Вначале девяностых осенью устраиваюсь на работу в аэропорт. Отдел кадров выдаёт направление на медосмотр. Кадровики аэропорта настойчиво обращают моё особое внимание на две новые графы в документе, которые появились по указанию свыше совсем недавно – отметки наркотического и психиатрического диспансеров о состоянии на учёте. Это замечание особого беспокойства у меня не вызвало, поскольку ни в одном из указанных выше скорбных заведений на учёте я никогда не состоял.
На следующий день я уверенно и очень оперативно прошел общую медкомиссию по сценарию – жалобы есть? – жалоб нет, быстренько взял справку из наркологического диспансера и отправился на улицу, названную в честь величайшего мозговеда Бехтерева, в гости к психиатрам.
В регистратуре находились несколько медсестёр, которые неторопливо копались в карточках пациентов, измученных душевными хворями. На боевом посту в окошке прозрачной конуры возвышалась довольно крупная женщина совершенно непонятного на первый взгляд возраста, с уникальным взглядом на мир.
Правый её глаз угрюмо и неподвижно смотрел мимо тебя в правый угол, левый же всё время непрерывно перемещался с твоего лица на потолок и обратно, как будто бы пристально следил за стремительно летающей по этому маршруту неутомимой мухой. На выдающейся переносице находились огромные очки в толстой роговой оправе.
Но лицо её было обращено прямо на тебя, она разговаривала слегка свысока, видимо с присущей этому специфическому лечебному заведению надменностью. Какое-то пока смутное чувство неосознанной тревоги поселялось в душе при первом же взгляде на эту колоритнейшую представительницу общества мозгоправов. Это был символ, можно сказать, лицо нашей психиатрии!
Как можно вежливее негромко здороваюсь и объясняю причину визита. Мне всего лишь нужна отметка о том, что я не состою на учёте у психиатра.
- А вы сколько лет стояли на учёте и когда вас сняли с него? – недружелюбно спрашивает меня охотница на мух, неторопливо поворачиваясь к стеллажам с карточками душевных страдальцев и начав там какие-то поисковые работы, сопровождающиеся интенсивным бумажным шебуршанием.
- А я никогда не состоял у вас на учёте, - пока совершенно безмятежно отвечаю я.
- Так как же я вам дам справку о том, что вы не состоите, если вы раньше не состояли, - отвечает мне она ещё более недружелюбно. Я начинаю медленно распаляться, но, помня, где нахожусь, сдерживаю себя и максимально спокойно говорю:
- Ну вот и дайте просто справку, что не состоял и не состою.
Дама резко вскидывается, недовольно поводит широкими плечами под халатом и уже с повышенными тонами отчитывает меня, что не надо всяким непонятным посетителям, которые сами не знают, чего хотят, ей указывать, как выполнять свою нелёгкую и ответственную работу:
- Если человек раньше состоял на учёте, и был с него учёт в дальнейшем снят, тогда и справку ему можно дать. Но это нужно проверить тщательно! А если состоит сейчас, пусть не пудрит мозги работникам и записывается на приём к врачу. А если не состоял, то и справки ему не видать!
Все мои робкие пока возражения о том, что никто ей никто и не думал ничего указывать, что это требование предоставить справки от нарколога и психиатра только вчера появилось, разъяряют её окончательно и она начинает, громко возмущаясь, энергично искать мою карточку среди многочисленных дел душевнобольных, крепко сжимая в руке моё несчастное направление в псих диспансер. Я понимаю, что ситуация стремительно выходит из-под контроля и решительно требую вернуть мне направление, приду к ним в следующий раз.
Это окончательно её выводит из себя, она мгновенно вскипает, словно огромный самовар, уже почти орёт на меня во весь голос и её постоянно ищущий воображаемую муху глаз с бешеной скоростью вращается и яростно сверкает из-под очков.
На возникший шум неожиданно и совершенно бесшумно появляется пожилой довольно упитанный доктор, точь-в точь как в «Кавказской пленнице», в белом халате и шапочке и тихим вкрадчивым голосом интересуется, что собственно происходит.
Я хватаюсь за так вовремя возникшую соломинку и пытаюсь, пока регистраторша переводит дух, коротко изложить суть моего появления у них. Но душевный доктор решительным жестом руки останавливает меня и ласково спрашивает у запыхавшейся и раскрасневшейся от прилива эмоций боевой психической подруги:
- Милочка, чего же хочет этот молодой человек?
Медсестра немного успокаивается и говорит:
- Он хочет выписку из карты, а я его карту никак не могу найти.
Я пока воспринимаю этот балаган с небольшой долей юмора – ну не каждый же день ты в дурдоме побеседуешь с врачами, которые определённо по своему состоянию очень недалеко ушли от своих пациентов! Ведь как любят говорить психиатры, у нас здоровых нет, есть необследованные!
Тихий доктор поворачивается ко мне и шепчет:
- А вы, собственно, на какое время и к какому доктору на приём записывались?
Я, собрав всё свои остатки спокойствия, отвечаю:
- Мне не нужно на приём, мне нужна справка, что не состою у вас на учёте.
- А вас, когда, собственно, сняли с учёта?
- Да я не состоял никогда у вас на учёте, уже громче говорю я.
- Не надо только волноваться и кричать, - по-прежнему тихо и ласково шепчет доктор, - пройдёмте в мой кабинет, я вас сейчас приму без очереди.
По спине пробежала первая холодная струйка пота, и я украдкой оглядываюсь в поисках двери на выходе, чтобы при возможности побыстрее шмыгнуть на волю.
- Я никуда не пойду, я совершенно здоров, уже громче говорю я. Справку мне дайте!
