назад, Глава 18. День после ночи: http://www.proza.ru/2017/08/25/589
– Конечно, мы рискуем попасть в штиль этой ночью, – говорил Муми-папа. – Мы
могли бы выйти сразу после обеда. Но в этом случае мы должны дождаться заката.
Начало путешествия так же важно, как первые строки в книге: оно определяет
всё. – Он сел на песок рядом с Муми-мамой.
– Посмотри на лодку, – сказал он. – Посмотри на «Приключение». Лодка в ночи –
чудесное зрелище. Штормовой фонарь сияет на мачте, берег исчезает за спиной,
в то время как целый мир погружен в сон... – вот так надо начинать новую жизнь.
Ночное путешествие прекраснее всего на свете.
– Да, ты прав, – согласилась Муми-мама. – Поездку совершают днём, а в
путешествие отправляются ночью.
Туве Янссон, «Муми-папа и море»
...И вечно длящаяся здесь темнота...
Папа разжёг фонарь, который так предусмотрительно мама затолкала ему в рюкзак, и с улыбкой осмотрелся. Стало гораздо уютнее. Малыши, как он их всё ещё называл, сидели на какой-то ветхой древесной завалинке, с ног до головы покрытой мхом, блаженно вытянув лапы и в полудрёме полузакрыв глаза.
Они прошли, наверное, стадий пять. Хотя, конечно, расстояния здесь были совсем иные, чем они привыкли, да, кроме того, и самое время, кажется, тоже было здесь иным.
Но они принесли с собой свой мир, вот, например, фонарь и огромные рюкзаки, они шли так тихо и внимательно, и, словно учитывая всё это, лес расступался перед ними. По крайней мере так это выглядело.
Однако всё равно было темно.
– Ну что, давайте устраиваться на отдых, – сказал папа Бобреус. – Всё равно не видно, день снаружи или ночь, а вы уже устали.
Малыши не возражали. Они, наверное, уснули бы сидя.
Но папа вытащил из рюкзака палатку, надувные матрасики и подушки, шерстяные одеяльца – нет, сколько пришлось всего тащить, а вот, поглядите-ка, всё пригодилось!
– Интересно, видит ли нас мама? – пробормотал, спя на ходу, толстый Бобруальд.
– Да, кстати, – сказал папа. – Завтра нам обязательно надо найти открытое место и разжечь сигнальный костёр.
– Или сделать его... – добавил Боброломей, вслед за Бобруальдом вползая в палатку.
– Кого – «его»? – спросил папа.
– Ну... открытое ме... – услышал он из палатки. Боброломей уснул.
Папа вздохнул и на порожке палатки сел на перевёрнутое ведёрко. Нужно было хорошенько всё обдумать, что делать завтра и куда идти.
– Так... – сказал он, доставая план. – Мы, наверное, примерно здесь... А может, здесь... Ладно, это не очень важно... – Он достал компас и долгое время что-то вычислял. – Нет, всё же, наверное, здесь... Где-то вот тут я видел место пореже... Тут можно разжечь костёр, – он делал на карте карандашные пометки. – А тут повернуть в сторону плотины... Хорошо.
Он свернул карту, сложил всё в рюкзак, потушил фонарь и со слипающимися глазами наощупь влез в палатку. Последним движением лапы установил в дверях сторожок. Через секунду он спал.
...Утром (если это было утро) они увидели всё ту же темноту или, скорее, какой-то сероватый мрак. А может быть, полумрак. Здесь как-то быстро забывалось, какой он на самом деле, свет.
Боброломей вылез из палатки и зевнул. Что-то хлопнуло крыльями и исчезло, Бобриан резко обернулся, но никого не успел увидеть. Только вдалеке серый полумрак менял тона, как бы перетекая из одного серого в другой – словно по ровной поверхности серого желе шла волна.
Сон сразу пропал. Боброломей нырнул в палатку.
– Папа! Пап! – тряс он за плечо отца.
– А? Да! – вскочил Бобреус и шваркнулся головой о висящий на серединном шесте фонарь. – Ай! С-с-с... – зашипел он, потирая макушку. – Что случилось?.. Фонарь-то хоть цель? – бормотал он, не слушая ответа. Он вылез с фонарём на улицу и стал рассматривать, всё ли в нём цело: и стекло, и фитильное устройство, и регулятор... – Фу-у... Вроде всё цело, – заключил он осмотр. – Так что случилось-то?
