Форма и суть

Наталия Май
               

                о героях романа Л.Толстого «Анна Каренина»



Люди тяготеют к той или иной форме общественных отношений, которая им импонирует, и часто представляют себе свою жизнь в тех или иных рамках, стандартах, форматах. Герои девятнадцатого века – Вронский, Каренин, Левин – тяготели к разным формам бытия. Вронский – к светскому лоску и блеску офицерства, Каренин – к официальной религиозной церемонности, Левин – к простой жизни крестьянства. Самым внутренне свободным человеком был Левин, который во всем искал суть и не склонен был слишком уж очаровываться формой, Вронский и Каренин форму любили. И свою жизнь пытались заключить в ту или иную определенную рамку. Но интересным в них является именно то, что просвечивало сквозь эту рамку, – способность к глубине сопереживания, духовные прозрения, озарения.

Самым популярным героем романа не случайно является Вронский, который больше всех приковывает к себе женские сердца. Та форма, которую он воплощает, является одной из самых притягательных для женщин в этой книге и среди читательниц. Они куда меньше тяготеют к чопорному набожному чиновнику или «простецкому» землевладельцу, им нравится щегольство и удальство великосветских военных. И естественно Толстой делает такого персонажа героем-любовником. Отчасти в этом проявилась ирония автора: «Главная же причина, почему принц особенно был тяжел Вронскому, была та, что он невольно видел в нем себя самого.  И то, он видел в этом зеркале, не льстило его самолюбию. Это был очень глупый, и очень самоуверенный, и очень здоровый, и очень чистоплотный человек, и больше ничего. Он был джентльменом – это была правда, и Вронский не мог отрицать этого. Он был ровен и неискателен с высшими, был свободен и прост в обращении с равными и был презрительно добродушен с низшими. Вронский сам был таковым и считал это большим достоинством; но в отношении принца он был низший, и это презрительно-добродушное отношение к нему возмущало его. «Глупая говядина! Неужели я такой?» - думал он».

Вот его взгляды, сформулированные автором: «Свод этих правил обнимал очень малый круг условий, но зато правила были несомненны, и Вронский, никогда не выходя из этого круга, никогда ни на минуту не колебался в исполнении того, что должно. Правила эти несомненно определяли, - что нужно заплатить шулеру, а портному не нужно, - что лгать не надо мужчинам, но женщинам можно, - что обманывать нельзя никого, но мужа можно, - что нельзя прощать оскорблений и можно оскорблять и т.д. Все эти правила могли быть неразумны, нехороши, но они были несомненны, и, исполняя их, Вронский чувствовал, что он спокоен и может высоко носить голову».
 
Человека, на первый взгляд, достаточно ординарного, стереотипно мыслящего меняет серьезное чувство, на которое он оказался способен. Но меняет не полностью, а на какой-то период, когда он сопереживал любимой женщине, чувствовал ее. Но, разрушив одну форму общения с миром, он создал другую – не менее блестящую, став богатым землевладельцем, общественным деятелем, филантропом, который с готовностью откликается на все модные тенденции своего времени, не мучаясь, подобно Левину, несоответствием формы и сути, а увлекаясь формой и достигая в желании ее совершенствовать подлинного размаха. Это-то и разрушило его отношения с Анной, которая почувствовала, что отринув одну форму взаимоотношений (со своим мужем), она попала в тиски другой. И стала еще менее свободной, чем раньше. По-человечески ей ближе всех именно Левин, который всегда, во всем ищет суть.
 
Здесь сказались собственные авторские отношения к прогрессу и филантропии, заимствованию форм жизни из Европы, игнорируя российскую реальность и самобытность. Левин пытается разобраться, что на самом деле нужно простым людям – а их потребности отличаются от того, что им приписывают разного рода благодетели. Если дать людям образование, не дав возможностей реализации своих знаний, то это будет зло, а не благо, потому что народ станет несчастнее. Какие именно знания необходимы и в какой исторический момент их нужно давать? Как сочетать особенности менталитета русского крестьянина с новыми формами взаимоотношений хозяина и наемного работника? Левин пишет книгу о крестьянском вопросе, пытается разобраться, но не находит у современников понимания. Для Вронского все очень просто – надо копировать те формы, которые входят в моду за границей, и придавать своей затее особенный внешний блеск, теша тщеславие, желая затмить всех прочих, чего он с легкостью достигает, учитывая размеры его состояния. При этом он слывет «скупым барином», не позволяя ввести себя в лишние расходы тогда, когда это ему совершенно не нужно.