- Сейчас побеседуем с вами, проверим картотеку и дадим справку, - совсем доверительно, твёрдо взяв меня под локоток и уверенно подталкивая к своему кабинету, бархатисто, совершенно не повысив голос, убедительно шепчет психиатр. Деваться мне некуда, и я подчиняюсь этой мягкой силе, неохотно бреду перед ним в кабинет мозговеда.
Кабинет огромных размеров, тяжёлая мебель тёмного оттенка. В кабинете гуляет лёгкий летний ветерок, лениво шевеля шторы на больших окнах. Мой взгляд сразу упирается в массивные кованые решётки, которые намертво закреплены на окнах.
Я осторожно присаживаюсь на стул, пытаюсь тихонько сдвинуть его чуть подальше от стола. Он оказывается намертво привинченным к полу. Айболит лёгким привычным жестом вынимает бланк из ящика стола и начинает его неторопливо заполнять.
- Фамилия? - ласково спросил мозгоклюй.
Что-то сразу же очень неприятно заныло в груди. Никогда ещё в жизни простейший вопрос о моей фамилии не вызывал у меня приступа необъяснимого животного страха. Поработал в аэропорту, ну твою же мать, – мелькнула досадная мысль. Сейчас заведут дело и писец. Со справкой из дурки и в тюрьму не во всякую примут, а не только в аэропорт.
Совсем некстати в памяти всплыла история, рассказанная моим машинистом, с которым мы отработали пару лет на грузовых поездах. Его хороший знакомый учился в техникуме, давно и уже довольно глубоко дружил с девчонкой. Отношения их медленно, но уверенно продвигались к Загсу. Наступала пора призыва в армию. Но служить срочную парень желанием не горел.
Здоровьем он обладал далеко не богатырским, к тому же вовсю разгоралась война в Афгане, тревожные новости о которой так же оптимизма совершенно не внушали, на родину возвращались молодые красивые ребята или искалеченные, или в цинковых ящиках. На очередном званом ужине у родителей невесты, когда очень ожидаемо всплыла тема призыва, потенциальная тёща очень вовремя вспомнила о давней школьной подруге, закончившей мединститут.
Не откладывая дело в долгий ящик, быстренько созвонилась с ней, встретилась и через неделю проблема нежеланного призыва в ряды организации, властно сжимающей штык мозолистой рукой на всём протяжении от тайги до британских морей, за определённую сумму была решена. Парня через неделю повесткой вызвали в военкомат, строгий майор дикторским голосом торжественно и трагично объявил о невозможности в настоящее время призыва в советскую армию товарища Пупкина и вручил ему белый билет.
Парень пару месяцев от всей души радовался, по очереди провожая своих невезучих друзей отдавать долг Родине. Радость ушла стремительно и безвозвратно, когда он проходил медкомиссию для устройства на работу. В его личном деле, заботливо отредактированном старинной подругой будущей тёщи, было указано серьёзное психическое заболевание. О нормальной ответственной работе ему следовало забыть.
-А вам зачем моя фамилия, попытавшись успокоиться, как можно спокойнее спросил я.
- Да вы только не волнуйтесь, это чистая формальность, снова попытался ласковым бормотанием усыпить мою бдительность психический Айболит. Вы мне расскажете сейчас, что вас тревожит… Мы побеседуем, дадим вам справочку и пойдёте себе по своим делам. Вас же тревожат какие-то проблемы, вот о них мы с вами и поговорим. Ну не может же быть, чтобы здорового человека, каким вы и являетесь, совсем ничего не волновало. Согласитесь, это было бы очень странно. А вы что, лётчиком устраиваетесь, если пришли к нам за справкой? - врач прямо убаюкивал меня своим монотонным гудением.
- Да каким лётчиком, водителем на телескопический трап.
- А с каких это пор водителей направляют к нам на обследование?
- В кадрах сказали, пару дней назад внесли изменения, теперь к вам всех вновь устраиваемых будут направлять за справками. И сейчас меня, доктор, тревожит только одно, что вместо бумажки с вашим автографом и надписью о том, что не состою у вас на учёте, очень легко могу получить от вас в подарок лошадиную дозу успокоительного и смирительную рубашку. Ну и с мечтой о здоровой жизни и нормальной работе стоит навсегда распрощаться прямо здесь и сейчас.
Доктор с интересом взглянул на меня и хмыкнул. После этого потихоньку разговор перешёл на профессиональные темы. Успокоившись, я ввернул фразу о службе в армии, очень ожидаемо доктор расспросил меня о том, где и в каких войсках служил. Ну а когда я начал нести пургу о ракетных войсках и о том, что служил в карауле постоянно с боевым оружием, доктор заметно подобрел и откинулся в кресле.
Только после этого он расслабился и набрал номер на телефоне. Буркнул что-то в трубку, через минуту дверь приоткрылась, стремительно зашла снайперша по мухам из регистрации и выжидательно скрестила руки на необъятной груди.
- Дайте парню, милочка, справку о том, что он не состоит у нас на учёте. Я подпишу, - прошептал самый спокойный из психиатров. К тому же он и раньше не стоял у нас на учёте.
Милочка на удивление спокойно отнеслась к словам начальника, не переспросила ничего, даже её глаз снизил скорость вращения, видно за тихими манерами начальника скрывался стальной характер. Я радостно попрощался с врачом, тихонько вышел вслед за ней из кабинета и уже через пару минут был обладателем заветной бумажки.
На всю жизнь я очень отчётливо запомнил тёплое летнее солнце, лучи которого пробивались через кроны сосен и пенье птиц, когда я с огромнейшим облегчением вышел на волю из жёлтого дома на улице Бехтерева. Это было очень яркое ощущение вернувшейся к тебе свободы, которую минуту назад очень легко можно было потерять.