Боброломей стоял рядом, обиженно глядя в землю.
– Мне кажется, за нами следят... – медленно и со значением проговорил он.
– Да? – сказал Бобреус и отнёс фонарь в палатку. Потом снова вышел с ним на улицу, бормоча: – Всё равно ведь собираться...
Потом сел на оставшееся здесь со вчерашнего дня ведёрко и задумался.
– А что ты видел? – наконец спросил он.
Боброломей уже сидел рядом с палаткой и кидал какие-то камешки в ствол ближайшего дерева. Кора глухо тукала в ответ.
– Птица, – сказал Боброломей, прекратив упражнение. – Я видел птицу... Но... это была не такая птица, какие встречаются у нас... Я думаю, это хищник.
– Гм!.. – пробормотал Бобреус. – Ты знаешь такие слова?.. Да... Что делать – дети теперь... Гм!.. Ну... я думаю... надо идти дальше, – заключил он.
Боброломей фыркнул и пошёл чистить зубы. Бобреус посмотрел на его спину, почесал в затылке. Вздохнул и тоже стал умываться.
Последним из палатки вылез Бобруальд. Это уж конечно – иначе быть и не могло.
– Ой-й... – прокряхтел он, выпрямляясь на пороге палатки. – А что у нас на завтрак?
– Иди умывайся – «завтрак»! – кинул ему Боброломей. Сам он уже заканчивал делать зарядку. Спортсмен таки.
Бобруальд нехотя поплёлся умываться. Папа тем временем на примусе заварил мюсли. Воды во флягах было ещё довольно много.
Они позавтракали без аппетита и, собрав всё, пошли вперёд, еле-еле передвигая лапами. Всё-таки такие пешеходные нагрузки были им не совсем привычны. Папа по компасу следил за направлением.
– Если только здесь действительны показания компаса... – пробормотал он, сверяясь с ним в очередной раз.
– Что? – тревожно спросил Боброломей.
Папа не ответил.
– ...Ну вот, наверное, здесь, а? – спросил папа у сыновей.
Физиономии их как будто стали чуть веселее. Приключение всё-таки.
Лес заметно поредел, и где-то впереди глухо слышался шум реки.
– Может быть, дойдём до реки? – спросил Бобруальд. Ясно, он просто хотел поплавать, а ещё, наверное, думал, что здесь полно сладкой осоки, да и осинки там растут...
– А я думаю, папа прав, – серьёзно проговорил Боброломей. – Не надо зажигать костра у реки.
– Это почему это? – Бобруальд иногда отличался упрямством.
– Так... Там его уже будет слишком хорошо видно... И не только сверху.
Бобреус, чуть улыбаясь в усы, слушал диалог сыновей. Действительно, парни незаметно как стали совсем взрослыми. Каждый со своим характером...
– Ну что решили? – спросил он.
Сыновья растерялись – ведь решать-то должен был отец.
– А... э... так... наверное, надо повалить дерево – а то ведь и неба не видать... – наконец промямлил Боброломей.
И тут же попытался начать.
– М-м-м!.. – замычал он, хватаясь за рот. – Бобруальд, посмотри, у меня зуб не откололся? – показывал он зубы брату.
– Да вроде нет... – хмуро сказал Бобруальд. – Может, всё-таки у реки?
– Я думаю, дерево всё же нужно повалить... – сказал вдруг Бобреус. Лицо его стало серьёзным, даже несколько печальным. – Это послужит потом приметой направления, когда... Нужно только валить его в сторону водопада, чтобы знать, куда потом... – Он, не договорив, полез в рюкзак. – У меня тут есть одно приспособленьице... Фух! – выпрямился он с какой-то штукой в руках. – Эти деревья не для наших зубов, да и, думаю, ни для чьих... Помогите-ка мне!
Они обернули ствол дерева какой-то цепью с длинными шипами.
– Так... теперь надо затянуть... Хорошо. Крутим вот здесь...
Они крутили, наверное, полчаса. Шипы вошли в дерево до конца. Цепь извивалась, толкая его то туда, то сюда. Ствол трещал, но не двигался.
– Крак! – сказал наконец один край, и тут же по поверхности ствола пробежала сеть трещин.
– Видишь, какое оно? – пропыхтел папа Боброломею. – Камень... Его не грызть, а ломать... Так. Теперь смотрим, куда оно наклоняется... Хорошо! Всё правильно! Теперь отходим! Быстрее!
