рак на горе не свистнет. Рак на горе еще не свистел?..— спросил Лев у советников.
— Ожидаем на днях,— ответили советники.
— Вот-вот. Это будет нам первый звонок. Главное — не пропустить его.
— У реки,— крикнул Дрозд,— образовался овраг. А над ним — какая-то большая муха летает. Раньше их не было — оврага и мухи, а теперь — появились... Вывод один — муха виновата.
— И овраг! — крикнул кто-то.
— Виновата река! — прокудахтала Курица.— Течет куд-куда? И очень ко-ко-ко-мокрая она.
— Бр-р-р! — подхватил Петух.— Она действительно мокрая! Можете убедиться сами. Права моя жена.
— То, что Курица и Петух не любят воды — я не удивлен,— сказал Лев,— но река действительно — мокрая. Все согласны?
— Все! — раздался дружный возглас.
— Она жена тебе? — вдруг перескочил Лев.— Очень оригинально! — задумался он.— Докатился...
Все засмеялись.
Лев поднял лапу. Полянка постепенно утихла. Под чье-то сдержанное хихиканье Лев уверенно сказал:
— Овраг мы засыпем. Глядишь — и муха улетит, да и река не такая мокрая будет. А там и до изобилия совсем рядом.
А в это время обсуждение продолжалось. Вышел Бобер Николаевич.
— Не стало рыбы,— простуженно начал он.— Ушла. Рыба, она любит чистую воду. Одну из тех, что остались, я вчера съел — теперь горло болит... Очень болит горло.— Бобер Николаевич потрогал горло, грустно просипел: — Отравленные они. Я сети пустил поперек — хотел выгнать, а они снова возвращаются... Те, что остались — не хочут уходить. Нигде жить не могут, как только в нашей вонючей воде, здесь, значит...— Бобер почесал бок, переступил с ноги на ногу.
— Ну, так что же? — спросил, пожав плечами, Лев.— Что ж с того?
— Не знаю,— коротко ответил Бобер,— только плохо очень. Бедую я.
— Да, у рыб очень развито чувство Родины. А ты, Бобер... как там тебя...
— Николаевич...
— Да ты подожди,— сощурился Лев,— мы тебе место другое подыщем... поменяем. Как там у тебя, насчет Родины?
— Нормально.
— Ну, вот...
— Спасибо.
— А с рыбой что делать? — раздались взволнованные голоса с полянки.
— От них — никого еще? — Лев даже привстал, глядя в землю под пеньками.
— Нет! — дружно ответили звери.
— Ну, что ж... Я думаю, никто возражать не будет, если мы пока поможем хотя бы — им? — Лев оглядел присутствующих. Всем очень хотелось помочь благородным рыбам. Все молча ждали, как Лев предложит им помочь.— Предлагаю помочь рыбам, кто чем может.
—Я,— сказала Коза Никитична,— отнесу им свой кал. Вот все говорят — "козий кал, козий кал..." А я возьму да и отдам. Мне ничего не жаль,— Коза Никитична вытерла глаза платочком — отвернулась. Ей было стыдно, что все видят, как она плачет.
— А я, — сказала Корова,— дам им консервную банку, что на шее вместо колокольчика болтается, и свои "блинчики".
— Так уж и "блинчики",— бодро поправил Лев.— Блины!
— Да,— грустно согласилась Корова,— блины. Мне тоже не жалко...
— Да,— прервал Лев,— у рыб очень развито чувство Родины. И это очень символично, что мы именно им так хорошо помогаем. После того, как в водоем "сходят" Коза Никитична и Корова Григорьевна — рыбы точно уже никуда не уйдут.
— Григорьевна я...— промычала ни с того, ни с сего Корова.
Лев как-то странно посмотрел на нее.
Но тут поднялась целая буря. Всем захотелось отличиться.
— Мы все сходим!! — заорали звери. Они тоже были патриотами...
Лев благодарно и тихо сказал:
— Спасибо. Тогда рыбы тем более никуда не денутся. И теперь уже не только из благодарности. Спасибо...— еще раз приглушенно повторил он.— Рыбы этого сказать, понятно, не могут.— Лев обвел всех доверительно-понимающим взглядом,— позвольте, это сделаю я.
С криками "ты наш царь!", делегаты устремились к пруду. Кто — нагадил, кто кинул кулек с нечистотами, кто — банку. Всем было не жалко. Все были патриотами. По воде расплылось большое черное пятно. Из пруда с благодарностью, молча, снизу вверх глядели рыбы. Некоторые уже — сверху вниз.
Конференция подходила к концу.

1995 г.