Алексей Александрович Каренин, который на протяжении жизни достаточно формально относился к религии, хотя и считал себя истинно верующим, испытал настоящее религиозное чувство в тот момент, когда всей душой пожалел и простил жену и Вронского и даже полюбил их ребенка. Никто не считал его способным на это, в нем видели только форму. Он всех поразил. Но не нашел понимания, потому что как не все способны сильно влюбляться, так и не все способны по-настоящему прощать. Евангельская высота, на которую поднялся было его дух, осветила его жизнь, но на короткий период: «Он у постели больной жены в первый раз в жизни отдался тому чувству умиленного сострадания, которое в нем вызывали страдания других людей и которого он прежде стыдился, как вредной слабости; и жалость к ней, и раскаяние в том, что он желал ее смерти, и, главное, самая радость прощения сделали то, что он вдруг почувствовал не только утоление своих страдания, но и душевное спокойствие, которого он никогда прежде не испытывал. Он вдруг почувствовал, что то самое, что было источником его страданий, стало источником его духовной радости, то, что казалось неразрешимым, когда он осуждал, упрекал и ненавидел, стало просто и ясно, когда он прощал и любил». Полностью переродиться этот человек не смог. Понять, в чем разница между христианством формальным и истинным.

И его одиночество, дальнейшее желание увлечься модными религиозными учениями, под влиянием графини Лидии Ивановны (о чем автор пишет с несомненной иронией) объяснимо по-человечески – больше никто его в тот момент не поддержал.  А не настолько этот человек был силен, чтобы выстоять в одиночку и вынести все насмешки и непонимание, осуждение света и нежелание самой Анны проникнуться его мыслями и чувствами. Потому что чувство вины было для нее убийственно, и она гнала его от себя, пытаясь оправдаться тем, что находила у мужа недостатки, или убеждала себя, что не верит в его искренность. Так ей было легче выжить в определенный момент. Но это углубило пропасть между ней и мужем, приведшую к полной потере взаимопонимания и желания слышать друг друга неискаженно.

Левин с удовольствием смотрел на работающих крестьян, считая их жизнь эталоном естественности и не любя все городское, светское, искусственное, как он считал. Но при этом все же утонченность, изысканность имели свое очарование для него – он в деревенских девушек не влюблялся, допуская мысль о женитьбе на одной из них только теоретически.  Увидев Кити (сочетание естественности с необходимой для него толикой изящества), он эту идею мгновенно отметает. Хотя при этом имеет отвращение к дамам полусвета, воспринимая их как искусственные цветы, ненавидя их развязность и позерство. И Анну он воспринял как существо, не вписывающееся ни в какие стереотипы и не выносящее фальшь – так же, как и он сам.

Левин – это мировоззрение, сумма взглядов (хотя и не закостеневших, а живых, подвижных, как и его собственная натура), Вронский, несмотря на свои многочисленные увлечения, воспринимается ей иначе: «Для нее весь он, со всеми его привычками, мыслями, желаниями, со всем его душевным и физическим складом, был одно – любовь к женщинам…» Или – любовь к ней одной, которая единственная была настоящей, не вписывающейся ни в какие придуманные той или иной средой правила. И только здесь проявилась божественная искра в душе Вронского, тогда как во всех других своих проявлениях он был обычен, типичен.

Так что понятно – из всех трех героев именно неверующий Левин ближе всех к богу по сути, хотя и не думает о необходимой форме в виде ритуалов, обрядов и церемоний. Поиски во всем сути – это и есть подлинная индивидуальность души героя. Поэтому и не спокоен Левин, он мечется, жизнь – его поиск правды, истины в последней инстанции, не может он удовлетвориться формой. И Анну больше всего во Вронском раздражает именно это спокойствие, отсутствие сомнений в подлинности своего пути, призвания, смысла своей жизни и отношений с окружающими. Она говорит ему: «Я ненавижу твое спокойствие». Это толстовская особенность – его любимые герои подвержены лихорадочной работе мысли, метаниям, колебаниям, нервным срывам, они живут на высочайшей ноте напряжения. И Вронский импонирует автору не тогда, когда он спокоен и самодоволен (его типичное состояние), а в момент неуверенности – и только чувство к Анне породило в нем это состояние, сделав его человечнее, теплее, подлиннее по сравнению с тем, каким он был раньше, и каким снова стал становиться, когда пик его увлечения ею прошел.

Это сложнейший роман, никто из героев – не идеал и не образец, но никто и не монстр. Каждый персонаж выражает определенную идею автора, который хотел показать, как люди вырастают из привычных рамок (Вронский, Каренин), но лишь частично, будучи не в состоянии преодолеть влияние той или иной среды полностью. Или пытаются создать свои собственные (Левин, Анна).