Дерево дрогнуло и медленно, затем всё быстрее падало, трещали сотни сучьев, и... рухнуло с грохотом, проломив своей кроной края крон нескольких рядом стоящих деревьев. В кажущейся недосягаемой высоте показался кусочек неба.
– Смотрите, и нашу Смотровую скалу видно! – не удержался и крикнул Боброломей.
– Слушайте, мне надо искупаться, – сказал Бобруальд, утирая пот. – Я так не могу.
– Знаешь, Ру, малыш, – устало сказал папа. – Всё-таки сначала костёр. Посмотри – кроны начали смыкаться.
И действительно, это было заметно.
Но они успели. По крайней мере думали, что успели. Лишь бы только был кто-то теперь на Смотровой скале... И лишь бы... Но как он догадается сказать маме Бобрии? Они не думал об этом. Наверное. Во всяком случае, не говорили.
Они сидели у костра, подкидывая ветки поваленного дерева, и ждали, пока сомкнутся кроны. Вот ветки ломались довольно хорошо. Хотя, может, это только у поваленного дерева?
Всё. Неба уже было не видно.
– Ну что? Нужно гасить, – сказал папа.
Они разбросали костёр, а потом снова собрали угли в кучу. На них они испекли кореньев, которые Бобруальд таки успел накопать около реки – она была совсем недалеко, и хорошенько пообедать.
– Идёмте, – сказал папа. – Спать будем в другом месте.
И тревожно посмотрел вверх. Но повсюду, куда доставал взгляд, серый полумрак ничем не нарушался. Всё было тихо.
– И даже комаров нет, – сказал Бобруальд, видимо поняв настроение отца.
– Да, странно... – прошептал Боброломей.
Они пошли к реке.
Как же было хорошо искупаться! И даже было всё равно, что вода в этой реке была цвета туалета – они ныряли, плавали и полоскались на все лады. Нет, всё-таки бобр без воды не может!
Но папа довольно быстро вылез на берег и присел там спиной к большому камню. Отсюда было видно всё, что происходит в непосредственной близости к ним. Он то и дело осматривал всё вокруг. Всё-таки странное это было место, и...
– А-а-а!! – завопил Бобруальд, выскакивая из воды.
– А-а-а!!! – заорал Боброломей, выскакивая вслед за ним.
Папа не закричал, он схватил свою специальную складную палку многоцелевого использования и подбежал к краю воды, раскрывая её для удара.
Из речной толщи медленно поднялась на поверхность, вынырнула и показалась в воздухе огромная унизанная зубами пасть. Это был кто-то очень большой, раза в три-четыре больше бобра. А может, и ещё больше. Папа нахмурился и встал в боевую стойку. Дети скрылись у него за спиной, Бобруальд еле слышно хныкал.
Пасть клацнула в воздухе, и её хозяин снова ушёл в глубину, показав страшную утыканную шипами спину. И опять всё стало тихо.
– Это не рыба... – наконец сказал папа, чтобы что-нибудь сказать. – Вы все целы?
– Хвост... ой, хвост! Как больно... – заплакал Бобруальд, падая навзничь.
Действительно, кусок хвоста, не менее четверти, остался... в реке или в пасти этого...
Боброломей скрипел зубами, но молчал. У него на левой лапе не хватало двух пальцев.
Папа засуетился, доставая из рюкзака медикаменты. Когда он закончил перевязку, заплакал и Боброломей, уткнувшись папе под мышку. Бобруальд уже наплакался и только тихо всхлипывал, уткнувшись ему в другой бок.
– Ребятки мои... – говорил отец, гладя их по головам. По его лицу тоже текли слёзы.
Но он быстро справился.
– Так, – сказал он. – Давайте соберёмся с духом. Оставаться нам здесь нельзя. Мы открыты и с воздуха, – папа глянул вверх, где в невозможной высоте чуть проглядывало небо сквозь почти сомкнутые кроны, – мы открыты и со стороны реки. Нужно перебраться на ту сторону и в лесу устроить стоянку, тем более что уже вечереет.
Но сыновья не успели воскликнуть от ужаса и изумления при словах «перебраться через реку». Папа уже полез в рюкзак и стал доставать оттуда какие-то верёвки.
– Мы сделаем канатную дорогу, – сказал он.
Бобрята успокоились и с просыпающимся любопытством стали смотреть, что же будет. Всё-таки мама Бобрия довольно хорошо делала лекарственные мази и оказалась очень предусмотрительной...
Папа раскрутил лассо и закинул на ту строну. Лассо обхватило ствол ближайшего к краю дерева и захлестнулось.
– Так, – сказал папа.
Потом закрепил свой конец троса над сучком сколько возможно выше (пришлось даже залезать на дерево) особым узлом и вставил в узел клин. К клину он привязал ещё верёвку и тоже отправил её в путь на тот берег, и хвост второго троса тоже захлестнулся, но уже на другом стволе.
– И вот так, – опять сказал папа.
Потом он достал из рюкзака и защёлкнул на верёвке колёсико с горизонтальным карабином.
– Сначала рюкзак, – сказал он. – Посмотрим, как...
Их сторона моста была выше, и рюкзак быстро и без приключений доехал до противоположной стороны. Поверхность реки колыхали волны (всё-таки довольно близко был водопад), но никто близ неё не показался.
Папа достал второе колёсико.
– Ну, кто первый? – спросил он.
– Я, – конечно же, Боброломей пошёл вперёд.
Всё прошло спокойно. Он отцепился от своего карабина и снял со второго рюкзак. Осмотрелся там и махнул им рукой.
Потом поехал толстый Бобруальд, едва не касаясь воды, и... остановился посредине реки. Трос провис! Всё-таки он был слишком толстый.
– Помогите! – заверещал он, напряжённо оглядывая поверхность реки. Шерсть на его загривке стала дыбом.
– Там, в рюкзаке, тоже есть трос! – крикнул папа Боброломею.
Тот понял. Через минуту (и это для него очень быстро) Бобруальд поймал трос, и Боброломей перетянул его на тот берег.
Потом папа отправил остальные два рюкзака. Всё было хорошо.
Ещё одно колёсико с карабином.
– Приготовь там на всякий случай страховочный трос, – крикнул он Боброломею.
Тот и без приказания уже держал его в лапах.
Но нет. Всё прошло благополучно.
– Теперь дёргаем за второй трос и вытягиваем колышек... Так... – он вытянул мокрый от реки трос на берег. – И тогда узел развязывается от натяжения... Всё!
Они быстро собрали всё приспособление в рюкзак и почти бегом двинулись в лес от реки. Туда, где, кажется, была плотина.
Наступил уже вечер, но они торопились.
– Кто знает, – говорил папа, – что с ним...
И теперь было ясно, что здесь, в этой странной долине, может случиться всё.
Была уже почти ночь, когда они его встретили.
Это был ёж, миленький юный ёжик, видимо просто по неопытности попавшийся им навстречу. Почва здесь уже была каменистой, лес заметно стал ниже и реже, больше было кустов, и трава стала выше.
– Чуфык! – сказал ёжик и сел, сложив лапки на брюхе и глядя на них. На его физиономии было написано удивление.
От себя мы можем добавить, что такая реакция не странность. Всё-таки это была Бобритания, и...
– Э... Здравствуйте, – сказал Бобриан, чуть поклонившись.
Ёжик заулыбался.
– Я... – начал ёжик. – Чтопи умею... м-м... рвапильно гово... рить? – с усилием закончил он и вопросительно посмотрел на них – мол, так ли сказал?
Бобры тоже радостно заулыбались, хотя, мне кажется, никто из них не понял, что бы это значило. Хотя, может быть, папа...
– Ми... хотеть... найти... пфлётина... – сказал он, старательно коверкая слова на иностранный манер. – Кхоторая... построить... мой син...
– Шлопи мо сной, – бросил ёжик и, повернувшись, побежал вперёд, туда, куда они и шли.
– Наверное, надо идти за ним, – сказал Боброломей.
Они кинулись бежать за ежом, но тот мчался, как лошадь, так что они едва поспевали, несясь не разбирая дороги, ломая кусты и спотыкаясь о кочки.
Вдруг ёж остановился. Папа едва не наткнулся на него, выскочив из-за куста.
– Я вспомнил, – сказал, не оборачиваясь, ёж. – Это здорово! – и он опять бросился бежать.
Бобрианы посмотрели друг на друга, пожали плечами и снова кинулись за ним.
Была уже ночь, когда они добежали до плотины. Точнее, до того, что несколько дней назад было плотиной.
– Вот, – сказал ёжик.
Огромная чуть желтоватая луна ярко освещала мерцающую гладь реки, крутой противоположный берег и пологий их, дальние горы и лёгкие перистые облака, призрачной сетью покрывавшие всё пространство над ними, насколько хватало глаз. Облака двигались, и луна то и дело скрывалась – полностью или частично – за одним из облачков. Лунный свет, попадая на воду, отливал зелёным, даже нет – изумрудным...
Река издавала глухой шум, который, если пригнуться к земле, звучал сильнее.
По берегам оставалось ещё очень много уцелевших от наводнения деревьев, но ещё больше было повалено и теперь в беспорядке валялось кое-как тут и там.
Они подошли к остаткам плотины.
– Смотри-ка! – с удивлением и гордостью сказал Бобреус. – А ведь уроков плотиноведения у него ещё не было.
– Да, – сказал ёж, грустно глядя на всё это. – А знали бы вы, в каких условиях... Нет, надо же! Я вспомнил, как нужно говорить... – воскликнул ёжик, тоже очень довольный.
– А как всё это было? – спросил папа.
– Я вам расскажу всё, – сказал юный ёж, – но у меня есть прежло... преджоле... предложение – трудное слово – нам стоит уйти с открытого места. Здесь чуть выше я знаю несколько сухих нор...
Они поднялись по склону, который наощупь, казалось, должен был быть каменистым, но на котором им не встретилось ни одного камня.
– Я знал, что вы придёте... – говорил ёж, когда они, забравшись в нору, устраивались там для ужина.
Даже в темноте было видно, как Бобрианы переглянулись.
Ёж продолжал:
– ...Мне сказал Митёк... Вы его не знаете. Он видел...
– Что? – хором сказали Боброломей и Бобруальд, и удивления в их интонации было ещё больше, чем в жестах.
– ...Как вы спускались со скалы Водопада в Долину... – говорил ёж. – Так вот. Я вам расскажу всю эту историю... Дело в том, что меня зовут Храпин, то есть, конечно, это само по себе ничего не значит... То есть, это для вас так, а вот для Бобрисэя...
Здесь братья Бобрианы опять переглянулись и придвинулись ближе к рассказчику. Папа тем временем уже зажёг фонарь (на самый маленький огонь) и потихоньку доставал подходящие для момента припасы – это были сушёные корни и осиновые лепёшки.
– ...Вообще-то по матери я Чудешнов... – говорил ёжик. Явно, он собрался им рассказать абсолютно всё. – И вот, как-то однажды вечером иду я по своим делам...
...Они уснули, забыв погасить фонарь, так что всё топливо в нём выгорело, и в норе стоял прогорклый запах от тлевшего фитиля.
Боброломей кашлянул несколько раз и проснулся. От входа норы внутрь тянулся дневной отсвет. Он стал выбираться наружу и столкнулся там с Храпиным, точнее, с его колючей спиной. Тот сидел на пороге и смотрел на реку.
– Как же здесь было хорошо... – прошептал он вместо приветствия Боброломею. В его интонации были слышны слёзы.
– Да... – так же шёпотом протянул Боброломей. – Здесь и сейчас даже... – он на мгновение замолчал и вдруг спросил: – Вы очень его любили, да?
– Он нас спас, – просто сказал ёжик.
Когда остальные Бобрианы выбрались на поверхность, Храпин показал нужное им направление:
– Я думаю, лучше вам двинуться туда... Река для вас... – он бросил на них быстрый взгляд, – насколько мне известно, в эту часть реки Быра Докрокил не заплывал ни разу... Прощайте, – сказал он и, не оборачиваясь стал подниматься в гору.
И никто из них не спросил его, отчего он сказал: «Прощайте»...
Скоро он исчез в мелком кустарнике, а потом уже стало незаметно и колебание ветвей над ним. Бобрианы постояли немного, в странном молчании оглядывая все эти места, ещё недавно столь прекрасные, где жил... Плато ежей, Беличий берег, Изумрудную реку... Всё это, некогда переполненное и искрящееся радостью и жизнью, теперь было охвачено удивительным, непостижимым безмолвием. И даже шум реки не нарушал его.
Они стали спускаться к её берегу, осторожно поглядывая по сторонам и вверх. Казалось, что всё было спокойно.
дальше, Глава 20. Внутри гор: http://www.proza.ru/2017/08/27/750